CC BY
54
УДК 130.2:316.324.3
https://doi.org/10.24158/fik.2019.2.12
Кондаков Вадим Авенирович
доктор философских наук, научный консультант кафедры гуманитарных наук и технологий Тюменского индустриального университета
Шляков Алексей Владимирович
кандидат социологических наук, доцент кафедры гуманитарных наук и технологий Тюменского индустриального университета
НОМАДИЗМ ПОСТМОДЕРНА: АКСИОЛОГИЧЕСКИЙ ПОДХОД
Kondakov Vadim Avenirovich
D.Phil., Research Advisor, Department of Humanities and Technologies, Industrial University of Tyumen
Shlyakov Aleksey Vladimirovich
PhD in Social Science, Associate Professor, Department of Humanities and Technologies, Industrial University of Tyumen
POSTMODERN NOMADISM: AN AXIOLOGICAL APPROACH
Аннотация:
В настоящей статье рассматривается такое явление культуры постмодерна, как номадизм - глобальное кочевничество. Образ жизни человека в постмодерне связан с постоянными перемещениями, изменениями не только в физическом пространстве, но и в социальном и духовном. В работе поднимаются вопросы о том, что к этому побуждает и к чему приводит. Основное внимание авторы обращают на определение ключевых аксиологических аспектов номадизма, среди которых выделены иммунологический (стремление к безопасности), эмансипационный (освобождение от власти тотальностей) и им-мортологический (борьба со смертью). С опорой на постструктуралистскую методологию обосновывается возникновение выделенных аспектов в культуре постмодерна. Проанализированы трансформации, произошедшие в социокульурной среде постмодерна и хроносенсорике субъекта, повлиявшие на становление номадизма.
Ключевые слова:
номадизм, культура, постмодерн, движение, образ жизни.
Summary:
The paper examines such phenomenon of postmodern culture as nomadism, i.e. global wandering. A person's lifestyle in the postmodern era is associated with permanent movements and changes in the physical, social, and spiritual space. The study investigates the causes and effects of it. The authors focus on the identification of the key axiological aspects of nomadism: immunological (desire for security), emancipatory (release from total power), and immortality-based ones (fight against death). Based on the poststructural methods, the research substantiates the emergence of these aspects in postmodern culture. The study analyzes the transformations of the postmodern social and cultural environment and the chrono-sensory of the subject having affected nomadism.
Keywords:
nomadism, culture, postmodernity, movement, lifestyle.
В наступившем новом тысячелетии можно зафиксировать значительные модификации образа жизни человека, который становится все более мобильным. Движение, изменение становятся главными ценностями нового состояния культуры, получившего название «постмодерн». Индивид осуществляет движение не только в физическом пространстве, но и в социальном и духовном. Неподвижность воспринимается в постмодерне как опасная девиация, устойчивость подвергается социальной эксклюзии. Для описания этого явления в гуманитарном дискурсе введено понятие «номадизм». Номадизм, который изначально характеризовал кочевой тип хозяйственной деятельности традиционных культур, в рамках постмодерна стал обозначать образ жизни, ориентированный на самоцельное движение без начальной и конечной точек отсчета, направленный на разрыв с любой закрепленностью. Важные экзистенциалы, выступавшие точками, определявшими маршрут человека в модерне, - Дом, Родина, Я - в постмодерне теряют свое значение и постепенно упраздняются.
Исходя из того что номадизм манифестирует себя в культуре, целесообразно к исследованию этого феномена применить аксиологический подход, в рамках которого акцент переносится на ценностные аспекты, связанные с этим явлением. Высшей ценностью как традиционного номадизма, так и номадизма постмодерна признается движение, оно становится целью и смыслом агента номадизма. Состояние покоя, остановки в этой системе связано с трагедией, смертью. При этом номадическое движение в культуре постмодерна включает в себя ряд стратегических задач, которые позволили номадизму стать доминирующим образом жизни и мысли в новой культурной парадигме. К таким задачам, имеющим аксиологическое содержание, на наш взгляд, относятся стремление к безопасности (иммунологический аспект), освобождение от власти (эмансипационный), обретение бессмертия (иммортологический).
