CC BY
71
менном русском языке. Режим доступа: http//: www.slavcenter.ge/art/index.php.
13. Шмелев Д.Н. Современный русский язык. Лексика. М., 2003. С. 227.
14. Юлтимирова С.А. Когнитивная организация и языковая репрезентация концепта BRAVE в английском языке: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Уфа, 2007.
15. Стернин И.А. Методика исследования структуры концепта: сб. науч. тр. / Методологические проблемы когнитивной лингвистики / отв. ред. И.А. Стернин. Воронеж, 2001. С. 58-65.
16. Савенкова Л.Б. // Проблемы вербализации концептов в семантике текста: материалы междунар. симпозиума: в 2 ч. Волгоград, 2003. Ч. 1. С. 258-264.
17. Жуков В.П. Словарь русских пословиц и поговорок. М., 2000.
18. Ашукин Н С., Ашукина. М.Г. Крылатые слова. Литературные цитаты. Образные выражения. М., 1987.
19. Яранцев Р.И. Русская фразеология. Словарь-справочник. М., 1997.
Поступила в редакцию 15.06.2007 г.
НЕОПАЛИМАЯ КУПИНА КАК КОНЦЕПТ БИБЛЕЙСКОГО ИСТОКА
Н.М. Орлова
Orlova N.M. The Burning Bush as a concept of Biblical source. The Burning Bush as a Biblical concept is very important in Russian and European fiction. The paper focuses on the function and semantic evolution of this concept.
По Библейскому тексту, Неопалимая Купина - чудесный, горящий, но не сгорающий куст терновника, в пламени которого Моисею явился Бог и повелел ему вывести еврейский народ из египетского плена. (Исход, III, 2). Это важнейший ветхозаветный прообраз Богоматери, ее чистоты, нетленности, символ непорочного зачатия, о чем свидетельствуют тексты церковных песнопений. Такое же название носит чудотворная икона Богоматери, символически раскрывающая сразу несколько аспектов ее почитания и составленная на основе важнейших ветхозаветных прообразов воплощения Христа.
Эта прецедентная ситуация сама по себе не содержит множества когнитивных линий -в отличие от рассмотренных ранее прецедентных ситуаций [1; 2], поскольку является небольшим (но чрезвычайно значимым) эпизодом Библейского текста, в котором впервые возникает купина горяаше (о Рато^ xаísтаl лирГ).
В этом эпизоде эксплицируются важнейшие концепты «Бог, Божественное начало» и «Божественное пророчество», поэтому Неопалимая Купина - концепт, обладающий достаточной смысловой самостоятельностью и одновременно являющийся компонентом
концептосферы «Бог». В древнерусском языке «купина» (терновник, куст - Срезневский, «коупина» (терновый куст, терновник - Аванесов) широко употребляется в прямом значении, в образных контекстах; эксплицирует концептосферу «Неопалимая Купина». Для уточнения понятийного уровня концепта следует учесть, что «неопалимая купина» -народное название ясенца (Dictamnus albus), содержащего эфирные масла, пары которых могут вспыхивать, придавая ему сходство с горящим кустом из Библии.
Языковое выражение имени концепта обладает богатой внутренней формой в русском и в других славянских языках, связанных с православной культурой (ср. укр. неопалима купина, болг. неопалимата къпина); в европейских языках употребляется более близкое к Библейскому первоисточнику имя «горящий куст» (англ. burning bush, франц. buisson ardent, польск. krzak, krzew ognisty). Образ этот является одним из самых поэтичных и наполненных глубоким символизмом в русском языковом сознании и в художественных текстах. Несомненна его близкая связь с концептом «огонь», а через него - с концептом «свет» [3; 4 и др.]. Религиозное понимание концепта огня сопряжено с Бого-
явлением: «Тогда это произошло с Моисеем, а теперь происходит с каждым, кто, как и он, освободился от земной оболочки и воззрел на свет из терновника - т. е. на воссиявший нам во плоти, словно в терне луч, который по слову Евангелия, есть Свет истинный...» [5].
