CC BY
57ВЛАСТЬ УМА И ВЛАСТЬ ТЕЛА
М. Кеестра
«НЕЙРОНАУЧНЫЙ» И «НАРРАТИВНЫЙ» ПОВОРОТЫ В ОБЪЯСНЕНИИ БИОПОЛИТИЧЕСКИХ ПОРЯДКОВ: КАК НАРРАТИВЫ И МОЗГ ОБОЮДНО ВЛИЯЮТ ДРУГ НА ДРУГА?1
Введение: Нейронаучный поворот в политической науке
Суждение о том, что головной мозг и политический порядок взаимосвязаны, является почти тривиальным2. Очевидно, что приятие и осуществление политических распоряжений предполагает участие процессов головного мозга, так как именно такие процессы делают возможными действие и познание. Равным образом с тех самых пор, как Аристотель окрестил человека «политическим животным по природе» [Aristotle. Politics... 1984, 1253 a 3; ср.: Aristotle. Nicomachean ethics. 1984, 1097 b 11], предполагается, что политическая включенность этого животного, вероятно, имеет воздействие на его естественное развитие, в том числе и на развитие его психических функций. Примечательно, что при этом достаточно широкая сфера биополитики стала привлекать внимание только с 1960-х годов, пусть поначалу и только в форме поведенческой политики [Alford,
1 Доклад для семинара Амстердамской школы культурного анализа «Мозг, карты и ритмы: Знание и опыт в (био)политических порядках», 16-18 апреля 2014 г.
2 Так называемая гипотеза макиавеллиевского интеллекта была предметом дискуссий, поскольку она вводила необходимость социальной компетенции в качестве объяснения эволюции мозга приматов [Byrne, Whiten, 1988]. Однако после ее модифицикации и уточнения в некоторых отношениях присущий этой гипотезе акцент на коэволюции социальных взаимодействий с усложнением социальных групп, развитием когнитивных процессов и ростом головного мозга все еще находит поддержку в разных дисциплинах [см.: McNally, Brown, Jackson, 2012].
248
Hibbing, 2008]1. Интерес к биополитике с тех пор значительно вырос - настолько, что в ней можно наметить различые субдисциплины.
Так, согласно обзору 1998 г., в биополитике были определены уже пять «рубрик»: 1) «более биологически ориентированная политическая наука»; 2) касающиеся биологии вопросы публичной политики; 3) физиологические измерения политических позиций и политического поведения; 4) влияние физиологических факторов на политическое поведение и 5) эволюционно унаследованные людьми политические и социальные поведенческие склонности [Somit, Peterson, 1998]. Поразительно, в насколько одностороннем ключе подчеркивается здесь решающий приоритет биологии над политикой. Обратная связь никак отдельно не рас-сматирвалась и не находила отображения в области биополитики, по крайней мере до недавнего времени.
Это отсутствие исследований, посвященных изучению влияния политики на нашу биологию, возможно, связано с трудностями в его анализе. Эмпирические исследования в биополитике, если говорить в общих чертах, имеют два фокуса. И эти фокусы - генетика и мозг, два сложных, динамически развивающихся феномена [Alford, Hibbing, 2008]. Однако исследования генетики и процессов, протекающих в мозге, привели к значительному прогрессу в последние несколько десятилетий благодаря развитию таких методов исследования, как функциональная магнитно-резонансная томография (фМРТ) головного мозга и транскраниальная магнитная стимуляция (ТМС) мозга, а также благодаря совершенствованию вычислительных средств для анализа данных и моделирования объяснительных моделей. Для биополитики особенно важно, что в рамках когнитивной нейронауки изучение социальных и политических вопросов стало привлекать в последнее время все больший интерес исследователей. В самом деле, после осознания роли мозга как активатора (enabling) и посредника в этих вопросах в социальных науках проявляется настоящий нейронаучный поворот. Подтверждением тому может служить, например, появление такой научной области, как нейрополитика [Connolly, 2002; Essays... 2012].
