CC BY
22
НИКОЛАЙ МИНСКИЙ В ЛИТЕРАТУРНЫХ ПОРТРЕТАХ СОВРЕМЕННИКОВ
О.Н. Самсонова
Ключевые слова: мемуары, литературный портрет, шарж, парадный портрет, камерный портрет,
индивидуальность.
Keywords: memoirs, literary picture, caricature, gala portrait, chamber portrait, individual.
Авторами литературных портретов Николая Максимовича Минского 1880-х, 1890-х и 1900-х годов были поэты, литературные критики и публицисты. В 20-30-х годы ХХ века он описан также людьми творческих профессий: артистом, политиком, журналистом. Если учесть, что мемуары не чужды субъективности и по фактической точности уступают документу, к тому же окрашены эмоционально, то особое любопытство в воспоминаниях вызывают средства изображения литературных портретов, в частности, портрета раннего и позднего Н. Минского, того, как меняется образ поэта в описании мемуаристов разных поколений.
Живописный словесный портрет есть изображение на стыке искусств, отмечал Ю.М. Лотман. Если рассматривать литературный портрет как жанр искусства «на границе слово / изображение», то вполне логично атрибутировать его в соответствии с законами жанра, учитывая композиционные особенности, функциональное назначение и способы изображения [Лотман, 1999, с. 74].В 1884 году в Киеве Н. Минский стал героем группового фотографического портрета, который впервые был опубликован в журнале «Беседа» в 1903 году. На фото - трое молодых людей: В. Гаршин, И. Ясинский и Н. Минский - общаются, расположившись на стульях. В центре - Ясинский, справа от него - Гаршин, присевший вполоборота к камере, перекинув ногу на ногу, в динамике беседы. Н. Минский, единственный из троих, оседлал кресло и, опираясь о его мягкую спинку руками, обращен к камере. Любопытно, что в пояснительной заметке к фотографии И. Ясинский характеризует В. Гаршина и Н. Минского двумя штрихами. При этом портрет В. Гаршина более живописен, а Н. Минского - представляет собой скупую зарисовку: «Всеволод Гаршин -красивый, молодой, знаменитый. <... > Мы все утро провели в живой беседе <... > Всеволод все время смешил нас и фотографа. Один Минский выдержал характер во время сеанса» [Гаршин, 1934, с. 506]. Н. Минский театрален: он единственный позирует перед камерой и «выдерживает характер» в общении. Возникает образ несколько холодного, но при этом независимого и оригинального человека.
В те же 80-е годы появились два шаржированных портрета Н. Минского. Автором одного из них является поэт Константин Фофанов: «Его румяные щеки напоминают седалища обезьян. Глаза имеют такое выражение, как точно он наслаждается щелканьем орехов или грызет сухие стручки. Акцент еврейский. Белизна зубов спорит с белизною манжетов. Когда начинает горячиться и вступать в спор, то слегка подергивает шеей и, склоняя набок голову, в сторону противника говорит: “Может быть! Может быть!”, - декламирует, широко шлепая красными губами» [Сапожков, 2001, с. 157]. Этот шарж единственный из целого ряда «очерков-характеристик в жанре иронического портрета <...> полон “ядовитого сарказма” [Сапожков, 2001, с. 157]. Основной яд сконцентрирован в презрительном сравнении по внешним признакам лица человека с седалищем обезьяны. В предложении о белизне зубов и манжет чувствуется некая манерность модели, осуждаемая автором шаржа. Натянутость отношений автора портрета и модели диктует выбор красок - претенциозный ослепительно белый и яркий красный (румяные щеки, красные губы); лексики - удачно подобранные глагольные формы (грызет, спорит, подергивает, шлепая) и существительного в значении действия (щелканьем), отчего в целом образ воспринимается в движении.