В художественных текстах концепто-сфера «Неопалимая Купина» может быть вербализована разными компонентами (купина, неопалимая купина, горящий куст, Моисеев куст и т. д.), может иметь косвенную и инвертированную вербализацию или не иметь вербальной экспликации, если концепт выявляется всей прецедентной ситуацией «Моисей в пустыне». Так, в стихах Андрея Белого, посвященных памяти Вл. Соловьева, наблюдаем замену «огня» (в пустыне) «снегом» (в России), а Учитель - Соловьев - вначале косвенно уподоблен Моисею, затем голос самого поэта звучит из снежного вихря, как из горящего куста («Владимиру Соловьеву»).
Также непрямое именование концепта у Валерия Брюсова: Беглец гонимый, сын рабыни, Чужих, безвестных стад пастух, Ты с Богом говорил в пустыне, Как сын с отцом, как с духом дух (Моисей).
Связь образа Неопалимой Купины с концептом «Бог» обладает большой устойчивостью, и в большом количестве текстов разных авторов Неопалимая Купина символизирует Божественное откровение, пророчество, очищение, нетленность: Мы погибаем, не умирая, Дух обнажаем до дна. Дивное диво -горит, не сгорая, Неопалимая Купина! (М. Волошин).
Т. Жирмунская усматривает в вербализации этого концепта Волошиным «символ бессмертия», подчеркивая, что образ почти синхронно возникает у Волошина и у Андрея Белого [6].
Сопоставляя поэзию Максимилиана Волошина и Даниила Андреева в контексте культурфилософских идей, О.А. Дашевская доказывает, что «Железная мистерия» Андреева стала развитием историософских идей Волошина, заложенных в сборнике «Неопалимая купина [7].
При разнообразии подходов к толкованию образа очищающего огня как очищающего страдания этот образ для революционных эпох является архетипическим и оправдывающим их кровавый характер, поэтому
концепт «Неопалимая Купина» эксплицируется в корпусе текстов поэзии Серебряного века, поэзии и прозы революционных и послереволюционных лет. Таково осмысление А. Белым социалистического строительства: «прошлое не умирает, а возвращается преображенным; горнило социальной действительности для скольких выкидывает не огонь опаляющий, а огонь оживляющий» (Андрей Белый. Энергия) [8].
В творчестве Блока этот образ обладает сложной и неоднозначной семантической структурой. Концептосфера «Неопалимая Купина» вербализуется компонентами Моисеев куст, Купина, огонь Купины, Купина за-тлевает. Обратим внимание на те моменты, которые так или иначе связывают этот символ с Библейским текстом. Поэтические тексты Блока, эксплицирующие данный концепт, относятся к трем группам:
1. В стихотворении «Весна в реке ломает льдины.» концепт вербализован наиболее близко к Библейскому пониманию (Бог, Бог как грозная сила, пророчество).
2. В тексте стихотворения «Странных и новых ищу на страницах.» Неопалимая Купина также символизирует концептосферу «Бог» (в первую очередь, Божественную чистоту), а также отвлеченно-возвышенную женственность - важнейший символ в художественной системе поэта; в приводимом отрывке отчетливо выявляется также связь этого образа с концептосферой «свет».
Оба текста относятся к циклу «Стихи о Прекрасной Даме» и чрезвычайно близки по времени написания (март-апрель 1902 г.). Чрезвычайно близкая символика «Купины» эксплицирована в более позднем (1905 г.) тексте «Влюбленность» («Королевна жила на высокой горе...»).
3. «Старушка и чертенята» - стихотворение цикла «Пузыри земли», содержащее философское переосмысление этого образа в духе идей пантеизма, демонстративно отталкивающееся от Библейского понимания концепта «Бог». Купина «затлевает» не пророку, а «чертенятам», природе, жизни в самом широком смысле. В рамках цикла рассматриваемый концепт эксплицируется в поле соответствующих текстов - «Твари весенние», «Болотные чертенятки», «Болотный попик», «Я живу в отдаленном скиту.» и др. В этот цикл входит текст «Полюби эту вечность бо-
лот.», в котором рассматриваемый концепт эксплицируется также не в связи с культом отвлеченно-возвышенной женственности
(что в определенном смысле близко к Библейскому осмыслению), а в противопоставлении Библейскому источнику.
