CC BY
94
ПСИХОЛОГИЯ БЕЗОПАСНОСТИ
Вестник Омского университета. Серия «Психология». 2016. № 4. С. 33-41.
УДК 316.6
Т. П. Мильчарек
Омский государственный технический университет
НОНКОММУНИКАТИВНОСТЬ В МОДЕЛИ КОМПЛЕКСНОЙ ДИАГНОСТИКИ ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ ПРИЗНАКОВ ЭКСТРЕМИЗМА И ПРОБЛЕМА СОХРАНЕНИЯ
СОЦИАЛЬНОГО ЗДОРОВЬЯ МОЛОДЕЖИ
Статья посвящена рассмотрению психологических оснований экстремизма как формы современной социальной патологии, к группе риска которой относится молодежь. В качестве комплексного психодиагностического признака экстремизма полагается нонкоммуникативность - поведенческая ориентация субъекта на дисконнекцию социальных связей.
Ключевые слова: нонкоммуникативность; психологическая диагностика экстремизма; социальное здоровье молодежи.
T. P. Milcharek
Omsk State Technical University
NONCOMMUNICATIVITY IN THE MODEL OF INTEGRATED DIAGNOSTICS OF PSYCHOLOGICAL SIGNS OF THE EXTREMISM AND THE PROBLEM OF YOUTH SOCIAL HEALTH PROTECTION
The article deals with the psychological foundations of extremism as a form of modern social pathologies to which the risk groups include the youth. As an integrated psycho-diagnostic characteristic of extremism relies noncommunicativity - the behavioral orientation of subject to disconnection of the social ties.
Keywords: noncommunicativity; psychological diagnostics of extremism; social health of youth.
Согласно определению Федерального закона РФ от 25 июля 2002 г. № 114-ФЗ, экстремизм - это деятельность по планированию, организации, подготовке и совершению действий, направленных на захват власти, создание незаконных вооруженных формирований, подрыв безопасности, возбуждение расовой, национальной или религиозной розни, а также социальной розни, связанной с насилием или призывами к насилию, унижение национального достоинства, осуществление массовых беспорядков, хулиганских действий и актов вандализма по мотивам идеологической, политической, расовой, национальной или религиозной ненависти либо вражды, а равно по мотивам ненависти либо вражды в отношении какой-либо социальной группы,
пропаганда исключительности, превосходства либо неполноценности граждан.
В мировой и отечественной литературе достаточно большое количество исследований, посвященных экстремизму. В основном, это исследования в области социологии, политологии и юриспруденции. Число исследований экстремизма в психологии значительно меньше. Очевидно, что экстремизм - это социально-психологическое явление. Тем не менее, его недостаточная изученность объясняется некоторыми пробелами в инструментально-методологической базе, трудностями выборки и дефектами концептуальной проработки материала на этапе выдвижения гипотез и формирования рабочей концепции исследования. Первый фактор мало зависит
© Мильчарек Т. П., 2016
от исследователей, поскольку речь идет об отсутствии валидных и надежных психологических методик диагностики, профилактики и коррекции экстремизма или их модификаций адекватных целям конкретных исследований. Второй фактор также в наименьшей степени зависит от ученого, поскольку далеко не во всех случаях может быть обеспечен доступ к исследованию экстремистов. Третий фактор зависит от исследователя в наибольшей степени, так как обусловлен наличием или отсутствием определенного подхода к изучаемому явлению.
Можно выделить три подхода к изучению экстремизма в мировой и отечественной научной литературе. Первый из них - дескриптивно-констатирующий. Он более всего распространен в правовых, политологических и социологических исследованиях. Рамки данного подхода очерчены официальным определением экстремизма, зафиксированным в законодательстве РФ, а также категорией «противодействие экстремизму», имеющей законодательное определение. Представители данного подхода описывают случаи, попадающие под квалификацию экстремистской деятельности, исследуют ее конкретные причины и специфику, а также способы противодействия экстремизму. Сюда же следует отнести исследования констатирующего характера, содержащие обзор признаков экстремизма и способов борьбы с ним, существующие в литературе. Из данного подхода психологический контекст проблемы практически элиминирован.
