CC BY
26ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
УДК 821.111: 140
Исаева Наталья Николаевна
Магистрант, факультет современных иностранных языков и литератур,
Пермский государственный национальный исследовательский университет,
614990, Россия, Пермь, ул. Букирева, 15, тел.: +7 (342) 2396290, e-mail: nata.is2014@mail.ru
Проскурнин Борис Михайлович
Доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой мировой литературы и культуры, Пермский государственный национальный исследовательский университет, 614990, г. Пермь, ул. Букирева, д. 15, тел.: +7 (342) 2396290, e-mail: bproskurnin@yandex.ru
НЕОВИКТОРИАНСТВО И/ИЛИ АНТИВИКТОРИАНСТВО?
ВИКТОРИАНСКАЯ ЭПОХА В РОМАНЕ САРЫ УОТЕРС «НИТЬ, СОТКАННАЯ ИЗ ТЬМЫ»
В статье с точки зрения проблем метаисторичности и историографичности современной прозы, особого для английской литературы конца XX - начала XXI вв. интереса к истории в целом и викторианскому веку в частности анализируется роман английской писательницы Сары Уотерс «Нить, сотканная из тьмы». При анализе романа акцент делается на особенностях художественной демифологизации викторианской эпохи и на оригинальности авторской модели викторианского века. Выявляются ключевые особенности жанрового, сюжетного и повествовательного своеобразия романа. Особое внимание при этом обращается на сюжетный и повествовательный диалог дневников двух героинь романа как его идейно-художественную основу. Большое внимание уделяется своеобразию обращения Уотерс к женскому вопросу в аспекте социальных и гендерных отношений, какими они видятся писательниц; при этом показывается, как Уотерс, обнажая нравственное лицемерие и ханжество викторианцев, обращается к маргинальным для той эпохи гендерным отношениям и трактует проблему «новой» («другой») женщины. В связи с этим в статье особо исследуется динамика женского характера в тесной связи с социокультурными обстоятельствами эпохи, как их понимает и реконструирует Уотерс. Выявляются переклички анализируемого социально-психологического романа с традициями викторианских сенсационных и готических романов, рассматриваются связанные с ними мотивы заточения, безумия, псевдо-таинственности и псевдо-мистики и спиритизма, криминального мира, социального дна. Демонстрируется значительный и оригинальный вклад С. Уотерс в становление и развитие такого важного звена современного английского литературного процесса, как неовикторианский роман.
Ключевые слова: викторианство, неовикторианский роман, социально-психологический роман, женский вопрос, образ женщины, сенсационный роман, готический роман.
Введение
Широко известна вошедшая во все исследования современной литературы рубежа XX-XXI вв. «одержимость историей» английских романистов эпохи постмодернизма (см. об этом [Киреева, 2004, с. 56-60]). Пожалуй, особый интерес у романистов этого времени
вызывает викторианская эпоха как время складывания английского национального характера, множества социокультурных традиций и примет, составляющих ядро современной «английскости» (см. об этом подробнее [Проскурнин, 2004]).
Согласимся с Ф. Джеймисоном: подобный интерес писателей нашего времени к истории -это попытка современной культуры восстановить потерянные идеалы, компенсировать за счет реконструкции прошлого, то, что он называет «утратой историчности» [Джеймисон, 2019, с. 345], то есть преемственности, непрерывности развития общества.
Однако права Ю. С. Скороходько, исследующая феномен так называемого «неовикторианского романа», когда утверждает, что в любом случае подобная реконструкция - это взгляд «со стороны», с позиций «Иного», «Другого» [Скороходько, 2017, с. 28]. Более того, в ряде «неовикторианских романов» подобная «инаковость» усиливается еще и тем, что их авторы критико-аналитически воспроизводят выбивавшиеся в викторианские времена из социокультурного мейнстрима явления и течения и сохраняющие свою известную маргинальность в наше время.
Такой взгляд на прошлое позволяет, с одной стороны, придать реконструкции некую сенсационность, оригинальность, неожиданность, а с другой - все же дать более объемное в силу своей многосторонности представление об ушедшем времени. Сара Уотерс (Sarah Waters; род. 1966) - как раз из тех авторов, которые, стремясь дать более живое и нестереотипное представление о викторианской эпохе, а также по-своему акцентировать непрерывность истории страны, прибегают к «сложным аллюзивным кодам», к «провокационному содержанию произведений» [Тупахша, 2013, с. 228].
