CC BY
20
Вестник Челябинского государственного университета. 2021. № 10 (456). Экономические науки. Вып. 74. С. 134-144.
УДК 331.526 DOI 10.47475/1994-2796-2021-11014
ББК 65.240.5
НЕСТАНДАРТНЫЕ ФОРМЫ ЗАНЯТОСТИ НАСЕЛЕНИЯ МОНОГОРОДА В КОНТЕКСТЕ ПРЕКАРИЗАЦИИ ТРУДА
О. А. Антонов^, Е. А. КолесниК, Е. В. Масленникова, М. И. Нурмухаметова1
1 Челябинский государственный университет, Челябинск, Россия 2 Челябинский филиал Института экономики УрО РАН, Челябинск, Россия
Статья подготовлена при финансовой поддержке Фонда перспективных научных исследований
ФГБОУ ВО «ЧелГУ» (2021)
Статья подготовлена в соответствии с планом НИР ФГБУН «Институт экономики УрО РАН» на 2021-2023 гг.
Цель статьи — выявление наиболее востребованных экономически активным населением моногорода форм нестандартной занятости в условиях растущей прекаризации занятости, которая понимается авторами как объективно обусловленный процесс трансформации социально-трудовых отношений, сопровождающийся смещением форм занятости от стандартных к нестандартным. Распространение нестандартных форм занятости связано с процессами цифровизации, предоставления дополнительных возможностей по трудоустройству как для безработных граждан, так и для имеющих работу, но готовых совмещать ее с иными формами занятости. Вместе с тем отсутствуют исследования по востребованности и готовности экономически активным населением работать и занимать подобные рабочие места, а также о рекомендациях по использованию нестандартных форм в реализации государственной политики занятости в моногородах. На основе социологического опроса населения г. Верхнего Уфалея Челябинской области были выявлены наиболее востребованные формы нестандартной занятости и даны рекомендации центрам занятости населения (ЦЗН) по оказанию содействия в их освоении безработными жителями города. Для достижения поставленной цели были использованы как общенаучные методы (анализ, синтез, дедукция), так и специальные (социологический опрос, статистическая обработка результатов).
Ключевые слова: прекаризация труда, прекаризация занятости, моногород, нестандартные формы занятости, рынок труда, риски нестандартной занятости.
Актуальность и степень изученности проблемы
В современных условиях в связи с развитием цифровых технологий все более распространенными становятся нестандартные формы занятости. Под такими формами понимают любые формы занятости, которые имеют отличие от стандартной по одному или нескольким критериям.
Как правило, такими критериями выступают:
• наличие гибкого режима труда и отдыха (свободный график, неполная рабочая неделя и т. д.);
• нестандартные условия труда (надомный труд, дистанционная занятость и т. д.);
• временный и заемный труд;
• самозанятость и т. д.
В современном обществе действует объективная тенденция размывания стандартной занятости и постепенного ее дополнения различными формами нестандартной занятости. В. Н. Бобков, Ю. Г. Одегов, А. П. Гарнов в своем исследовании отмечают, что «в настоящее время проблемы соче-
тания стандартной и нестандартной занятости особенно актуальны для моногородов. Особенности занятости в условиях моногородов состоят в ограниченных возможностях смены рабочего места с сохранением стандартной занятости, повышенном оттоке населения, вынужденного трудоустраиваться в других регионах и т. д.» [5].
Кроме того, размывание границ между стандартной и нестандартной занятостью обусловлено объективными изменениями характера и содержания труда, а также тем, что нестандартная занятость имеет массу положительных эффектов и выгод как для работника, так и для работодателя. Однако существует и негативная сторона, связанная с низкой социальной защищенностью и частыми нарушениями трудовых гарантий и прав работников, что обусловлено в том числе отсутствием эффективных институтов регулирования неформальных социально-трудовых отношений. Все это привело к распространению такого явления, как прекариат.
Прекариат как проявление деформации структуры занятости в постиндустриальной экономике [21] представляет научный интерес как для отечественных, так и для зарубежных ученых с конца XX столетия. Подразумевая под прекаризацией занятости населения ее возрастающую гибкость и предпочтение нестандартных форм, можно констатировать, что прекаризация ведет к трансформации и неизбежному кризису трудовых отношений, который охватывает весь мир. М. Кастельс, анализируя эти противоречивые и масштабные явления, еще в 1980-е гг. пришел к выводу о том, что в мире складывается новая форма капитализма, более жесткая в своих целях, но более гибкая в средствах [10].
По мнению ряда отечественных ученых (В. Н. Бобкова [5, 6, 8], О. И. Шкаратан, В. В. Карачаровского, Е. Н. Гасюковой [21], Ж. Т. Тощенко [18], Р. И. Капелюшникова [9] и др.), отечественная прекаризация соответствует общемировым тенденциям. Хотя в зависимости от применяемой методики получаемые оценки разнятся, общая схожесть европейских и российских тенденций не подлежит сомнению.
В рамках исследования Европейской комиссии по прекаризации занятости был сформулирован набор характеристик, отражающих особенности прекаризации в различных европейских странах, где как ее главное проявление рассматривается соотношение стандартной и нестандартных форм занятости, а также степень их устойчивости [3].