Концепт «Неопалимая Купина» и прецедентная ситуации, связанная с Книгой Исход, были значимы для философии и поэзии Вл. Соловьева, оказавшего, в свою очередь, серьезное влияние на мироощущение и эстетику Блока. Хотя философские построения Соловьева во многом остались чуждыми Блоку, стихи его оценивались Блоком как «единственное в своем роде откровение» [цит. по: Блок А. Собр. соч.: в 6 т. Т. 1. С. 442]. В поэтическом, продуцированном Вл. Соловьевым на основе когнитивных линий Библейской прецедентной ситуации, акцентирована концептосфера «грех». Явление Неопалимой Купины - очищающего Божьего огня - представлено как возможность очищения от греха, спасения Израиля и возрождения Страны, что близко к Ветхозаветному пониманию концепта («Неопалимая Купина», 1891).
Это направление экспликации рассматриваемого концепта представлено в тексте современной прозы и поэзии при обращении разных авторов к теме Холокоста, к ближневосточной тематике, обычно при описании Израиля, т. е. Святой Земли, где произошло первособытие, отраженное в Библии (С. Лип-кин, И. Лиснянская и др.). В таких случаях при любой авторской установке, художественных задачах, переосмыслениях Библейского образа и привнесениях в его смысловую структуру связь с концептом «Бог» является отчетливой и цельной.
Рассматриваемый концепт обнаруживает текстообразующие возможности в рамках большого текстового пространства в романе Людмилы Улицкой «Даниэль Штайн, переводчик» (2006), где большая часто действия разворачивается также на Святой земле. Это дает возможность экспликации концепта на разных уровнях - от понятийного до символического; в последнем примере концепт не вербализован, а эксплицирован отсылкой к прецедентной ситуации «Моисей в пустыне»:
1. Он показал ...растение, ...оно очень похоже на тот куст, из которого с Моисеем говорил Бог. Оказывается, у этого растения очень высокое содержание эфирных
масел, и даже, ... если аккуратно зажечь спичку, тогда масла будут выгорать, и вокруг куста будет пламя, а сам куст останется цел. Неопалимая Купина!
2. <...> в этот кусок суши ... вместилось все: колодец, возле которого Авраам принимал таинственных пришельцев <... > и куст, который горел огнем, и голос говорил из него Моисею <...>.
3. Он [Даниэль] ... встречался с Папой. У меня такое чувство, что я стою рядом с горящим кустом. Мне страшно.
4. И есть еще один человек, которому мы все благодарны - Даниэль Штайн. Спасибо ему, что вывел нас, как Моисей.
В большом количестве современных текстов изоконцептуальность рассматриваемого концепта концепту «Бог» может быть не выражена отчетливо, хотя в целом сохранена. По мере «ослабления» этой связи могут выделяться: 1) «пересказ» - со значительными искажениями - Библейской прецедентной ситуации; 2) осенний пейзаж, одухотворенный религиозным чувством (ср. у С. Кеко-вой: И горит на ветру не рябина- неопально горит купина); 3) использование образа горящего и несгорающего куста для передачи душевного состояния лирического героя и т. д.
Приведем еще пример современного поэтического текста, в котором концепт «Неопалимая Купина» выполняет текстообразующую функцию в рамках мегаконтекста.
Олег Чухонцев. «Однофамилец» (1967). Концепт играет чрезвычайно важную текстообразующую роль, поскольку в композиционной структуре поэмы образ является начинающим и завершающим ее символом. Между двумя обращениями к рассматриваемому концепту находится практически все пространство текста поэмы. Ср. в начальных эпизодах:
<...> поплыли тени по стене под дуновение интима, и запах мускусных гвоздик, нет, купины неопалимой провеял в комнатах на миг и все смешал, непостижимый. - и в абсолютном конце текста:
А вдруг и помыслы и сны
в нас проступают как о Боге
неопалимой купины
пятериковые ожоги?..