Второй подход обозначим как демонизи-рующий. Для него характерно отношение к экстремизму как абсолютному и тотальному злу, некоей социальной тени или болезни. Представители данного подхода связывают с экстремизмом все самое негативное в общественной жизни, а экстремистов характеризуют как демонических личностей. Например, в методических материалах, разработанных Министерством образования Омской области по профилактике и противодействию экстремизму, мы можем заметить разграничение радикальных действий на позитивные и негативные. Позитивные связаны с национально-освободительной борьбой, прогрессивными социальными революциями, справедливыми оборонительными войнами. Негативные же попадают под квалификацию экстремистской деятельности. В работах Е. В. Руденского ге-
незис экстремизма связан с комплексом жертвы и таким явлением, как анапсиоз, в котором собраны психологические факторы, свидетельствующие о необходимости психотерапевтического вмешательства, что ставит экстремизм практически в один ряд с клиническими диагнозами, демонстрирующими глубокое расстройство личности [8]. В работах других исследователей комплекс мер по борьбе с экстремизмом практически может быть охарактеризован как социальный экзор-цизм. Понятно, что в русле данного подхода находятся большинство психолого-педагогических исследований.
Мы отстаиваем необходимость третьего подхода - герменевтико-дифференцирующе-го, в рамках которого предлагается понимание экстремизма как социально-исторического феномена, а экстремиста как культурно-исторического типа социально-дискретной личности.
Экстремизм носит исторический характер, то есть свойствен он эпохе нового времени и современности: Х1Х-ХХ1 вв., эпохе индустриального и постиндустриального общества и генетически ни с чем не связан в прошедших эпохах. То есть это самостоятельное социальное явление современности, а не форма развития какого-либо исторического явления со времен архаики и причины экстремизма надо искать в особенностях современных условий (хотя это и вступает в противоречие с принципом историзма). Вышесказанное объясняется эволюцией форм социальной борьбы.
Социальная борьба - один из элементов жизни общества, его наличие является гарантом изменений и возможности отдельных людей и групп влиять на общественную жизнь и осуществлять эти изменения. Виды и формы социальной борьбы можно разделить на дискурсивные и недискурсивные. Первые представляют собой коммуникацию по определенным правилам, вторые - разрыв коммуникации, позволяющий сменить правила. С течением времени недискурсивные формы социальной борьбы вытесняются дискурсивными. Недискурсивные формы объявляются маргинальными, девиантными и составляют внутреннее наполнение социального явления, привычно определяемого как экстремизм. Процесс вытеснения данных форм на периферию общественной жизни приводит к сужению возможности отдельных людей и
групп менять правила коммуникации, а следовательно, изменять саму общественную жизнь. Таким образом, данное ограничение рождает дефицит политических благ, на который реагирует их потребитель.
Сам термин «экстремизм», как известно, появляется в конце XIX - начале XX в. Следует отличать экстремизм от других форм социального поведения, которые по содержанию могут быть близкими. Восстания, революции и войны предшествующих эпох происходили в условиях совершенно иных типов политической культуры, когда подавляюща часть общества не могла оказывать влияния на его развитие в силу отсутствия соответствующих механизмов и институтов, то есть, особенно подчеркнем, дискурсивных социальных практик. В XIX столетии, с развитием демократии, такие практики стали возникать и укореняться в общественной жизни. В этих условиях восстание, война или революция, перевороты, погромы, митинги и демонстрации с кровавым исходом, так называемые «вечевые» формы демократии выглядят уже совершенно иначе. Основной вопрос, возникающий в этой связи: почему люди, имея возможность урегулировать проблемы путем мирного диалога, обращаются, тем не менее, к односторонним, радикальным и насильственным формам воздействия.
Акцентируя внимание на психологических исследованиях сущности и причин экстремизма обратимся вновь к работам Е. В. Руденского а также к исследованиям И. В. Абакумовой. По мнению Е. В. Руден-ского, общей причиной генезиса экстремизма является депривационный виктимизм. Механизм генезиса экстремизма выглядит таким образом, что депривационный виктимизм имеет своим следствием анапсиоз, а последний и приводит к формированию экстремистского мышления и поведения [8]. Вышеизложенное позволяет говорить о глубоких психологических корнях экстремизма. Аналогично и в исследованиях И. В. Абакумовой и В. Ф. Богуславской, посвященных методам профилактики и противодействия экстремизма говорится о необходимости разработки специализированных психотехнологий и смыслотехнологий для реализации направленного и опосредованного воздействия на ценностные ориентации школьников и студенческой молодежи [1]. Однако нам представляется, что авторы захватывают слишком
глубинные психологические пласты бытия человека.