К числу выводов о сопоставимости тенденций прекаризации в европейских странах и России следует отнести снижение устойчивости положения работников вследствие принятия на себя части рисков, связанных с организацией трудовой деятельности, что оборачивается негативными последствиями на индивидуальном, организационном и общественном уровнях [3, 8, 15]. Причем масштаб распространения неустойчивой занятости, характеризующейся выводом работников за пределы законодательного поля, понижением уровня их социальной защиты и отсутствием долгосрочных трудовых отношений, рекомендуется рассматривать для измерения тенденций прека-ризации [7, 15].
Более того, нередко прекаризация занятости рассматривается в контексте понятия «неустойчивая занятость» и по сути отождествляется с ней [2], становясь порой ее синонимом [13]. При этом, как правило, основной акцент делается на дестан-дартизации и формировании нестабильных трудо-
вых отношений, оказывающих негативное воздействие на качество трудовой жизни работников [11].
По мнению В. Н. Бобкова, Ю. Г. Одегова, А. П. Гарнова, нестандартная занятость, как еще одно безусловное проявление прекаризации, «не требует заключения бессрочных трудовых договоров с полной рабочей неделей, определенных графиков работы или рабочего места, которое указывается работодателем, предоставления работодателем работнику инструментов, материалов и механизмов и др. признаков, характеризующих так называемые стандартные трудовые отношения» [5]. Она может быть формальной (организации) и неформальной (физические лица), полностью или частично официальной (легальной) и теневой (нелегальной) [5]. К формам нестандартной занятости относят: самозанятость, фриланс, гибкую и частичную занятость, заемный труд, аутсорсинг и аутстаффинг, дистанционный труд, краунфандинг, краудсорсинг и др. И если в научном сообществе сложилось устойчивое понимание сущности перечисленных форм занятости, то среди населения не все они понимаются однозначно, что требует проведения соответствующего исследования.
Большим разнообразием обладают подходы отечественных и зарубежных ученых к исследованию сущности процесса прекаризации занятости, ее причин и возможных последствий. Можно согласиться с мнением В. И. Беляева и О. В. Кузнецовой о том, что явление прекари-зации занятости настолько «ново, многообразно и слабо изучено, что даже дискуссию по поводу его содержания и структуры еще нельзя назвать сколько-нибудь оживленной и глубокой. В литературе можно обнаружить только ее начальные признаки» [4].
В то же время отдельного внимания заслуживает трактовка понятия прекаризации, развиваемая в трудах Ж. Т. Тощенко. Он рассматривает данный процесс как своеобразную реакцию общества на изменения внешней среды, вынуждающие людей приспосабливаться к нестабильности современных условий хозяйствования, укореняя в массовом сознании представления о жизни «одним днем» [18]. Данный подход приобретает особую актуальность в связи с развитием цифровой экономики и искусственного интеллекта, способствующих сокращению количества рабочих мест, а также пандемией коронавируса COVID-19, обусловивших рост безработицы, сокращение сектора стандартной занятости. Следствием явилась
прекаризация труда и выбор нестандартных форм занятости у трудоспособных граждан как единственно возможный источник заработка.
Таким образом, процессы прекаризации объективны, тесно связаны с распространением и развитием нестандартных форм занятости. Поэтому исследование востребованности данных форм занятости населением моногородов, а также возможностей применения их в реализации региональной политики занятости необходимо осуществлять в контексте прекаризации труда, чтобы в отсутствие эффективных механизмов регулирования нестандартных социально-трудовых отношений использовать их сильные стороны для решения проблем занятости и минимизировать негативные.
Цель, задачи и гипотеза
В этой связи актуальной становится необходимость исследования предпочтительности выбора форм занятости среди наемных работников в современных условиях и оценка социальных рисков, присущих каждой из них. Целесообразным представляется проведение данного исследования в моногородах, где в силу монопрофиль-ности местной экономики высока уязвимость рынка труда от внешних факторов [7] и процесс прекаризации труда носит более выраженный характер. Поэтому цель данной статьи — выявление наиболее востребованных экономически активным населением моногорода форм нестандартной занятости в условиях растущей прека-ризации труда.
Кроме того, можно предположить, что деятельность ЦЗН, выступающих государственными агентами на рынке труда, не способствует в полной мере решению проблемы безработицы в моногороде. Поэтому к числу задач данного исследования, помимо выявления известных и предпочтительных для населения моногорода форм нестандартной занятости, оценки свойственных им социальных рисков, следует отнести исследование возможностей ЦЗН по дополнению стандартной занятости нестандартными формами, которые расширят возможности трудоустройства у экономически активного населения, в том числе через содействие в обучении фрилансу, самозанятости и прочим нестандартным формам.
Рабочая гипотеза данного исследования сводится к затруднению развития нестандартных форм занятости населения в моногороде в процессе пре-каризации труда по причине отсутствия понима-
ния экономически активным населением сущности отдельных форм и недостаточного содействия в их осуществлении со стороны государственных агентов рынка труда (ЦЗН).
Методология
Исследование форм нестандартной занятости в моногороде основано на авторском понимании процесса прекаризации занятости экономически активного населения. Применительно к моногороду под прекаризацией занятости нами понимается процесс трансформации социально-трудовых отношений, сопровождающийся смещением форм занятости от стандартных к нестандартным и неустойчивым, что одновременно расширяет ограниченные в моногороде возможности трудоустройства и повышает социальные риски для экономически активного населения.