Концепт «Неопалимая Купина» тесно связан в тексте с другими важнейшими кон-
цептосферами, в частности, с концептами исходного общечеловеческого статуса, формировавшимися во многом под влиянием текста Библии, - «свет» и «тьма». Так, кон-цептосфера «свет» представлена компонентами свет, «униженный» свет, звездная река, «в небе вспыхнули алмазы» (=салют), «другой» свет, свет нежилой и т. п., и самое главное - небесный знак, райисполкомом заземленный, удивительная, странная звезда, являющаяся в поэтическом дискурсе Чухон-цева несомненным символом советской эпохи, но при этом остающаяся звездой, с абрисом которой сходны «пятериковые ожоги» Неопалимой Купины.
Во многом можно согласиться с анализом системы поэтических образов «Однофамильца», проведенным А. Скворцовым [9], который указывает и на значимость концептов «свет» и «тьма», и на роль символа «звезды о пяти концах со своей сложной и во многом темной историей» [9, с. 28], и на характерную для советской эпохи амбивалентность, нейтрализацию концептов «свет» и «тьма» [10]. По-видимому, не лишена оснований мысль А. Скворцова о том, что «неопалимая купина, единственный откровенно религиозный образ в поэме, вероятно, восходит не только к Ветхому Завету <...>, но и к куда более близкому по времени источнику -фильму А. Тарковского «Зеркало», поскольку «Библейская символика в фильме представлена с такой степенью открытости, какую сложно найти в советском искусстве тех лет» [9, с. 30]. А. Скворцов делает вывод о том, что «.герои Чухонцева, в отличие от героев Тарковского, не только не наделяются бременем избранничества, но вообще не чувствуют высшей силы, сообщающей о себе грустным жителям земли то через визуальный образ, как в фильме (во время горения костра. - Н. О.), то с помощью запаха, как в поэме» [9, с. 30]. Думается, что присутствие в поэме Библейского концепта такой значимости, как Неопалимая Купина, концепта, участвующего в текстообразовании поэмы, напротив, одухотворяет анекдотическую ситуацию, и если этот мессидж не получен Семеновым, то он, безусловно, значим для глубинного когнитивного уровня интерпретатора текста.
Текст Иосифа Бродского, созданный несколькими годами ранее (поэма «Исаак и
Авраам», 1963), содержит образ-символ исключительной многоплановости, многозначности и глубины - образ сгоревшего куста, который символизирует страдания евреев: «молодое поколение - все потомки Авраама -воск, из которого можно лепить что угодно, старое поколение - куст, генеалогическое дерево, превращенное в пепел» [11]. Андрей Ранчин вносит уточнение: «. такой смысл в образе куста у Бродского присутствует, но, бесспорно, не является основным <...>. Куст -и растение, и символ души, и человеческого тела, и хранитель влаги жизни, и свеча-жертва, приносимая Богу, ветхозаветная купина неопалимая - прообраз крестной жертвы Христа » [12].
Во многом, как указывают исследователи, куст Бродского восходит к цветаевской «Поэме лестницы» и диптиху «Куст»: «В финале поэмы лестницы имеется прямое отождествление пожара, бузины и Неопалимой Купины .» [13].
Поэтичность образа Неопалимой Купины, богатая внутренняя форма фразеологизма, являющегося именем концепта, - все это предопределило его устойчивость и употребительность в текстах самого разного содержания и художественных направлений. Так, в пространстве советской литературы он продолжал выполнять текстообразующую функцию, хотя мог практически утратить связь с Библейской прецедентной ситуацией и сохранить значение «сильный [очищающий], грозный огонь». Далее развиваются смысловые коннотации: любые испытания (важнейший элемент концептуальной картины мира советского общества) - стойкость, мужество (= подвиг), проявленные в этих испытаниях (Максим Рыльский. «Неопалимая купина (1943). Ср. также повесть Бориса Васильева «Неопалимая купина»; примеры из советской публицистики и др.).
Смысловая эволюция концепта выглядит следующим образом.
Тексты русской классики эксплицируют его наиболее близко к библейскому пониманию. В современных текстах эта близость в целом сохраняется, однако может наблюдаться достаточно свободное обращение с когнитивными линиями Библейской прецедентной ситуации, ее искажения, привнесения в ее структуру, косвенное воспроизведение и т. д. Это касается в той или иной мере
всех рассмотренных ранее Библейских концептов и прецедентных ситуаций (Содом и Гоморра; Иона пророк).