На наш взгляд, вышеописанная связь между исследованиями различных по своим подходам авторов, указывает на необходимость коррекционной работы психологов, возможно психотерапевтического вмешательства в силу наличия у человека глубоких субъективных деформаций. Но наличие такого рода психологических нарушений не может иметь прямой и однозначной связи с генезисом экстремизма. Анализ работ Е. В. Ру-денского показывает, что депривационный виктимизм связан с гораздо более широким спектром психологических явлений, чем экстремизм, а именно с проблемами онтогенеза, социализации, образования, социальной работы [8]. Также и вопрос разработки смысло-технологий в трудах И. В. Абакумовой связан, помимо экстремизма, с проблемами педагогической психологии, учебным процессом, гуманитарной экспертизой, организацией работы с молодежью [1]. Таким образом, круг явлений, к которым применимы выводы авторов, гораздо шире, чем экстремизм и существенно выходят за рамки феноменов социальной психологии, к числу которых, с нашей точки зрения, он относится.
Мы определяем экстремизм как насильственное преодоление неопределенности, условности и логики, основанное на субъективной неспособности жить в неравновесной социальной среде. В нашем понимании насилие - это разрыв социальной коммуникации. Неопределенность и условность - характеристики сложного социального мира. Неопределенность предполагает слабую ограниченность творчества и одновременно с этим утрату идентичности субъектом. Условность в свою очередь проявляется как неограниченная вероятность событий, одновременно порождая сомнения в настоящем и неуверенность в будущем. Логика - является неотъемлемой характеристикой социальной коммуникации, поскольку любой коммуникативный процесс выстраивается по определенным правилам. Традиционно, неравновесность является основной категорией синергетического подхода и атрибутом живых систем. Мы понимаем под неравновесностью присутствие иного - всего, что не входит в привычные регулярные практики субъекта, или, иначе говоря, выходит за их рамки, требует внимания и в значительной степени провоцирует смену
стереотипов привычного поведения, заставляя субъект изменяться.
Экстремизм имеет социальный и политический аспекты. Социальный аспект заключается в регулярных социальных практиках маргинальных и девиантных форм культуры. Политический аспект представляет собой недискурсивные формы социальной борьбы, представляющие собой разрыв социальной коммуникации, позволяющий сменить ее правила. Однако социально-психологическая сущность экстремизма заключается в совокупности следующих элементов. Во-первых, субъект обнаруживает собственную неспособность жить в неравновесной социальной среде, а именно затруднение действовать в присутствии иного. Во-вторых, к данной проблеме он относится не как к ресурсу для своего развития, а как к дефекту среды. В-третьих, данное отношение наряду с неопределенностью и условностью среды порождает стремление субъекта к разрыву социальной коммуникации, в ходе которого могут быть нарушены правила социального взаимодействия, требующие от субъекта постоянного пребывания в состоянии диалога, а самое важное, пожалуй, то, что этот разрыв позволяет избавиться от иного.
Субъективная неспособность жить в неравновесной социальной среде формируется на основании неудовлетворенности базовых социальных потребностей, к которым мы вслед за В. П. Герасимовым относим следующие: потребность в принятии и защищенности; потребность в положительных, социально одобряемых результатах деятельности; потребность в высоком социометрическом статусе; потребность в альтруизме; потребность в самодостаточности; потребность в положительных жизненных перспективах; потребность в константности положительных отношений [2].
Самой общей социально-психологической причиной экстремизма является утрата идентичности и поиск определенности. С нашей точки зрения, утрата идентичности проявляется в разрушении коллективной этнической ментальности и коллективной этнической телесности. Первое проявляется в де-сакрализации и детабуации базовых фреймов ментальности этноса, таких как род, жизнь, власть и собственность. Второе - в прекращении коллективных телесных практик этни-
ческой группы, связанных с дыханием, движением, питанием, речью, звучанием, музыкой, ритмом, танцами, бытом, анатомо-физиологическими и соматическими особенностями. Утрата идентичности является самой общей социально-психологической причиной большинства социальных девиаций.
Соответственно, экстремизм распространяется там, где активно происходят процессы деидентификации. Это страны первого мира. В странах же третьего мира экстремизма как такового нет, хотя есть формы поведения, похожие на него. О возможной связи генезиса экстремизма с утратой идентичности свидетельствуют, в частности, исследования Арно Грюна, утверждающего отсутствие идентификации у экстремистов [10].