Методологической основой исследования стала реализация последовательных этапов, включающих глубокое изучение теории вопроса прекари-зационности труда и применения нестандартных форм занятости экономически активным населением в условиях моногорода, существующих эмпирических данных. Результаты теоретического анализа легли в основу разработки методики социологического исследования.
Для изучения понимания сущности нестандартной занятости, ее возможных форм и выявления отношения жителей моногорода к возможности ее осуществления авторами был проведен социологический опрос жителей г. Верхний Уфалей, обратившихся в ЦЗН с целью трудоустройства. Опрос экономически активного населения, относящегося к разным категориям, проведен на базе случайной выборки, анонимно.
На этапе разработки методики социологического исследования была дана интерпретация и опе-рационализация основных понятий. Под востребованностью населением конкретных форм нестандартной занятости понимается потребность, необходимость работы в данных формах занятости. Готовность населения моногородов работать на рабочих местах с нестандартными формами занятости — это согласие, желание работать на рабочих местах с нестандартными формами занятости, а также желание и возможность обучаться такой профессии.
Среди включенных в опрос форм нестандартной занятости респондентам были предложены для оценки и выбора предпочтительности: самозанятость, занятость с гибким графиком, дис-
танционная занятость, фриланс, надомный труд, вахтово-экспедиционная деятельность, временная занятость, совместительство и краудсор-синг (под которым в соответствии с трактовкой Л. В. Лапидуса и Ю. М. Поляковой [12] подразумевается занятость на виртуальных площадках в сети Интернет с целью получения прибыли).
В исследовании были использованы как общенаучные методы (анализ, синтез, дедукция), так и специальные (социологический опрос и статистическая обработка его результатов). Получены результаты, позволяющие оценить востребованность различных форм нестандартной занятости в моногороде и оценить готовность ЦЗН к оказанию содействия в их реализации.
Обоснование выбора объекта исследования
Челябинская область входит в число семи регионов РФ, где доля населения, проживающего в моногородах, превышает 25 %, в то время как средний показатель по стране равен 9 % [5, с. 527].
В качестве объекта проводимого нами исследования был выбран один из 16 моногородов Челябинской области — г. Верхний Уфалей, где острота проблемы занятости превышает среднестатистические значения по региону.
Доля зарегистрированных безработных среди экономически активного населения в декабре 2020 г. составляла в Верхеуфалейском городском округе 5,5 % при напряженности на рынке труда 3,8 человека на одну вакансию (аналогичный показатель для Челябинской области — 3,49 % за тот же период наблюдений) [14]. Причем высокие цифры, отражающие безработицу в исследуемом городе, характерны и для доковид-ного периода. На начало 2020 г. уровень зареги-
стрированной безработицы в Верхеуфалейском городском округе составил 3,3 % при 1,21 % по Челябинской области [Там же]. Кроме того, данный негативный тренд сопровождался высокой напряженностью на рынке труда. Максимальное соотношение соискателей из числа зарегистрированных безработных, претендующих на одно предложение о работе, в августе 2020 г. составило 5,7 человека на одну вакансию. При этом максимальное значение показателя напряженности на рынке труда по Челябинской области в июле 2020 г. составило 3,1.
Динамику изменения зарегистрированной безработицы в Верхнем Уфалее и Челябинске за 2020 г. можно проследить на рис. 1. Очевидно, что ее пик пришелся на летние месяцы и составил в июле 9,1 %. При этом аналогичное значение по области составило 4,89 %.
Данные рис. 1 свидетельствуют о сохранении тенденций в отдельно взятом моногороде, характерных для рынка труда региона в целом. Но глубина проявления этих негативных тенденций в моногороде выражена значительно сильнее.
Результаты исследования
Для решения обозначенной выше проблемы в апреле 2021 г. в Верхнем Уфалее посредством анкетирования был проведен социологический опрос. В нем принял участие 121 человек, что составило 20 % от числа обратившихся в ЦЗН Верхнего Уфалея в течение месяца. В числе респондентов были 52 женщины, 68 мужчин, один респондент не указал свой пол. Из общего числа участвовавших в опросе высшее образование имеют 12 человек, незаконченное высшее — 10, неполное среднее — 14, среднее — 49, среднее
Зарегистрированная безработица в г. Верхний Уфалей и Челябинской области в 2020 г., %
1
январь февраль март апрель май июнь июль август сентябрь октябрь ноябрь декабрь
В. Уфалей 3,3 3,5 4,9 5,9 7 8,3 9,1 8,8 7,4 6,4 5,5 4,6
- ЧО 1,15 1,22 2,02 3,04 3,67 4,41 4,89 4,92 4,52 4,01 3,49 2,97
В. Уфалей — ЧО
Рис. 1. Динамика безработицы в Верхнем Уфалее и Челябинске, зарегистрированной за 2020 год Источник: составлено авторами на основе опроса жителей г. Верхний Уфалей.
специальное — 36. Все респонденты были разделены на пять возрастных групп: 18-25 лет (8 человек), 26-35 лет (38 человек), 36-45 лет (53 человека), 46-55 лет (12 человек) и 56-65 лет (6 человек). Четверо опрошенных не указали свой возраст. Как видно из приведенных выше данных, преобладающий возраст респондентов — 36-45 лет.
