Нигилистическая культура и ее актор Текст научной статьи по специальности «Социологические науки»

УДК 141.7

Федоровский Александр Петрович

доктор философских наук, профессор, проректор по науке и связям с общественностью.

Северо-Кавказский социальный институт fedorovskiy@rambler.ru

Цагов Имам Аминович

аспирант кафедры -

-

института i.m.a.m@mail.ru

Нигилистическая

культура и ее актор

Alexander P. Fedorovskiy

doctor of philosophy, professor, vice rector for science and public relations. North Caucasian social institute fedorovskiy@rambler.ru

Imam A. Tsagov

graduate student of department of social and humanitarian disciplines of the North Caucasian social institute i.m.a.m@mail.ru

Nihilist culture and its actor

Аннотация. В статье предпринимается попытка классификации акторов нигилистической культуры, исследуются основания нигилистического выбора в качестве долгосрочной жизненной стратегии. Особое место отводится анализу одновременного сосуществования диаметрально противоположных социокультурных пространств и разнонаправленному протеканию социального времени как факторам, способствующим распространению нигилизма. Исследуются механизмы усвоения нигилистической программы социальным актором. Осуществляется компаративистика отечественного и западного нигилизма, раскрывается социальная опасность последнего в условиях современного российского общества.

Ключевые слова: нигилистическая культура, ценностная модель, социальное время, жизненные стратегии, социальный актор, культурная среда, этатистское сознание, нигилистический выбор, конфликтогенность, социальная реакция, социализация.

Annotation. The paper attempts to classify nihilistic culture actors researched base nihilistic choice as a long-life strategy. A special place is given to the analysis of the simultaneous coexistence of diametrically opposed socio-cultural spaces and in different directions the flow of social time as the factors contributing to the spread of nihilism. We study the mechanisms of assimilation program nihilistic social actor. Implemented comparative domestic and Western nihilism reveals its social danger in the modern Russian society.

Keywords: nihilistic culture, value model, social time, life strategies, social actor, cultural environment, statist consciousness nihilistic choice, conflict potential, social reaction, socialization.

Человеческое сознание устроено таким об,

простейшие пути решения своих проблем или получения видимости их решения. При этом в «зоне риска» нигилистического воздействия в

первую очередь оказываются те, кто занимает , -

ши общественной палитры, на одном полюсе которой пребывают инфантильные личности, а

на другом - радикальные пассионарии. Так, ин-, -

манентно меняющейся социальной действительности, предпочтет для себя комфорт виртуального пространства Интернета или иную модель самоизоляции, чем территорию принятия

ответственных решений и самостоятельных по.

.

предпочтет пассионарий, стремящийся не к ос-

воению наличной социокультурной среды, а к ее разрушению.

Впрочем, свобода нигилистического выбора отнюдь не ограничивается селекцией исключительно того или иного социального пространства. Наряду с мультипликацией социальных пространств произошла и мультипликация социального времени. Данный феномен С.А. Кравченко называет «эффектом временного дисхроноза». Нигилист, отрицающий нормы и ценности одного темпорального измерения вполне может поместить себя в другое. Примером могут служить многочисленные религиозные радикалы, отрицающие современность, но вполне комфортно ощущающие себя в темпоральное™ средневековья.

Факт одновременного сосуществования различных темпоральных состояний в одном и том же

социальном пространстве, создает для социума дополнительнуюконфликтогенность. Переход от социально-темпорального монизма и его нигилистическая предрасположенность раскрывается С.А. Кравченко. Последний пишет: «Традиционно люди одного поколения жили практически в одном социальном пространстве, относительно замкнутом национальными и культурными границами. Соответственно, все находящиеся там смыслопроизводящие институты (семья, школа,

религия и т.д.) формировали общие для всех , -

мым регулятором поведения людей. Положение радикально изменилось в становящемся слож-

. , :

пространстве сосуществуют люди, фактически живущие в разных темпомирах [Князев, Курдю-мов, 2007]: моральные представления одних групп могут относиться к одному социальному времени, а других - к иному» [1, с. 7].

Своей максимальной искаженное™ нигилистическое сознание достигает именно на аксиологи-. -венционально одобренная система ценностей

оказывается в нем подмененной набором псев-

,

весьма сомнительными для доминантной части .