В общем виде диспозиции субъекта вследствие утраты идентичности могут быть представлены следующим образом: утрата идентичности ^ метание (номадизм) ^ поиск границ ^ апробация новой формы поведения ^ встреча с границей (эта встреча может быть успешной, или последней, как в случае с террористами и пр.). Экстремист стремится к определенности конкретного достоинства (^пйа8). Совершенно естественно, что в мире где многие вещи носят условный характер, существуют люди, которые хотят добиться абсолютной определенности и утверждать ее абсолютно, вне социального консенсуса, по праву силы.
Движение социальной среды, исходящее из базовых характеристик неопределенности и условности представим таким образом: неопределенность, условность ^ субъективная неспособность части людей жить в неравновесной социальной среде ^ формирование резистентного мировоззрения (стихийный экстремизм) ^ формирование осевых ресурсных точек резистентного мировоззрения - радикальных организаций кастового, кланового или орденского типа ^ встреча субъекта и организации ^ организованный экстремизм.
Под резистентным мировоззрением мы понимаем систему принципов, взглядов, убеждений и ценностей, характеризующихся абсолютной определенностью, совершенной конкретностью, сверхустойчивостью, элиминацией иного. В этих обстоятельствах базовая мировоззренческая матрица стихийного экстремиста выглядит следующим образом (см. табл.).
Мировоззренческая матрица стихийного экстремиста
Оценочные шкалы Фреймы социального пространства
СВОЕ ИНОЕ
Онтологическая Существует Не существует
Аксиологическая Сверхценно Ничтожно
Экзистенциальная Светлое Темное
Эстетическая Прекрасное Безобразное
Этическая Доброе Злое
Гносеологическая Истинное Ложное
Эмоциональная Комфорт Страх
Прагматическая Полезное Вредное
Деонтологическая Должное Недолжное
Экстремизм, чтобы распространяться в обществе и среди людей, должен иметь объективированную силу (так сказать символ, почву) - какую-нибудь радикальную организацию (как в Чечне, так и на Украине мы наблюдаем, что действия людей стимулируются радикальными позициями конкретных организаций, которые порой радикальнее, даже самых радикальных радикалов). Это отличает средневековый менталитет и средневековое мировоззрение. И вообще все незаконченные этнические и религиозные споры идут из эпохи Средневековья (как отношения Англии и Шотландии, например). Субстантивированное мировоззрение, стремящееся иметь твердую почву, абсолютную определенность и совершенную конкретность, верящее в чудо, в возможность все изменить за одно мгновение, имеющее четкие контуры идентичности, привязанные к конкретным вещам. Это мировоззрение, четко говорящее да и нет. Вполне вероятно, что полутона там не приветствуются. Возможно, что осевыми ресурсными точками такого мировоззрения являются субъекты, способные называть себя (реферировать), или на самом деле быть некими хранителями древних традиций, ответственными за разрешение неразрешенных споров, а с другой стороны, существует масса людей, готовая стать инструментом в их руках, пожалуй, единственный формальный их объединяющий признак - это малограмотность.
В основе деятельности радикалов должно лежать некое духовное завещание предков, дающее им авторитет и легитимность и превращающее их в собственных глазах и в глазах наблюдателей в орден (от слова «ordo» -порядок, ступень, структура).
Психологически важен сам момент встречи деидентифицированного субъекта с
резистентным мировоззрением и радикальной организации орденского или кланового типа -осевой ресурсной точки резистентного мировоззрения. Именно в момент этой встречи стихийный экстремизм превращается в организованный.
Здесь проявляется еще один признак экстремизма - социальная дискретность личности. Мы полагаем, что личность - это социальная функция индивида. В условиях, когда общество предъявляет личности требование постоянного присутствия в коммуникативном пространстве, а личность в силу ряда вышеуказанных причин данное требование выполнить не может, возникает разрыв социальной коммуникации. Социальная дискретность личности подразумевает, что индивид может выполнять свою социальную функцию в условиях разрыва социальной коммуникации. Это позволяет нам утверждать, что никаких глубинных психологических нарушений личности формированию экстремистского поведения может не предшествовать.
Таким образом, система психологической диагностики, профилактики и коррекции экстремизма должна учитывать следующие моменты: утрату идентичности субъектом, его неспособность жить в неравновесной социальной среде, формирование резистентного мировоззрения, встречу субъекта и организации. Потому что именно эти моменты в совокупности составляют социально-психологическую сущность экстремизма.