Из общего числа респондентов под нестандартной занятостью 33,1 % опрошенных понимают дистанционную занятость, 30,6 % — занятость с гибким графиком, 29,8 % — самозанятость, 6,6 % — фриланс. Другие формы нестандартной занятости, которые было предложено назвать респондентам в открытом вопросе анкеты, названы не были, что свидетельствует о недостатке информации у населения по данному вопросу и соответственно отсутствии сформированных навыков для их осуществления.
Из всей выборки наиболее привлекательными формами нестандартной занятости были названы: работа с гибким графиком рабочего времени (38,8 %) и надомный труд (33,9 %). За ними следуют временная занятость, совместительство (13,2 %), фриланс (4,1 %), вахтово-экспедицион-ная деятельность (1,7 %) и краудсорсинг (0,8 %), что подтверждает вывод о низкой привлекательности тех форм нестандартной занятости, которые предполагают наличие специальных навыков и знаний.
На вопрос о готовности повышать уровень квалификации самостоятельно для освоения нестандартных форм занятости респонденты ответили неоднозначно. Так, 50 % сказали, что готовы, но только за счет средств работодателя, однако 39,7 % ответили, что не готовы ни при каких условиях. Также присутствуют те, кто могут оплатить обучение частично (12,4 %) либо полностью (6,6 %). Данное противоречие ярко прослеживается в разрезе половозрастной принадлежности. Так, женщины не готовы повышать уровень квалификации ни при каких условиях (40,4 %) либо только за счет средств работодателя (36,5 %). Женщины готовы оплачивать обучение частично только в 21,2 % случаев, полностью — в 3,8 %. Одинаковое распределение ответов среди мужчин свидетельствует о том, что они в равной мере готовы повышать квалификацию для освоения нестандартных форм занятости за счет средств работодателя (41,2 %) или не готовы ни при каких условиях (41,2 %), также одинаковое количество ответивших мужчин готовы и могут оплачивать обучение полностью (8,8 %) либо частично (8,8 %).
Большинство респондентов согласны, что их знаний и умений недостаточно для работы в условиях нестандартной занятости, и они готовы восполнять их отсутствие различными способами, что свидетельствует о заинтересованности в развитии нестандартных форм занятости.
Кроме того, заинтересованность в нестандартной занятости у опрошенных связана с возможностью не переезжать в другой город для поиска постоянной работы (32,2 %), возможностью самостоятельно планировать рабочее время (29,8 %), высоким заработком (18,2 %), интересной работой (14,9 %) и возможностью профессионального роста (5 %).
Женщины и мужчины заинтересованы в нестандартной занятости из-за возможности самостоятельно планировать рабочее время (мужчины — 34,6 %, женщины — 32,4 %), не переезжать в другой город для поиска постоянной работы (женщины — 23,1 %, мужчины — 29,4 %) и профессионального роста (женщины — 9,6 %, мужчины — 2,9 %). Возможность получить интересную работу больше интересует женщин (19,2 %), чем мужчин (10,3 %), а высокий заработок — больше мужчин (22,1 %), чем женщин (13,5 %).
Меньше половины опрошенных не готовы совмещать официальную занятость с дистанционной (37,2 %). Однако 24,8 % респондентов готовы совмещать их непродолжительное время (до шести месяцев), 24 % готовы в качестве подработки, 14 % готовы на постоянной основе. В результате 62,8 % респондентов в той или иной степени готовы совмещать официальную занятость с дистанционной для увеличения своего дохода.
Женщины (34,6 %) и мужчины (38,2 %) единогласны в том, что не готовы совмещать официальную занятость с дистанционной. Однако 26,9 % женщин все же готовы совмещать их в качестве разовой подработки, 25 % — непродолжительное время, 13,5 % — на постоянной основе; 23,5 % опрошенных мужчин ответили, что готовы совмещать официальную занятость с дистанционной непродолжительное время, 20,6 % готовы разово, 16,2 % — на постоянной основе.
В разрезе возрастной структуры ситуация не выглядит столь однозначно. Так, не готовы совмещать официальную занятость с дистанционной 37,5 % респондентов в возрасте от 18 до 25 лет, 26,3 % — от 26 до 35 лет, 43,4 % — от 36 до 45 лет, 50 % — от 46 до 55 лет, 33,3 % — от 56 до 65 лет. Готовы совмещать непродолжительное время (до шести месяцев) 37,5 % респондентов в возрасте от
18 до 25 лет, 31,6 % — от 26 до 35 лет, 20,8 % — от 36 до 45 лет, 33,3 % — от 46 до 55 лет. Согласны совмещать официальную занятость с дистанционной в качестве разовой подработки 23,7 % опрошенных в возрасте от 26 до 35 лет, 22,6 % — от 36 до 45 лет, 16,7 % — от 46 до 55 лет, 50 % — от 56 до 65 лет. Согласны совмещать на постоянной основе 37,5 % опрошенных в возрасте от 18 до 25 лет, 21,1 % — от 26 до 35 лет, 11,3 % — от 36 до 45 лет, 16,7 % — от 56 до 65 лет. Налицо повышенный интерес к комбинированию стандартной и нестандартной занятости у представителей молодых возрастных групп (от 18 до 35 лет).