Развитие системной нейрополитики или биополитики в целом является сложной задачей по причине изобилия казуальных воздействий и
1 Первое исследование, в котором в 1985 г. описывалась корреляция между политическим типом, в лассуэловском смысле, и «нейрохимическим профилем», было посвящено изучению уровня серотонина у испытуемых в соотнесении с большей или меньшей степенью стремления к власти. Автор признавал, что поскольку воздействие серотонина на мозг все еще неопределенно, сложно установить, какая причинно-следственная траектория задействована [Madsen, 1985]. Такую траекторию между тем можно объяснить подробнее, как это и было сделано в исследовании, посвященном изучению связи между генетически детерминированной восприимчивостью к дофамину у некоторых людей с их либеральными политическими взглядами при посреднической роли фактора социальных отношений [Friendships. 2010; Alford, Funk, 2005; Alford, Hibbing, 2008; Ebstein, 2006].
249
взаимовоздействий между биологическими, мозговыми, когнитивными и социально-политическими факторами1. Данная статья, если взглянуть с несколько абстрактной точки зрения, посвящена преимущественно процессам возникновения сложности (complexity) в адаптивных системах, позволяющей этим системам осуществлять еще более сложные процессы. Но одновременно с таким развитием, как можно наблюдать, такие системы (или организмы) также способны к уменьшению сложности информации, которую они обрабатывают. Если такие системы и организмы способны к развитию и регулированию подобных сжатых и сложных способов представления (representations) информации, то могут обрабатывать большее количество информации более быстро, эффективно и адаптивно. Это дает организму важное преимущество для ориентирования в окружающей среде [Halford, Wilson, Phillips, 1998].
Прежде чем сфокусироваться на роли нарратива как такого рода когнитивной стратегии, позволяющей снижать информационную сложность, остановимся на вопросе о том, как происходят развитие и усложнение устойчивых структур в динамических системах. Рассмотрение этих более общих проблем подготовит нас к дискуссии о нарративах и политике как о такого рода структурах, а также поможет объяснить, как эти структуры взаимодействуют.
Системное развитие структур и представлений возрастающей сложности
В системах с адаптивной функцией наблюдается тенденция развития все более и более сложных и иерархических структур. Идет ли речь об организмах, социальных организациях или искусственных «агентах», все они отличаются повышенной гибкостью и эффективностью во взаимодействии со окружающей средой, будучи способны развивать так называемые промежуточные устойчивые формы [Simon, 1973] или порождающие укорененности (generative entrenchments) [Wimsatt, 1986]2. Другими словами, такие системы развивают структуру, в которой некоторые компоненты становятся более стабильными, чем другие, и на них могут опираться последующие изменения, вместе содействуя даже более быстрому и более адаптивному взаимодействию с окружающей средой.
Когда некоторые функциональные компоненты и отношения между ними уже имеются, взаимодействие со средой получается более быстрым
1 В результате этого существует каузальный и теоретический плюрализм в описании роли мозга в когнитивных и политических процессах [подробнее см.: Кее81ха, 2012]. Важно отметить, что когда существует такой плюрализм, каждая отдельная теория имеет лишь ограниченную «относительную значимость» для объяснения феномена [БеаНу, 1997].
2 Этот пример схож с тем, который Докинз использует, подкрепляя доводы о здоровом консерватизме и эволюционных процессах [Ба^йш, 1996].
250
и более адаптивным по сравнению с тем, как если бы система каждый раз действовала, используя случайно сложившуюся внутреннюю конфигурацию или сохраняя всю структуру в том виде, в котором она однажды ранее оказалась эффективной в ситуации ответа на определенный вызов. Объясняя это, Уимсатт использует метафору о попытке найти правильную комбинацию цифр для двух кодовых замков: сохраняющего частично-успешное решение и позволяющего совершать только отдельные попытки без сохранения информации. Очевидно, что первый замок открывается намного быстрее, чем второй. В биологических терминах те организмы, которые способны к сохранению и передаче частично-успешного решения, будут иметь больший репродуктивный успех, чем те, которые на это не способны [Wimsatt, 1986].
