CC BY
14
НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ
Быстрова Я. В *
НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ПРОШЕДШЕМ СЕМИНАРЕ «МЕНТАЛИТЕТ КАК ДРУГАЯ КУЛЬТУРА: ЭВОЛЮЦИЯ РОССИЙСКОГО МЕНТАЛИТЕТА В ХХ ВЕКЕ» В РАМКАХ ДНЕЙ ФИЛОСОФИИ В САНКТ-ПЕТЕРБУРГЕ — 2017
Представлен обзор семинара «Менталитет как другая культура: эволюция российского менталитета в ХХ веке», проведенного 27 октября 2017 г. в рамках Дней философии в Санкт-Петербурге — 2017, где принимали участие и выступали с докладами специалисты, соискатели и студенты из разных научных областей. Предметом обсуждения стали проблемы исторических истоков и факторов формирования российского менталитета в разные исторические эпохи.
Ключевые слова: менталитет, культура, цивилизация.
Bystrova I. V.
SOME WORDS ABOUT THE LAST SEMINAR «MENTALITY AS OTHER CULTURE: EVOLUTION OF THE RUSSIAN MENTALITY IN THE XX-TH CENTURY» WITHIN THE FRAMEWORK OF DAYS OF PHILOSOPHY IN ST. — PETERSBURG — 2017
There is presented seminar review «Mentality as other culture: evolution of the Russian mentality in the XXth century», hold on October, 27th, 2017, within the framework of Days of philosophy in St. — Petersburg — 2017 where experts, applicants and students from different scientific areas took part and spoke with reports. The subject of discussion was problems of historical sources and factors of formation of the Russian mentality during different historical epoch.
Keywords: mentality, culture, civilization.
27 октября 2017 г. в рамках Дней философии в Санкт-Петербурге — 2017 на базе РХГА состоялся семинар «Менталитет как другая культура: эволюция российского менталитета в ХХ веке» (Section: «Mentality as another culture: the evolution of the russian mentality in the 20th century»), организатором которого стала кафедра культурологии, искусств и гуманитарных наук.
* Быстрова Яна Васильевна, кандидат культурологи, доцент, Русская христианская гуманитарная академия.
Предложенная тема вызывает сегодня повышенный интерес не только в научном сообществе, но и в других сферах общественной жизни. Эволюция менталитета была и остается важнейшей предпосылкой понимания политических, экономических, культурных, социальных проблем в современной России. В связи с этим предлагалось рассмотреть вопросы, связанные с традиционными базовыми ценностями российского менталитета и динамикой его эволюции в досоветский и постсоветский период. Предметом обсуждения стали следующие проблемы: исторические истоки и факторы формирования российского менталитета в разные исторические эпохи; многообразие определений менталитета; общие константы российского менталитета; исторические условия формирования эволюции российского менталитета в ХХ в.; исторические истоки советского менталитета; проблемы перехода от советского менталитета к постсоветскому менталитету; влияние крестьянского менталитета на Русскую революцию 1917 г.; менталитет российского народа и бизнес.
Тема семинара привлекла большое число участников, не только философов, но и психологов, социологов и др. В семинаре приняли участие представители различных институтов Санкт-Петербурга и Москвы, в т. ч. студенты РХГА.
Участники семинара:
Щученко Владимир Александрович, доктор философских наук, профессор кафедры культурологии, искусств и гуманитарных наук, Русская христианская гуманитарная академия (Shchuchenko Vladimir A., doctor of Philosophy, Professor, Russian Christian Humanitarian Academy, St. Petersburg);
Быстрова Яна Васильевна, кандидат философских наук, доцент кафедры культурологии, искусств и гуманитарных наук, Русская христианская гуманитарная академия (Bystrova Yana. V., PhD of Philosophy, associate Professor, Russian Christian humanitarian academy, St. Petersburg);
Егоров Владимир Александрович, преподаватель кафедры философии и религиоведения, Русская христианская гуманитарная академия (Egorov Vladimir A., — associate Russian Christian humanitarian academy, St. Petersburg);
Красновский Валерий Николаевич, кандидат психологических наук, доцент, Военно-космическая академия им. А. Ф. Можайского, Санкт-Петербург (Krasnovsky Valery N., PhD in psychology, аssociate Professor, Military space academy Alexander Mozhaisky, St. Petersburg);
Ляшко Светлана Всеволодовна, кандидат социологических наук, доцент, Северо-Западный институт управления — филиал Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ (Lyashko Svetlana V., PhD in sociology, associate Professor, north-West institute of Management — branch of the russian Presidential academy of national Economy and Public administration, St. Petersburg);
Пронькин Виктор Николаевич, первый заместитель генерального директора Фонда поддержки социальных инноваций «Вольное Дело», Москва (Pronkin V. N., First Deputy Chief Executive Officer of the Foundation «Volnoe Delo», Moscow).