модель возникла социокультурно закономерным путем, прошла длительную историческую апробацию и продемонстрировала собственную адекватность по отношению к конкретике социаль-

, , -

ски оформленный аналог, оказывается, по отношению к первой в неизбежной оппозиции. Оче-

,

не могут продуктивно коммуницировать с теми, кто отвергает их базовые, основополагающие ценности, не предлагая при этом никакой продуктивной аксиологической альтернативы, поскольку ценности нигилизма таковыми не могут являться по определению.

Для большего понимания проблемы антагонизма нигилистически запрограммированного социального актора и окружающего его социума в контексте исторической перспективы следует прибегнуть к сравнению восприятия нигилистической ментальное™ в России и на Западе. Сознание человека западной культуры уже достаточно долгое время формируется в условиях реально

.

терпимость к инакомыслию есть естественный продукт исторического развития западной культуры. Отказ признать правильным то, что таковым является согласно мнения большинства, не воспринимается в статусе общественного вызова, требующего обязательной жесткой реакции.

Вступив в эпоху постмодерна и провозгласив

,

продолжило воспринимать инакомыслие как

данность, но начало последовательно культиви-

,

только морального оправдания, но и юридиче-. -ального поведения находятся здесь под охраной .

свою эмпирическую референцию, перестав быть ориентирами социальных практик и жизненных стратегий. «Симуляции и симулякры, - по мне-

нию СЛ. Кравченко, - стали фактором не только дисперсии ценностей и норм, но и сочетания прежде несочетаемого, что, естественно, внесло

неопределенность в характер мотивации и дея-

,

социальных девиаций» [1, с. 7]. Вполне понятно, что в подобных условиях никого и ничем невозможно шокировать или вызвать сколь-нибудь . -виант, ни один, даже самый крайний нигилист, не могут сталкиваться со сложностями при устройстве на работу или общении с соседями, поскольку, как сознание работодателя, так и общества в целом, уже располагают достаточным иммунитетом к любым проявлениям «инаковости».

Диаметрально противоположная ситуация сформировалась в отечественном социуме. Последний есть прямая противоположность обще.

не обнаруживает примеры демократического континуума, реального народовластия, эффективно действующих механизмов «обратной свя-

» « - ». -- -

роких общественных дискуссий, не говоря уже о т.н. «обыденной толерантности», о терпимости на уровне того, что принято называть «соцкульт-». -

ступает носителем традиционалистского, этати-

, ,

стремящимся к унификации ценностного пространства и социальных практик.

,

российскую реакционность и ограниченность, но исключительно как коллективное желание участвовать в процессе модернизации и цивилизаци-онном развитии при обязательном сохранении социокультурных, ценностных традиций. Поэтому отторжение нигилизма основной массой наших соотечественников есть одновременно и желание обезопасить себя от угрозы анархии и хаоса. В этом отношении характерна, позиция Р. Купера, которую мы склонны разделить. Отвечая на вопрос относительно исторических ,

рассматривает три наиболее вероятных варианта. По его мнению, наше государство имеет, пусть и не равные, шансы стать досовременным, современным или постсовременным. Купер склоняется к модели постсовременности, каковой следуют все без исключения развитые стра-,

культурной специфики и выстраиванием надежных барьеров на пути анархии и хаоса. Последний отмечает: «В России сочетаются все три возможности. Правда, возврат к досовременно-сти представляется наименее вероятным: урбанизированное, высокоиндустриальное российское общество не склонно к анархии. Существует скорее риск несоразмерного усиления государства, чем его исчезновения» [2, с. 57-58]. Закономерно, что российский социальный контекст оставляет весьма узкое «окно» социальных возможностей для того, кто противопоставляет себя основной массе населения, по тем или иным основаниям отрицая ее ценностное и смы-.