М. Хайдеггер, рефлексируя над сущностью философии, определил ее как тягу «повсюду быть дома. Такое понимание мира, при котором каждая его точка становится тождественной любой его другой точке» [1, с. 350]. Акт философствования, согласно мыслителю, есть способ связать все точки пространства Вселенной, представив мир как целостный Дом. Однако подобная тяга характеризует и номада, который в традиционной культуре воспринимал мир синкретично, при этом в культуре постмодерна сам мир становится единообразным, воплощая тезис «Земля - наш общий Дом» [2, с. 155]. Номадизм постмодерна возникает в целях воссоздания единого пространства-времени культуры при сохранении индивидуальности каждого человека, он становится актом превращения космоса в полис. В этой экзистенциальной потребности «повсюду быть дома» реализуется иммунологический аспект ощущения безопасности в любой точке нахождения.
В традиционной культуре оседлость, по мнению А.В. Головнева, была девиацией, так как скученность людей и животных в одном месте способствовала возникновению инфекций, эпидемий, мору. «С переходом к оседлости и земледелию возросла смертность от инфекций, эпидемий вследствие загрязнения среды, скученности и тесноты. Характер питания ухудшился из-за обеднения рациона земледельцев, белкового голодания, что вызывало хронические заболевания и физическую деградацию» [3, с. 150].
Постепенно номадизм традиционной культуры становится способом защиты не только от вредных вирусов и инфекций, но и от опасных смыслов [4]. Концепция пантекстуализма, рассматривающая реальность как текст, предполагает взаимодействие с нею только в акте движения, т. е. номадизме. Однако для извлечения смысла необходима остановка, таким образом номадизм обессмысливает деятельность, тем самым защищая субъекта. Как пишет Ф.И. Гиренок, «в современном мире скорость смены событий так велика, что она не оставляет возможности для осмысления» [5, с. 73].
Создатель философской иммунологии П. Слотердайк изучал возникновение защитных смысловых оболочек, названных сферами. Последние выступают способами пространственно-временного координирования субъекта, способствующего ощущению безопасности. Архетипы сфер исследователь обнаруживает в различных культурах: в премодерне такой сферой был пузырь, в модерне - глобус [6]. Культура постмодерна порождает вид сферы - пену, в которой отдельные пузыри не образуют единство, а представляют аморфное множество, сопоставимое с понятием ризомы, постоянно находящейся в состоянии детерриторизации-ретерриторизации. В эпоху постмодерна - всеобщей профилактики и стерильности - сопротивляемость социокульур-ных организмов снижается. В такой среде собственные смыслы воспринимаются как «чужие», инородные. Безопасная среда начинает бороться сама с собой, способствуя нозокоматозу (появлению так называемых «внутрибольничных инфекций»). В подобных условиях вернуть ощущение безопасности можно только движением, переходом в иные реальности, в том числе виртуальные, когда процессуальность исключает возможность извлечения смысла из событийного ряда.
З. Бауман, назвавший общество постмодерна «текучей современностью», обнаружил, что в нем естественным состоянием индивида является «непрерывный бег, осознание участия в этом всеобщем забеге» [7, с. 81]. Причину этого движения он видит в состоянии беспокойства, переживаемом человеком постмодерна, и поиске ощущения безопасности. Для обеспечения безопасности в современных городах проектируются, по словам З. Баумана, «пространства вежливости», в которых предусмотрены действия индивидов, но не взаимодействия, и регламентированы встречи с незнакомцами. Такие места побуждают к действию, но не взаимодействию. К ним он относит торговые центры, именуя их «храмами потребления» [8, с. 107]. Они не избавляют от беспорядков, пугающих различий, но делают их благообразными, безопасными, избавленными от риска. В торговом центре наблюдается баланс свободы и безопасности. Фланирование по «храму потребления» создает чувство общей идентичности, «любой встречный движим тою же целью, что и я, теми же мотивами» [9, с. 110].
