CC BY
38невероятные приключения гегеля во франции, или в поисках утраченной
феноменологии
hegel's incredible adventures in france, or in search
of lost phenomenology
Андрей Дудчик, Институт философии Национальной академии наук Беларуси.
Иллюстрация Елены Чухаревой.
Andrei Dudchik, Institute of Philosophy of the National Academy of Sciences of Belarus.
Illustrated by Elena Chukhareva.
В тексте представлена рецензия на книгу И.С. Куриловича о французском неогегельянстве, которое трактуется автором
как своеобразное интеллектуальное течение французской философии, объединяющее работы Ж. Валя, А. Койре, А. Ко-жева и Ж. Ипполита. Одна из его ключевых особенностей — попытка синтеза интереса к гегелевской философии и ряда установок феноменологической традиции.
A review of a book by I.S. Kurilovich on French neo-Hegelianism, which is interpreted by the author as a kind of intellectual movement in French philosophy, combining the works of J. Wahl, A. Koyre, A. Kojeve and J. Hippolyte. One of its peculiarities is an attempt to synthesize an interest in Hegelian philosophy and some aspects of phenomenological tradition.
Ключевые слова: неогегельянство, философия во Франции Keywords: Neo-Hegelianism, 20th century French philosophy, ХХ в., феноменология, Г.В.Ф. Гегель, Ж. Валь, А. Койре, phenomenology, G.WF. Hegel, J. Wahl, A. Koyre, A. Kojeve and А. Кожев и Ж. Ипполит. J. Hippolyte.
УДК: 101.1:3±6
DOI 10.24412/2587-9308-2020-15-271-276
В 2019 г. в издательстве РГГу вышла книга научного сотрудника Учебно-научного центра феноменологической философии Ивана Сергеевича Куриловича «французское неогегельянство. Ж. Валь, А. Койре, А. Кожев и Ж. Ипполит в поисках единой феноменологии» [Ку-рилович 2019]1. Книга представляет собой переработанный вариант кандидатской диссертации, защищенной в 2016 г. Хотя сама тема философии французского неогегельянства, безусловно, не является принципиально новой для русскоязычного читателя, в данной работе, насколько я могу судить, впервые на русском языке дается подробная историко-философская реконструкция этого явления с опорой на внушительный корпус первоисточников, как уже ставшую классической, так и весьма современную исследовательскую литературу, а также архивные материалы. Как раз тщательная работа с источниками является одной из (многих) сильных сторон рецензируемой работы. Так, список использованной литературы включает 278 наименований на русском, французском, немецком, английском языках, большинство из них активно используется в работе. Автор книги имеет опыт неоднократных стажировок во франции, работы в архивах, а также сотрудничает с Лабораторией немецкой метафизики и практической философии университета Пуатье, специализирующейся на изучении влияния немецкой и, в том числе, гегелевской философии во франции.
Книга начинается с Введения, в котором французское неогегельянство рассматривается как историко-философская проблема, т.е. ставятся вопросы о том, что стоит за историко-философским понятием «французское неогегельянство», что позволяет объединять идеи весьма разных мыслителей при помощи данного понятия, каковы хронологические рамки данного явления и что позволяет говорить именно о «неогегельянстве», а не о, например, традиции чтения гегелевских текстов и обращения к гегелевским идеям в разнообразных философских проектах. Как пишет сам исследователь, «если речь все же о неогегельянстве, притом французском, то важно понять, чем оно являет-
ся: эпохой, направлением или школой» (с. 10). Курило-вич начинает с анализа самого понятия «французское неогегельянство», обращая внимание на то, что, хотя сам термин уже стал достаточно устойчивым в русскоязычной литературе, в зарубежной литературе он менее распространен: чаще пишут о «французском гегельянстве», при этом и хронологические рамки явления, и круг персоналий, относимых к нему, может серьезно варьироваться. В качестве примера подобного понимания гегельянства можно вспомнить обзорную работу о гегельянстве Р. Синнербринка: в главе о гегельянстве во франции он рассматривает влияние гегелевских идей на Ж-П. Сартра, С. де Бовуар, М. Мерло-Понти, Ж. Делеза, Ж. Деррида ^шпегЬгшк 2007, 147-199]. Курилович предлагает сосредоточиться на фигурах Ж. Валя, А. Койре, А. Кожева и Ж. Ипполита, которые обращались к гегелевским идеям в 1920-50-е гг.: «богатство французского неогегельянства открывается при обращении к нему как течению философской мысли, мозаично составленному из множества идей... [В]згляд на французское