Динамика стала основной чертой Н. Минского в лаконичной характеристике Петра Перцова: «Возле Зинаиды Николаевны кружился невысокий, коренастый карапуз с большой головой и вздыбленными волосами. Мне назвали в нем поэта Н.М. Минского ...» [Перцов, 1933, с. 88]. Глагол «кружился» передает свойственную Н. Минскому способность постоянно находиться в движении, но при этом употребляется с долей иронии в значении: «проявляет симпатию, ухаживает». Образное сравнение с карапузом - казалось, в уничижительном тоне - рисует на самом деле яркую внешность Н. Минского: крепкий, плотного телосложения, но невысокого роста. По фотографиям можно судить, что Н. Минский не был коренастым в общепринятом значении этого слова: «крепкого сложения, невысокий и широкоплечий», возможно потому голова и показалась «большой» [Ожегов, 1964, с. 288]. А «вздыбленные» - всего лишь от природы круто вьющиеся волосы. Мемуарист П. Перцов несколькими «мазками» точно и метко передал свое впечатление о Н. Минском, не вдаваясь в анатомические и психологические особенности создаваемого образа. Обратим внимание на то, что Перцов описывает первое впечатление о Н. Минском не в момент встречи с ним или сразу после нее, а спустя время, уже после того, как отношения (деловые, романтические, дружеские, неприязненные и т. д.) складывались, развивались и после всего закончились. Поэтому на впечатление от первой встречи, а соответственно, и на выбор средств выражения в большей или меньшей степени накладывает отпечаток последующее общение с Н. Минским, его более подробное узнавание.
Н. Минский 90-х годов - уже известный, состоявшийся поэт и переводчик, популярный критик и публицист. Зинаида Гиппиус в своем «Дневнике любовных историй» за 1893 год рисует его ярко и неоднозначно. Зрение - не основное чувство, которым руководствовалась З. Гиппиус. Она описывает также
свои обонятельные, осязательные и слуховые ощущения: «Вглядываюсь в чужую любовь (страсть), терплю эту мерзость протянутых ко мне рук и <...> ну, все говорить! Горю странным огнем влюбленности в себя через него. <... > 22 февраля. Держу потому, что другие находят его замечательным, тоже за цветы и духи. В бессильности закрываю глаза на грязь его взоров. <... > После первого, полуслучайного, поцелуя в дверях - я ужасно хорошо влюбилась. Было темно, я провожала его (Минского) в третьем часу. От него недурно пахло духами и табаком. Душиться, говорят, mauvais genre, но я люблю. Скользнула щекой вниз по его лицу и встретилась с его нежными и молодыми губами» [Гиппиус, 1969, с. 25-46]. Скверные ощущения от прикосновений не любимого, но навязывающегося мужчины З. Гиппиус описывает существительными с негативной семантикой, с явно отрицательной эмоциональной окраской: «мерзость», «грязь». От этого интимный портрет Н. Минского приобретает дьявольски-слащавый характер. Акцентируя внимание на обонятельных ощущениях: «находят его замечательным <... > за цветы и духи», «недурно пахло духами и табаком», - З. Гиппиус оказывается вовлеченной в ауру душистых ароматов Н. Минского. В начале ХХ века немецкий социолог Георг Зиммель писал о том, что духи «увеличивают сферу человека», и тот, кто находится поблизости, «погружается в их аромат и таким образом как бы вовлекается в сферу этой личности» [Зиммель, 2000, с. 13]. Неслучайно приятные для З. Гиппиус запахи способствуют положительной оценке Н. Минского на общем фоне негативного к нему отношения. «Декадентская мадонна» почувствовала привлекательность Н. Минского, а не увидела ее, и Н. Минский, в свою очередь, приложил к этому немало усилий.
Следующий портрет, Петра Пильского за 1896 год, так же не избегает обонятельных ощущений, он начинается с деепричастия «веяло»: «От него веяло и еще некоторым высокомерием, колючей самовлюбленностью. Н. Минский кокетничал. Своих литературных гостей он принимал в комнате, обитой кругом сукнами или коврами. Минскому нравилось чувствовать себя оргиистом», женщинам «он импонировал своей осанкой и проповедью замороженной холодности» [Пильский, 1937, с. 37]. Это тип парадного портрета. Абстрактные категории веяло, колючей переводят читателя в область не зрительных, а обонятельных и осязательных ощущений. Разница лишь в том, что ароматы и манера поведения, используемые мужчиной с целью очарования женщин, на других мужчин действуют прямо противоположно. Н. Минский театрален, он играет «отца русского декадентства», тщательно скрываясь за маской «некоторого высокомерия» и «самовлюбленности». Однако Пильский четко находит факт такого сокрытия: «нравилось чувствовать», но не - «чувствовал себя».