Примечательно, что сохранение таких стабилизированных компонентов облегчает дальнейшее развитие, так как эти компоненты более высокого уровня становятся надежными составными частями новых компонентов или ступеньками на пути к ним. Даже когда эти устойчивые компоненты фактически «сколочены» из уже имеющихся, возникает эффект снежного кома, который приводит к формированию более иерархич-ных структур [Clark, 1987]. Это можно эмпирически наблюдать в естественных системах, а также на моделях в вычислительных исследованиях. В данном контексте уместно рассмотреть появление структур возрастающей сложности (increasing complexity) как в процессах головного мозга, так и в способах представления информации, которая им обрабатывается.
Хорошо известно, что процессы работы мозга фактически реализуются при взаимодействии огромного количества нейронов, которые сообща обрабатывают входящую и внутреннюю информацию, порождая когнитивную и поведенческую реакции. Реакции со временем меняются, на что указывают исследования развития человека и животных, которые демонстрируют возрастание скорости, гибкости и эффективности в широком диапазоне задач. С позиций так называемой нейрокогнитивистской теории развития и обучения, эти изменения лучше всего объясняются через допущение о том, что мозг конструирует структуры с возрастающей иерархией, включая в них вновь выработанные функциональные модули [Karmiloff-Smith, 1992; Mareschal, 2007]. Возникновение сложных структур именно таким способом было не только продемонстрировано на материале эмпирических исследований, но также получило новое подкрепление в виде результатов компьютерного моделирования [Meunier, Lambiotte, Bullmore, 2010]1.
Исследования как животных, так и людей демонстрируют, что параллельно с развитием все более сложных структур в мозгу рост компе-
1 На самом деле нелегко дать определение термину сложность (complexity). Удобно, однако, определить ее через количество элементов, отношений и типов отношений между ними [Halford, Wilson, Phillips, 1998].
251
тенции (expertise) связан с развитием все более сложных способов представления информации, связанной с этой компетенцией. То есть структуры знания, обрабатываемые в их мозге в процессе выполнения соответствующего задания, также показывают возрастание иерархической и модульной структур1. Хорошо известные компоненты такого рода сложных представлений - это так называемые информационные блоки-клише (chunks of information), которые вырабатывает обладатель той или иной компетенции и в которых после повторяющегося использования некоторые смежно задействуемые единицы информации (co-occurring units of information) перекодируются, группируясь в единый блок, и таким образом первоначальное количество информации существенно сжимается. Благодаря этому компетентные эксперты могут обработать больше информации, чем новички [Miller, 1956]. Такое сблокирование информации (chunking of information) было исчерпывающе изучено на материале игроков в шахматы: благодаря процессу сблокирования гроссмейстеры оказываются способны запоминать до 50 тыс. различных шахматных позиций [Gobet, Simon, 1996]2. Такое сжатие информации - важный феномен, который можно наблюдать как в когнитивных, так и в поведенческих исследованиях о компетенции.
При сжатии количества информации, которую необходимо обработать, мозгу требуется меньше когнитивных ресурсов для этого процесса, что открывает возможность в следующий раз выполнять даже более сложную задачу или выполнять задачу параллельно с другим действием. Это можно наблюдать в исследованиях компетенции, проводимых с помощью фМРТ. Они показывают две различные стадии обучения: первая - фаза возрастающей эффективности при снижающейся нейронной обработке (neural processing), вторая - фаза, в которой может происходить дополнительная активация в результате привлечения других нейронных и когнитивных процессов [The effects... 1998]. Действительно, две эти фазы сами по себе обеспечивают создание все более сложных процессов в мозге, которые задействованы в обработке все более сложных представлений (increasingly complex representations) [How chunks. 2012].
