CC BY
163
•ИСТОРИЯ ЦЕРКВИ И АРХЕОГРАФИЯ
иеромонах Петр (Гайденко)
несколько замечаний об институте
ктиторов в домонгольской руси (на примере печерского монастыря)
Рассмотрение истории древнерусских монастырей не может быть полным без исследования института донаторства или ктиторства. Он являлся неотъемлемой частью церковной жизни, обеспечивая храмы и иноческие общины необходимыми средствами и ресурсами для поддержания строительных работ, украшения убранства церквей и обеспечения братских трапез продуктами. В историографии неоднократно обращались к проблемам донаторства в Киевской Руси, однако основное внимание исследователей было обращено к вопросам храмового строительства и классификации монастырей. Между тем сам институт ктиторов не исследовался. Вне внимания историков Церкви оказались и вопросы взаимодействия древнерусских ктиторов с монастырями и епископскими кафедрами. К сожалению, почти не разработаны канонически-правовые аспекты деятельности ктиторов на Руси. Не вызывает сомнения тот факт, что определяющее влияние на формирование канонических норм в Древней Руси сыграло влияние византийского церковного и государственного права. Поэтому представляет интерес сопоставление византийской практики канонически-правового регулирования действий ктиторов с той ситуацией, какая складывалась в землях Древней Руси между монастырями, ктиторами и епископскими кафедрами. Не менее важной видится постановка вопроса адекватности
© иеромонах Петр (Гайденко), 2016
31
использования терминов «ктитор» или «патрон» в отношении реалий восточно-славянского общества и его правовой системы. Данное затруднение объясняется тем, что в византийском законодательстве упомянутые термины использовались лишь при характеристике определенных отношений. Поэтому употребляемая в современной российской историографии терминология для описания канонической ситуации на Руси Х1-Х111 вв. не всегда не совпадает с теми смыслами, какими рассматриваемые феномены наделялись в византийском праве. К тому же, к сожалению, состояние (содержание) древнерусских источников таково, что существенно затрудняет рассмотрение обозначенной проблемы. Тем не менее, при определенном прочтении известных памятников ситуация не видится совершенно неразрешимой.
В представленной статье предпринята попытка предварительного анализа института донаторов в Киевской Руси на примере начального этапа истории Киево-Печерского монастыря.
Ключевые слова: каноническое право в Древней Руси, древнерусское ктиторство, ктиторские храмы Киевской Руси, история Русской Православной Церкви, Киевская Русь, древнерусское монашество, церковно-государственные отношения в Древней Руси.
Рассмотрение истории древнерусских монастырей не может быть полным без исследования института донаторства или ктиторства. Он являлся неотъемлемой частью церковной жизни, обеспечивая храмы и иноческие общины необходимыми средствами и ресурсами для поддержания строительных работ, украшения убранства церквей и обеспечения братских трапез продуктами. В историографии неоднократно обращались к проблемам донаторства в Киевской Руси, однако основное внимание исследователей было обращено к вопросам храмового строительства и классификации монастырей. Между тем сам институт ктиторов не исследовался. Вне внимания историков Церкви оказались и вопросы взаимодействия древнерусских ктиторов с монастырями и епископскими кафедрами. К сожалению, почти не разработаны канони-ческо-правовые аспекты деятельности ктиторов на Руси.
В представленной статье предпринята попытка предварительного анализа института донаторов в Киевской Руси на примере начального этапа истории Киево-Печерского монастыря.
Хорошо известно, что жизнь древнерусских обителей нередко была тесно связана и существенно обусловлена заботой о них со сто-
роны разнообразных донаторов и жертвователей. По вполне обоснованному мнению Я. Н. Щапова, Т. Ю. Фоминой и иных исследователей, занимавшихся вопросами изучения древнейшего периода истории Русской Церкви, большинство древнерусских монастырей доордынского периода считались ктиторскими1. Данное обстоятельство находило свое отражение в жизни общин черноризцев, в присутствовавших в их среде нравах2 и в значительной мере обнаруживалось в тех отношениях, какие складывались между древнерусскими монастырями и епископскими кафедрами3. Между тем, в исследовательской литературе при описании ситуации на Руси термины «ктитор» и «ктиторство» используются априорно, без анализа их содержания, т. е. так, как если бы обозначенные ими церковно-канонические категории было давно и хорошо изучены и осмыслены. В лучшем случае источник ктиторства связывается с начальным этапом истории отдельных обителей, с представителем княжеского рода или с личностью устроителя общины4. При этом в качестве синонима «ктиторства» порой употребляется термин «патронаж». Однако насколько верно такое свободное использование этих канонических и экономико-правовых понятий? В Византии, чья юридическая и церковная терминология вполне успешно заимствовалась Русью, категории «ктиторство» и «патронат» различались по содержанию и смыслам обозначаемых ими социальных, хозяйственных, административных и экономических явлений. Уже по одним лишь перечисленным причинам рассмотрение института древнерусских ктиторов Х1-Х111 вв. представляется принципиально важной научной задачей.
1 Щапов Я. Н. Государство и Церковь Древней Руси Х-ХШ вв. М., 1989. С. 131-148; Бълхова М. И. Монастыри на Руси XI — середины XIV века // Монашество и монастыри в России. Х1-ХХ века: Исторические очерки / [отв. ред. Н. В. Синицына]; Ин-т российской истории. М., 2002. С. 28-32; Фомина Т. Ю. Епископская власть в домонгольской Руси: истоки, становление, развитие. М., 2014. С. 161-176.
2 Романов Б. А. Люди и нравы Древней Руси: историко-бытовые очерки. М.; Л., 1966. С. 154-164.
3 Гайденко П. И., Москалёва Л. А., Фомина Т. Ю. Церковь домонгольской Руси: иерархия, служение, нравы. М., 2013. С. 22-42, 43-54; Гайденко П. И. Священная иерархия Древней Руси: (Х1-Х111 вв.): Зарисовки власти и повседневности. М., 2014. С. 106-108; Фомина Т. Ю. Епископская власть в домонгольской Руси: истоки, становление, развитие... С. 161-176.
4 Голубинский Е. Е. История Русской Церкви: Т. 1: Период первый, Киевский или домонгольский. Ч. 2. М., 1904. С. 698-699.
При том, что деятельность ктиторов на Руси в целом не раз становилась предметом исследования ученых, основное их внимание было сосредоточено на вопросах храмового и монастырского строительства5. В лучшем случае, различались группы ктиторов. Что же касается вопросов изучения правового положения ктиторов, их хозяйственно-административных и имущественных прав, места в системе церковного управления, форм их участия в жизни монастырей, то таковые почти не затрагивались. Сложившееся положение дел в целом оправдывается как состоянием источников, так и канонически-правовыми реалиями времени, заключавшимися в специфическом представлении о собственности, немногословии законов и в отсутствии жесткой регламентации и детализации имущественных прав, даже если те касались деятельности церковных институтов. Все сказанное касается в том числе и церковных отношений. К тому же древнерусское каноническое право продолжительное время носило рекомендательный характер6, было лишено единства, не имело ясной
5 Стефанович П. С. Некняжеское церковное строительство в домонгольской Руси: Юг и Север // Церковно-исторический вестник. 2007. № 1. С. 117-133; Секретарь Л. А. Монастыри Великого Новгорода и окрестностей. М., 2011; Преображенский А. С. Ктиторы русских храмов домонгольской эпохи: некоторые аспекты проблемы // Электронный научно-образовательный журнал «История», 2012. T. 3. Вып. 5(13). Доступ для зарегистрированных пользователей. URL: http://history.jes.su/s207987840000429-0-1 (дата обращения: 04.05.2016); Преображенский А. С. Между храмом и дворцом: «полати» древнейших русских соборов (к вопросу о происхождении термина) // Электронный научно-образовательный журнал «История», 2015. T. 6. Вып. 1 (34) Доступ для зарегистрированных пользователей. URL: http://history.jes.su/s207987840000948-1-2 (дата обращения: 04.05.2016).