неогегельянство как на историко-философскую конструкцию из несовпадающих концепций открывает как его внутреннее единство, так и его ценность для понимания последующих мыслителей» (с. 16). Для французского неогегельянства как течения мысли характерно, по мнению автора, «увеличение значимости субъективности в гегелевской мысли, поиск нерациональных оснований философии Гегеля и ее антропологизация, особенно известная по творчеству Кожева. Единство французского неогегельянства и перечисленных выше тенденций состоит в поиске мистико-интуитивных оснований опыта сознания в философии Гегеля. Общее концептуальное основание находит выражение в повышенном интересе к "феноменологии духа", в обращении к феноменологической философии Гуссерля и Хайдеггера, в сближении с экзистенциализмом» (с. 19). Прежде чем перейти к подробному анализу собственно французского неогегельянства, автор в разделе объемом 40 страниц достаточно подробно знакомит читателя с контекстом
1. Ссылки без указания источника в настоящей работе приводятся по этому изданию.
становления французского неогегельянства: реконструирует историю восприятия гегелевских идей во франции в XIX в. (как при жизни самого немецкого философа, так и после его смерти — с особым вниманием к деятельности французского «короля философов» В. Кузена), рассматривает первые варианты переводов гегелевских текстов на французский, дает общее представление как о неогегельянских движениях в других странах (в Великобритании, США, Нидерландах, Италии, Германии и России), так и о ситуации во французской философии первой трети XX в. (включая как ее академическую часть — «башню», так и литературную — «поле»). Данный раздел является весьма информативным, в нем содержится анализ большого количества направлений, персоналий (в том числе не всегда хорошо известных для русскоязычного читателя) и текстов. Отдельно можно отметить, что автор достаточно удачно использует возможности подстрочного комментария в виде сносок, в которых содержатся интересные замечания и дополнения к основному тексту. Самих сносок достаточно много, и они могут занимать объем, сопоставимый с объемом основного текста или даже превышать его.
В качестве специального отступления следует остановиться на методологии, используемой автором в работе. В целом проблема методов в исследованиях по истории философии является достаточно сложной, поскольку традиционно используемые методы (реконструкция, интерпретация, сравнительный анализ и т.п.) не всегда могут быть легко эксплицированы и формализованы. В книге Куриловича этот вопрос специально не разбирается, но в автореферате диссертации (где в соответствии с требованиями формата необходимо указывать методы своего исследования) он пишет, что в работе «использовались основные методы историко-философского анализа, компаративистики, интерпретации и историко-философской реконструкции. Проведенное исследование, помимо понимания интерпретаций философии Гегеля в работах Ж. Валя, А. Койре, А. Кожева и Ж. Ипполита, ставило своей задачей дать неизбежно приблизительное представление об общем контексте эпохи, проследить ключевые интеллектуальные связи и концептуальные зависимо-
сти изучаемых авторов. При таком подходе предполагается, что исследуемые авторы обладали своеобразными концептуальными схемами, далекими от полной систематизации, и открытыми значительным влияниям и напластованиям» [Курилович 2017, 7—8]. Если обратиться к существующим вариантам попыток классификации методологических подходов в изучении истории философии (с неизбежностью условным), то подход Куриловича, на мой взгляд, окажется близок к «исторической реконструкции» в терминах Р. Рор-ти, то есть исследователь не стремится осовременить взгляды изучаемого автора, предпочитая придерживаться исходного понятийного аппарата [Ког1у 1984, 50-51]. И действительно, в своем разборе соотношения гегелевских идей и их последующей интерпретации французскими неогегельянцами Курилович достаточно строго придерживается гегелевских текстов (с определенной долей пафоса можно было бы сказать: как их буквы, так и их духа), при этом его реконструкция не выступает, как называет это В.А. Куренной, «полемическим мерилом других философских концепций» [Куренной зоо4: 8-д], когда другие философские позиции анализируются как бы исходя из воззрений изучаемого автора. Курилович старается выдерживать определенную критическую дистанцию между собственной исследовательской позицией историка философии и позицией анализируемого им философа.