1 Реальность иерархических представлений и процессов в головном мозге оспаривается. Некоторые авторы утверждают, что иерархические модели являются лишь концептуальными построениями. Представив обзор нескольких направлений доказательств такого рода теории, Коэн утверждает, что такие иерархические модели действительно реальны [Cohen, 2000]. Это совпадает с нашими доводами о системной тенденции к развитию иерархических структур.
2 Исследования шахматистов привели к развитию «шаблонной» теории, которая предполагает существование еще более сложной иерархической структуры в этой структуре знаний. Шаблон может включать в себя несколько блоков и оставлять несколько открытых слотов, что обеспечивает большую гибкость в обработке незначительных вариаций [Gobet, Simon, 1996].
252
В силу возможности влияния такого рода процессов и на нейронные механизмы, лежащие в основе когнитивных процессов, и на задействованные представления люди обладают гораздо большими способностями к гибкому взаимодействию с их окружающей средой и ее преобразованию. Важную роль в такого рода взаимодействиях и преобразованиях играют нарративы - в особенности благодаря тому, как они позволяют представлять действия. Будучи представлены посредством нарративов, интраинди-видуальные и межиндивидуальные действия могут организовываться и координироваться.
Нарратив, понижение сложности и организация действий
Чем сложнее представления, которые может использовать агент, тем более гибким он (или она) оказывается при навигации в своей окружающей среде и при организации собственных действий, так как представления играют в этих процессах ключевую роль. Это особенно актуально в отношении таких действий, которые зачастую требуют тщательной организации и координации во времени и с другими агентами. Даже только для того чтобы избежать контрпродуктивной активности или неудачных совместных действий, агентам нужно развивать и распространять сложные иерархические представления, другими словами, они должны становиться «планирующими агентами» [Bratman, 2007]. В частности, для планирования действий в будущем они должны использовать такие представления, как «(воображаемая) драматическая репетиция различных соперничающих линий поведения» [Дьюи (Dewey), цит. по: Bratman, 2007, p. 150].
Особая форма представления, которую люди используют среди прочих для подобной воображаемой организации и координации действий, -это есть нарратив. Действительно, уже в «Поэтике» Аристотеля в центре внимания оказывается история (или mythos), рассматриваемая как действие человека: сюжет (plot) есть «воспроизведение действий» [Aristotle. Poetics... 1984, 1450 a 3]. Рикёр разработал это понятие в своей развернутой трактовке нарратива как промежуточного средства, благодаря которому агенты могут конфигурировать и переконфигурировать свои действия [Ricoeur, 1984; 1985; 1988]. Далее, нарратив определяется Рикёром как включающий в себя «синтез разнородных элементов», «сюжета, целей, причин и случайностей, сведенных вместе в темпоральное единство как целостное завершенное действие» [Ricoeur, 1984, ix]. С этой точки зрения нарратив выполняет важную роль в качестве особого типа представления, которое снижает информационную сложность (informational complexity), задействованную в индивидуальных и совместных действиях. Такое снижение возможно также благодаря тому, что нарратив предоставляет ресурсы для развития конфигураций на нескольких иерархических уровнях
253
сложности [Ricoeur, 1992]. И с помощью такой иерархической структуры вербальных представлений действий агенты могут улучшить свою производительность (performance), учить и учиться, участвовать в совместных действиях с другими и т.д.1
Ввиду этой ярко очерченной функциональности и значимости нар-ратива неудивительно, что в последнее время в нескольких областях научного знания происходит «нарративный поворот». И одна из этих областей -когнитивная наука. В такого рода контексте нарратив изучается как «инструмент мышления» (tool for thinking) [Herman, 2003]. Он может выполнять роль такого инструмента, поскольку служит посредником для конфигурации представлений, что, в свою очередь, оказывает влияние «сверху вниз» на нейронные механизмы, ответственные за наши когнитивные и поведенческие реакции. Нарративы предоставляют агентам возможность «имитировать» (simulate) действия. Имитация при этом заключается в «повторном разыгрывании (re-enactment) перцептивных, моторных и интроспективных состояний, приобретенных в процессе опыта взаимодействия с миром, телом и разумом» [Barsalou, 2009]. Важно заметить, что такого рода имитации действия, или любого другого состояния, не включают в себя полной реактивации и точной передачи ранее испытанного состояния. Напротив, нарративная имитация по своей природе всегда созидательна. Она строится на основе множества заложенных в память характеристик, но интегрирует их в конфигурации, которые могут содержать новые элементы и отношения. По этой причине данный процесс еще называют «конструктивной эпизодической имитацией» [Schacter, Addis, 2007].