6 Об этом можно судить по содержанию канонических памятников эпохи: каноническим вопрошаниям игумена Кирика Новгродца и каноническим ответам митрополитов Георгия и Иоанна. Изложенные в этих сводах нормы представляют рекомендации. При этом нет никаких свидетельств того, чтобы собранные таким образом церковные правила и личные суждения безукоснительно выполнялись. Скорее всего, продолжительный период епитимийная практика если и не всецело, то в значительной мере зависела от знаний, личных представлений и предпочтений самих пастырей. Во всяком случае, отмеченное в Вопрошании Кирика присутствие на Руси различных канонических сводов, в том числе сомнительного свойства, своего рода «худых номоканонцев», ясно указывает на господство в русской церковной действительности XI — первой трети XIII вв. неподвластной архипастырской власти широкой «канонической свободы» (Пихоя Р. Г. Возникновение памятников покаянной дисциплины Древней Руси в XI в. // АДСВ. 1987. Вып. 23. С. 73-85; Мильков В. В., Симонов Р. А. Кирик Новгородец: ученый и мыслитель. М., 2011. С. 171-183).
преемственности7 и формировалось в рамках традиций городского права различных территорий и политических центров8. Унификация древнерусского церковного права началась только в условиях установления на Руси ордынского господства, в конце жизни митрополита Кирилла, сумевшего не без осложнений и без особых успехов организовать в 1274 г. церковный Собор во Владимире и, самое главное, через несколько лет после этого ввести в общее употребление единый вариант Номоканона. Последнее начинание русского первосвятителя положило начало канонически-правовому единству если не всей митрополии, то, несомненно, тех епископий, которые оказались связанными с северо-восточными и северо-западными центрами Руси, включенными в орбиту влияния Сарая9.
Поэтому уже при первом подступе к обозначенной проблеме неожиданно обнаруживается, что в древнерусском церковном праве Х1 — начала Х111 вв., отличавшемся от византийских и западноевропейских канонических систем своей лапидарностью и фиксированностью внимания на вопросах нравственности, элементарной дисциплины в цер-
7 Анализируя княжеские уставы Церкви, П. С. Стефанович совершенно обоснованно констатировал, что присутствовавшая в них ссылка на авторитет уставов Владимира и Ярослава отражала ориентацию не на закон, а на некие присутствовавшие в нем принципы (Стефанович П. С. Княжеские доходы и церковная десятина по грамотам Х11 в. // Древняя Русь: Вопросы медиевистики. 2015. № 3 (61). С. 155).
8 Георгиевский Э. В. Формирование и развитие общих положений древнерусского уголовного права. М., 2013. С. 145-146; Сутягина И. Ю. Источники церковного права средневековых городов Северо-Западной Руси // Право и государство: теория и практика. 2015. № 2 (122). С. 16-21; Она же. Княжеские церковные уставы в праве городских республик средневековой Руси // Право и государство: теория и практика. 2015. № 9 (129). С. 11-14.
9 Исследователи, рассматривавшие обстоятельства и решения Владимирского церковного Собора 1274 г., неоднократно обращали внимание на то, что на Соборе, судя по преамбуле его деяний, отсутствовали южнорусские епископы. Несомненно, это отражало неоднозначное положение русского первосвятителя. Однако, принимая во внимание тесную связь епископских кафедр с княжескими столами, отсутствие южнорусских епископов во Владимире может быть объяснено не только слабостью авторитета митрополита, но и политическими обстоятельствами. Земли Руси были разделены между Сараем и Улусом Ногая. При этом вся Южная Русь и значительная часть северо-восточных земель находились под властью Ногая, отношения которого с Сараем в описываемый период переживали период обострения (см. подробнее: Горский А. А. Средневековая Русь. О чем говорят источники. М., 2016. С. 124-128). Данное обстоятельство во многом объясняет дистанцированность значительной части епископата от событий во Владимире.
ковной среде и на материальном обеспечении храмов и епископских кафедр, проблемы регламентации института ктиторства особо не оговариваются, а сам институт даже формально не упоминается. Такое положение вещей нуждается в пояснении, поскольку следовало бы ожидать, что древнерусское ктиторство должно было следовать по стопам Византии. Однако и в империи ромеев ситуация вокруг института донаторов над монастырями видится непростой.
Элементарное здравомыслие и жизненный опыт вполне убедительно доказывали, что церковное строительство и организация богослужения нуждаются в существенных средствах. Поэтому из множества факторов, влиявших не только на масштаб и темпы строительных работ по созданию храмов и монастырей, но и на само существование собиравшихся под кровом обители монахов, важнейшим оставался экономиче-ский10. Если в Византии монастырь не обладал земельной собственностью или иными постоянными источниками дохода, его экономическая убыточность грозила насельникам разорением, трудностями и даже бедами. Увещевания к монастырям, чтобы те принимали в свои стены странствующих или скитающихся монахов, получивших в постриг в иной обители, вполне наглядно рисует картину крайней скудости значительного числа монастырей, толкавшей их насельников к странствиям и поиску более удобных мест11. Не способствовало материальному благополучию иноческих общин и общее увеличение числа монахов в Византии12. Все перечисленное не только содействовало признанию со
10 Это обстоятельство хорошо прослеживается на примере возведения церквей в средневековом Новгороде (Андреев В. Ф. К истории церковного строительства в Новгороде в Х11-ХУ вв. // Новгород и Новгородская земля. История и археология. Новгород, 1989. С. 87-89).
11 Восточно-христианская монашеская традиция негативно относилась к странствующим инокам. Чаще всего такие черноризцы испытывали на себе всю меру недоверия со стороны своих собратьев. Тем не менее, к таковым переселенцам порой проявляли и сочувствие. Афанасий Афонский (+ 1000) призывал афонитов отказаться от презрения к чужепостриженным инокам и настаивал на непременном принятии таковых в число братств обителей Святой Горы (Соколов И. И. Состояние монашества в Византийской Церкви с середины IX до начала XIII века (842-1204): Опыт церковно-исторического исследования / вступ. ст. Г. Е. Лебедевой. СПб., 2003. С. 277).
12 При том, что подсчитать даже приблизительное число монахов в Византии на различных этапах ее существования крайне трудно, по мнению исследователей, не вызывает сомнения тот факт, что даже в условиях господства маленьких обителей, число
стороны императоров и Церкви важной роли института донаторов, но и усиливало влияние последних в жизни обителей13. Именно материальная и экономическая сторона жизни византийского монашества, не обладавшего существенной хозяйственной основой, приводила к тому, что декларированная монастырями независимость от какой-либо власти была лишь пустой словесной формой14.