Страсть к оргиям не оставляет Н. Минского и через десять лет. В 1906-1913 годах он жил в Париже на положении политического эмигранта. Андрей Белый увидел здесь Н. Минского в таком свете, что вынужден был написать: «Парижского Минского вовсе не связываю с Николаем Максимовичем, или - подлинным Минским» [Белый, 1990а, с. 158]. В 1906 году в Париже «как сальцем он (Минский) лоснился, - маленький, толстенький, перетирающий ручки, хихикающий, черномазый, с сединочками; а когда он ушел, не без жути мне Гиппиус: “Видели, как он брюшком передергивал, слюни глотая: несчастный, не правда ли,-сморщенным личиком напоминает он кончик копченой колбаски". <... > Мы в назначенный вечер заехали к Н.Минскому; жил недалеко он от “Плас-Пигалль" (центр кабачков); он нас ждал; он к нам вышел с зонтом, в котелке: треугольным таким коротышкой: “Идемте ж скорей ". В котелке, как грибок, семенил с лихорадцей за нами». Дальше А. Белый описывает экскурсию Н. Минского по злачным местам Парижа. По окончании путешествия «Минский, нас усадивши на фьякр, канул в грязной ульчонке во мрак» [Белый, 1990а, с. 158]. В эпизоде Н. Минский предстает сластолюбцем, но с оттенком низкого чертоподобия. Презрительное созвучие с мелким бесом находим в определении черномазый, соединяющем в себе несколько значений: «черноволосый и смуглый» и «грязный, испачканный чем-либо» [БТС, 2004, с. 1474].
Особый колорит «интимному» портрету Н. Минского придают уменьшительно-ласкательные суффиксы в существительных и прилагательных сальцем, маленький, толстенький, ручки, с сединочками, брюшком, личиком, кончик, колбаски, грибок. Этим подчеркивается не столько мизерность внешнего образа оригинала, сколько незначительность его интересов. Характеристика внутреннего состояния Минского носит уничижительную оценку: «семенил с лихорадцей», то есть шел мелкими (частыми) шагами, испытывая не полное чувство «лихорадки», или чувствуя ее непостоянно (периодически). К тому же и улица, на которой находится герой, кажется маленькой, никчемной «ульчонкой». От прочитанного эпизода остается впечатление ускользающего образа, миража, так как нет главного - выражения глаз героя. Н. Минский как ортодокс из XIX века осваивает правила юного ХХ и примиряет на себя модные увлечения нового века, поэтому в довольно пространном описании нет главного, того, что является «зеркалом души».
Характерной особенностью представленных выше портретов Н. Минского является лаконичность и ироничное изображение. Портреты разных авторов выявляют три основных качества личности Н. Минского - оригинальность, динамичность, артистизм. Ни один из авторов не ставит своей целью передать фотографическую точность изображения. В галерее портретов Н. Минского XIX века с симпатией написан лишь один - Г. Слиозберга, короткая зарисовка И. Ясинского нейтральна, остальные - ироничны, с долей сарказма.
Литературные портреты позднего Н. Минского составляют значительный контраст ранним описаниям. Поэта наблюдают молодые люди, обнаружившие театральность, но не оригинальность образа. Е. Мильтон зимой 1923-24 годов, в Англии уловила важную особенность личности поэта: он играет не собственную роль, как это было раньше, а примеряет на себя чужой образ. В сравнении как носят художники содержится
намек на подражание. Однако рассказ певицы на этом не заканчивается, через год она видит поэта в несколько другом свете: «Я невольно оглянулась и увидела спешащего, запыхавшегося Минского, и тут меня поразило в первый раз его действительное сходство с британским премьер-министром. Тот же небольшой рост и фигура. Такая же голова с гривой седых волос, такие же седые усы, то же странное пальто с пелериной, так называемая крылатка и т.д. Он нисколько не удивился и не обиделся, что его называют Ллойд-Джорджем, а сказал, что он уже привык к этому, так как его часто принимают за Ллойд -Джорджа, и я подумала, что ему это наоборот приятно и что он подходящим костюмом и прической умышленно подчеркивает это сходство» [Мильтон, 1968, с. 154]. В этом описании острота восприятия образа Н. Минского уступает место портрету-сравнению, как будто яркие и оригинальные черты личности поэта смазываются, перестают восприниматься как неповторимые.