Викторианская литература, по утверждению крупнейшего специалиста по английской литературе А. П. Саруханян, нередко писалась как злая сатира в адрес «викторианского ханжества», лицемерия и догматизма; вот почему многие писатели той эпохи были по сути «антивикторианцами»: вспомним Ч. Диккенса, У М. Теккерея, Дж. Элиот, Дж. Мередита, Т. Гарди и др. [Саруханян, 2009, с.13].
Поэтому и реконструкция викторианства Сарой Уотерс при помощи обращения к дну викторианского общества, к миру преступников и разного рода «асоциальным» сторонам жизни -это любопытное и своеобразное антивикторианство, претендующее на то, чтобы заставить читателя осознать, насколько клишированное и мифологизированное восприятие эпохи сложилось в национальной исторической памяти, и деконструктивировать, сломать, преодолеть его.
Основная часть
Роман Сары Уотерс «Нить, сотканная из тьмы» (Affinity; 1999) состоит из двух сменяющих друг друга дневников. Первый - это дневник главной героини Маргарет Приор, принадлежащей к интеллектуальным слоям викторианского общества, которая отдает себя двум весьма далеким друг от друга родам деятельности - посещение тюрьмы и увлечение поэзией. Маргарет отмечает в дневнике: «Мне двадцать девять. Через три месяца исполнится тридцать. <...> Я высохну, истончусь и поблекну, точно лист, забытый меж страниц, скучной, унылой книги» [Уотерс, 2009] .
Неустроенность личной жизни, отсутствие в ней ярких событий, рутина и монотонность, недостаток впечатляющих эмоций, тоска по чему-то яркому и необычному толкают ее в руки спиритуалистки и трансмедиума Селины Дауэс - автора второго дневника. Селина в стенах тюрьмы Миллбанк (основного места действия романа) отбывает наказание
1 Роман цитируется по электронной версии перевода произведения: Уотерс С. Нить, сотканная из тьмы / пер. с англ. А. Сафроновой. Москва: Эксмо; Санкт-Петербург: Домино, 2009. 448 с.
за мошенничество и воровство. Любопытна ее характеристика в дневнике Маргарет: «В глаза не глядит, вся в себе <...> Слывет самой покладистой заключенной <...> Тишайшая девица. Темна <...> Аки вода во облацех <...> Глаза [ее] были по-кошачьи зелеными, а волосы были тяжелые и шероховатые, точно змеи, которые говорят <..> Коса [казалась] взаправдашней змеей, точно гадиной, которая пробудилась и ощерилась клыками» [Уотерс, 2009].
Дневник Маргарет - воспроизведение заметок, впечатлений, эмоций, размышлений автора непосредственно в дни посещений тюрьмы, тогда как дневник Селины фиксирует события, произошедшие за год до записей в дневнике Маргарет. Главной причиной возникновения дневниковых записей Маргарет Приор становится скоропостижная смерть очень близкого ей отца, приведшая ее к тяжелой депрессии, попытке самоубийства и психологической травме.
Болезнь Маргарет является бунтом против тирании матери, по настоянию которой, чтобы подавить возможные попытки покончить с собою, Маргарет прописываются хлорал и морфий - «лекарства тишины и молчания» [Уотерс, 2009]. Большая степень свободы героини сменяется после смерти отца жестким ограничением свободы, наложенным матерью. Маргарет ведет дневник для того, чтобы зафиксировать свои наблюдения и размышления, возникающие после посещения женской части тюрьмы Миллбанк: еще раз подчеркнем, дневник посещений Миллбанка - это «заготовки» Маргарет для будущего очерка (как продолжения дела столь любимого героиней отца-историка) [Кохан, 2019, с. 207]. При этом очевиден исповедальный характер этого дневника, который героиня называет «самым лучшим другом» [Уотерс, 2009].
Мы понимаем, что дневник ведется также из желания героини привести в порядок свои путаные мысли, а то и «изменить сложную реальность, которая чуть не погубила ее» [Brindle, 2010, р. 97], уйти от своего печального прошлого, терзающего ее; от «плача и криков, доктора Эша и матери, резкого запаха морфия» [Уотерс, 2009]. Однако реальность оказалась сложнее, чем думалось.