Правда, средств благодетелей не хватало на разрастающееся монашество. Но даже тогда, когда обитель все же получала возможность обзавестись таковым жертвователем или уже имела своего «защитника», отношения братии и ктитора могли складываться непросто. Это объяснялось тем, что монастыри разнились между собой не только по полу их насельников, но и по «своей зависимости от той или другой власти». В представленном аспекте И. И. Соколов предложил различать царские, ставропигиальные (патриаршие), епархиальные (поддерживаемые епископом), частные или ктиторские (во владении частных лиц), харисти-карные и независимые обители15. Впрочем, соглашаясь с классификацией выдающегося историка Церкви, все же приходится заметить, что все перечисленные категории условны, поскольку обнаруживали лишь разных ктиторов и различные административные и экономические возможности таковых: императора и членов его семьи, патриарха, епископов, настоятелей монастырей, знатных лиц, корпорации, городские и сельские общины и, наконец, саму братию монастыря, когда дело касалось самоуправляемых обителей. По сути же все перечисленные обители, кроме самоуправляемых, вполне допустимо рассматривать как ктиторские.
насельников которых не превышало 3-4 человек, общая масса иноков была значительной и представляла существенную проблему как для церковных, так и гражданских властей империи (мнения о численности духовенства и иноков в Византии см. подробнее: Никольский Н. М. История Русской Церкви. М., 1985. С. 31; Janin R. Le mona-chisme byzantin au moyen âge // REB. 1964. № 22. P. 5-44; Каждан А. П. Византийский монастырь XI-XII вв. как социальная группа // ВВ. 1971. Т. 31. С. 51-52).
13 Здесь необходимо понять, что вмешательство донаторов во внутреннюю жизнь общины в ряде случаев могло быть оправданным. Пожертвованные средства должны были не только съедаться, но и способствовать росту монастырского благосостояния, служить своего рода капиталом, духовные и материальные плоды которого могли разделяться как братией, так и вкладчиком.
14 Каждан А. П. Два дня из жизни Константинополя. Исследования. СПб., 2002. С. 68.
15 Соколов И. И. Состояние монашества в Византийской Церкви с середины IX до начала XIII века. С. 288-301.
Между тем, особую проблему представлял харистикариат. Его история начинается в Х в., когда государство позаботилось о том, чтобы продолжавшие приходить в упадок обители и новоучреждаемые монастыри получали своего благодетеля, светского или духовного патрона. Харистикия выражалась в передаче в пожизненное управление мирским лиц или более богатым и успешным монастырям (порой такая передача распространялась на два или три поколения) экономически слабых обителей16. Впрочем, уже вскоре харистикия распространилась и на крупные и вполне обеспеченные иноческие общины, вызывая не-удовольство в церковной среде. Происходившее нередко приводило к существенным злоупотреблениям со стороны таковых «защитников»17. Возникавшие противоречия, неминуемые в вопросах собственности, необходимо было решать и регулировать. Имперское законодательство чаще всего становилось на сторону иноков. Волей императорских законов передававшееся монастырям имущество становилось собственностью обителей, а ктиторы лишались права самостоятельного управления передававшимся им монастырским имуществом и должны были назначить управляющего18. Между тем, жизнь была сложнее.
В то время, как законодательство Юстиниана как будто бы однозначно защищало интересы монахов и шло на уступки церковным канонам, представляя епископам широкий контроль над деятельностью ктитора, донаторам даровали лишь высокую честь содержать иноков, тратя на их прокорм и нужды существенные средства19. Правда, канонические и обычные реалии Х-Х11 вв. не исключали возможности реституции
16 Успенский Ф. И. Мнения и постановления Константинопольских Поместных Соборов Х1-Х11 вв. о раздаче церковных имуществ (харистикарии) // Известия Императорской археологической комиссии. 1900. Т. 5. С. 1-48; Омельчук В. В. Хар1сття и париюя в систем! податкових прившеш в1зантшських монастир1в // Фшансове право. 2014. № 1 (27). С. 20-21.
17 Герд Л. А. «Тактион» Никона Черногорца как источник по истории харистикариата в Византии // ВВ. 1994. Т. 55 (80). Ч. 1. С. 111-115.
18 О невозможности возврата подаренного имущества ктитору вполне недвусмысленно и даже категорично говорило законодательство Юстиниана (Морозов М. А. Церковная собственность и ктиторство в Византии при императоре Юстиниане // Труды исторического факультета Санкт-Петербургского государственного университета. 2010. № 2. С. 83).
19 Морозов М. А. Монастыри средневековой Византии: Хозяйство, социальный и правовой статусы. СПб., 2005. С. 111.
бывшего имущества донатора. Это объяснялось различиями в оценке деятельности монастырей со стороны государства и Церкви. Первое видело в монашестве одну из форм защищавшихся законом гражданских союзов. Для Церкви, опиравшейся на решения Халкидонского Собора, монастырь — лишь одно из учреждений, посвященных Богу20. В случае харистикариата владелец или пользователь обители фактически обладал существенно большими возможностями и правами, а контроль над его действиями со стороны епископата зачастую оказывался неэффективным. В итоге в епископской и монашеской среде все чаще поднимался вопрос об установлении над монастырями более жесткого контроля со стороны кафедр, дабы пресечь злоупотребления светских лиц в жизни управляемых ими монастырских хозяйств и самих иноческих общин21.
Кроме того, в Х!-ХП вв. в Византии, где монастырь был тесно связан с миром, помимо обычных пожертвований получил распространение и адельфат (ситиресий). В самой «мягкой форме» он выражался в передаче монастырю некоторых средств в обмен на включение имени благотворителя в общее поминовение22. Однако названный тип монастырского дохода более известен как юридически оформленный договор между монастырем и жертвователем из числа светских лиц или монахов, предоставлявший адельфариям в обмен на передававшиеся ими средства право на проживание в обители23.
Предложенное видение проблемы страдает излишними обобщениями, не способными в полной мере отразить крайне противоречивую ситуацию. Во-первых, сам институт донаторов, на что обращалось внимание выше, был крайне сложен, эволюционировал и претерпевал
20 Морозов М. А. Монастыри средневековой Византии. С. 112-113.
21 О дискуссии византийских элит о харистиакариате см.: Герд Л. А. «Тактион» Никона Черногорца как источник по истории харистикариата в Византии. С. 111-115; Ли-таврин Г. Г. Болгария и Византия в Х!-ХП вв. М., 1960. С. 119-128.
22 Живо)новик М. Аделфати у Византии и средневековое Срби|'и // Зборник рядова Ви-зантолошког института. 1968. Кн. 9. С. 267; Попов И. Н., Прокофьев Н. Д. Адельфат // Православная энциклопедия. 2000. Т. 1. С. 298; Коноводов И. В. К вопросу об отношениях монастыря и мира в Византии в Х!-ХШ вв. // Вестник Волгоградского государственного университета. Сер. 4: История. Религиоведение. Международные отношения. 2010. Т. 4. № 2. С. 60-61; Каждая А. П. Византийский монастырь Х!-ХП вв. как социальная группа. С. 63-64.
23 Каждан А. П. Византийский монастырь Х!-ХП вв. как социальная группа. С. 63-64.