Основной текст работы представлен четырьмя главами, каждая из которых посвящена рассмотрению идей конкретного представителя французского неогегельянства в хронологическом порядке. Так, в первой главе «Жан Валь: тотальность несчастья сознания» рассматриваются идеи «факультативного» интерпретатора гегелевской философии Ж. Валя, который в конце 1920-х гг. предложил экзистенциалистскую трактовку гегелевской философии. В центре интерпретации Валя, который обращается к ранним работам Гегеля о христианской религии и «феноменологии духа», — понятие «несчастье сознания», трансформированный вариант исходного гегелевского «несчастного сознания» (при этом в переводе названия работы Валя на русский язык оставлен исходный гегелевский термин: «Несчастное сознание в философии Гегеля»).
Сопоставлению двух этих понятий в главе уделяется большое внимание, поскольку понятие «несчастье сознания» свидетельствует об экзистенциалистском прочтении работы Гегеля, и даже ее «кьеркегориза-ции» (с. 76-77)' В конце главы Курилович показывает различие между исходными гегелевскими идеями и их авторской интерпретацией у Валя. Подобное сравнение будет осуществляться Куриловичем и в дальнейшем — для других представителей неогегельянства.
Завершая рассмотрение первой главы, отмечу, что в рамках критического анализа интерпретации Валя Курилович проводит весьма любопытные параллели между исходными гегелевскими идеями, изложенными в «феноменологии духа», и размышлениями И.В.ф. Гете о морфологии (с. 91-92). Несмотря на наличие соответствующих работ П. А. Горохова [Горохов зооо] и К.А. Свасьяна [Свасьян 2001], тема философского прочтения работ Гете, в том числе в сравнении с идеями немецкого идеализма и феноменологической философии, видится достаточно перспективной и интересной для дальнейшего исследования. Несколько забегая вперед, следует отметить, что одной из интересных «находок» книги является достаточно широкое историко-философское понимание феноменологии, которое предлагает Курилович. Оно позволяет объединить феноменологические работы Гуссерля и Хайдег-гера и идеи Гегеля, при этом ретроспективно близкими феноменологическому подходу оказываются и другие авторы (как уже упоминавшийся выше Гете). Подобная феноменологическая составляющая, как обосновывает это автор, является важной характеристикой для всех четырех столь различных философских проектов представителей французского неогегельянства.
Вторая глава «Александр Койре: эпистемологический анализ "структур сознания" и единство феноменологии» посвящена анализу фигуры А. Койре, весьма важной для французской философии XX в. в целом, но часто либо не относимой к неогегельянству напрямую, либо остающейся в этом отношении несколько «в тени» по сравнению с более известными именами. Так, в упомянутой ранее книге Синнербринка присутствует раздел о Койре, но он занимает чуть больше 1 страницы, тогда как оставшиеся более чем 20 страниц
посвящены рассмотрению идей Валя, Кожева и Ипполита. Курилович рассматривает Койре как самостоятельную и влиятельную фигуру в рамках французского неогегельянства, хоть и занимавшуюся изучением философии Гегеля в контексте анализа «философских рамок» научного знания: «Интерпретация гегелевской философии была фрагментарной и в его исследовательском проекте была побочной, но она стала поворотной точкой французского неогегельянства» (с. дб). И хотя, как отмечает сам автор, «вопрос, являлся ли Койре феноменологом, остается нерешенным» (с. 97), Курилович достаточно убедительно демонстрирует близость подхода Койре к изучению «рамок» науки ряду установок феноменологического движения. Рассуждая о значении деятельности Койре для развития неогегельянства, помимо историко-философских наработок (обоснование нового варианта иерархии гегелевских текстов, акцентирование проблемы переводимости гегелевского языка) Курилович отдельно выделяет его тезис «о единстве феноменологического метода Гегеля, Гуссерля и Хайдеггера» (с. 111), который и будет развиваться в дальнейшем в рецензируемой работе.