Русакова Людмила Михайловна, кандидат философских наук, доцент, Санкт-Петербургский государственный университет промышленных техно-
логий и дизайна (Rusakova L. M., PhD of Philosophy, associate Professor, Saint-Petersburg State University of Industrial Technologies and Design)
Щепановская Елена Михайловна, кандидат философских наук, член союза писателей Ленинградской области и Санкт-Петербурга (Schepanovskaya Elena M., PhD of Philosophy).
Щученко В. А. «Эволюция российского менталитета». В докладе были поставлены две проблемы. Во-первых, проблема менталитета как специфической («другой») стороны культуры — неочевидной, неотрефлексированной, являющей себя в традиционных стереотипах поведения, социально-психологических проявлениях в разные эпохи и у разных народов. Подчеркивалось, что менталитет разлит во всех сферах духовной жизни общества (искусстве, морали, политике, правосознании и др.) и существует у всех без исключения исторических субъектов (элита и народ, нация и индивид и др.).
Во-вторых, исключительно актуальная в сегодняшних российских реалиях проблема эволюции менталитета, связанная с необходимостью обеспечить баланс между базовыми ценностями менталитета россиян (правдоискательство, способность к сверхнапряжению, пластичность, веровательность, общение по духовным ценностям и др.) и новыми формами, которые обусловлены разломами советского и особенно постсоветского периодов (целерациональное поведение, стремление к социальной справедливости, усиление творческих интенций в самых разных сферах жизни — от экономики и политики до науки и искусства и др.). Исключительно важно сегодня не только сохранить выкованную столетиями ментальную идентичность и поддерживать эволюционные сдвиги, но и не допустить идеализации и романтизации ушедших в прошлое ментальных пережитков (вера в доброго правителя-избавителя, социальное иждивенчество, патриархальность, консерватизм, правовой нигилизм и др.)
Егоров В. А. «Мемориальные даты как отражение ментальности в отечественной истории». Мемориальные даты — особые события в история государства, которые стали праздничными датами в принятом календарном измерении и отмечаются в связи с их значением, ролью или наделяемым значением исходя из политической потребности для той или иной страны. Мемориальные даты выводятся из обыденного, профанного пространства, наделяются особым статусом, становятся общезначимыми, общенациональными. Их празднование, почитание является обязательным, государственные институты обязаны принимать участие в этом процессе, а другие социальные институты (в т. ч. и религиозные), принимают в этом участие в той или иной степени. Мемориальные даты способствуют стабилизации общества, объединению вокруг героического прошлого, трансляции новых сакральных смыслов.
На современном этапе в новом, изменившемся по сравнению с предыдущим советским этапом истории России, обществе большую роль стали играть мемориальные даты, связанные со становлением российского государства, с борьбой за его свободу и независимость, его укреплением и с территориальными приращениями. Мемориальные даты — зафиксированная и проговоренная память страны, народов, ее населяющих, имеющая ценностное измерение, как в прошлом, так и в настоящем.