постоянные трансформации. Во-вторых, настроения и оценки происходящего в экономической жизни монастырей иноками различных обителей и многочисленными епископами воспринимались по-разному. В то время, как одни патриархи осуждали харистикию, другие всецело ее поддерживали24. В одно и то же время одни монахи взывали к помощи епископов, другие считали таковую «помощь» со стороны кафедр не-допустимой25. В-третьих, при всем своем стремлении к максимальной регламентации разнообразных сторон жизни империи византийские юридическая и канонические системы порой вступали в противоречие, в том числе в области регулирования отношения донаторов, монастырей, кафедр и государства26. Более того, с нормами законов далеко не всегда и не во всем согласовывалась действительность.
Принимая во внимание греческое происхождение большинства древнерусских митрополитов, значительной части епископата и среднего духовенства, тесные русско-византийские церковные и политические контакты и симпатии, которые испытывали некоторые из русских епископов в отношении Византии, допустимо предположить, что описанные процессы были хорошо знакомы на Руси и имели свое отражение в древнерусских канонических и политических реалиях27.
24 Успенский Ф. И. Мнения и постановления Константинопольских Поместных Соборов Х1-Х11 вв. о раздаче церковных имуществ (харистикарии)... С. 1-48.
25 Среди противников харистикариата значились Константинопольский патриарх Си-синий, Антиохийский патриарх Иоанн IV Оксит. Сторонником харистикариата считался Константинопольский патриарх Николай III Грамматик (Герд Л. А. «Тактикон» Никона Черногорца как источник по истории харистикариата в Византии. С. 112).
26 О существенном несовпадении канонических и юридических взглядов на институт ктиторства в Византии, а также противоречиях в интересах епископата и ктиторов в отношении монастырей см. подробнее: Морозов М. А. Императорское ктиторство при Комнинах и российские традиции // Труды кафедры истории России с древнейших времен до ХХ в. / отв. ред. Д. Ю. Дворниченко. СПб., 2006. С. 362-375.
27 О тесных связях Руси и Византии можно судить не только по церковным контактам и переводной литературе эпохи, но и по целому ряду не менее примечательных памятников времени. О том же говорят действия власти и близких к ней слоев населения. О сложившихся русско-византийских отношениях сообщают «хожения» (описания хождений в Константинополь и в Святую Землю), а также археологические подтверждения популярности подобных путешествий, письменные упоминания о совершавшемся через Царьград паломничестве в житии Евфросинии Полоцкой и в Вопрошании Кирика Новгородца, слова митрополита Илариона о возможности обучения в Византиии представителей знати, военно-политические союзы Руси и ее отдельных земель с империей,
Поэтому, несмотря на то, что древнерусское право даже не использует категорий, различающих виды жертвователей и ктиторов, и никак формально не регламентирует институт донаторства, не вызывает сомнения тот факт, что сами принципы существования института благотворительности и его отношений с монастырями и с архиерейскими кафедрами на Руси были хорошо знакомы. Об этом можно заключить по сообщениям древнерусских письменных источников, позволяющим заключить, что князья имели представления о византийском праве и нередко, манипулируя им, небезуспешно использовали его в борьбе за свои интересы28. Между тем, не имея возможности детально рассмо-
летописные известия о браках и о заточении в Византии тех или иных представителей различных ветвей княжеского рода, активная политика Андрея Боголюбского, пытавшегося найти расположение патриарха и императора, сообщения о пребывании на Руси византийских послов и одного византийского самозванца, собственно, и сама торговля Руси с Византией. Все перечисленное наглядно подтверждает активность связей древнерусских элит с империей. Представление о силе греческого влияния можно составить и по более интересному явлению: искреннему грекофильству Владимира Мономаха, епископа Нифонта Новгородского, а также по откровенно провизантийской позиции Кирилла Туровского в период противостояния Ростовского епископа Феодорца с Киевской первосвятительской кафедрой. Данный взгляд Туровского святителя усматривается в его неприятии намерений Андрея Юрьевича и епископа Феодора выйти из-под церковной зависимости Киева и переподчиниться непосредственно Константинополю. Выбранная святителем позиция вполне вписывалась в планы патриаршей кафедры, не желавшей раздела Киевской митрополии (Кирилла Монаха притча о человеческой душе и теле, о нарушении Божьей заповеди и о воскресении тела человеческого, о Страшном Суде и мучении // Колесов В. В. Творения бл. Кирилла Туровского. Притчи, слова, молитвы. Исследования и тексты / публ., коммент., предисл., пер. В. В. Колесова. М., 2009. С. 36-40; Грамота Константинопольского патриарха Луки Хрисоверга к великому князю владимирскому Андрею Боголюбскому // Русская историческая библиотека. Т. 6: Памятники канонического права: Ч. 1: Памятники Х^ХУ в. СПб., 1880. Стлб. 63-76).
28 Примерами такого знакомства с нормами византийского права могут служить попытка суда над Олегом Святославичем (ПСРЛ. Т. 2. Стлб. 220), ослепления своих врагов, заподозренных или обвиненных в покушении на высшую власть (ПСРЛ. Т. 2. Стлб. 231-236; Петрухин В. Я. Древняя Русь: Народ. Князья. Религия // Из истории русской культуры. Т. 1: Древняя Русь. М., 2000. С. 171, 201; Сочнева Н. А. Жанровая природа повестей о княжеских преступлениях в составе древнерусского летописания домонгольского периода: Дисс. ... канд. филол. н. Тюмень: Тюменский гос. ун-т, 2014. 206 с., здесь — с. 106-127). Не менее интересные примеры — борьба Владимира Мономаха за права царевича Диогена (Горский А.А. Забытая война Мономаха: русско-византийский конфликт 1116 года // Родина. 2002. № 11/12. С. 98-100; Цветков С. Э. Древняя Русь. Эпоха междоусобиц. 1054-1212. М., 2009.С. 176-181), а также манипу-
треть заявленную проблему, достойную отдельного фундаментального диссертационного исследования, представляется целесообразным ограничиться малым: рассмотреть признаки действия византийских норм в отношениях донаторов и монастырей домонгольской Руси. Пожалуй, наиболее рельефно проблема ктиторства может быть рассмотрена на примере обители преподобных Антония и Феодосия.
Вопрос о степени канонической «свободы» Печерского монастыря, наверное, кажется разрешенным. Вслед за Е. Е. Голубинским и М. Д. Присёлковым большинство исследователей относят прославленную обитель к особому типу самоуправляемых иноческих общин. Правда, на определенных этапах, по мнению М. Д. Присёлкова, и прославленная обитель пользовалась привилегиями великокняжеской, патриаршей ставропигии, либо попадала под контроль Киевской митрополичьей кафедры29. Принимая во внимание крайне сложные отношения печер-ской братии и ее настоятелей с князьями, а особенно едва ли не со всеми с русскими первосвятителями, предложенная выдающимся ученым концепция в целом видится убедительной и способной объяснить происходившее вокруг монастыря. Тем не менее, исследования последних пятидесяти лет, прежде всего, в области устройства византийских монастырей, позволяют несколько иначе посмотреть на некоторые факты истории прославленной обители.