Благодаря своей конструктивной природе, способствующей снижению и структурированию сложности представления действий, нарративная имитация способствует развитию координации агентов, их подготовленности и производительности, а также способов оценки качества их индивидуальных и совместных действий.
Биополитика: И нейронаучный, и нарративный поворот
Давайте теперь сосредоточимся на нарративе, поставив вопрос о том, какое влияние тот или иной социально-политический порядок может оказать на нашу биологию, прежде всего на наш мозг и наши когнитивные процессы. Я отвечу на этот вопрос, обратившись к свидетельствам того, что различия в культурных и общественно-политических нарративах соот-
1 Дополнительные подтверждения и детали приведены в: [Кее81га, 2014], где обсуждается широкий спектр эмпирических материалов, которые демонстрируют взаимодействие между - имплицитным - использованием иерархически структурированных представлений действий и способностью делать эти представления эксплицитно доступными, например для целенаправленной тренировки какого-либо навыка.
254
ветствуют специфическим нейронным коррелятам. Определенный способ, которым тот или иной нарратив представляет отношение между элементами и сами эти элементы, может иметь продолжительный эффект на мозг и на задействованные когнитивные процессы. Этот факт делает культурную нейронауку (cultural neuroscience) важным, хоть отчасти и запоздалым направлением на богатом поле когнитивной нейронауки.
Нейрофизиологи начали включать идеи из антропологических и религиозных исследований в свои эксперименты, сравнивая ответы и модели активации мозга в группах испытуемых, принадлежащих к различным культурам и религиям, или в группах бикультурных испытуемых. В ряде исследований обсуждаются различия между культурами, которые продвигают независимость или индивидуализм, и теми, в которых поощряются взаимозависимость или коллективизм1. Такие культурные различия передаются через различные практики и нарративы, влекущие за собой различные конфигурации отношений между индивидом и его социальным контекстом и различные интерпретации того, что такое быть индивидом и какие социальные контексты - семья, сверстники, профессиональное окружение и т.д. - могут быть значимы для человека. Помимо всего прочего нарративы помогают структурировать эти конфигурации и понизить их сложность, одновременно способствуя их передаче, даже при том, что они неизбежно при этом преобразуются и изменяются [Ricoeur, 1984; 1985; 1988; 1992].
Было замечено, например, что культуры отличаются по тому, как индивидом обрабатывается информация о его матери в сравнении обработкой информации о самом себе. Такого рода отличия можно наблюдать, когда сравнивают западных студентов со студентами из Восточной Азии. Студенты из Восточной Азии, как правило, демонстрируют большее совпадение их мозговой активности и реакции в этих двух случаях. Это, вероятно, является следствием сильной взаимной связи человека с матерью, принятой в этих культурах [Neural basis. 2007]. Примечательно, что есть сведения о том, что подобные культурные различия могут быть обнаружены даже в перцептивных процессах, которые долгое время считались неуязвимыми для подобных влияний. Как показывают исследования, американские испытуемые оказываются более чувствительны к изменениям объектов, находящихся в фокусе, а восточноазиатские - к изменению контекста
1 Резкое различие между культурным индивидуализмом и коллективизмом было оспорено некоторыми авторами, выступающими за введение градаций в континууме между этими крайностями. По мнению этих исследователей, не только общества, но и отдельные индивиды могут отличаться и изменяться относительно этого континуума. Другие указывают на то, что по-прежнему вероятно, что индивиды могут порой использовать различные типы отношения или поведения [Killen, Wainryb, 2000]. Несмотря на все эти оговорки, различие все еще считается эмпирически убедительным.