В зону особого риска попадает социальный ак-

,

практикующий нигилистически мотивированные политические действия. И здесь мы вновь сталкиваемся с различием в культурах отечественного и западного акционизма. Если на Западе подобный акционизм имеет преимущественно иг, «

» , -

лась традиция крайне серьезного отношения к

,

нигилистическим практикам со стороны всех участников политической жизни, в том числе у оппозиции и у властных структур. Причем, последняя не привыкла дифференцировать игровой момент нигилистической политической акции

и действительный экстремизм. Тем более, что

,

,

от противоправной активности, рассматривая первую исключительно в качестве инструмента достижения своих целей. О неприемлемой радикализации игрового политического действа заявляет, в частности, С.А. Кравченко, отмечая, что «

отличить партии и движения, ориентирующиеся на суть дела, стремящиеся вырабатывать реальные цели и достигать их, от тех, кто ведет

,

демократических спектаклей может собирать огромные протестные массы людей» [1, с. 8].

Статистика последних лет демонстрирует нам увеличение числа осужденных за ту или иную политическую деструктивную деятельность, в основании которой лежит нигилистическая ин-тенциональность. Впрочем, не следует думать, что главные издержки политического нигилизма связаны с природой его правовой конфликтоген-ности. Куда большее количество тех, кто, исповедуя нигилистическую идеологию, не вступает прямой конфликт с законом, но, тем не менее, может рассматриваться как жертва этой идеологии. Все они находятся в плену иллюзий относительно избранных ими средств улучшения социальной среды. Если власть достаточно сильна, то экстремистские призывы не представляют для нее серьезной опасности, а если он слаба, то они вполне могут реализовать не искомые сценарии перестройки общества, предполагающие его совершенствование, а, напротив, социальная перспектива может оказаться значительно хуже актуально существующей действительности.

Свидетельств, подтверждающих справедливость , -

ляются события новейшей украинской истории.

,

полноте реализована и в ретроспективе россий-, -

стической идеи присутствуют уже как минимум два столетия.

Социальная уязвимость нигилиста, как правило,

не реализуется в какой-то отдельно взятой плос-

,

Литература:

1. Кравченко С.А. «Нормальная аномия»: контуры концепции // Социс. 2014. № 8. С. 3-11.

2. Купер Р. Раздор между народами. Порядок и

21 . . : -ских исследований. 2010. С. 240

плоскостей его личностного существования. Иными словами, маргинализация последнего, разрушение его общественного имиджа происходят одновременно по нескольким направлениям. Так, политический нигилизм заставляет соответствующего социального актора выступать

не только в роли радикального критика наличной

,

свою нигилистическую активность на другие

сферы сложившегося общественного миропо-.

критику доминантных религиозных институтов,

формируя у него в глазах общественного мнения , -

нополых браков заставляют видеть в нем представителя сексуальных меньшинств, хотя бы речь и шла о тривиальной защите прав человека.

Стигматизации социокультурного нигилизма и его носителей способствует наступательная специфика современной российской версии пер.

просто как пассивный отказ от культурных традиций и социальных норм, но именно как борьба . ,

через различные формы социального поведе-

,

свобод всех остальных граждан, стремящихся оставаться в зоне психологического комфорта и привычных социокультурных реалий. На их глазах происходит очевидная моральная легитима-, -

венным мнением в качестве абсолютной девиации, идущей в разрез с представлениями подавляющего большинства населения нашей страны, с императивами культуры каждого ее этноса.

С другой стороны, в так называемую «группу риска» непосредственно входит не только носитель нигилистической идеи, но и все те, кто попадает сферу его влияния. Очевидно, что нигилистическая активность прямо влияет на расширение доли деструктивного элемента в сознании общества. Таким образом, постепенно мы рискуем получить социум с измененными базовыми ,

механизмы социализации или окажутся измененными социальные реакции. В ближайшем будущем имеет все шансы возникнуть общество, наделенное полным набором признаков открытого межпоколенческого конфликта. Если относительно недавно данный конфликт протекал в « »,

и был вызван переходом от индустриализма к

,

его развития в куда более жестких формах, по

сценарию полного взаимного непонимания меж,

значительный отрезок времени. Открывающие при этом перспективы, при всей их неопределенности, не несут в себе никакого оптимистиче-

,

найдет своего эффективного решения. Literature:

1. Kravchenko S.A. «Normal anomie» : the contours of the concept // Sotsis. 2014. № 8. C. 3-11.

2. Cooper R. Strife between nations. Order and chaos in the 21st century. M. : Moscow School of Political Studies, 2010. P. 240.