То же подражание находит в Н. Минском советский дипломат Иван Майский летом 1925 года: «Н. Минскому было уже 70 лет, но он еще сохранял немало живости. Белая шапка волос, седые густые усы, вечером фрак: издали он походил на Ллойда Джорджа, чем чрезвычайно гордился. За годы эмиграции Н. Минский явно полевел и старался возможно более походить на “советского человека ". Это выходило у него не всегда удачно, и иногда я улыбался, наблюдая его усилия, хотя не имел оснований сомневаться в его искренности. <... > В общем, мы все относились к Н. Минскому хорошо, даже с известной нежностью, учитывая его возраст и его искренность в стремлении идти в ногу со временем» [Майский, 1971, с. 31].
Последние костюмированные портреты Н. Минского выполнены в черно-белой гамме. Индивидуальные особежости личности поэта в них, как ни странно, не в самом внешнем облике модели, а в ее желании соответствовать костюму. Остается впечатление, что с экстравагантной и где-то не очень привлекательной внешностью Н. Минский на портрете как будто теряет свое лицо, или ... одевает новую маску так же, как и постоянно меняет свои имена и псевдонимы.
Живя за границей, Н. Минский стремился быть востребованным в Советском Союзе, даже выхлопотал себе советскую пенсию, но не был принят новой Россией. В Берлине, Лондоне и Париже занимался в основном переводами, оригинальных произведений не создал и это, конечно, сказалось на его внешнем облике - исчезла оригинальность, которая так раздражала современников. Однако осталось умение перевоплощаться и темп движений («спешащего», «стремление идти в ногу со временем»),
В 1934 году в Париже Н. Минского навестил Михаил Чарный: «Меня встретил среднего роста довольно плотный розовощекий старичок. Он очень обрадовался, узнав, что я из Москвы. <... > Встречали Зинаида Афанасьевна и Николай Максимович меня и мою жену с той приветливостью, которая говорила не только об исконной доброжелательности, но и о живом интересе к молодому поколению, к людям, приехавшим “оттуда", из нового мира. <... > Николай Максимович добродушно улыбался, интересно рассказывал - чувствовалось, что в молодости он был “душою общества"» [Чарный, 1965, с. 198]. Опять уменьшительные существительные: улочек, квартирке, старичок, - но теперь с оттенком уважения к возрасту и умилением непосредственностью.
Портреты поэта преклонных лет более развернуты, подробны и не столь саркастичны. Их авторы -Е. Мильтон, И. Майский, М. Чарный - люди молодые, плохо знакомые как с Н. Минским, так, возможно, и с его творчеством, поэт для них - кумир прошлых лет. Они относятся с уважением если не к творчеству, то к возрасту писателя, и стараются быть объективными при описании.
В зависимости от отношения автора к модели и цели рассказа определяется жанр портрета (парадный, интимны, костюмированный, шарж). Такое разнообразие говорит не только о творческой манере каждого автора, но и об изменчивости образа натурщика.
Литература
Белый А. Между двух революций : серия литературных мемуаров : в 3 т. М., 1990. Т. 3.
БТС - Большой толковый словарь. СПб., 2004.
Венгеров С.А. Н. Минский // Русская литература ХХ в. (1890-1910) : в 3-х т. М., 1914. Т. 1.
Волынский А. Борьба за идеализм : критические статьи. СПб., 1900.
Г абель М.О. Изображение внешности лица // Избранные труды по теории литературы. М., 1964.
Гаршин В.М. Полн. Собр. соч. : В 3 т. М.; Л., 1934.
Г иппиус З. Contes d’amour. Возрождение. 1969. № 211.
Зиммель Г. Из «экскурса о социологии чувств» // Новое литературное обозрение. 2000. N° 4.
Лотман Ю.М. Иконическая риторика // Внутри мыслящих миров. М, 1999.
Майский И.М. Воспоминания советского дипломата. 1925-1945 гг. М., 1971.
Мильтон Е. Воспоминания о поэте Н.М. Минском // Новый журнал. 1968. № 91.
Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1964.
Перцов П. Литературные воспоминания. М. ; Л., 1933.
Пильский П.М. Минский // Сегодня. 1937. № 188.
Сапожков С. К.М. Фофанов и репинский кружок писателей // Новое литературное обозрение, 2001. № 52
Чарный М. У Николая Минского // Октябрь.1965. № 12.