255
[Masuda, Nisbett, 2006]1. Обработка сложной информации, как правило, побуждает к развитию той или иной формы сокращения сложности. Но вот конфигурации, которые используются для такого сокращения, могут быть разными в различных обществах или в различные исторические периоды.
Исследования в области культурной нейронауки постоянно предоставляют новые доказательства функциональных и даже структурных изменений в мозге и когнитивных процессах, происходящих вследствие культурных различий [см. обзоры: Theory... 2010; Han, Northoff, 2008; Henrich, Heine, Norenzayan, 2010; Park, Huang, 2010]. В рассматриваемом здесь контексте биополитики это означает, что «биологически ориентированная политическая наука» должна также учитывать влияние социально-политических структур и их нарративов на процессы работы мозга. То есть мы должны принять и одновременно совершить и нейрофизиологический, и нарративный поворот. И не стоит считать, что они несовместимы друг с другом, заставляя исследователей выбрать между двумя этими направлениями. Существует взаимное влияние между сокращением информационной сложности, к которому стремится когнитивный процесс, и функцией социально-политических нарративов выступать в этом контексте в качестве «когнитивного инструмента»2.
Пер. с англ.: И. Фомин, Р. Голуб.
Список литературы
Alford J.R., Funk C.L., Hibbing J.R. Are political orientations genetically transmitted? // American political science review. - Baltimore, 2005. - Vol. 99, N 2. - P. 153-167.
Alford J.R., Hibbing J.R. The new empirical biopolitics // Annual review of political science. -Palo Alto, 2008. - Vol. 11, N 1. - P. 183-203.
Aristotle. Politics // Aristotle. The complete works of Aristotle: The revised Oxford translation. -Princeton: Princeton univ. press, 1984. - Vol. 2. - P. 1986-2129.
Aristotle. Nicomachean ethics // Aristotle. The complete works of Aristotle: The revised Oxford translation. - Princeton: Princeton univ. press, 1984. - Vol. 2. - P. 1729-1867.
Aristotle. Poetics // Aristotle. The complete works of Aristotle: The revised Oxford translation. -Princeton: Princeton univ. press, 1984. - Vol. 2. - P. 2316-2340.
1 В контексте Нидерландов результаты исследований предполагают, что даже различия между христианскими деноминациями, такими как католицизм и кальвинизм, оставляют свой след в нескольких процессах, включая такие как восприятие, распределение внимания и принятие решений [Colzato, van den Wildenberg, Hommel, 2008; Religion... 2011].
2 В целом нарративы могут анализироваться, например, с точки зрения их полноты или когерентности. Исследования показывают, что использование испытуемыми конкретных индикаторов в их нарративах может быть соотнесено с конкретными состояниями мозга и когнитивного процесса [Script., 2011; Cannizzaro, Coelho, 2012; Measuring., 2011]. Такое особое внимание, которое сейчас уделяется нарративам в эмпирических и экспериментальных когнитивных нейронаучных исследованиях, является недавним явлением, которое стоит приветствовать.
256
Barsalou L. W. Simulation, situated conceptualization, and prediction // Philosophical transactions of the Royal Society. B: Biological sciences. - L., 2009. - Vol. 364, N 1521. - P. 1281-1289.
Beatty J. Why do biologists argue like they do? // Philosophy of science. - East Lansing, 1997. -Vol. 64, N 4. - P. 432-443.
Script generation and the dysexecutive syndrome in patients with brain injury / Boelen D.H., Al-lain P., Spikman J.M., Fasotti L. // Brain injury. - L., 2011. - Vol. 25, N 11. - P. 1091-1100.