Следует акцентировать внимание на том, что по сути дела экстремизм является социальным вирусом. То есть это не форма проте-стного поведения, не характеристика качества жизни или состояния развития общества. Экстремизм - это опасная и новая форма социальной патологии, которой особенно под-
вержены современные люди в возрасте от 14 до 35 лет.
Согласно одному из наиболее распространенных в валеологии определений, социальное здоровье - это состояние организма, определяющее способность человека контактировать с социумом.
В связи с этим следует признать существование одного из факторов риска, ставящего под серьезную угрозу социальное здоровье современной молодежи, который мы определим понятием нонкоммуникативность. Сам термин нонкоммуникативность был впервые использован азербайджанским искусствоведом Теймуром Даими по отношению к современному искусству, как одна из его характеристик, заключающаяся в потере адресата или субъекта восприятия [3]. С тех пор ни сам Т. Даими, ни еще кто-либо этот термин больше не использовали. Таким образом, настала пора ввести понятие нонкоммуникативности в психологический дискурс, наделив его новым содержанием, которое тем не менее не будет существенно противоречить исходному, но будет разворачивать и дополнять его.
Нонкоммуникативность - это комплексная характеристика субъекта, которая заключается в ориентации субъекта на скорейшую-дисконнекцию социальных связей и контактов для достижения желаемой цели, чаще всего социально неприемлемой.
Данная характеристика предполагает следующий набор диагностических признаков с положительными и отрицательными формулировками.
1. Стертая, утраченная или непроявленная идентичность. Эта характеристика объединяет следующие компоненты. Субъект не демонстрирует, не проявляет, не указывает на принадлежность к племени, роду, клану, семье. Отсутствует осознание этой принадлежности, нет понимания ее значимости, необходимости сохранять, оберегать семью, родственников. Отсутствует упоминание о крови, о запретах, обязательствах, связанных с семьей и родственностью, невыраженная религиозность, нет прямого или косвенного соотнесения с этнической принадлежностью. Отсутствует осознание (нет демонстрации) необходимости сохранять и поддерживать жизнь, воспроизводить ее, позитивно к ней относиться, непонимание значимости всего живого (незнание и неследование запретам и обязанностям, связанным с жизнью, заботой о здоровье - своем и близких,
окружающих). Отсутствует осознание (нет демонстрации) своего влияния, авторитета, роли, необходимости поддерживать их, выполнять какие-то обязанности, осуществлять права, иметь права, добиваться их, отсутствует отношение к государству как защитнику, покровителю, нет уважения к власти, ее институтам, к авторитету других, нет соотнесения власти с религиозными аспектами, нет понимания священности власти. Нет демонстрации понимания необходимости материального обеспечения, работы, труда, трудолюбия, создания ценностей.
Также субъект не может выражать, описывать или обозначать свои эмоции как представителя определенного народа, а также чувства по поводу своей национальной принадлежности. Не знает национальную музыку, песни, не исполняет их, отсутствие (не выражает, не проявляет) эмоционально окрашенного отношения к ним (оно не яркое, не бурное, скупо, немногословно описывается). Не знает национальных танцев, не исполняет их, не выражает, не проявляет эмоционально-окрашенного отношения к ним. Не может описать свой внешний вид как представителя определенного народа. Не носит национальную одежду или ее элементы, не понимает их значения, не выражает к ним эмоционально-окрашенного отношения, не знает особенностей своей национальной кухни, не умеет готовить блюда своей национальной кухни, не выражает какого-либо предпочтения к ним, не выражает к национальной кухне эмоционально-окрашенного отношения. Не может определить роль своих родителей, себя как родителя, женщины, мужчины и детей разного пола в семье, не может выразить эмоционально окрашенного отношения к женщине, к мужчине, к детям разного пола, к своим родителям, к себе как к родителю. Не говорит на своем родном языке, не знает его, не может определить его особенности, не выражает к нему эмоционально-окрашенного, ценностного отношения, не понимает его значимости (не может сформулировать).
В теоретико-методологическую основу данного признака положены авторские методики диагностики характера этнической идентичности, исходящие из понятий коллективной этнической ментальности и коллективной этнической телесности [5; 9].
2. Затрудненный социальный диалог (нежелание, слаборазвитая способность к диалогу,
тенденция к разрыву социальной коммуникации, отказ от общепринятых правил дискурса).