Уже на начальном этапе своей истории Печерский монастырь, его основатели и обитатели были тесно связаны с княжеской властью. Это обнаруживается не только в местоположении иноческого поселения, находившегося под стенами главной великокняжеской резиденции в
ляция брачными нормами Романом Мстиславичем (Литвина А. Ф., Успенский Ф. Б. Насильственный постриг княжеской семьи в Киеве: От интерпретации обстоятельств к реконструкции причин // Средневековая Русь. Вып. 10. К 1150-летию зарождения российской государственности / отв. ред. А. А. Горский. М., 2012. С. 135-169; Успенский Ф. Б., Литвина А. Ф. «Как князь Роман жену терял.»: родство и власть в истории насильственного пострижения Рюрика Ростиславича и его семьи // Электронный научно-образовательный журнал «История». 2013. T. 4. Выпуск 6 (22). Доступ для зарегистрированных пользователей. URL: http://history.jes.su/s207987840000588-5-1 (дата обращения: 09.05.2016); Литвина А. Ф., Успенский Ф. Б. «Сватьство обуемшеся...»: дозволенное и недозволенное свойство в княжеских браках 40-60-х годов XII в. // Древняя Русь: Вопросы медиевистики. 2013. № 2 (52). С. 25-36).
29 Присёлков М. Д. Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси XXII вв. СПб., 2003. С. 187, 164-155, 179, 187, 198, 220-221.
Берестове, но и в социальном статусе некоторых первых насельников монастыря, происходивших из близкого окружения князя Изяслава.
Выбор пришедшим с Афона преподобным Антонием в качестве места своего подвига пещер, располагавшихся вблизи хорошо укрепленного княжеского замка, не мог быть случайным. Такое соседство гарантировало странствующему черноризцу относительную безопасность и позволяло выжить. Уединенность монашеской аскезы совершенно не исключала потребности в принятии посильной помощи от людей. Подобное сочетание, казалось бы, несовместимых принципов иноческого уединения и контактов с миром в целом не противоречило реалиям жизни восточно-христианского монашества. Представление о полной отрешенности монастыря от мирских забот и контактов не имеет ничего общего с действительностью и должно рассматриваться только в качестве некоего идеала. Собственно, и сам рассказ об Антонии извещает, что вскоре после его второго возвращения с Афона и поселения к нему стали приходить люди, а по смерти Ярослава к Антонию явился и новый князь Изяслав со своей дружиной30.
Важным для понимания положения Печерской обители видится и то, что само поселение Антония вблизи замка не могло состояться без воли князя. Достаточно заметить, что Антоний селился под Берестовом дважды. Первый раз это произошло в конце жизни Владимира Святославича. Однако с укреплением власти Святополка преподобный предпочел удалиться и вернуться на Афон. Нестор объяснил поступок Антония братоубийственной политикой Святополка31. Не отвергая высоких мотивов поступка преподобного, все же нельзя исключать, что помимо моральных принципов подвижником могли двигать и иные обстоятельства: личная нескрываемая неодобрительная позиция Антония в отношении действий старшего сына Владимира, угроза долгой войны и иные причины. Правда, уход Антония говорит и о том, что на данном этапе, к 1016 г., правовое положение его поселения еще не имело ясности. В описываемый период у него еще и не было явных последователей. Примечательно, что в период отсутствия Антония на этом месте так ни один
30 Киево-Печерский патерик // Библиотека литературы Древней Руси: Т. 4: Х11 век / под ред. Д. С. Лихачёва, Л. А. Дмитриева, А. А. Алексеева, Н. В. Понырко. СПб., 2004. С. 318, 319.
31 Там же. С. 316, 317.
монах и не обосновался. Связь священника церкви святых апостолов в Берестове, будущего митрополита Илариона, с Печерской обителью в источниках прямо не прослеживается и реконструируется лишь логически, с высокой степенью гипотетичности, поскольку сам Иларион не указывает, от кого и когда принял постриг32.
О высокой роли князя в организации жизни Печерского монастыря можно судить и по иным сюжетам. Так, за постриг без княжеского разрешения дружинников из своего окружения Изяслав Ярославич намеревался срыть обитель33. Несколько позже княжеским же решением монастырю было разрешено расширить свою территорию, что было интерпретировано как передача монастырю горы, на которой обитель располагалась, и княжеского замка34. Столь же рельефная княжеская опека над обитателями пещер обнаруживается в нежелании иметь дело с игуменом Антонием35 и в призвании князем Изяславом из обители на новое место служения, в Дмитров монастырь, игумена Варлаама36. Более того, Святослав Ярославич со своим сыном выступили гарантами передачи преподобным Феодосием своей власти избранному братией игумену Стефану37. Примечательно, что волей князя Мстислава игумен Печерской обители Поликарп получил титул архимандрита. А несколько ранее, в 1147 г., вероятно, решением князя в обитель был помещен несговорчивый Нифонт Новгородский38.
При всем декларировании обителью своей независимости, все перечисленные эпизоды указывают на высокую степень княжеского покровительства над монастырем. Собственно, и ослабление прежних дарованных обители свобод при Владимире Мономахе, эпоха которого оз-
32 Запись митрополита Илариона о святительском поставлении ограничивается лишь указанием на то, что к моменту архиерейской хиротонии тот был монахом: «Я, мило-стию человеколюбивого Бога, монах и пресвитер Иларион, изволением Его, из благочестивых епископов освящен был и настолован в великом и богохранимом граде Киеве, чтобы быть мне в нем митрополитом, пастухом и учителем» (Иларион, митр. Слово о Законе и Благодати / сост., вступ. ст., пер. В. Я. Дерягина. М., 1994. С. 113).
33 Житие Феодосия Печерского // Памятники литературы Древней Руси: Х! — начало ХП века / сост. и общ. ред. Л. А. Дмитриева и Д. С. Лихачёва. М., 1978. С. 324, 325.
34 ПСРЛ. Т. 2. Стлб. 144, 147.
35 Там же. Стлб. 185.
36 Там же. Стлб. 148.
37 Там же. Стлб. 177-178.
38 Киево-Печерский патерик. С. 352-355.
наменовалась разворотом Руси в сторону Византии39, тоже произошло по княжеской воле40. Даже сохраненный в Житии Феодосия рассказ о том, как однажды некий ревнивый в послушании инок не впустил князя Изяслава и его людей внутрь иноческого поселения в период дневного отдыха монахов41, не способен бросить тень на возможность распространения над монастырем широты княжеской власти. Пожалуй, в пользу высокой степени монастырской самостоятельности мог бы свидетельствовать принятый при Феодосии Печерском Студийский устав42. Однако и в этом случая, зная о продолжительности путешествия Ефрема, инока, списавшего Устав, и об обилии церковных вещей, привезенных из Константинополя, крайне сомнительно полагать, что произошедшее (и само странствие, и введение Устава) стали возможными без участия не только бояр, но и князя. Как уже упоминалось, М. Д. Присёлков, исходивший из убеждения, что Печерская обитель была самоуправляемой,
39 О провизантийских устремлениях Владимира Мономаха и о влиянии на умонастроения князя со стороны митр. Никифора см.: Мильков В. В., Милькова С. В. Послание Владимиру Мономаху о посте и воздержании чувств [Предисловие к публикации] // Творения митрополита Никифора / [изд. подг. С. М. Полянским; отв. ред. М. Н. Громов, С. М. Полянский]; Ин-т философии РАН, РГБ, ГИМ. М., 2006. C. 89-95; Костро-мин К. А. Церковные связи Древней Руси с Западной Европой (до середины XII в.): Страницы истории межконфессиональных отношений. Saarbrücken, 2011. С. 61, 71-72; Ищенко А. С. Владимир Мономах в послании митрополита Никифора // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Сер.: Общественные науки. 2012. № 1. С. 49-52; Ищенко А. С. Владимир Мономах в русском общественно-историческом сознании: мифологический образ и историческая реальность. Ростов-на-Дону, 2014. С. 76-80.