Bratman M.E. Structures of agency: essays. - Oxford; New York: Oxford univ. press, 2007. -321 p.
Byrne R.W., Whiten A. Machiavellian intelligence: Social expertise and the evolution of intellect in monkeys, apes, and humans. - Oxford: Oxford univ. press, 1988. - 413 p.
Cannizzaro M.S., Coelho C.A. Analysis of narrative discourse structure as an ecologically relevant measure of executive function in adults // Journal of psycholinguistic research. - N.Y., 2013. - Vol. 42, N 6. - P. 527-549.
Theory and methods in cultural neuroscience / Chiao J.Y., Hariri A.R., Harada T., Mano Y., Sadato N., Parrish T.B., Iidaka T. // Social cognitive and affective neuroscience. - Oxford, 2010. -Vol. 5, N 2-3. - P. 356-361.
Clark A. The kludge in the machine // Mind & language. - Oxford, 1987. - Vol. 2, N 4. - P. 277300.
Cohen G. Hierarchical models in cognition: Do they have psychological reality? // European journal of cognitive psychology. - L, 2000. - Vol. 12, N 1. - P. 1-36.
Colzato L.S., van den Wildenberg W.P.M., Hommel B. Losing the big picture: How religion may control visual attention // PLoS ONE. - San Francisco, 2008. - Vol. 3, N 11. - e3679.
Connolly W.E. Neuropolitics: Thinking, culture, speed. - Minneapolis, MN: Univ. of Minnesota press, 2002. - 219 p.
Dawkins R. The blind watchmaker: Why the evidence of evolution reveals a universe without design. - N.Y.: Norton, 1996. - 468 p.
Ebstein R.P. The molecular genetic architecture of human personality: Beyond self-report questionnaires // Molecular psychiatry. - N.Y., 2006. - Vol. 11, N 5. - P. 427-445.
GobetF., Simon H.A. Templates in chess memory: A mechanism for recalling several boards // Cognitive psychology. - San Diego, 1996. - Vol. 31, N 1. - P. 1-40.
How chunks, long-term working memory and templates offer a cognitive explanation for neuroi-maging data on expertise acquisition: a two-stage framework / Guida A., Gobet F., Tardieu H., Nicolas S. // Brain and cognition. - N.Y., 2012. - Vol. 79, N 3. - P. 221-244.
Halford G.S., Wilson W.H., Phillips S. Processing capacity defined by relational complexity: Implications for comparative, developmental, and cognitive psychology // Behavioral and brain sciences. - Cambridge, 1998. - Vol. 21, N 6. - P. 803-831.
Han S.H., Northoff G. Culture-sensitive neural substrates of human cognition: A transcultural neuro-imaging approach // Nature reviews neuroscience. - L., 2008. - Vol. 9, N 8. - P. 646-654.
Henrich J., Heine S.J., Norenzayan A. The weirdest people in the world? // Behavioral and brain sciences. - Cambridge, 2010. - Vol. 33, N 2-3. - P. 61-83.
Herman D. Stories as a tool for thinking // Narrative theory and the cognitive sciences. - Stanford, CA: CSLI publications, 2003. - P. 163-192.
Religion and action control: Faith-specific modulation of the Simon effect but not stop-signal performance / Hommel B., Colzato L.S., Scorolli C., Borghi A.M., van den Wildenberg W.P.M. // Cognition. - Amsterdam, 2011. - Vol. 120, N 2. - P. 177-185.
Karmiloff-Smith A. Beyond modularity. A developmental perspective on cognitive science. -Cambridge, M.A.: MIT press, 1992. - 234 p.
Keestra M. Bounded mirroring: Joint action and group membership in political theory and cognitive neuroscience // Essays on neuroscience and political theory: thinking the body politic / Ed. by Vander Valk F. - L.: Routledge, 2012. - P. 222-248.