Широкое развитие туристической индустрии ориентировано на то, чтобы турист везде чувствовал себя «как дома». Где бы он ни был, его встречают привычные интерьер, пища, язык. Экзотика становится лишь театральной декорацией для привлечения путешествующих. Совершая поездку, субъект даже за границей попадает в знакомую домашнюю обстановку, испытывая чувство защищенности, которое могло быть снижено дома. В стерильном мире, которым пытается стать мир постмодерна, возникают новые непредусмотренные опасности, и их непредвиденность создает у человека чувство тревоги и страха. Единственным способом защиты от «еще не наступивших» опасностей выступает постоянное пребывание в движении.
Эмансипационный аспект номадизма связан с освобождением от власти любой тотальности. К таким властным инстанциям культура постмодерна относит любой центризм, характерный для европейского сознания: тео-телео-фалло-лого-центризм [10]. В номадизме рождается новая
постмодерновая субъективность, свободная от единичной данности, способная к движению. Любая оседлость есть принудительная привязка, которую номадизм может преодолеть. По словам Р. Брайдотти, номадизм характеризует образ жизни и стиль мышления нового человека, номада-интеллектуала, который не привязан к одной территории, к одному Дому, языку: «Номадизм - это не бездомность, но способность создавать Дом в любом месте» [11, с. 138]. Постоянное скольжение по физическому, социальному, текстуальному пространству позволяет субъекту-номаду освободиться от закрепленности, а следовательно, от принуждения, власти. Страх перед кристаллизацией общества, возникновением тоталитаризма, фашизма привел постструктуралистов к разработке теоретического концепта номадизма, который призван быть оппозицией власти полиса, Государства. Культура постмодерна сформировала условия для воплощения этого концепта. Стирание национальных границ, проект мультикультурализма, идеи толерантности возвеличили ценность свободы, а способом ее обретения стал номадизм. В нем происходят отказ от единственно данной идентичности и погружение во множество возможностей, не исключая необходимость расовой, национальной, гендерной и любой другой определенности, а включая их в общее поле: и то, и другое, и третье.
По мнению Р. Брайдотти, номадизм как освобождение должен осуществляться не только через пространственную мобильность, но и в акте мышления, в процессе писания, говорения. Современный номад пытается расшатать оседлость слов, разрушая здравый смысл и устоявшиеся формы сознания. Примечателен в этом отношении интеллектуал-полиглот. Его мышление-писание-говорение реализуется на разных языках даже при нахождении в одном культурно-языковом пространстве. В этом проявляется акт сопротивления гегемоническим формациям. В процессе номадического писания-говорения номад избегает состояний, но погружается в процессу-альность становления, в котором исключена фиксация, способная удержать для идентифицирования субъекта. Сознание тоже становится кочевым, оно воспринимает идентичность не как смысл, базирующийся на некой неподвижности, а как результат воздействия обстоятельств.
Исследователь С. Плант обнаруживает и изучает манифестацию номадических признаков в общественно-политических движениях современного мира: от псевдорелигиозного течения New Age («Нью Эйдж»), выражающего идеологическую эклектику, генетическую связь движения хиппи с цыганами и их образом жизни, до приобретающих катастрофические масштабы террористических образований, приводящих к возрастанию насилия [12]. Парадоксальным образом номад - фигура, противодействующая любому насилию, - свое сопротивление оказывает путем того же насилия. Поэтому в постструктуралистском дискурсе номадизм именуется как «машина войны». Объяснить подобное противоречие можно ненавистью к власти, которая пытается насильственно привязать человека к месту, статусу, идентичности. «Машина войны», будучи порождением кочевников, воспринимает войну не как главную цель, а как второстепенную: она мотивирована разрушать Город, Государство, как писали Ж. Делез и Ф. Гваттари [13, с. 707]. Оседлая власть городов поднимается против номадических подвижных субкультур, которые через рассеивание осуществляют его захват и удержание. Скольжение номадов по этому гладкому пространству позволяет избегать властных репрессивных структур. Власть государства была ориентирована на удержание человека в локальном топосе пространства. Достаточно вспомнить институт прописки, привязывающий субъекта к конкретной точке пространства, лишая подвижности. Номадизм, как традиционный, так и постмодернистский, видит в движении высшую ценность, способствующую обретению свободы.