40 При всех, казалось бы, добрых отношениях Печерской обители с Владимиром Мономахом, отраженных в ряде связанных с князем историй (Киево-Печерский Патерик. С. 400-403; 430-433), канонический и социальный вес прославленного монастыря в жизни Руси существенно ослаб. Именно при этом сыне Всеволода над обителью простерся святительского омофор митрополита Никифора, а летописание оказалось в руках иноков Выдубицкого монастыря (Присёлков М. Д. Очерки по церковно-полити-ческой истории Киевской Руси X-XII вв. С. 178-184; Он же. Нестор Летописец. СПб., 2009. С. 130-132).
41 Житие Феодосия Печерского... С. 338, 339.
42 ПСРЛ. Т. 2. Стлб. 148-149; Киево-Печерский патерик. С. 322, 323; Житие Феодосия Печерского. С. 334, 335; Хрусталёв Д. Г. Разыскания о Ефреме Переяславском. СПб., 2002. С. 23-32; Пентковский А. М. Типикон патриарха Алексия Студита в Византии и на Руси. М., 2001. С. 155-170.
называл эти периоды усиленной опеки со стороны правителей Руси временем княжеской ставропигии над монастырем. Однако во всем этом угадывается нечто большее: черты, характерные для отношений, складывавшихся между императором и императорскими монастырями в Византии. И в целом все приведенные выше сюжеты вполне вписываются в заявленную концепцию, тем более, что летописец очень хорошо различает обители по формам ктиторства: «царские» и «боярские»43.
Во-первых, императорский монастырь чаще всего обладал широкой самостоятельностью, а его игумен имел значительную свободу действия. Анализируя жизнь византийских иноческих общин и хозяйств, М. А. Морозов пришел к выводу, что все перечисленное хорошо обнаруживается в жизни царских монастырей империи44. И в представленном контексте жизнь Печерской обитель вполне соответствует реалиям Византии. Великие князья крайне редко вмешивались в жизнь известной общины, а если таковое и происходило, то объяснялось множеством сложных влияний. В итоге, печерские игумены, напротив, нередко проявляли удивительную свободу, действуя без особой оглядки на Киевскую первосвятительскую кафедру. Достаточно заметить, что впервые присутствие Киевского митрополита, как епархиального архиерея, на территории Печерской обители отмечено только под 1089 г. во время освящения Успенского собора45. С одной стороны, данное обстоятельство в целом противоречит как церковным постановления Халкидонского Собора46, так и законам Юстини-
43 «Мнози бо манастыри от ц[а]рь . и от бояръ и от ба[га]ства поставлени» (ПСРЛ. Т. 2. Стлб. 148).
44 Морозов М. А. Императорское ктиторство при Комнинах и российские традиции. С. 362-375.
45 ПСРЛ. Т. 2. Стлб. 199.
46 4 правило IV Вселенского Халкидонского Собора определяет: «Истинно и искренне проходящие монашеское житие да удостаиваются приличныя чести. Но поелику некоторые, для вида употребляя одежду монашескую, разстроивают церкви и гражданские дела, по произволу ходя по градом, и даже монастыри сами для себя составляти покушаются: то рассуждено, чтобы никто нигде не созидал, и не основывал монастыря, или молитвенного дома, без соизволения епископа града. Монашествующие же, в каждом граде и стране, да будут в подчинении у епископа, да соблюдают безмолвие, да прилежат токмо посту и молитве, безотлучно пребывая в тех местах, в которых отреклись от мира, да не вмешиваются ни в церковные, ни в житейские дела; и да не приемлют в них участия, оставляя свои монастыри: разве токмо когда будет сие позволено епископом града, по необходимой надобности. Да не приемлется также в монастырях в
ана о порядке открытия монастырей47. С другой — в Византии вплоть до середины 90-х годов ХТ в. существовала проблема патриаршей визитации императорских обителей. Вселенские иерархии не могли свободно навещать таковые монастыри48. Поэтому нельзя исключать того, что аналогичная проблема визитации могла присутствовать и в иных церковных округах, в том числе в Киеве. А значит, произошедшее стало возможным только при условии, что обитель не только обладала статусом великокняжеского («императорского», «царского») монастыря, но и находилась под княжеской юрисдикцией, выводившей общину и ее духовенство из-под полной канонической зависимости от местных митрополитов. Подобная ситуация обнаруживается в Смоленске и в Новгороде, где священнослужители целого ряда храмов также были фактически выведены из подчинения местных правящих архиереев. Пожалуй, наиболее ярким примером этого может служить история венчания новгородского князя Святослава Ольговича «своими попами», клириками княжеского Никольского собора, действовавшими вопреки воле властного епископа Нифонта, запретившего совершать церковный брак князя (1136 г.)49.
Во-вторых, донатор монастыря действительно в некоторых случаях мог вмешиваться в жизнь поддерживаемой им иноческой общины. Его
монашество никакой раб, без воли господина его. Преступающему же сие наше определение определили мы быти чуждым общения церковного, да не хулится имя Божие. Впрочем, епископу града надлежит имети о монастырях должное попечение» (Правила Православной Церкви с толкованиями Никодима, епископа Далматинско-Истрий-ского: в 2 т. СПб., 1912. Т. 1. С. 337-342).
47 Это означает, что монастырь Антония и Феодосия продолжительное время не имел епископского благословения на свою деятельность. Между тем уже в первой главе V Новеллы определялось: «Прежде вего прочего следует сказать о том, что во всякое время и во всякой земле нашей империи если кто-либо захочет основать святой (еиауес;) монастырь, то он не вправе делать этого, пока не пригласит боголюбивейшего епископа тех мест, и тот, с молитвой воздев руки к небесам, посвятит то место Богу, водрузив на нем символ нашего спасения (мы имеем в виду чтимый и воистину честной крест). Таким образом, заложив некое благое и достойное основание, <можно> начинать строительство. Таковым да будет благочестивое начало создания святых монастырей» (цит. по: Максимович К. А. Законодательство императора Юстиниана I о монашестве (ч. 1): новеллы V и ЬХХГХ // Вестник Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Сер. I: Богословие. Философия. 2007. Вып. 4 (20). С. 40).
48 Морозов М. А. Императорское ктиторство при Комнинах и российские традиции. С. 366-367.
49 ПСРЛ. Т. 3. С. 209.
мнение учитывалось при назначении игуменов и даже постриге монахов50. Когда же выбор братии был ясен, донатор обязывался гарантировать преемственность власти. Наиболее отчетливо такие права прослеживаются в отношении императорских обителей. Все описанные случаи хорошо просматриваются как в истории Печерской обители, так и иных монастырей51. В представленном контексте приглашение князя Святослава и его сына для утверждения преемника Феодосия Печерского вполне вписывается в комплекс прав и возможностей ктитора. Этими же обстоятельствами (правами ктитора) извиняется поведение Святополка Изяславича, ограничившего поставку соли в монастырь52. Очевидно, что в монашеской среде это ясно осознавали, сохраняя свою верность ктитору. Именно в данном контексте, вероятно, следует воспринимать категорический отказ Феодосия прекратить поминание изгнанного Изяслава Ярославича и посетить пир Святослава53.