Не случайно Маргарет пишет: «Я шла сюда с мыслями о несчастной узнице, но она швырнула меня обратно к моему собственному слабому "Я"». Такие чувства охватывали Маргарет на первых порах, пока она не познакомилась с осужденной за мошенничество и воровство Селиной Дауэс, глядя на которую ее окатывает «волной жалости»: «Ты вроде меня, - подумала я» [Уотерс, 2009]. При этом после череды всех драматических событий героиня признается самой себе: «Ах, если б, подумав так, я прошла дальше. Я жалею, что не ушла» [Уотерс, 2009].
Как известно, характерными особенностями дневника как литературного жанра являются «самоадресованный криптографический текст, осознанное письмо, эмоциональная рефлексия, точно указанные сроки, солипсизм», а также самоанализ повествователя (см. об этом подробнее [Duyfhuizen, 1992, р. 76-96]). Однако сюжетно и композиционно Уотерс делает так, что личные записи Маргарет Приор, по утверждению К. Бриндл, «не являются саморефлексивным произведением: они всегда создаются в противоречии с голосом дневника Селины» [Вг^1е, 2010, р. 104].
Этот контраст очень важен, так как является сюжетно-композиционным каркасом произведения в целом. Уотерс делает так, что дневник Маргарет Приор дает больше информации о Селине, чем ее собственный дневник; последний скорее представляет собой ежедневник, где фиксируются особенности проведения спиритических сеансов, суммы денежных вознаграждений за них; здесь нет места искренности и откровенности, всегда свойственным дневнику как жанру.
Если исходить из спиритуалистской роли в романе образа Селины Дауэс, то эта героиня предстает либо в образе мошенницы, либо в образе жертвы. Первый образ связан с
непрекращающейся ложью, которую героиня «механически перебирает [как] моток пряжи» [Уотерс, 2009]. «Грешный агнец», - называют ее надзирательницы Миллбанка; «не ангел, а более поздняя истина», - говорит о ней Маргарет после всех событий [Ibid]. Героиня дает себе лаконичное определение: «хитрая актерка, как все другие»; она способна менять манеру речи и интонацию, но делает это «очень мягко - не в стиле актрисы, которая хочет, чтобы любой ее жест рассмотрели в переполненном зале, а словно в тихой музыкальной пьесе, когда чуть меняется тональность» [Уотерс, 2009]. В романе читаем: «В Миллбанке Селина вела себя как актриса, вспоминающая свою блестящую карьеру. За строчками газетных репортажей я, кажется, увидела, чем в действительности была эта карьера: жизнью бабочки или мотылька, проходившей в чужих домах, в бесконечных переездах из одного унылого квартала в другой, чтобы за ничтожную плату исполнять ошеломительные трюки, подобные номерам в варьете. Я думала об умершей тетке, которая подтолкнула ее к такой жизни. Об умершей даме -миссис Бринк» [Уотерс, 2009]. Права К. Бриндл, когда подчеркивает, что Селина исполняла «роль пешки, которой другие пользуются по своему желанию» [Brindle, 2010, p. 106] и которая была приручена и обучена исключительно развлекать высшие слои общества. Вот почему героиня не никогда не забывает, «чья ты [она] девочка» [Уотерс, 2009].
Но с другой стороны, отсутствие авторского «Я» в ее дневнике придает ее дискурсу загадочность и таинственность; героиня становится той, кто «держит свои тайны при себе» [Уотерс, 2009]. Селина отдавала себе отчет, что исповедальный характер может легко превратить дневник в разоблачительный документ, и тогда все ее авантюры выйдут наружу.
В изображении Маргарет тюрьма Миллбанк, спроектированная по принципу «видеть - быть видимым, [где] видимость ловушка» [Фуко, 1999, с. 293], производит жуткое впечатление. Героиня, как и положено автору будущего очерка о тюрьме, с документальной точностью описывает условия, в которых содержатся женщины-заключенные; под ее пером они становятся «невероятно реальными - не призраки, не куклы и не бусины в связке, какими выглядели прежде, но сгорбленные женщины и девушки с грубыми лицами, на которых возникало покорное выражение <...> женщины, разучившиеся говорить, потому что им велено пребывать в молчании <...> женщины, которые калечат себя, чтобы разнообразить свою жизнь» [Уотерс, 2009].