Обращение внимания на хронопереживание субъекта позволяет выявить различие между мигрантом и номадом. Мигрант, имеющий положение социокультурного маргинала, формирует текст, исходя из разрушенного настоящего. Литературное творчество мигрантов включает в себя переживание ностальгии, скорби по неосуществимости настоящего, которое для мигранта возможно только через сохранение в нем прошлого. Такая хроносенсорика предполагает perfect present, совершенное настоящее. У номада хроновосприятие ориентировано на неосуществленную длительность. Его жизнь связана с движением без цели, без конечной точки прибытия. Его задача состоит в обретении такой номадической скорости, чтобы разрыв с закрепленностью, утраты и потери не переживались как трагедия, а воспринимались как трамплин.
Теоретики постмодерна Ж. Делез и Ф. Гваттари в трудах показали, что номадизм есть способ освобождения не только в социальном плане, но и в эпистемологическом. Так, в культуре постмодерна, по их прогнозам, должна возникнуть новая номадическая наука (Диспарс), которая станет сопротивляться устоявшейся, привычной «королевской науке» (Компарсу). Компарс извлекает константы из переменных и обосновывает их неизменность, тогда как Диспарс исследует переменные в состоянии изменения, обращается к событиям и неясным сущностям. Ж. Делез пишет: «Суть номадических наук в том, чтобы следовать за потоком в поле векторов, где распределяются сингулярности как множество происшествий» [14, с. 623].
Иммортологический аспект номадизма связан с трансформациями в постмодерне традиционных способов избегания смерти. Номадизм представляет собой не только движение, но и бесконечное становление, которое может беспрепятственно осуществляться не в пространстве линий и углов (характерном для модерна), а в системе, названной Ж. Делезом ризомой. Это а-структурное, а-иерархическое, а-центрированное пространство, вступающее в гибридные сборки с элементами разнородного генезиса. Человек-линзы, человек-протез, человек-автомобиль - примеры ризомных сборок. Существующая в культуре постмодерна возможность рассматривать индивида как становление, компонент ризомной сборки подразумевает потенциальную заменяемость любых органов иными: имплантами, бактериями, чипами, что позволяет говорить о бессмертии постчеловека.
При наступлении постмодерна серьезным трансформациям подвергся Дом, который в предыдущие культурные эпохи символизировал устойчивую неподвижную точку, выступая началом маршрута или его концом. Сегодня можно заметить, что Дом лишен устойчивости, он может быть трансформируемым, передвижным, самодвижимым. Как пишет Б.В. Марков, Дом выступает гарантом жизни и ее защищенности: «Человек умирает столько раз, сколько раз ему приходится менять местожительства. Иметь кров и крышу - значит быть укрытым, таиться от хаоса Смерти» [15, с. 150]. Подвижность Дома, превращение всего физического пространства в Дом делают его перемену невозможной, границу между жизнью и смертью несущественной.
А.К. Секацкий пишет о сложившихся в культуре способах борьбы со смертью: смирении, игнорировании и обмане [16, с. 122]. Номадизм, предусматривающий ускользающую идентичность, выступает стратегией обмана. Подобно тому как в архаических культурах для обеспечения безопасной жизни ребенку давали два имени - тайное и явное, в рамках постмодерна номадизм предоставляет множественные траектории идентичностей. Рассеиваемое Я делает неопределенным местонахождение субъекта в бытии, что проблематизирует его поиск смертью. Расширение сетевого компьютерного пространства усиливает процесс рассеивания, делая вопрос «где?» бессмысленным. Новая темпоральность, возникающая при номадизме постмодерна, тоже способствует проявлению иммортологического аспекта. Поскольку в номадизме движение лишено начальной точки отсчета и конечной точки прибытия, а субъект перемещается вместе с точкой отсчета, в подобных обстоятельствах упраздняется переживание времени как линейности, время становится вечностью (либо циклическим настоящим, либо развертывающимся про-шло-будущим) [17, с. 213]. При этом в хроносенсорике номадизма утрачивается такое необходимое смерти свойство времени, как необратимость.