На предложение ЦНЗ г. Верхнего Уфалея работать в Интернете готовы согласиться 40,5 % опрошенных. В то же время 24,8 % — скорее не согласятся, 18,2 % — не согласятся, 16,5 % — точно согласятся. Таким образом, большинство респондентов склонны отказаться от предложенной работы в Интернете (59,5 %). Причем ответы мужчин и женщин не сильно разнятся. Скорее согласятся на предложение работать в Интернете 45,2 % женщин и 35,3 % мужчин, скорее не согласятся 26,9 % женщин и 26 % мужчин; 15,4 % опрошенных женщин и 17,6 % мужчин точно согласятся, 12,5 % женщин и 21,1 % мужчин точно не согласятся.
На рис. 2 прослеживается ожидаемая возрастная закономерность: у людей более молодого возраста работа в Интернете не вызывает боязни и отторжения. Хотя ответ «соглашусь» — непопулярный во всех возрастных группах.
Большой разброс ответов на вопрос о готовности работать в сети Интернет, если бы такая форма занятости была предложена ЦЗН, обусловлен различиями и в образовании. Большинство респондентов
с высшим образованием ответило утвердительно (50 % — «скорее соглашусь», 16,7 % — «соглашусь»). Опрошенные с незаконченным высшим образованием в 60 % случаев скорее согласятся, в 10 % точно согласятся; 40,8 % респондентов со средним образованием ответили, что скорее согласятся, 12,2 % — точно согласятся. Большинство опрошенных с самым низким (неполным средним) образованием дали отрицательный ответ. Среди них утвердительно ответили 21,4 % респондентов (скорее согласятся 14,3 %, согласятся 7,1 %). То есть более образованные респонденты, обратившиеся в ЦЗН, подтверждают высокую заинтересованность в нестандартной занятости и готовы принять такое предложение о трудоустройстве.
На вопрос «Какие стороны нестандартной занятости могут негативно повлиять на Ваше желание работать по этой форме?» были даны следующие ответы: нестабильность доходов (47,1 %), неопределенные социальные гарантии (46,3 %), сложность защиты трудовых прав (40,5 %), сложность в официальном оформлении трудоустройства (30,6 %) и неопределенность (0,8 %). Так как ответ на данный вопрос предполагал возможность выбора двух ответов, общая их сумма превышает 100 %. Все они являются прекаризаци-онными рисками, которые негативно воспринимают респонденты как возможные последствия нестандартной занятости. На рис. 3 представлены гендерные различия респондентов в оценке рисков нестандартной занятости.
Как наглядно показывает рис. 3, для женщин превалируют нестабильность доходов (50 %) и, с незначительным отставанием, сложность в защите трудовых прав (42,3 %), а также неопределенность социальных гарантий (44,2 %).
Готовность работать в сети Интернет по предложению от ЦЗН, %
■llJllli.ll
■ Соглашусь I Скорее да I Скорее нет I Не соглашусь
12,5 50 27 10,5
15,8 44,7 26,3 13,2
18,9 41,5 24,5 15,1
8,3 33,3 25 33,3
■ Соглашусь Скорее да Скорее нет ИНе соглашусь
56-65 лет 16,7 16,7 16,7 50
Рис. 2. Распределение ответов респондентов на вопрос о готовности работать в сети Интернет по возрасту, % Источник: составлено авторами на основе опроса жителей г. Верхний Уфалей.
60
50
40
30
20
10
0
18-25 лет
26-35 лет
36-45 лет
46-55 лет
Риски нестандартной занятости, тендерный аспект, %
60 -50 -40 -30 -20 -10 -0
■ Нестабильность доходов
■ Защита трудовых прав Социальные гарантии Официальный статус Неопределенность
Женщины 50 42,3 44,2 19,2
Мужчины 48,5
44.1
38.2 23,5 1,5
■ Нестабильность доходов I Официальный статус
Защита трудовых прав Неопределенность
Социальные гарантии
Рис. 3. Распределение ответов респондентов на вопрос о социальных рисках в нестандартной занятости по гендерному признаку, % Источник: составлено авторами на основе опроса жителей г. Верхний Уфалей.
Мужчины же выделили нестабильность доходов (48,5 %), неопределенные социальные гарантии (38,2 %), сложность защиты трудовых прав (44,1 %) и сложность в официальном оформлении трудового статуса (23,5 %).
На рис. 4 представлено распределение ответов респондентов на вопрос о социальных рисках в нестандартной занятости по возрастному признаку.
На рисунке отражено распределение ответов представителей пяти возрастных групп (респондентам можно было выбрать несколько вариантов ответов). Нестабильность доходов является наиболее настораживающим риском нестандартной занятости у всех возрастных групп (от 18 до 25 лет — 62,5 %, от 26 до 35 лет — 39,5 %, от 36 до 45 лет — 47,2 %, от 46 до 55 лет — 58,3 %, от 56 до 65 лет — 66,7 %). Неопределенность социальных гарантий также волнует ответивших (от
18 до 25 лет — 62,5 %, от 26 до 35 лет — 44,7 %, от 36 до 45 лет — 43,4 %, от 46 до 55 лет — 41,7 %, от 56 до 65 лет — 16,7 %). Еще один значимый риск — сложность защиты трудовых прав (от
18 до 25 лет — 50 %, от 26 до 35 лет — 39,5 %, от 36 до 45 лет — 37,7 %, от 46 до 55 лет — 66,7 %, от 56 до 65 лет—33,3 %). Наименее пугающим риском является сложность с официальным оформлением трудоустройства (от 18 до 25 лет — 12,5 %, от 26 до 35 лет — 34,2 %, от 36 до 45 лет — 22,6 %, от 46 до 55 лет — 8,3 %, от 56 до 65 лет — 0 %). Респонденты в возрасте от 56 до 65 лет ответили, что, помимо прочего, они опасаются неопределенности.