Такое телесное, предметно-вещное и даже обонятельное восприятие узниц (см. об этом [Кохан 2019]) разрушает таинственность и зловещность этого места, его «готичность» распредмечивается, деконструктивируется. Описание Милбанка привратником, поначалу определяющее восприятие тюрьмы, уже кажется не просто страшным и жутким: «жутковатая старушка, а, мисс? <... > Что твое чудище, пусть я и здешний сторож. А знаете, что она вся протекает. А все земля, будь она неладна. Ничто в ней не растет - ничто в ней не сидит -даже такая старая мрачная тварь, как Миллбанк. Разве скажешь, что такая громадина ерзает туда-сюда? <...> А окна, в которых сами по себе трескаются стекла? Это она с виду такая тихая. Бывает <...> в безветренную ночь она стонет, ну точно баба!» [Уотерс, 2009]. Оно кажется метафорой анти-жизни вообще, и из разряда таинственного переходит в разряд метафоры обманной, неправедной и тварной жизни едва ли не всей эпохи.
В романе совершенно очевидна параллель, которую volens nolens проводит Маргарет между своим домом, где властвует надзирательница-мать, и реальной тюрьмой. Критики неоднократно отмечали равнозначность для викторианской прозы мотива заточения женщины в тюрьме и заточения ее в домашних стенах [Скороходько, 2012, с. 190]. В анализируемом произведении, подобно героиням многих викторианских и неовикторианских романов женщина - по контрасту с клишированным викторианским «ангелом в доме» Ковентри Патмора - как «грешный агнец» помещается Сарой Уотерс в абсолютно замкнутое (и метафорически, и реально) пространство, в данном случае - тюрьму, обрекая женщину на
«одинокое безмолвие» [Уотерс, 2009]. А это, заявляет, протестуя, Уотерс, является едва ли главным принципом викторианского общества в женском вопросе: молчание и есть женщина.
По верному наблюдению Ю. С. Скороходько, «вопрос отношения к спиритизму и проблема социального положения викторианской женщины переплетаются в романе [Уотерс]; более того, мотив спиритизма усиливает звучание женской темы» [Скороходько, 2018, с. 212]. Обе героини романа стремятся обрести свободу, и обе живут в одном обществе - довлеющем над человеком (в особенности - над женщиной), но в разных, хотя и сходных по неустроенности и даже противоестественности, мирах: Маргарет - в «мире хаоса», Селина - в «мире безразличии <...> мире без любви» [Уотерс, 2009]. Благодаря своей способности манипулировать людьми и входить к ним в доверие, Селина Дауэс обретает свободу, проделав этот фокус с Маргарет Приор.
По мысли О. В. Тупахиной, «уже первая встреча Маргарет с Селиной актуализирует архетипический для готического романа сюжет невинной девы в дьявольских когтях» [Тупахша, 2013, с. 231]; ситуация якобы любви Селины к Маргарет лишь усиливает это ощущение. Селина признается в чувствах к Маргарет ее же словами, которые передала Селине горничная Рут Вайгерс, сделавшая немало для реализации спиритических трюков Селины (материализацию фиалки и разговора с духом мистера Джорджа Приора, в частности). Маргарет предпринимает попытку вернуться к реальной жизни, но безуспешно. Все больше погружаясь в мысли о Селине, она трансформирует ее реальный образ в идеальный - как на гравюре Карло Кривелли.
Нет сомнений, в романе сильно звучание мотива безумия, пробуждения эротического начала, пророческого сновидения, то есть всего того, что, как правило, характерно для готического романа. А дождь, темнота, туман, даже имя Аврора (рассветная) еще больше усиливают мистическое начало в романе. Не случайно и то обстоятельство, что сюжетная кульминация приходится на канун дня Св. Агнессы, как известно (в том числе и благодаря знаменитой поэме Дж. Китса) наделяемого магическими и мистическим свойствами, знаменующими в том числе и любовный экстаз (и не только виртуальный). Уотерс интересно исследует в романе тему женского безумия (истерии), тесно связанную, по ее мнению, с темой домашнего заточения женщин-викторианок.