Ускользание идентичности может реализовываться в формировании и распространении «слухов о себе», которые в культуре постмодерна воспринимаются как капитал бессмертия. В них сосредоточена непредсказуемость посмертной участи [18]. Подобная техника порождения сплетен о самом себе есть эффективный на сегодняшний день способ дезориентации смерти. Люди затрачивают энергию не только на создание текстов, но и на шум в СМИ, саморекламу, агрессивный пиар, «непосредственную манифестацию в инотелесности» [19, с. 131]. Окружение, воспринявшее слухи и сплетни, организует среду, благоприятную для возникновения территории бессмертия.
Как пишет С.А. Поварницын, смерть в культуре постмодерна становится апофеозом потребления, но в основном это «смерть Их», т. е. чужая смерть, транслируемая в СМИ. «Смерть Меня» постепенно устраняется из сознания, чему способствуют «медикалистские дискурсы бессмертия, благодаря которым у человека постмодерна формируется вера в возможность многократного откладывания, переноса смерти во времени» [20, с. 13].
Нельзя не отметить и тот факт, что в культуре постмодерна смерть сама принимает на себя образ номада, подвергаясь изгнанию. Сначала ее изгнали из Дома, потом из Города, сегодня из дискурса. Как отмечает Б.В. Марков, смерть не только изгоняется, но и замалчивается. Это проявляется в культивировании ценностей, ориентированных на здоровье, молодость, удовольствия. «Продление жизни, ее экономное и рациональное использование воспринимаются как безусловная ценность, а смерть рассматривается как фатальная неудача, лишающая человека возможности активного движения, туристических поездок, получения наслаждения» [21, с. 138].
Иммортологический аспект тесно связан с эмансипационным, так как в культуре бессмертие изначально было символом власти, свойством избранных. В связи с этим попытки уклонения от смерти, приближение к бессмертию есть покушение на исключительные права власти.
Возникнув в традиционной культуре как способ физического выживания индивида в природной среде, номадизм в культуре постмодерна становится стратегией защиты от власти, смыслов, неизбежности смерти. Образ жизни человека, связанный с постоянным движением, изменением, и социокульурная среда, способствующая распространению этого образа, создают благоприятные условия для идентификационных маневров, которые позволяют, ускользая, защищаться от разного рода опасностей.
Ссылки:
1. Хайдеггер М. Время и бытие : статьи и выступления. М., 1993. 447 с.
2. Пигров К.С. Человек осциллирующий: к исследованию контрапункта социального развития [Электронный ресурс] // Серия Symposium. Вып. 13. Социальная аналитика ритма : сборник материалов конференции Санкт-Петербургского философского общества. СПб., 2001. C. 144-157. URL: http://anthropology.ru/ru/text/pigrov-ks/chelovek-oscilliruyush-chiy-k-issledovaniyu-kontrapunkta-socialnogo-razvitiya (дата обращения: 06.02.2019).
3. Головнев А.В. Антропология движения (древности Северной Евразии). Екатеринбург, 2009. 495 с.
4. Сивков Д.Ю. «Тяга повсюду быть Дома». Проблемы иммунологии медиа // Медиафилософия. 2008. Т. 1, № 1. С. 59-63.
5. Гиренок Ф.И. Клиповое сознание. М., 2016. 254 с.
6. Слотердайк П. Сферы. Плюральная сферология. В 3 т. Т. III. Пена. СПб., 2010. 922 с.