Субъект не может сформулировать, что такое диалог и для чего он нужен, не осознает его ценность и значение, не проявляет желание использовать диалог как средство решения проблем, предпочитает диктовать свою позицию, не проявляет уважения к другим, не осознает их роль в диалоге, склонен к ультимативным, директивным, командным формам общения, выдвигает завышенные, трудно или вовсе неисполнимые требования, требует быстрого, немедленного решения вопроса в желательном для себя направлении, проявляет нетерпимость, не желает соблюдать общепринятые правила взаимодействия, ведения переговоров, стремиться выйти за их рамки, аннулировать их, не может устанавливать свои правила совместно с другими, не может следовать установленным правилам и договоренностям, нарушает или не выполняет их, постоянно проявляет негативное отношение к существующим правилам и нормам, не воспринимает их как ценные, отрицает их, стремиться к разрыву диалога, выходу из него в одностороннем порядке, скрытный [4].
В основу данного признака положены философско-антропологические идеи М. Бу-бера, Э. Левинаса, М. Фуко, М. М. Бахтина, Э. В. Ильенкова, В. С. Библера, М. К. Мамар-дашвили, концепции коммуникативности Ю. Хабермаса, Н. Лумана, Э. Гидденса, разработки в области психологии диалога (А. У. Хараш, Г. М. Кучинский, А. А. Бода-лев, А. Г. Ковалев, А. Ф. Копьев, Т. А. Флоренская, Л. А. Радзиховский, В. П. Зинченко, С. М. Морозов, Ф. Е. Василюк, А. В. Визгина, А. В. Россохин, Е. Ю. Худобина).
3. Отказ от неопределенности (ригидность, резистентное мировоззрение). Субъект стремится видеть мир строго определенным, однозначным, стремиться к упрощениям и примитивизации, негативно воспринимает многофакторность, сложность, отрицает всякие формы неопределенности, проявляет к ней негативное отношение, не допускает иных возможностей развития реальности, кроме определенных им самим. Проявляет страх перед неизвестностью, неопределенностью. Проявляет страх перед различными формами иного, отличного от себя мира (не такой человек, не такая природа, не такие события, не такой язык, не такие взгляды, не такие песни, музыка, танцы, еда, одежда, дома,
быт, не такой внешний вид, не такое поведение, не так делает), отличного от себя миропонимания и мироощущения, отрицает эти формы, не видит их ценности, полезности, необходимости, красоты или отрицает ее, стремиться уйти от них или избавиться, проявляет агрессию и деструктивное отношение к ним.
Данный признак сформулирован на основе положений теории психосинергетических систем В. Е. Клочко, О. М. Краснорядцевой, Э. В. Галажинского, концептуальных положений, содержащихся в работах В. П. Герасимова, И. О. Логиновой, Т. Ю. Артюховой.
4. Высокий уровень тревожности.
5. Высокий уровень агрессии.
6. Низкий уровень психологической устойчивости.
Теоретико-методологическими установками для выделения вышеперечисленных признаков послужили работы Л. Ю. Субботиной, М. Ш. Магомед-Эминова.
7. Слабовыраженный социальный интерес, неразвитое социальное чувство (диагностический признак сформулирован в терминологии А. Адлера). Человек выражает (демонстрирует) чувство неполноценности, чувствует нехватку чего-либо в жизни или каких-то личностных качеств, способностей, возможностей. Не видит конструктивных путей решения проблемы, не осознает необходимости совершения каких-либо позитивных действий для компенсации дефицита, не проявляет стремления активно взаимодействовать с другими людьми по поводу формирования необходимых качеств, способностей, возможностей, пренебрегает окружающими, уходит в деструкцию и авторитаризм, мазохизм и самоуничижение, садизм и доминирование.
8. Гиперзависимость от сверхценностей. Человек ревностно отстаивает принципы, которые определяет как моральные, религиозные, философские, идеологические, не желая при этом в них разбираться, понимать и осознавать их, относится к ним как к священным, демонстрируя одностороннее и негибкое их видение, не может давать их развернутые определения, не допускает возможности их изменения, другого видения, относится к ним догматически, готов за эти принципы наносить вред другим и себе, не желает разбираться, как эти принципы сформировались, каковы их источники, предпосылки, роль, последствия и т. д., готов принуждать других к принятию этих принципов [6].
Признак был сформулирован на основе работ Н. С. Розова, М. С. Кагана, А. Г. Здра-вомыслова, Б. С. Братуся, Б. Д. Парыгина, В. С. Мерлина, В. Н. Мясищева, А. Н. Леонтьева, Д. А. Леонтьева.