На рис. 5 представлено распределение ответов респондентов на вопрос о социальных рисках в нестандартной занятости по уровню образования.
По данным рис. 5 прослеживаются различия в отношении социальных рисков, которые явля-
Риски нестандартной занятости, возрастной аспект, %
80 70 60 50
18-25 лет 26-35 лет 36-45 лет 46-55 лет
II
I Нестабильность доходов
■ Защита трудовых прав
Социальные гарантии
Официальный статус
Неопределенность
40
30
20
56-65 лет
50
0
■ Нестабильность доходов ■ Защита трудовых прав I Социальные гарантии I Официальный статус Неопределенность
Рис. 4. Распределение ответов респондентов на вопрос о социальных рисках в нестандартной занятости по возрастному признаку, % Источник: составлено авторами на основе опроса жителей г. Верхний Уфалей.
11111
Высшее образование Незаконченное высшее образование Неполное среднее образование Среднее образование Среднее специальное образование
■ Нестабильность доходов 58,3 10 57,1 51 50
■ Защита трудовых прав 25 60 14,3 53,1 30,6
■ Социальные гарантии 25 90 14,3 57,1 30,6
■ Официальный статус 33,3 30 14,3 20,4 19,4
Неопределенность 2,8
■ Нестабильность доходов
■ Защита трудовых прав Социальные гарантии Официальный статус Неопределенность
Рис. 5. Распределение ответов респондентов на вопрос о социальных рисках в нестандартной занятости по уровню образования, % Источник: составлено авторами на основе опроса жителей г. Верхний Уфалей
100
90
80
70
60
50
40
30
20
10
ются значимыми для респондентов, в зависимости от их уровня образования. В ответе на этот вопрос допускался выбор нескольких рисков. Респонденты с высшим образованием наиболее обеспокоены нестабильностью доходов (58,3 %), а затем уже сложностью в официальном оформлении статуса трудоустроенного (33,3 %), неопределенностью социальных гарантий (25 %) и сложностью защиты трудовых прав (25 %). Респонденты с незаконченным высшим образованием обеспокоены в первую очередь неопределенностью социальных гарантий (90 %) и сложностью защиты трудовых прав (60 %). Респонденты с неполным средним образованием выделили нестабильность доходов (57,1 %). Опрошенные со средним образованием выделяют неопределенные социальные гарантии (57,1 %), сложность защиты трудовых прав (53,1 %), нестабильность доходов (51 %). Респондентов со средним специальным образованием волнует нестабильность доходов (50 %), а затем уже неопределенные социальные гарантии (30,6 %), сложность защиты трудовых прав (30,6 %). Всего один респондент выбрал неопределенность.
Таким образом, результаты социологического опроса показали, что респонденты слабо информированы о содержании форм нестандартной занятости. Как следствие опрошенным было сложно дать ответ на вопрос, какие из предложенных форм нестандартной занятости являются для них привлекательными. Тем не менее потенциальный интерес к нестандартной занятости присущ большинству опрошенных, несмотря на то, что неформальная занятость обладает целым рядом прекаризационных рисков: нестабиль-
ность доходов, неопределенность социальных гарантий, уязвимость трудовых прав и сложность подтверждения официального статуса занятого. Большая часть опрошенных подтвердила свою готовность пройти обучение, правда, преимущественно не за свой счет. Показательными являются ответы респондентов — жителей моногорода, обратившихся в ЦЗН по поводу трудоустройства. Они свидетельствуют о необходимости дополнения привычных видов деятельности ЦЗН новыми, адекватными вызовам современности, способствующих как стандартной, так и нестандартной занятости населения. На ограниченном рынке труда моногорода оказание ЦЗН услуг по информированию о содержании форм нестандартной занятости и обучению навыкам и компетенциям фрилансинга, краудсорсинга, краудфандинга и др. могли бы расширить возможности нетрудоустроенных граждан по поиску работы.
Выводы
В ходе исследования были получены следующие результаты, которые имеют теоретическую и практическую значимость.
Выявлены наиболее востребованные экономически активным населением моногородов формы нестандартной занятости. К таким относятся: работа с гибким графиком рабочего времени, надомный труд, временная занятость, совместительство, а наименее привлекательными являются формы нестандартной занятости, предполагающие наличие специальных навыков и знаний.
Востребованность нестандартных форм занятости, экономически активным населением, исследована в контексте прекаризационных рисков.
Дано авторское определение понятия «прекари-зация занятости в моногороде», выявлены прека-ризационные риски, характерные для нестандартной занятости, исследовано их восприятие разными группами экономически активного населения моногорода, дифференцированными по половозрастным и образовательным признакам.
В исследовании обоснована необходимость дополнения зарекомендовавших себя форм ра-
боты ЦЗН новыми, ориентированными на приобретение безработными гражданами навыков и компетенций в сфере нестандартной занятости. В частности — услугами по информированию и обучению азам фрилансинга, краудсорсинга и др. Этими мероприятиями целесообразно дополнить и соответствующие целевые программы, направленные на решение вопросов занятости в моногородах муниципалитетах.