Впрочем, скорее всего, великие киевские князья получали кти-торские права над Печерский обителью в силу традиции и вступали в таковые в результате актов донаторства, что в целом соответствовало византийскому праву. Примером этого может служить казус уже упоминавшегося князя Святослава, отношение к которому со стороны обители изменилось по мере закладки им Успенского собора и внесения необходимых средств на строительство монастыря54.
Между тем, высказанные в статье суждения имеют предварительный характер и могут быть пересмотрены. Однако уже на данном этапе исследования заявленной проблемы можно заключить, что существовав-
50 Морозов М. А. Церковная собственность и ктиторство в Византии при императоре Юстиниане. С. 85.
51 В данном отношении крайне интересен Устав Варлаама Хутынского, определявший утверждение игумена князем, а не епископом ([Устав] преподобного Варлаама Хутынского, Новгородского чудотворца // Амвросий (Орнатский), еп. Древнерусские иноческие уставы: Уставы российских монастыреначальников. М., 2001. С. 32-34).
52 Киево-Печерский патерик. С. 426-435.
53 Житие Феодосия Печерского... С. 376-379.
54 Правда, монастырь поминал обоих князей: и Изяслава, и Святослава. Примечательно, что в закладке собора принял участие представлявший митрополичьи интересы епископ Михаил. В целом это также соответствовало византийским нормам о ктитор-стве, устанавливавшим надзор епископской власти над монастырем в случае смерти, а в данном случае отъезда, донатора. В результате с закладкой церкви и принятием на себя в присутствии святителя обязательств по ее строительству Святослав также становился полноправным ктитором обители (Там же. С. 382, 383; ПСРЛ. Стлб. 173).
ший на Руси институт донаторства в целом действовал и регулировался в соответствии с нормами Византии. Сложно сказать, как тщательно епископат, обители и их благотворители руководствовались византийскими законами при осуществлении своего взаимодействия, но в самых общих чертах таковое соответствие в целом прослеживается. Особенно отчетливо его следы обнаруживаются на примере княжеских, «царских», монастырей, к которым должна быть отнесена и Печерская обитель, всячески декларировавшая свою самостоятельность и независимость. На практике же монастырь находился под полным контролем княжеской власти, не обременявшей общину своим мелочным вмешательством в ее повседневную жизнь. Но именно эта княжеская опека определяла особый статус обители, выводя ее из-под полного контроля митрополита. К тому же складывавшиеся в треугольнике княжеской власти, первосвятительской кафедры и монастыря отношения и регулярно возникавшие споры вполне соответствовали тем ситуациям, какие присутствовали между царскими монастырями Византии, императорами и патриархами.
Источники и литература
1. Андреев В. Ф. К истории церковного строительства в Новгороде в Х11-ХУ вв. // Новгород и Новгородская земля. История и археология. Новгород: РИО Упрполигра-физдат, 1989. С. 87-89.
2. Бълхова М. И. Монастыри на Руси XI — середины XIV века // Монашество и монастыри в России. Х1-ХХ века: Исторические очерки / [отв. ред. Н. В. Синицына]; Ин-т российской истории. М.: Наука, 2002. С. 25-56.
3. Гайденко П. И. Священная иерархия Древней Руси: (Х1-Х111 вв.): Зарисовки власти и повседневности. М.: Университетская книга, 2014. 212 с.
4. Гайденко П. И., Москалёва Л. А., Фомина Т. Ю. Церковь домонгольской Руси: иерархия, служение, нравы. М.: Университетская книга, 2013. 150 с.
5. Георгиевский Э. В. Формирование и развитие общих положений древнерусского уголовного права. М.: Юрлитинформ, 2013. 320 с.
6. Герд Л. А. «Тактикон» Никона Черногорца как источник по истории харистикариа-та в Византии // ВВ. 1994. Т. 55 (80). Ч. 1. С. 111-115.
7. Голубинский Е. Е. История Русской Церкви: Т. 1: Период первый, Киевский или домонгольский: Ч. 2. М., 1904. 926, XVII с.
8. Горский А. А. Забытая война Мономаха: русско-византийский конфликт 1116 года // Родина. 2002. № 11/12. С. 98-100.
9. Горский А. А. Средневековая Русь. О чем говорят источники. М.: «Ломоносовъ», 2016. 216 с.
10. Грамота Константинопольского патриарха Луки Хрисоверга к великому князю владимирскому Андрею Боголюбскому // Русская историческая библиотека. Т. 6: Памятники канонического права: Ч. 1: Памятники XI-XV в. СПб., 1880. Стлб. 63-76.
11. Живо)новик М. Аделфати у Византии и средневековое Срби'и // Зборник рядова Византолошког института. 1968. Кн. 9. С. 241-270.
12. Житие Феодосия Печерского // Памятники литературы Древней Руси: XI — начало XII века / сост. и общ. ред. Л. А. Дмитриева и Д. С. Лихачёва. М.: «Художественная литература», 1978. С. 305-392, 456-458.
13. Иларион. Слово о Законе и благодати / сост., вступ. ст., пер. В. Я. Дерягина. М.: «Столица»; «Скрипторий», 1994. 146 с.
14. Ищенко А. С. Владимир Мономах в послании митрополита Никифора // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Сер.: Общественные науки. 2012. № 1. С. 49-52.
15. Ищенко А. С. Владимир Мономах в русском общественно-историческом сознании: мифологический образ и историческая реальность. Ростов-на-Дону: «Антей», 2014. 276 с.
16. Каждан А. П. Византийский монастырь XI-XII вв. как социальная группа // ВВ. 1971. Т. 31. С. 48-70.
17. Каждан А. П. Два дня из жизни Константинополя. Исследования. СПб.: «Алетейя», 2002. 319 с.
18. Киево-Печерский патерик // Библиотека литературы Древней Руси: Т. 4: XII век / под ред. Д. С. Лихачёва, Л. А. Дмитриева, А. А. Алексеева, Н. В. Понырко. СПб.: «Наука», 2004. С. 296-489, 641-667.
19. Кирилла Монаха притча о человеческой душе и теле, о нарушении Божьей заповеди и о воскресении тела человеческого, о Страшном Суде и мучении // Колесов В. В. Творения бл. Кирилла Туровского. Притчи, слова, молитвы. Исследования и тексты / публ., коммент., предисл., пер. В. В. Колесова. М.: «Палея», 2009. С. 25-40.
20. Коноводов И. В. К вопросу об отношениях монастыря и мира в Византии в XI-XIII вв. // Вестник Волгоградского государственного университета. Сер. 4: История. Религиоведение. Международные отношения. 2010. Т. 4. № 2. С. 58-65.
21. Литаврин Г. Г. Болгария и Византия в XI-XII вв. М.: АН СССР, 1960. 475 с.
22. Костромин К. А. Церковные связи Древней Руси с Западной Европой (до середины XII в.): Страницы истории межконфессиональных отношений. Saarbrücken: LAP, 2011. 257 с.