Красновский В. Н. «Смысловой контекст „поглощенного" знака реальности в сети и его ментальное переозначение». Весь неделимый информационный динамизм глобальной связи выстраивается на инвариантных механизмах, связанных с областями человеческих отношений, в которых социокультурные стратегии не всегда нацелены на взаимную популярность разнопланового сетевого принципа по «созданию климата мнений» (Н. Больц), а аккуратно приводят к искривлению собственной культурной идентичности личности. По этой причине сетевые технологии используют формы развертки социально-психологического мира человека с тем, чтобы произвести эмоциональное «уплотнение» самозамкнутости сетевой зоны информации. На ментальном уровне такая реконструкция информации приводит мышление к ошибкам. Своему пользователю сетевая система предлагает множественное присутствие, преследуя одну цель: структурировать образные миры для изменения реакции ее пользователя к собственным мнениям. Происходит это за счет не смысловой информации, а эмоциональной. Парадокс такой ситуации состоит в том, что переживая виртуальную «реальность», личность позволяет сетевой системе производить над ним манипуляцию — выстраивается «реальность» на основании устойчивости референтного стереотипа и подается информация в скрытом истолковании, тем самым корректируются социальные взаимоотношения, подверженные влиянию субъективных идей.
Важной особенностью таких коммуникационных связей становится ментальный источник оценки происходящих событий, на которые информация замыкает пользователя сети. Он представляет собой набор единообразных, схожих по смыслу знаковых символов реальности. Это дает возможность сделать достоверные предположения, что в среде социальных сетей используются информационные шаблоны, способ действия которых направлен на подмену реальности структурными мерками фактуальной сетевой культуры, оставляющей неиспользованным личный код пользователя. Тогда вся иная информация становится для него «неинформативной» как якобы потерявшая новизну и актуальность. Тем самым личность превращается в элемент сложной организационной системы манипулирования.
В сетевой модели общения формируется «клавиатурный» диалог, приводящий пользователя к механическому мышлению. Способность ума сужается до образца «технических метафор». Подобная интеллектуальная элегантность сетевого влияния формирует индустрию «неупотребимого», «профанного» смыслового пространства превращает пользователя сети в ее продукт (форма, скрывающая ее присутствие). Это наблюдается в построении сетевой психосферы, где становиться возможным воздействие на образ действительности, обретающий в сети «товарный вид». Культура присутствия человека в сетевых коммуникациях отражает суверенитет знаковой системы сети, где он под ее действием не только поддерживает ритуал отношений, а и заполняет сферу электронных мест общения.
Ляшко С. В. «Возвращение: человек советский с точки зрения теории институциональных матриц». 2017 г. — год столетия Октябрьской революции и должен восприниматься как шанс концептуального осмысления тех социокультурных и ментальных феноменов, которые были порождены указанным событием и воплотились в жизнь в последующем историческом периоде.
«Человек советский» — идеальный тип для рассмотрения типических черт личности. Человек советский — человек, выросший в закрытом обществе, привыкший к государственному патернализму, ценящий порядок, одобряющий деятельность государства, с которым и связывает порядок, человек, свободный от ответственности и, соответственно, безразличный к личной и общественной свободе, конкуренции, толерантности.
Опираясь на опросы общественного мнения, социологи фиксируют весьма интересную ситуацию в современном российском обществе. Так, опрос жителей России, проведенный Фондом изучения общественного мнения (ФОМ) в марте 2017 г., показал, что 78% россиян считают себя патриотами. Вместе с тем в полной мере чувствуют ответственность за страну лишь 3% респондентов, совершенно не чувствуют ответственности 55% опрошенных. Примерно та же ситуация складывается в отношении ответственности за свой район, город.
Однако задача социологии сводится не столько к фиксированию некого одномоментного среза общественного мнения, сколько к пониманию и объяснению происходящего. Методологической основой объяснения приведенных эмпирических фактов может служить теория институциональных матриц, автором которой является С. Кирдина.
Ключевым понятием теории является понятие «институт». Система базовых институтов образует Х и У матрицы, которые определяют набор возможных траекторий развития для конкретного общества. Говоря о «человеке советском», следует отметить, что он является идеальным типом Х-матрицы. Подход к анализу метального феномена «человек советский» с точки зрения теории институциональных матриц, показывает, что его можно рассматривать как определенный тип мышления и деятельности людей, а также как систему социальных норм, имеющих институциональный характер. В этой связи каждое новое поколение неизменно встречается с «человеком советским» на уровне важнейших стереотипов мышления, норм и правил.