В этом смысле роман перекликается с «Джейн Эйр» Ш. Бронте (имеется в виду ситуация с Бертой, сумасшедшей женой Рочестера) и «Лунным камнем» У Коллинза; последний даже называют прототипом романа Уотерс. Как справедливо замечают исследователи, цель «Лунного камня» У. Коллинза - «исследовать влияние героя на обстоятельства, а не влияние обстоятельств на героя» - становится и целью художественного анализа в романе Уотерс (см. об этом [Тупахша, 2013, с. 230]). В этом отношении наиболее показательным как раз и становится образ горничной Рут Вайгерс. Социальная неприметность Рут делает ее неслышной «будто привидение, как и подобает служанке истинной леди» [Уотерс, 2009].
Именно она «прописывает» Селину Маргарет в качестве лекарства, и вдвоем они «управляют» мисс Приор, как «марионеткой». Образ Вайгерс, по замыслу Уотерс, становится доказательством того, «насколько могущественной может стать невидимая женщина» в обществе, где многое построено не на видимом, ясном и объяснимом, а на лицемерии, двойных стандартах, кажущемся и обманном [Armitt, Gamble, 2006, p. 158]. Прозрение приходит к Маргарет только в конце романа, когда она окончательно осознает, что «нас [ее и мисс Джелф] обоих надули, и вы им в этом помогли! Вы с вашей добротой», признавая, что «они [Рут и Селина] вместе торжествовали коварную, чудовищную победу <...> Впрочем, страсть принадлежала им всегда. Все, что я писала в темноте, она [Рут] выносила на свет и присваивала мои слова, адресованные Селине. Одурманенная опием, я ворочалась в постели и чувствовала Селину, но это была Вайгерс» [Уотерс, 2009].
Как известно, тюрьма Миллбанк была построена на земле, купленной в 1799 г. знаменитым Иеремией Бентамом для осуществления его проекта Паноптикума. Хотя от бентамовского проекта отказались, когда в 1812 г. началось строительство оригинального, состоящего из шести пятиугольников здания, тем не менее идея паноптического обзора, видимо, весьма привлекла Сару Уотерс, в свое время увлеченную «популярной метафорой паноптикона Бентама как инструмента невидимого контроля», развиваемой Мишелем Фуко [Кохан, 2019, с. 205].
И здесь надо говорить о разоблачении еще одного «симулякра»: Миллбанк основан на идее паноптикона, на идее постоянного невидимого контроля, а значит - знания о заключенных (и не только) все и вся. Однако на деле, как показывает Уотерс, паноптикон Миллбанка наоборот глубоко и основательно разобщает людей, а своеобразной метафорой этого кажущегося, видимого, но не сущностного понимания «Другого» становятся сеансы спиритизма и гипноза.
Можно смело утверждать: одной из ведущих тем «Нити, сотканной из тьмы» является тема неспособности людей видеть и понимать друг друга. Чередующиеся дневниковые записи героинь сюжетно-композиционно отражают этот симулякр-паноптикон, при доминировании которого якобы «просматривается каждая точка, индивиды водворены на четко определенные места, каждое движение контролируется, все события регистрируются», непрерывно ведущаяся запись связывает центр с периферией и т. п. (см. об этом [Фуко, 1999, с. 288]). По сути же этот паноптикон еще больше отдаляет и отчуждает людей друг от друга, изолирует каждого, противопоставляет каждого каждому, чаще всего создавая иллюзию близости и понимания.
Повествовательная структура «Нити, сотканной из тьмы», когда два дневника вроде бы объясняют (отражают) друг друга и, как кажется центральной героине, позволяют понять себя и Другого, вовлекает читателей в некую систему зеркал: героини «в искаженных отражениях своих дневников ищут подлинный образ самих себя» [Abbott, 1984, p. 25]. По мысли А. З. Вулиса, зеркало - это метафора «окрестного мира, метафора искусства, метафора всякого, кто в него глядится. И, вообще, кабы понадобилось придумать метафорическое изображение метафоры, то лучше образа, чем зеркало, нельзя было бы и сыскать» [Вулис, 1991, с. 3].
Подчеркнем, что взаимосвязь между паноптическим устройством и зеркалом проявляется в оптической иллюзии, обусловленной неспособностью людей видеть реальное отражение действительности, замечать обман/самообман в целом. Вот Сара Уотерс рисует Маргарет в комнате с зеркалом: «в комнате совсем темно, но дюжина блестящих поверхностей отражает ее [настольной лампы] свет, и если повернуть голову, в зеркале над камином я вижу свое вытянутое желтоватое лицо. Я не поворачиваюсь» [Уотерс, 2009]. А вот она обращает внимание на сходство Селины с образом на гравюре Карло Кривелли: «только на ней не ангел, а более поздняя "Истина ". Она представлена строгой и грустной девушкой, у которой в одной руке зеркало, а в другой солнце в виде пылающего диска. Теперь гравюра будет висеть у меня. А что такого? Она красивая» [Уотерс, 2009].