В третьей главе «Александр Кожев: феноменология атеистического сознания» рассматривается жизненная и интеллектуальная биография, вероятно, наиболее знакомого широкому читателю представителя французского неогегельянства — Александра Кожева (Кожевникова). Впрочем, знакомство с этой фигурой, как правило, связано лишь с один самым известным его текстом — изданным на основе лекционных курсов «Введением в чтение Гегеля». Курилович же реконструирует широкую картину интеллектуального становления Кожева, демонстрируя последовательность и преемственность развития его взглядов: «философия Александра Кожева — единое концептуальное построение, в котором одни и те же мыслительные структуры переводились автором на языки разных традиций и областей применения, в зависимости от тех или иных симпатий и занятости Кожева. Всякий перевод производил приращение смысла» (с. 155). Достаточно подробно Курилович рассматривает онтологические аспекты концепции «нигилизма» Кожева, специфику во многом популяризированного им понятия борьбы
за признание, отдельное внимание уделяется анализу кожевского понимания ценностей как своеобразного языка описания взаимоотношений сознания и действительности. Кроме того, Курилович затрагивает вопрос о соотношении политических и философских идей Кожева, демонстрируя, что первые являются следствием последних: «"практические выводы" философии Кожева являлись именно выводами, они не были непосредственным началом мысли Кожева, под которое бы подвёрстывалась система. Зто необходимо учитывать, говоря об "ангажированности" его мысли» (с. 155). В целом автор делает обоснованный вывод о том, что Кожев важен не только как оригинальный интерпретатор гегелевской философии, оказавший влияние на ее последующее восприятие рядом влиятельных европейских интеллектуалов, но и как самостоятельный мыслитель, продолжающий «феноменологическую» линию неогегельянства.
Последняя, четвертая глава книги «Жан Ипполит и "феноменология духа": от перевода к интерпретации» посвящена деятельности переводчика и комментатора Гегеля Ж. Ипполита, который в определенном смысле подвел итог развитию неогегельянства во франции, одновременно предложив более академический вариант интерпретации гегелевских идей. В центре внимания интерпретации Ипполита — проблемы языка и абсолютного знания. Но кроме того, как показывает Курилович, деятельность Ипполита сыграла существенную роль в институционализации во франции исследований гегелевской философии и гегельянства в целом. Как демонстрирует автор книги, несмотря на общую академическую установку творчества Валя, последний в своей интерпретации Гегеля «не боялся экспериментировать и фактически принимался за синтез противоположных подходов экзистенциализма и структурализма» (с. 197). Вместе с тем последующая французская мысль, прежде всего в лице учеников Ипполита (с пониманием условности этого термина в данном случае) Л. Альтюссера и М. фуко, во многом восприняла эту проблематику. Конечно, эта проблематика рассматривалась с принципиально других позиций, вместе с тем продолжалась явная и неявная полемика с неогегельянством.
Книга завершается небольшим по объему, но содержательным Заключением, в котором дается общая характеристика французского неогегельянства как заметного интеллектуального течения во франции, оказавшего существенное влияние на дальнейшее развитие философского и гуманитарного знания как во франции, так и за ее пределами: «концепции Ба-тая и фуко, Деррида и Лакана, Сартра и Альтюссера, особенности развития феноменологического движения во франции, тенденции современного гегелеведения, даже американская политическая философия неоконсерватизма» (с. 199) — на все эти достаточно разные интеллектуальные явления различным образом оказали влияние идеи французского неогегельянства.