На наш взгляд, именно этим можно объяснить то, что доминантой общественного сознания в современной России служит государственный патернализм, где государство, по мысли россиян, должно обеспечить определенный уровень жизни, работу, жилье, здравоохранение и образование. Тем самым постепенно восстанавливаются представления и ожидания, характерные для советского периода, «человек советский» возвращается.
Пронькин В. Н. «Ментальные механизмы имитации». Чтобы создать теоретическую структуру, способную объяснить имитацию, мы должны были бы сначала спросить о возможных отношениях между воспринимаемым действием и нарративным Я. Процесс имитации связан с восприятием действий другого человека, а восприятие действия (согласно последним исследованиям) — с формулировкой представления о нашем Я, совершающем то же самое действие. Эта ментальная симуляция нашего Я, совершающего воспринимаемое, может быть или не быть конгруэтной мой нарративной концепции моего Я. Действительно, есть по крайней мере три возможных способа, которыми воспринимаемое действие может быть связано с нарративным Я: (а) воспринимаемое действие другого может сформировать позитивную конгруэтность нарративному Я, т. е. действие является подходящим тому, кем, как я пола-
гаю, я являюсь; (Ь) воспринимаемое действие другого может сформировать нейтральную конгруэтность в отношении Я, т. е. воспринимаемое действие может быть безразличным тому, кем, как я полагаю, я являюсь; (с) воспринимаемое действие другого может сформировать отрицательную конгруэтность нарративному Я, т. е. действие может вступать в противоречие с тем, кем, как я полагаю, я являюсь.
Исследования по социальной когнитивистике также подтверждают существование тесной связи действия и восприятия. Некоторые теоретики в этой области демонстрировали, например, сильный «эффект воспламенения». Они предоставили доказательства, которые предполагают, что, если люди чувствуют враждебное действие другого человека в одной ситуации, они в большей мере склонны к самостоятельной враждебной реакции в последующих ситуациях. Подразумевается, что наблюдение за поведением другого человека увеличивает вероятность того, что наблюдатель будет копировать то же самое поведение. Психологи называют этот феномен «эффект хамелеона». Есть различные теоретические объяснения этого феномена, но эмпирическое открытие его вполне достоверно: наблюдение за чьими-либо действиями часто побуждает нас совершить те же самые действия. Именно это и предсказывала теория связи восприятия и действия.
Действие и восприятие основаны на одном и том же ментальном фундаменте. Когда я наблюдаю за кем-то, кто совершает определенные действия, есть основания предполагать, что в то же самое время я автоматически думаю о себе, совершающем то же самое действие. Нет никакой внешней ступени, связывающей действия другого человека с моими собственными действиями. Восприятие действия на базовом уровне уже стало моим действием. Ключевой вопрос имитации в таком случае заключается не в том, почему некоторые действия, которые мы воспринимаем, мотивируют имитационные действия; скорее вопрос состоит в том, почему мы не подражаем всем действиям, которые мы воспринимаем. Проблема не в том, чтобы учитывать вездесущее проникновение имитации, а скорее, в том, почему она не возникает во многих ситуациях. Поэтому психология должна не объяснять те случаи, когда мы имитируем определенные действия, а ответить на вопрос, почему некоторые образцы не побуждают нас к действию.
Русакова Л. М. «Менталитет российского общества середины XIX в.» Менталитет складывается у больших групп людей (классов, наций, народов) в силу общности социального и исторического положения. Такое общее историческое положение сложилось в пореформенной России в середине XIX в. Отмена крепостного права явилась своеобразной формой передела собственности и затронула все слои населения.
Если понимать менталитет как умонастроение народа, то, характеризуя ментальные установки пореформенного российского общества середины XIX в., можно выделить его основную особенность — «думы и чаяния о народе». В российскую историю это время вошло как «народничество». С точки зрения В. Ленина, это революционно-освободительное движение 70-х гг. XIX в., в центре которого стоял крестьянский вопрос («высокая демократия»). Согласно Н. Бердяеву, это период философской рефлексии, которую можно
разделить на несколько направлений: моральное (Ф. Достоевский, Л. Толстой), религиозное (В. Соловьёв), социальное (П. Лавров, Н. Михайловский, М. Бакунин, П. Ткачев). У С. Франка «народничество» — это умонастроение пореформенной России XIX в. По его мнению, народниками были все, кто сочувствовал страданиям народа и заботился о его благе. П. Новгородцев определяет «народничество» как «политическое миросозерцание русской интеллигенции», отражающее «веру в народ», «разум и твердую волю народа».