9. Избегание ответственности и свободы (диагностический признак сформулирован в методологической позиции С. Керкегора, Н. А. Бердяева, Л. Шестова, Ж.-П. Сартра, Э. Фромма, В. Франкла, И. Ялома, Р. Мэя). Стремление возлагать ответственность на других, ссылаться на внешние причины своих действий, называть их объективными, видеть другого виноватым, избегать принятия принципиально важных решений в жизни, затрудненность выбора, неприятие последствий своих действий, уход от них.
10. Сильная выраженность персональной сферы, слаборазвитая самость (диагностический признак выделен на основе концептуального подхода К. Г. Юнга). Внешняя демонстративность поведения, яркие поведенческие моменты на людях, сопровождаемые повышенной чувствительностью к обстановке, к отношению со стороны других, а также повышенной конфликтностью. Отсутствие чувства меры, границы, предела. Человек не может объяснить мотивы своего поведения, говорить от первого лица, дать развернутое определение своего Я.
11. Бытие в сфере социальной драматургии (жизнь как сюжет, сценарий, постановка, квазивыбор и смена ролей, наличие внешнего драматурга и режиссера, отсутствие тождества и подлинности «Я»). Затрудненный ограниченный внутренний диалог, стремление к театральности, ритуализации, острая зависимость от внешних регуляторов поведения, высокая противоречивость образов «Я», невозможность определить, где я настоящий, вычленить подлинные взгляды, мнения, суждения, мотивы поведения, трудности с разграничением добра и зла, истины и лжи, красоты и безобразного, трудности с определением подлинных мотивов поведения, взглядов и мнений, убеждений и ценностей не только своих, но и других людей.
Диагностический признак основан на положениях, содержащихся в трудах И. Гофф-мана, Э. Берна, Я. Морено, Дж. Мида, Р. Мер-тона, Ги Дебора [7].
12. Слабая удовлетворенность базовых социальных потребностей (диагностический признак сформулирован на основе концепции
социальных потребностей В. П. Герасимова). Чувство неуверенности в себе, нежелание что-либо делать для других, восприятие окружающего мира и других людей настороженно или враждебно, как потенциальный источник опасности, риска, угрозы, слабая мотивация достижений, низкая самооценка, преобладание негативных тонов в эмоциональном отношении к миру и к себе.
13. Недостаток материнской любви, невыраженность позиции отца. Потребность в ласках, поглаживаниях в прямом и переносном смысле, потребность в похвале, подарках, приношениях. Неустойчивость в физическом, телесном смысле, трудность с выбором и принятием важных решений, отстаиванием своей позиции, ее отсутствие, конформизм, приспособленчество, готовность принимать любую позицию, некритичность и нетребовательность к себе и другим, отсутствие конструктивной цели в жизни.
Данный диагностический признак сформулирован в терминологии А. Лоуэна.
14. Стремление удовлетворить базовые социальные потребности путем поиска «новой семьи». Стремление быть в каком-то конкретном сообществе по тому принципу, что там и только там он может проявляться так как он хочет, там его принимают таким «как он есть», ничего не требуют от него, там интересно и комфортно, чего категорически нельзя сказать о других сообществах.
Признак сформулирован на основе концептуальных положений, содержащихся в работах Л. Ю. Субботиной, В. П. Герасимова.
15. Апрагматичность и неутилитарность поведения. Действия субъекта не сообразуются с интересами, потребностями и ценностями других, а также с требованиями общей пользы.
Этот признак был сформулирован на основе работ Дж. Бентама, Д. С. Милля, Ч. С. Пирса, У. Джемса, Дж. Дьюи,
16. Стремление к уходу в трансцендентное, надличностное, трансперсональное. Подчеркнутая тенденция в поведении и речи к соединению с божественным, общению с ним, объяснение своих мотивов и поступков предназначением, судьбой, предопределенностью, фанатизм, фатализм, склонность к чрезмерному табакокурению, употреблению алкоголя, наркотиков, психотропных веществ, спецсредств.
Признак сформулирован в рамках терминологии трансперсональной психологии С. Грофа, К. Уилбера, Э. Сутича, А. Маслоу.