Список литературы
1. Alberti G., Bessa I., Hardy K., Trappmann V., Umney C. In, Against and Beyond Precarity: Work in Insecure Times // Work, Employment and Society. Vol. 32, iss. 3, 2018. Pp. 447-457.
2. Bobek A., Pembroke S., Wickham J. Living with Uncertainty: The Social Implications of Precarious Work. Dublin : FEPS-TASC, 2018.
3. McKay S. et al. Study on Precarious Work and Social Rights. London : Working Lives Research Institute, London Metropolitan University, 2012.
4. Беляев В. И., Кузнецова О. В. Неформальная занятость как источник формирования прекариата в России: методология исследования и оценка потенциала // Вестник Томского государственного университета. Экономика. 2020. № 52. С. 308-324.
5. Бобков В. Н., Одегов Ю. Г, Гарнов А. П. Регулирование неустойчивой занятости в моногородах // Экономика региона. 2020. Т. 16, № 2. С. 522-534.
6. Бобков В. Н. 20 лет капиталистических трансформаций в России. Влияние на уровень и качество жизни // Мир России. 2012. № 2. С. 3-26.
7. Гарнов А. П., Одегов Ю. Г. Эффективность мер государственного регулирования занятости населения в моногородах // Научные исследования и разработки. Экономика фирмы. 2018. Т. 7, № 4. С. 31.
8. Бобков В. Н., Вередюк О. В., Колосова Р. П., Разумова Т. О. Занятость и социальная прекаризация в России: введение в анализ : монография. М. : ТЕИС, 2014.
9. Капелюшников Р. И. Неформальная занятость в России: что говорят альтернативные определения? URL: https://www.hse.ru/data/2012/07/05/1254171141/WP3_2012_04_ff.pdf (дата обращения: 10.04.2021).
10. Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура / пер. с англ. под науч. ред. О. И. Шкаратана. М. : ГУ ВШЭ, 2000.
11. Колот А. М. Трансформация института занятости как составляющая глобальных изменений в социально-трудовой сфере: феномен прекаризации // Уровень жизни населения регионов России. 2013. № 11. С. 93-101.
12. Лапидус Л. В., Полякова Ю. М. Гигономика как новая социально-экономическая модель: развитие фрилансинга и краудсорсинга // Вестник Института экономики Российской академии наук. 2018. № 6. С. 73-89.
13. Неустойчивая занятость в Российской Федерации: теория и методология выявления, оценивание и вектор сокращения / гл. науч. ред. В. Н. Бобков. М. : КНОРУС, 2018.
14. Официальный сайт Центра занятости населения г. Верхний Уфалей. URL: http://vhu.szn74.ru/ htmlpages/Show/rinoktruda/Ekspressinformaciya/2020god (дата обращения: 10.04.2021).
15. Попов А. В., Соловьева Т. С., Прекаризация занятости: анализ научного дискурса о сущности и векторах измерения // Социологические исследования. 2020. № 9. С. 103-113.
16. Стэндинг Г. Прекариат: новый опасный класс. М. .: Маргинем Пресс, 2014.
17. Тощенко Ж. Т. Прекариат — новый социальный класс // Социологические исследования. 2015. № 6. С. 3-13.
18. Тощенко Ж. Т. Прекариат: от протокласса к новому классу. М. : Наука, 2018. С. 81.
19. Тощенко Ж. Т. Прекарная занятость — феномен современной экономики // Социологические исследования. 2020. № 8. С. 3-13.
20. Федорова А. Э., Каташинских В. С., Дворжакова З. Прекаризация трудовых отношений как фактор социального загрязнения // Экономика региона. 2016. Т. 12, вып. 3. С. 802-814.
21. Шкаратан О. И., Карачаровский В. В., Гасюкова Е. Н. Прекариат: теория и эмпирический анализ (на материалах опросов в России, 1994 2013 гг.) // Социологические исследования. 2015. № 12. С. 99-110.
Сведения об авторах
Антонова Ольга Анатольевна — кандидат экономических наук, доцент, доцент кафедры государственного и муниципального управления Челябинского государственного университета, старший научный сотрудник Челябинского филиала Института экономики УрО РАН, Челябинск, Россия. oobilan@rambler.ru
Колесник Елена Анатольевна — кандидат экономических наук, доцент, доцент кафедры государственного и муниципального управления Челябинского государственного университета, Челябинск, Россия. е1епа. kolesnik.007@yandex.ru
Масленникова Елена Васильевна — кандидат экономических наук, доцент, доцент кафедры государственного и муниципального управления Челябинского государственного университета, Челябинск, Россия. evm26@mail.ru
Нурмухаметова Мария Ильдаровна — магистрант факультета управления Челябинского государственного университета, Челябинск, Россия. m_nurmukhametova@mail.ru
Bulletin of Chelyabinsk State University.
2021. № 10 (456). Economic Sciences. Iss. 74. Pp. 134-144.