Примечательным в этом эпизоде является, по верному наблюдению критика, «мизансцена зеркального отражения, подчеркивающая власть Селины над Маргарет» [Brindle, 2010, p. 121]. Вглядываясь в зеркало покойного отца, Маргарет выискивает в нем образ отца или «хоть какое-нибудь напоминание о днях, когда он был жив. Но в нем отражалась лишь я <...> Помню через две недели после того, как у него обнаружили рак, папа взглянул в зеркало и с жуткой улыбкой улыбнулся. В детстве нянька ему говорила, что больным нельзя смотреть на свое отражение, иначе их души улетят за стекло, и они умрут» [Уотерс, 2009]. Когда Маргарет принимает решение вступить в сговор с Селиной для того, чтобы та совершила побег из тюрьмы, она говорит: «[Я] видела ее темный глаз, в котором плавало мое лицо, бледное, как жемчужина.
Потом он стал зеркалом, где отразился папа. Душа моя покинула меня, и приютилась в ней» [Уотерс, 2009]. Мистически считается, что зеркала обладают способностью захватить душу и привести к смерти. Маргарет же отдает свою душу Селине, и это неизбежно приводит к смерти. «Случайность и любопытство» оборачиваются для героини трагедией; вторая попытка самоубийства становится «удачной».
Заключение
В романе, о котором шла речь, сильно исповедальное начало; одновременное наличие в тексте произведения дневников и эпистолярных экзерсисов двух героинь становится ярким способом введения в повествование двух то переплетающихся, то противопоставленных точек зрения на события. Дневниковость и исповедальность напрямую связаны с самоотражением (отсюда мотив зеркал в романе), самоанализом и самопониманием - одной из национальных особенностей английской литературы. Однако, как показывает Уотерс, бесконечное болезненное самокопание в «пережитом личном опыте», идеализированное и оторванное от реальности подытоживание содеянного может привести к болезненному замыканию в себе, а то и к настоящей «болезни от ума». В основе романа С. Уотерс «Нить, сотканная из тьмы» лежит история тюрьмы Миллбанк, вместившая «столько много разных судеб» [Уотерс, 2009]. Автор проводит параллели между рациональным (мужской разум) и иррациональным (угнетенный женский разум), «грешным агнецом» и «ангелом в доме», между домашним заточением и тюрьмой, которые становятся в романе синонимами, между реальностью и видимостью, реальностью и ее отражением.
Оппозиция «вымышленность - подлинность» реализуется в романе как при помощи «эффекта подлинности», так и при помощи игры автора с нею, подчеркиванием ее фантазийной сути [Рогинская, 2002, с. 12]. Утопия «союза» Маргарет Приор и Селины Дауэс -это встреча разума и плоти при доминировании второго, что, по мнению автора романа, никогда ни к чему хорошему не приводит. Викторианство в романе репрезентируются Сарой Уотерс благодаря одновременно критическому исследованию той эпохи и стилизации под нее.
Список литературы
Вулис А. З. Пролог // Вулис А. З. Литературные зеркала. Москва: Советский писатель. 1991. С. 3-5.
Джеймисон Ф. Введение. Культурная логика позднего капитализма. Утопия после конца утопии. Ностальгия по настоящему // Джеймисон Ф. Постмодернизм или культурная логика позднего капитализма / Пер. с англ. Д. Кралечкина. Москва: Изд-во Института Гайдара. 2019. С. 63-583.
Киреева Н. В. История и современность в фокусе постмодернистского романа // Киреева Н. В. Постмодернизм в зарубежной литературе. Москва: Флинта-Наука, 2004. С. 56 - 60.
Кохан О. Н. «Нить, сотканная из тьмы» Сары Уотерс // Новое прошлое. 2019. № 3. С. 203-213.
Проскурнин Б. М. О новых подходах к викторианству как социокультурному прецеденту // Вестник Пермского университета. Иностранные языки и литературы. Выпуск 4. Пермь: Изд-во «Пермский университет», 2004. С. 5-13.