17. Неукорененность, непроявленность, инфантильность, слабая степень осознанности, состояние несвободы, отсутствие открытости и доверия к миру. Сниженный жизненный тонус, занятие позиции ребенка в отношении с другим (со значимым другим), раздражительность, обидчивость, мотивация на избегание наказания, увлеченность персональной мифологией, восприятие реальности и себя в ней как сказки, легенды, ощущение опасности, подозрительность, нежелание делиться с другими своими переживаниями, пускать их в свой мир, установление фильтров в общении.
Вышеприведенный признак определяется концептуальными положениями гештальт-психологии Ф. Перлза, П. Гудмана, К. Наранхо.
В ситуации ограниченной возможности непосредственного проявления субъектом культурно обусловленной агрессии, существует возможность компенсаторного проявления, которое представляет собой способ поведения, являющийся конструктивной девиацией, т. е. творчеством. В этом случае, как прямое проявление, так и конструктивная девиация будут определяться как социально допустимые и одобряемые формы поведения. Если же обе возможности не задействованы, то, согласно принципу Э. Дюркгейма, возникает социальная аномия, т. е. субъект вступает на путь деструктивной девиации. Психологической основой этого, согласно А. Адлеру, является неразвитое социальное чувство, которое мешает человеку конструктивно решать свою проблему, развивая позитивное чувство превосходства. Развитое социальное чувство, ориентирующее человека на взаимодействие, становится особенно острой необходимостью в условиях современного общества, которое определяется как коммуникативное (Н. Луман, Ю. Хабермас). Мотивационным стимулом ано-мичного поведения является невротичная реакция, формирующаяся на основе такой психологической характеристики как нонкомму-никативность. Будучи комплексной характеристикой, она, в конечном итоге, заключается в ориентации субъекта на скорейшую дискон-некцию социальных связей и контактов для достижения желаемой цели, которая чаще всего бывает социально неприемлемой. В силу этого, мы утверждаем, что сочетание в субъекте невротической констелляции психических
состояний, обусловленных невозможностью конструктивного проявления культурно обусловленной агрессии - с одной стороны и нон-коммуникативности - с другой, является пусковым механизмом и психологической основой экстремизма.
ЛИТЕРАТУРА
1. Абакумова И. В., Богуславская В. Ф. Методы противодействия экстремизму этноконфес-сиональной направленности: основные направления практической работы // Российский психологический журнал. - 2010. -Т. 7. - № 5-6. - С. 17-22.
2. Герасимов В. П. Философия и психология самости // Омский научный вестник. - 2007. - № 1 (51). - С. 72-76.
3. Дайми Т. Гносеология против онтологии: тотальное изъятие ценностей. - URL: http://xz.gif.ru/numbers/64/daimi/ (дата обращения: 24.11.2016).
4. Мильчарек Т. П., Мильчарек Н. А. Актуальность и проблемы психологической диагностики экстремизма // Омские социально-гуманитарные чтения - 2016 : материалы IX Междунар. науч.-практ. конф. - Омск : Изд-во ОмГТУ, 2016. - С. 30-36.
5. Мильчарек Т. П., Мильчарек Н. А. Компоненты этнической идентичности: коллективная этническая ментальность и коллективная этническая телесность // Ярославский психологический вестник. - М. ; Ярославль : Изд-во РПФ «Титул», 2015. -Вып. 32. - С. 57-61.
6. Мильчарек Т. П., Мильчарек Н. А. Эвристическая модель экстремизма в контексте социально-психологических исследований // Омские социально-гуманитарные чтения - 2015 : материалы VIII Междунар. на-уч.-практ. конф. - Омск : Изд-во ОмГТУ, 2015. - С. 309-312.
7. Мильчарек Т. П., Мильчарек Н. А. Эпос и драматургия в жизненной перспективе современного человека. - URL: http://psyorg-omgtu.org/publ/intervju/stati (дата обращения: 05.03.2015).
8. Руденский Е. В. Депривационный виктимизм как социально-психологический механизм онтогенеза личной виктимности // Мир науки, культуры, образования. - 2013. -№ 1 (38). - С. 141-146.
9. Gruen A. An unrecognized pathology: The mask of humaneness // Journal of Psychohis-tory. - 2003. - Vol. 30 (3). - P. 266-272.
10. Milcharek T. P., Milcharek N. A. Components of the Ethnic Identity: The Collective Ethnic Mentality and the Collective Ethnic Corporality // Mediterranean Journal of Social Sciences. -2015. - Vol. 6, № 6. - P. 51-58. - URL: http://mjss.2015.v6n6s3p51.