257
Keestra M. Sculpting the space of actions: explaining human action by integrating intentions and mechanisms. - Amsterdam: Institute for logic, language and computation, 2014. - 440 p.
Killen M., Wainryb C. Independence and interdependence in diverse cultural contexts // New directions for child and adolescent development. - San Francisco, 2000. - Vol. 2000, N 87. -P. 5-21.
Measuring goodness of story narratives / Le K., Coelho C., Mozeiko J., Grafman J. // Journal of speech, language, and hearing research. - Rockville, 2011. - Vol. 54, N 1. - P. 118-126.
Madsen D. A biochemical property relating to power seeking in humans // The American political science review. - Baltimore, 1985. - Vol. 79, N 2. - P. 448-457.
Neuroconstructivism: How the brain constructs cognition / Mareschal D., Johnson M.H., Sirois S., Spratling M., Thomas M.S.C., Westermann, G. Volume one. - Oxford: Oxford univ. press, 2007. - 274 p.
Masuda T., Nisbett R.E. Culture and change blindness // Cognitive science. - Norwood, 2006. -Vol. 30, N 2. - P. 381-399.
McNally L., Brown S.P., Jackson A.L. Cooperation and the evolution of intelligence // Proceedings of the Royal Society: Series B, Biological sciences. - L., 2012. - P. 3027-3034.
MeunierD., Lambiotte R., Bullmore E.T. Modular and hierarchically modular organization of brain networks // Frontiers in neuroscience. - 2010. - Vol. 4. - Article 200.
Miller G.A. The magical number seven, plus or minus two: Some limits on our capacity for processing information // Psychological review. - Indianapolis, 1956. - Vol. 63, N 2. - P. 81-97.
ParkD.C., Huang C.-M. Culture wires the brain // Perspectives on psychological science. - Mal-den, 2010 - Vol. 5, N 4. - P. 391-400.
The effects of practice on the functional anatomy of task performance / Petersen S.E., van Mier H., Fiez J.A., Raichle M.E. // Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States of America. - Washington, D.C., 1998. - Vol. 95, N 3. - P. 853-860.
Ricoeur P. Oneself as another. - Chicago: Univ. of Chicago press, 1992. - 363 p.
RicoeurP. Time and narrative. - Chicago: Univ. of Chicago press, 1984. - Vol. 1. - 274 p.
Ricoeur P. Time and narrative. - Chicago: Univ. of Chicago press, 1985. - Vol. 2. - 208 p.
Ricoeur P. Time and narrative. - Chicago: Univ. of Chicago press, 1988. - Vol. 3. - 362 p.
Schacter D.L., Addis D.R. On the constructive episodic simulation of past and future events // Behavioral and brain sciences. - N.Y., 2007 - Vol. 30, N 3. - P. 331-332.
Friendships moderate an association between a dopamine gene variant and political ideology / Settle J.E., Dawes C.T., Christakis N.A., Fowler J.H. // The journal of politics. - N.Y., 2010. -Vol. 72, N 4. - P. 1189-1198.
Simon H.A. The organization of complex systems. Hierarchy theory: The Challenge of Complex Systems. - N.Y.: George Braziller, 1973. - P. 1-27
Somit A., Peterson S.A. Review article: Biopolitics after three decades - a balance sheet // British journal of political science. - L., 1998. - Vol. 28, N 3. - P. 559-571.
Essays on neuroscience and political theory: thinking the body politic / Ed. by Vander Valk F. -L.: Routledge, 2012. - 294 p.
Wimsatt W.C. Developmental constraints, generative entrenchment, and the innate-acquired distinction // Integrating scientific disciplines. - Dordrecht: Martinus Nijhoff, 1986. - P. 185-208.
Neural basis of cultural influence on self-representation / Zhu Y., Zhang L., Fan J., Han S. // Neurolmage. - Orlando, 2007. - Vol. 34, Issue 3. - P. 1310-1316.
258