23. Литвина А. Ф., Успенский Ф. Б. Насильственный постриг княжеской семьи в Киеве: От интерпретации обстоятельств к реконструкции причин // Средневековая Русь. Вып. 10. К 1150-летию зарождения российской государственности / отв. ред. А. А. Горский. М., 2012. С. 135-169.
24. Литвина А. Ф., Успенский Ф. Б. «Сватьство обуемшеся...»: дозволенное и недозволенное свойство в княжеских браках 40-60-х годов XII в. // Древняя Русь: Вопросы медиевистики. 2013. № 2 (52). С. 25-36.
25. Мильков В. В., Милькова С. В. Послание Владимиру Мономаху о посте и воздержании чувств [Предисловие к публикации] // Творения митрополита Никифора / [изд. подг. С. М. Полянским; отв. ред. М. Н. Громов, С. М. Полянский]; Ин-т философии РАН, РГБ, ГИМ. М.: «Наука», 2006. C. 89-95.
26. Максимович К. А. Законодательство императора Юстиниана I о монашестве (ч. 1): новеллы V и LXXIX // Вестник Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Сер. I: Богословие. Философия. 2007. Вып. 4 (20). С. 38-51.
27. Мильков В. В., Симонов Р. А. Кирик Новгородец: ученый и мыслитель. М.: Изд-во «Кругъ», 2011 (Сер. «Памятники древнерусской мысли: исследования и тексты». Вып. VII). 544 с.
28. Морозов М. А. Императорское ктиторство при Комнинах и российские традиции // Труды кафедры истории России с древнейших времен до XX в. / отв. ред. Д. Ю. Двор-ниченко. СПб.: СПбГУУ 2006. С. 362-375.
29. Морозов М. А. Монастыри средневековой Византии: Хозяйство, социальный и правовой статусы. СПб.: Изд-во СПб. ун-та, 2005. 174 с.
30. Морозов М. А. Церковная собственность и ктиторство в Византии при императоре Юстиниане // Труды исторического факультета Санкт-Петербургского государственного университета. 2010. № 2. С. 77-87.
31. Никольский Н. М. История Русской Церкви. М.: Политиздат, 1985. 448 с.
32. Омельчук В. В. Хар1сття и париюя в систем! податкових прившеш в1зантшських монастир1в // Фшансове право. 2014. № 1 (27). С. 20-23.
33. Пентковский А. М. Типикон патриарха Алексия Студита в Византии и на Руси. М.: Изд-во Московской Патриархии, 2001. 420 с.
34. Петрухин В. Я. Древняя Русь: Народ. Князья. Религия // Из истории русской культуры. Т. 1: Древняя Русь. М.: «Языки русской культуры», 2000. С. 11-412.
35. Пихоя Р. Г. Возникновение памятников покаянной дисциплины Древней Руси в XI в. // АДСВ. 1987. Вып. 23. С. 73-85.
36. Попов И. Н., Прокофьев Н.Д. Адельфат // Православная энциклопедия. 2000. Т. 1. С. 298.
37. Полное собрание русских летописей. Т. 2: Ипатьевская летопись. М.: «Языки славянской культуры», 2001. 648 с.
38. Правила Православной Церкви с толкованиями Никодима, епископа Далматин-ско-Истрийского: в 2 т. СПб., 1912. Т. 1. 641 с.
39. Преображенский А. С. Ктиторы русских храмов домонгольской эпохи: некоторые аспекты проблемы // Электронный научно-образовательный журнал «История», 2012. T. 3. Вып. 5 (13). Доступ для зарегистрированных пользователей. URL: http://history.jes. su/s207987840000429-0-1 (дата обращения: 04.05.2016).
40. Преображенский А. С. Между храмом и дворцом: «полати» древнейших русских соборов (к вопросу о происхождении термина) // Электронный научно-образовательный журнал «История». 2015. T. 6. Вып. 1 (34). Доступ для зарегистрированных пользователей. URL: http://history.jes.su/s207987840000948-1-2 (дата обращения: 04.05.2016).
41. Присёлков М. Д. Нестор Летописец. СПб.: «Русский миръ», 2009. 156 с.
42. Присёлков М. Д. Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси XXII вв. СПб.: «Наука», 2003. 246 с.
43. Романов Б. А. Люди и нравы Древней Руси: историко-бытовые очерки. М.; Л.: «Наука», 1966. 240 с.
44. Секретарь Л. А. Монастыри Великого Новгорода и окрестностей. М.: «Северный паломник», 2011. 656 с.
45. Соколов И. И. Состояние монашества в Византийской Церкви с середины IX до начала XIII века (842-1204): Опыт церковно-исторического исследования / вступ. ст. Г. Е. Лебедевой. СПб.: «Изд-во Олега Абышко», 2003. 464 с.
46. Сочнева Н. А. Жанровая природа повестей о княжеских преступлениях в составе древнерусского летописания домонгольского периода: Дисс. ... канд. филол. н. Тюмень: Тюменский гос. ун-т, 2014. 206 с.
47. Стефанович П. С. Княжеские доходы и церковная десятина по грамотам XII в. // Древняя Русь: Вопросы медиевистики. 2015. № 3 (61). С. 155-156.
48. Сутягина И. Ю. Источники церковного права средневековых городов Северо-Западной Руси // Право и государство: теория и практика. 2015. № 2 (122). С. 16-21.
49. Сутягина И. Ю. Княжеские церковные уставы в праве городских республик средневековой Руси // Право и государство: теория и практика. 2015. № 9 (129). С. 11-14.
50. Стефанович П. С. Некняжеское церковное строительство в домонгольской Руси: Юг и Север // Церковно-исторический вестник. 2007. № 1. С. 117-133.
51. Успенский Ф. Б., Литвина А. Ф. «Как князь Роман жену терял.»: родство и власть в истории насильственного пострижения Рюрика Ростиславича и его семьи // Электронный научно-образовательный журнал «История», 2013. T. 4. Вып. 6 (22). Доступ для зарегистрированных пользователей. URL: http://history.jes.su/s207987840000588-5-1 (дата обращения: 09.05.2016).
52. Успенский Ф. И. Мнения и постановления Константинопольских Поместных Соборов XI-XII вв. о раздаче церковных имуществ (харистикарии) // Известия Императорской археологической комиссии. 1900. Т. 5. С. 1-48.
53. [Устав] Преподобного Варлаама Хутынского, Новгородского чудотворца // Амвросий (Орнатский), еп. Древнерусские иноческие уставы: Уставы российских монасты-реначальников. М., 2001. С. 32-34.
54. Фомина Т. Ю. Епископская власть в домонгольской Руси: истоки, становление, развитие. М.: «Университетская книга», 2014. 360 с.
55. Хрусталёв Д. Г. Разыскания о Ефреме Переяславском. СПб.: «Евразия», 2002. 448 с.
56. Цветков С. Э. Древняя Русь. Эпоха междоусобиц. 1054-1212. М.: ЗАО «Центрпо-лиграф», 2009. 527 с.
57. Щапов Я. Н. Государство и Церковь Древней Руси X-XIII вв. М.: «Наука», 1989. 232 с.
58. Janin R. Le monachisme byzantin au moyen âge // REB. 1964. № 22. P. 5-44.