Традиция обращения к образу Неопалимой Купины не прерывалась в тексте советской литературы, однако произошло закономерное ослабление связи этого концепта с базовым концептом «Бог», исходное словосочетание, служившее именем концепта, подверглось фразеологизации. Устойчивое сочетание неопалимая купина фиксируется в БАС со значением «[в Библейской мифологии] - горящий, но чудом не сгорающий куст». На базе исходной семантики в текстах развиваются оттенки «огонь, который не способен уничтожить, - в прямом и переносном смысле; испытания; мужество, стойкость, подвиг» и т. п.
Этот фразеологизм сохраняется в языке, как уже указывалось, в силу особой образности, поэтичности и богатой внутренней формы; высока частота его употребления в публицистике
В украинском языке смысловая структура рассматриваемого концепта и его эволюция, а также внешняя форма близки к русскому, однако современные украинские тексты, в особенности публицистические, выявляют одно существенное отличие: Неопалимая Купина символизирует «неистребимость» (незнищенність) и тем самым становится «поэтическим отражением судьбы Украины и украинского народа»:
Неопалима купина - поетичне відображення долі України та українського народу <... > //http: //www. soroka-
tm.com.ua/library/ index-D-34.htm
Основы такого восприятия концепта были заложены в советское время, в годы Великой Отечественной войны, когда вся территория Украины была охвачена огнем. Кроме текста упоминавшейся выше поэмы Максима Рыльского, можно сказать еще об одном авторитетном текстовом источнике - киноповести Александра Довженко «Украина в огне»: І стоїть Україна перед нашим духовним зором у вогні, як неопалима купина.
Такую символику концепт не приобрел ни в русском, ни в белорусском языке.
Исключительная важность этого концепта и всей прецедентной ситуации создает предпосылки для порождения новых художественных смыслов. Концепт обладает большим текстообразующим потенциалом, о чем, кроме приведенных выше, свидетельствуют тексты русской и европейской литературы (И. Наживин. Душа Толстого: Неопалимая купина; Kazimierz Nowosielski. Krzak ognisty; Romain Rolland. Le Buisson ardent -IX книга романа «Жан-Кристоф» и др.).
1. Орлова Н.М. // Материалы XV Страховских чтений. Саратов, 2006. С. 332-349.
2. Орлова Н.М. // Русская словесность в контексте современных интеграционных процессов: материалы Второй Междунар. конф.: в 2 т. Волгоград, 2007. Т. 1. С.775-780.
3. Черепанов М.В., Орлова Н.М. // Изв. Сарат. ун-та. Новая серия. 2003. Т. 3. Вып. 2. С. 116125.
4. Савельев А.Н. (А. Кольев) // Политическая мифология http://kolev3.narod.ru/Books/Mith.html
5. Нисский Григорий. О жизни Моисея Законодателя или о совершенстве в добродетели. М., 1999. С. 35.
6. Жирмунская Т. «Ум ищет Божества»: Библия и русская поэзия XVIII-XX веков. М., 2006. С. 227, 267.
7. Дашевская О.А. Жизнестроительная концепция Д. Андреева в контексте культурфилософ-ских идей и творчества русских писателей первой половины ХХ века: автореф. дис. ... д-ра филол. наук. Томск, 2006. С. 30-31.
8. Лавров А. // Новое литературное обозрение. 2002. № 56.
9. Скворцов А. // Вопр. литературы. 2006. № 5. С. 5-41.
10. Орлова Н.М. // Русский язык: исторические судьбы и современность. II Международный конгресс русистов-исследователей: тр. и материалы. М., 2004. С. 134-135.
11. Крепс М. Нож и доска // Михаил Крепс. О поэзии Иосифа Бродского Ardis Publishers, Ann Arbor, 1984. С. 160.
12. Ранчин А. «На пиру Мнемозины»: Интертексты Бродского. М., 2001. С. 153-154.
13. Зубова Л. В. Язык поэзии Марины Цветаевой: фонетика, словообразование, фразеология. СПб., 1999. С. 115.
Поступила в редакцию 6.07.2007 г.