Таким образом, «народничество» как «умонастроение», «миросозерцание» определяется и в ментальной установке русского общества 40-80-х гг. XIX в. и рассматриваться должно широко, как культурно-исторический феномен. Исследуя менталитет данного периода посредством анализа текстов (мемуарной и философской литературы, периодической печати, путевых и служебных записок и др.), выделяют ключевые слова и словосочетания: «народ», «страдания народа», «боль за народ», «вера в народ», «воля народа», «благо народа», «народная демократия» и др.
Исследование «народничества» как социокультурного и ментального феномена середины XIX в. позволяет выделить стереотипные мыслительные конструкции разных слоев населения и свести их к единой ментальной матрице, объясняющей мышление, поведение, образ жизни людей данного исторического времени, позволяет найти основания для прогнозирования общественно-политических процессов, которые могут следовать за кардинальными реформами общества.
Щепановская Е. М. «Архетипы России». Понятие мифологического архетипа подходит для выражения «духа народа», поскольку позволяет осознать вклад, который вносит каждый этнос в богатство мирового культурного наследия, и, отталкиваясь от многообразия культур, служит перспективе создания многополярного мира. Образ мифологемы полнее описывает национальный менталитет, чем понятия «ценность» П. Сорокина или «прасимвол» О. Шпенглера, потому что: 1) выявляет широкое поле семантических значений; 2) позволяет увидеть логику многообразных черт единого качества (даже противоположных); 3) подчеркнуть их общечеловеческий универсализм.
Русский менталитет является многосоставным и до сих пор выглядит формирующимся. Отчасти потому, что в нем три разнородных этногенетиче-ских источника (славянский, тюркский и финно-угорский элементы), отчего для русской ментальности характерна тема «Кто же мы такие?» Идейные доминанты России как события ее истории обнаруживают постоянную актуализацию трех базовых архетипов, связанных и с ее природно-территориальными особенностями.
1) Мифологема творения: образ светлого Неба как первого демиурга, творящего «из ничего» словом и мыслью и связанного с анархией природных стихий и психологическим отсутствием пространственных границ, перечеркиванием прошлого и свободным полетом мысли. Эту ментальность задает славянский элемент, миролюбивый и ориентированный на большие свободные пространства (так, из греческих источников известно, что славяне не воевали, а просто уходили от врага). Ценности архетипа небесного творца, присущие
России, стремление к радикально новому, универсализм мышления, интуиция и фантазия, альтруизм, потребность в свободе и общем благе.
2) Мифологема военного предводителя богов, задающая архетипическую идею выхода на новый путь, образ воина и пастыря, заведующий нравственными идеалами, причастностью к единому стихийному порыву, преодолением межличностных барьеров и объединением народов. Этот воинственный психо-тип можно связать с тюркским этническим компонентом. Ценности архетипа воина и пастыря — активность и воля личности, способность занять лидерскую позицию, нравственная сила и духовная энергия как выход к первоначалам, самоотверженная борьба за идеал и прокладывание нового пути.
3) Третий архетип соотносится с мифологемой истока, изначального Хаоса или великой праматери. Это образ рождающего жизнь океана и реальности глубин души. Пассивность этого психотипа соотносится с финно-угорским элементом и подтверждается более чем полугодовой спячкой природы и внешней пассивностью в этот период, на фоне которой, происходит бессознательное брожение психики, предрасполагающее к глубинно-религиозному восприятию. Он выражается в смирении, вере и пассивном ожидании чуда. Ценности архетипа истока — всеприятие, забота, милосердие, сочувствие, сострадание, жертвенность, способность окунуться в глубины жизни и души.
Состоявшийся семинар вызвал глубокий интерес у участников, что свидетельствует об актуальности темы эволюции российского менталитета. Было предложено рассмотреть возможность организации работы регулярного семинара с таким названием.