7. Бауман З. Текучая современность. М., 2008. 238 с.
8. Там же. С. 107.
9. Там же. С. 110.
10. Деррида Ж. О грамматологии. М., 2000. 511 с.
11. Брайдотти Р. Путем номадизма // Введение в гендерные исследования. В 2 ч. СПб., 2001. Ч. II. Хрестоматия. С. 136-163.
12. Plant S. Nomads and Revolutionaries // Journal of the British Society for Phenomenology. 1993. Vol. 24, no. 1. P. 88-101. https://doi.org/10.1080/00071773.1993.11644274.
13. Делез Ж., Гваттари Ф. Тысяча плато: Капитализм и шизофрения. Екатеринбург ; М., 2010. 892 с.
14. Там же. С. 623.
15. Марков Б.В. Мертвое и живое // Фигуры Танатоса: Искусство умирания. СПб., 1998. С. 136-152.
16. Секацкий А.К. Ускользание и обман в поединке со смертью // Там же. C. 122-131.
17. Делез Ж. Логика смысла. М., 2015. 472 с.
18. Секацкий А.К. Указ. соч. С. 122.
19. Там же. С. 131.
20. Поварницын С.А. Концептуализации смерти в сознании общества: социально-философский анализ : автореф. дис. ... канд. филос. наук. М., 2010. 16 с.
21. Марков Б.В. Указ. соч. С. 138.
References:
Bauman, Z 2008, Flowing Modernity, Moscow, 238 p., (in Russian).
Bridototti, R 2001, 'By Nomadism', Introduction to Gender Studies, in 2 parts, St. Petersburg, part II, Reader, pp. 136-163, (in Russian).
Deleuze, J 2015, The Logic of Meaning, Moscow, 472 p., (in Russian).
Deleuze, J & Guattari, F 2010, The Thousand Plateau: Capitalism and Schizophrenia, Yekaterinburg, Moscow, 892 p., (in Russian).
Derrida, J 2000, On Grammatology, Moscow, 511 p., (in Russian). Girenok, FI 2016, Clip Consciousness, Moscow, 254 p., (in Russian).
Golovnev, AV 2009, The Anthropology of the Movement (Antiquities of Northern Eurasia), Yekaterinburg, 495 p., (in Russian). Heidegger, M 1993, Time and Being: articles and speeches, Moscow, 447 p., (in Russian). Markov, BV 1998, 'Dead and Alive', Thanatos Figures: The Art of Dying, St. Petersburg, pp. 136-152, (in Russian). Pigrov, KS 2001, 'Oscillating Man: to the Study of the Counterpoint of Social Development', Seriya Symposium. Vyp. 13. Sotsial'naya analitika ritma: sbornik materialov konferentsii Sankt-Peterburgskogo filosofskogo obshchestva, St. Petersburg, pp. 144-157, viewed 6 February 2019, <http://anthropology.ru/ru/text/pigrov-ks/chelovek-oscilliruyushchiy-k-issledovaniyu-kontra-punkta-socialnogo-razvitiya>, (in Russian).
Plant, S 1993, 'Nomads and Revolutionaries', Journal of the British Society for Phenomenology, vol. 24, no. 1, pp. 88-101, https://doi.org/10.1080/00071773.1993.11644274.
Povarnitsyn, SA 2010, Conceptualization of Death in the Consciousness of Society: a Socio-Philosophical Analysis, PhD thesis abstract, Moscow, 16 p., (in Russian).
Sekatsky, AK 1998, 'Slipping and Deception in a Duel with Death', Thanatos Figures: The Art of Dying, St. Petersburg, pp. 122-131, (in Russian).
Sivkov, DYu 2008, '"Traction to Be Everywhere at Home". Problems of Media Immunology', Mediafilosfiya, vol. 1, no. 1, pp. 59-63, (in Russian).
Sloterdijk, P 2010, Spheres. Plural Spherology, in 3 vols, vol. III, Foam, St. Petersburg, 922 p., (in Russian).