Если переходить к замечаниям, которые неизбежны даже в случае хороших работ (к каковым книга Куриловича несомненно относится), то мне немного не хватило более подробного анализа французского неогегельянства как такового. И в основном тексте, и в Заключении содержатся и характеристики течения в целом, и сравнение взглядов отдельных его представителей, и анализ взаимодействия французского неогегельянства с другими направлениями мысли, однако этому можно было бы посвятить отдельную часть работы. С другой стороны, это могло бы привести к определенным повторениям в тексте. Кроме того, видимо, автор старается придерживаться общей феноменологической установки, предпочитая работать с конкретными феноменами и на их примерах рассматривать характеристики более общих явлений. Следующее замечание относится не столько к работе Куриловича, сколько к исследованиям в области истории философии в целом. Речь идет о том, что понятие течения, которое используется для характеристики французского неогегельянства, как и ряд схожих понятий — движение, направление и т.п. — достаточно сложно определить. Поэтому обоснование одного из центральных положений работы (и одного из ее реальных достижений) — утверждения о том, что французское неогегельянство следует рассматривать именно как течение, а не как, например, школу или эпоху, выглядит теоретически менее убедительным, чем могло бы. На мой взгляд, интересные дополнительные результаты может дать
использование различных междисциплинарных подходов. Например, рассмотрение французского неогегельянства не только как интеллектуального течения, но и как своеобразной интеллектуальной сети, объединяющей достаточно разных по своим воззрениям авторов на основе активной коммуникации и личных контактов между ними. Частично эта работа уже имплицитно содержится в исследовании Куриловича в тех местах, где он реконструирует сложные и нелинейные взаимодействия между героями своего повествования. Зто можно сделать более системно, опираясь на социологический подход, представленный, например, в исследованиях Р. Коллинза, который упоминает неогегельянство при анализе общей ситуации с философией во франции [Коллинз 2002, 1006-1007]. Далее, интересной представляется также частично рассматриваемая Куриловичем тема межкультурного взаимодействия, когда в сложные франко-немецкие отношения (нашедшие свое отражение и в области философии) свой вклад вносят и посредники-мигранты из других культурных сред. Зта же тема затрагивается в исследовании по проблеме культурного трансфера на материале философского знания [Зспань 2018]. Наконец, перспективным мне видится и изучение институционали-зации гегельянских идей в образовательной системе, например постановка вопроса о том, насколько существенным является то, что значимые тексты для философии тексты самого Гегеля и неогегельянства являются изданными лекционными курсами. Повторюсь, частично эти темы уже затрагиваются в рецензируемой книге, но, на мой взгляд, они могут в дальнейшем осуществиться и как отдельные исследования.
Завершая рецензию, следует отметить, что книга Куриловича является вполне самостоятельным и компетентным исследованием по истории философии. В работе весьма тщательно реконструирован исторический, политический, культурный контекст становления и развития французского неогегельянства, осуществлена корректная философская и текстологическая интерпретация корпуса работ его представителей, обоснован статус французского неогегельянства как самостоятельного интеллектуального течения в рамках западноевропейской философии XX в. Книга будет интересна
как специалистам, интересующимся французской и — шире — европейской философией гг. и
феноменологическим движением в целом, так и широкому читателю.
БИБЛИОГРАфИЯ
1. Rorty 1984 — Rorty R. The Historiography of Philosophy: Four Genres // Philosophy in History. Cambridge: Cambridge University Press, 1984. P.
2. Sinnerbrink 2007 — Sinnerbrink R. Understanding Hegelianism. Stocksfield: Acumen, 2007.
3. Горохов 2005 — Горохов П.А. философские основания мировоззрения Иоганна Вольфганга Гете: Автореф. дис. на соиск. учен. степ, д-ра филос. наук: og.oo.o5. Екатеринбург: УрГу, 2005.
4. Коллинз 2002 — Коллинз Р. Социология философий: глобальная теория интеллектуального изменения. Новосибирск: Сибирский хронограф, 2002.
5. Куренной 2004 — Куренной В.А. Заметки о некоторых проблемах современной отечественной истории философии II Логос. 2оо4- № 5-4 (45). С. 5-2д.
6. Курилович 2017 — Курилович И.С. французское неогегельянство: интерпретации и трансформации феноменологии: автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук: специальность og.oo.o5 История философии. М.: РГГу, 2017.
7. Курилович 20ig — Курилович И.С. французское неогегельянство: Ж. Валь, А. Койре, А. Кожев и Ж. Ипполит в поисках единой феноменологии Гегеля-Гуссерля-Хайде-ггера. М.: РГГу, 2019.
8. Свасьян 2001 — Свасьян К.А. философское мировоззрение Гёте. М.: Evidentis, 2001.
9. Зспань 2018 — Зспань М. франко-немецкий культурный трансфер 11 Зспань М. История цивилизаций как культурный трансфер. М.: Новое литературное обозрение. С. 55-574-