Рогинская О. О. Эпистолярный роман: поэтика жанра и его трансформация в русской литературе. Автореф. ... к. филол. н. Москва, 2002. 23 с.
Саруханян А. П. Английская литература XIX века в зеркале XX века // Саруханян А. П., М. И. Свердлов и др. Английская литература от XIX века к XX, от XX к XIX: проблема взаимодействия литературных эпох. Москва: ИМЛИ РАН. 2009. С. 5-43.
Скороходько Ю. С. Жанровое своеобразие английского неовикторианского романа 1990-2000-х годов // Вопросы духовной культуры. Филологические науки. 2012. № 237. С. 189-192.
Скороходько Ю. С. Неовикторианский роман младшего поколения как неоисторический роман: к постановке проблемы // Asonance: A Journal of Russian & Comparative Literature Studies. 2017. No. 17. С. 23-32.
Скороходько Ю. С. Неовикторианский роман младшего поколения: поэтика и жанровые разновидности: монография. Москва: ФЛИНТА: Наука, 2018. 375 с.
Фуко М. Дисциплина // М. Фуко. Надзирать и наказывать: рождение тюрьмы / пер. с франц. В. Наумова. Москва: Изд-во «Ad Marginem». 1999. С. 288-295.
Уотерс С. Нить, сотканная из тьмы / пер. с англ. А. Сафроновой. Москва: Эксмо; Санкт-Петербург: Домино, 2009. 448 с. URL: http://www.https://bookree.org/reader?file=36262 (дата обращения: 27.02.2021).
Тупахша О. В. «Роман передзнання»: Наративш конвенцп вiкторiанськоl лггератури в ромаш Сари Уотерс «Affinity» // Англистика та американистика. 2013. № 10. С. 227-232.
Abbott H. Porter. Diary Fiction's writing as Action. Ithaca: Cornell. University Press, 1984. P. 21-152. Armitt L., Gamble S. The Haunted Geometries of Sarah Water's Affinity // Textual Practice. 2006. 20 (1). P. 141-159.
Brindle K. Epistolary Encounters: Diary and Letter Pastiche in Neo-Victorian Fiction. Thesis / Department of English and Creative Writing. Lancaster University. 2010. P. 98-122.
Dufhuizen Bernard. Narratives of Transmission. London: Associated University Presses, 1992. P. 76-96. Llewellyn M. 'Queer? I should say it is criminal!': Sarah Waters' Affinity // Journal of Gender Studies. 2004. 13 (3). P. 203-214.
Waters S. Affinity. New York: Penguin Putman Inc., 1999. URL: https://www.bookfrom.net/sarah-waters/40526-affinity.html (дата обращения -27.02.2021)
Isaeva N. N.
Master Student, Perm State University, Perm, Russia Proskutnin B. M.
Grand PhD (Philology), Professor, Head of World Literature and Culture Department, Perm State University, Perm, Russia
NEOVICTORIANISM AND/OR ANTIVICTORIANISM? THE VICTORIAN AGE IN AFFINITY BY SARAH WATERS
The novel by Sarah Waters Affinity is under analysis from the points of view of metahistoricism, historiographical prose and so much peculiar to the English literature of the turn of the XX and XXI centuries interest to the Past on the whole and the Victorian Age in particular. The special stress is done at the demythologization of the Victorian times on the basis of which the writer constructs her model of that decisive for national character formation period. Some key features of the novel's genre, plot and narration are shown. The dialogue of the two main female characters' diaries as the structural basis of the novel is stressed. Big attention is paid to Sarah Waters' approaches to the Woman Question and Queer Relations in the Victorian Age as she sees it, revealing Victorian social and gender hypocrisy. Her approach to the phenomenon of a 'New/Other Woman' is also sterssed; because of it the writer's ways of depicting female characters' dynamics strongly dependent on social, moral and cultural circumstances are analyzed. Peculiar use of sensational, Gothic, social and psychological novel patterns are stressed, as well as directly connected with that motifs of mad woman, imprisonment, criminal underworld, pseudo-mystery and spiritualism. Sarah Waters' role in the development of such an important for contemporary English literary process genre conglomeration as 'neovictorian novel is demonstrated.
Keywords: Victorian Age, neo-Victorian novel, social problem novel, the Woman Question, literary woman character, sensational novel, Gothic novel.