NON-STANDARD FORMS OF EMPLOYMENT OF THE POPULATION OF A SINGLE-INDUSTRY CITY IN THE CONTEXT OF LABOR PRECARIZATION
O. A. Antonova
Chelyabinsk branch of the Institute of Economics of UB RAS, Chelyabinsk, Russia. oobilan@rambler.ru
E. A. Kolesnik
Chelyabinsk State University, Chelyabinsk, Russia. elena.kolesnik.007@yandex.ru
E. V. Maslennikova
Chelyabinsk State University, Chelyabinsk, Russia. evm26@mail.ru
M. I. Nurmukhametova
Chelyabinsk State University, Chelyabinsk, Russia. m_nurmukhametova@mail.ru
The purpose of the article is to identify the most popular forms of non-standard employment among the economically active population of a single-industry city in the conditions of growing precarization of employment, which is understood by the authors as an objectively conditioned process of transformation of social and labor relations, accompanied by a shift of employment forms from standard to non-standard. The spread of non-standard forms of employment is associated with the processes of digitalization, providing additional employment opportunities for both unemployed citizens and those who have a job, but are ready to combine it with other forms of employment. At the same time, there are no studies on the demand and readiness of the economically active population to work and take such jobs, as well as recommendations on the use of non-standard forms in the implementation of the state employment policy in single-industry towns. On the basis of a sociological survey of the population of the city of Verkhny Ufaley, Chelyabinsk region, the most popular ones were identified.
Keywords: precarization of labor, single-industry town, non-standard employment, labor market, risks of non-standard employment.
References
1. Alberti G., Bessa I., Hardy K.,Trappmann V., Umney C. (2018) In, Against and Beyond Precarity Work, Employment and Society. Vol. 32, iss. 3, pp. 447-457.
2. Bobek A., Pembroke S., Wickham J. (2018) Living with Uncertainty: The Social Implications of Precarious Work. Dublin, FEPS-TASC.
3. McKay S. (2012) Study on Precarious Work and Social Rights. London, Working Lives Research Institute, London Metropolitan University.
4. Belyaev V. I., Kuznecova O. V. (2020) Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Ekonomika, no. 52, pp. 308-324 [in Russ.].
5. Bobkov V. N., Odegov Yu. G., Garnov A. P. (2020) Ekonomika regiona, vol. 16, no. 2, pp. 522-534 [in Russ.].
6. Bobkov V. N. (2012) Mir Rossii. no. 2, pp. 3-26 [in Russ.].
7. Garnov A. P., Odegov Yu. G. (2018) Nauchnye issledovaniya i razrabotki. Ekonomikafirmy, vol. 7, no. 4, p. 31 [in Russ.].
8. Bobkov V. N., Veredyuk O. V., Kolosova R. P., Razumova T. O. (2014) Zanyatost' i social'naya preka-rizaciya v Rossii: vvedenie v analiz. Moskow, TEIS [in Russ.].
9. Kapelyushnikov R. I. Neformal'naya zanyatost' v Rossii: chto govoryat al'ternativnye opredeleniya? [Informal employment in Russia: what do alternative definitions say?]. Available at: https://www.hse.ru/ data/2012/07/05/1254171141/WP3_2012_04_ff.pdf, accessed 10.04.2021 [in Russ.].
10. Kastel's M. (2020) Informacionnaya epoha: ekonomika, obshchestvo i kul'tura [Information Age: Economy, Society and Culture]. Moskow, GU VSHE [in Russ.].
11. Kolot A. M. (2013) Uroven'zhizni naseleniya regionovRossii, no. 11, pp. 93-101 [in Russ.].
12. Lapidus L. V., Polyakova Yu. M. (2018) Vestnik Instituta ekonomiki Rossijskoj akademii nauk, no. 6, pp. 73-89. [In Russ.].
13. (2018) Neustojchivaya zanyatost' v Rossijskoj Federacii: teoriya i metodologiya vyyavleniya, ocenivanie i vektor sokrashcheniya. [Precarious employment in the Russian Federation: theory and methodology of identification, assessment and vector of reduction]. Moskow, KNORUS [in Russ.].
14. Oficial'nyj sajt Centra zanyatosti naseleniya g. Verhnij Ufalej [Official site of the Employment Center of the city of Verkhniy Ufaley]. Available at: http://vhu.szn74.ru/htmlpages/Show/rinoktruda/ Ekspressinformaciya/2020god, accessed 10.04.2021 [in Russ.].
15. Popov A. V., Solov'eva T. S. (2020) Sociologicheskie issledovaniya, no. 9, pp. 103-113 [in Russ.].
16. Stending G. (2014) Prekariat: novyj opasnyj klass [Precaria: New Dangerous Class]. Moskow, Marginem Press [in Russ.].
17. Toshchenko Zh. T. (2015) Sociologicheskie issledovaniya, no. 6, pp. 3-13 [in Russ.].
18. Toshchenko Zh. T. (2018) Prekariat: ot protoklassa k novomu klassu [Precaria: from protoclass to a new class]. Moscow, Nauka, p. 81 [in Russ.].
19. Toshchenko Zh. T.(2020) Sociologicheskie issledovaniya, no. 8, pp. 3-13 [in Russ.].
20. Fedorova A. E., Katashinskih V. S., Dvorzhakova Z. (2016) Ekonomika regiona, vol. 12, iss. 3, pp. 802814 [in Russ.].
21. Shkaratan O. I., Karacharovskij V. V., Gasyukova E. N. (2015) Sociologicheskie issledovaniya, no. 12, pp. 99-110 [in Russ.].
