CC BY
46
УДК 930.2
Берлов А. В.
Неонародническая школа российской аграрной науки в эмиграции
в 1922-1939 гг.
До революции 1917 г. организации социалистов-революционеров (неонародников) являлись самыми массовыми и влиятельными в России. Разгром партии эсеров в 1922 г. и вынужденная эмиграция способствовали переосмыслению теоретической платформы неонароднического движения, смене рода деятельности его лидеров и активистов. Серьезной ревизии подверглись теоретические представления неонародников о путях развития аграрного сектора, судьбах крестьянства, сельской кооперации. Г лавная критика идеологов движения была направлена в адрес марксизма, который обвиняли в непонимании сути крестьянской жизни, абсолютизации классовой борьбы, доминанте производственных отношений, социальном утопизме.
В 1920-1930-е гг. в Европе (главным образом, в Париже, Берлине и Праге) сформировались крупные центры русской научной мысли, в которых не прекращалась полемика между экономистами неонароднической, либеральной и марксистской школ. Формирование зрелой неонароднической доктрины в эмиграции тесно связано с именами выдающихся ученых и общественных деятелей - В.М. Чернова, С.С. Маслова, А.Н. Челинцева и др. Именно им удалось придать новый импульс эсеровской теории крестьянского хозяйства, противостоявшей либеральной и марксистской доктринам.
Экономисты неонароднической школы выступали против универсализации индустриализма, которая ярко проявлялась в марксистской и либеральной «дискриминации сельского хозяйства и крестьянства». [10, С. 49] Бессменный лидер и выдающийся теоретик партии социалистов-революционеров
В.М. Чернов, возглавлявший в Праге социально-политический отдел Института изучения России, полагал, что сельское хозяйство развивается по своим, только ему присущим законам и не следует в своей эволюции за высшими отраслями индустрии. В деревне в соответствие с самой логикой аграрного уклада не может быть радикальной капиталистической концентрации производства и ярко выраженной пролетаризации земледельческого населения. Именно поэтому сельскохозяйственный пролетариат «не может быть собран в большие массы», «вышколен и выварен в фабричном котле зерновыми фабриками».[11, С. 40]
Теоретики неонародничества считали сельскохозяйственный капитализм «нежизнеспособным детищем истории», в борьбе с которым мелкое трудовое крестьянское хозяйство обнаруживает необыкновенную стойкость.
В отличие от марксистов и либералов, главную угрозу для развития мира русской деревни неонародники видели в том, что крестьянство оказалось «инертным материалом» для предпринимаемого городом социального эксперимента, пассивной социальной средой, которую городу предстояло изменить в ходе индустриализации. Ученые отмечали опасную для России угрозу уменьшения «удельного веса деревни сравнительно с городом, земледелия сравнительно с индустрией».[11, С. 41] И если теоретики марксизма, ориентированные на рабочий класс, считали, что крестьянство не укладывается в объективный процесс революционного переустройства мира, то неонародники видели в русской деревне, ее общинных устоях - основу будущего социального миропорядка.
Оказавшись в эмиграции, теоретики неонародничества по-прежнему настаивали на целостности крестьянского мира, незатронутого процессами глубокой имущественной дифференциации. Следуя традициям русской аграрной мысли, они отрицали наличие внутренних разрушительных сил, которые развились в недрах общинного строя еще задолго до столыпинской реформы. И если либеральные экономисты стремились показать тягу крестьян к свободному хозяйствованию,[4, С. 71] то ученые неонароднической школы подчеркивали угрозу превращения земли в «частный хозяйственный капитал». [11, С. 43] Они полагали, что любые реформы в аграрном секторе России должны опираться на средний класс крестьян, «справных хозяев», а не бедноту (как у марксистов) или кулачество (как у либералов).
Наблюдая из-за рубежа за радикальной политикой большевиков в деревне, неонародники продолжали утверждать, что крестьяне всегда считали землю своей, общинной. Этим они объясняли относительную легкость, с которой советской власти удалось реализовать свою экономическую и социальную программу на селе, создать ТОЗы, перейти к коллективным формам обработки земли. По мнению неонародников, труд на земле снижал возможности классового расслоения крестьян, и этим успешно воспользовались лидеры ВКП(б) для установления новой системы отношений в деревне. Например, В.М. Чернов давал крайне жесткие оценки советского политического режима,
«поработившего крестьянство». По его мнению, социально-экономическая система, созданная большевиками, является тупиком в общественном развитии.[12, С. 21] Аналогичных взглядов придерживались все без исключения экономисты неонароднической школы в эмиграции. [9, С. 56]
За рубежом русские ученые неонароднической школы не переставали следить за событиями в России, особенно в ее аграрном секторе, анализировали и обобщали данные, давали свои оценки. Опыт военного коммунизма и реакция на него крестьянства показали, что решить задачу максимальной реализации крестьянского и, в целом, сельского потенциала в Советской России можно только на путях экономической политики, подобной НЭПу.
Провозглашение новой экономической политики весной 1921 г. вызвало надежду ученых русского зарубежья на некоторое смягчение политического режима большевиков. В то же время, теоретики неонародничества отмечали недостаточность мероприятий новой экономической политики для полного восстановления народного хозяйства. Подавляющее большинство русских экономистов предрекали НЭПу недолгую жизнь, считая, что полумеры НЭПа не спасут Россию от масштабного сельскохозяйственного кризиса. Если главные теоретики либеральной школы П.Б. Струве, Б.Д. Бруцкус, А.Д. Билимович решительно критиковали НЭП, то неонародники отмечали определенное его положительное значение. Разумеется, новая экономическая политика при сохранении власти большевиков не могла обеспечить полное процветание индивидуальных крестьянских хозяйств. Тем не менее, как писал еженедельный неонароднический журнал «Воля России», «НЭП раскрыл глубины русской крестьянской жизни, показал истинный потенциал русской деревни, о котором и не подозревали большевики». [3, С. 39]
Ученые русской эмиграции много внимания уделяли анализу причин введения новой экономической политики, ее целям и характеру. Русское зарубежье волновал вопрос о причинах, толкнувших «большевиков на изменение курса». [7, С. 4] Введение НЭПа теоретики русской аграрной мысли в эмиграции связывали с необходимостью пойти на уступки среднему крестьянству. Осмысливая причины введения НЭПа, А.Д. Билимович на первое место ставил социальную напряженность в деревне, вызванную политикой «военного коммунизма». Большевики, по его мнению, осознали нежелание крестьянства мириться с жестким политическим курсом власти в деревне, почувствовали
угрозу, исходившую от самого многочисленного класса русского общества. [1, С. 47]
Более глубокие экономические и политические причины введения НЭПа дал С.Н. Прокопович, опубликовавший свои мысли на страницах, редактируемой П.Н. Милюковым газеты «Последние новости». Основательно изучив историю экономических отношений в Советской России, русский ученый пришел к выводу, что экономическая политика 1918-1921 гг. не была вызвана тяготами войны, а точно отражала представления большевиков о коммунистическом обществе. Лишь полное разорение экономики, начавшиеся народные волнения вынудили большевиков отступить от намеченного курса. С точки зрения С.Н. Прокоповича, НЭП стал результатом «отрезвления», краха надежд на строительство «идеального коммунистического общества». [8, С. 23]
В среде ученых русского зарубежья господствовало представление о том, что большевики ввели НЭП, главным образом, во имя сохранения своей власти. Оценивая ситуацию в России в конце 1922 г., экономисты неонароднической школы писали на страницах газеты «Дни» о том, что коммунисты, возвещая «эру коммунизма», не думали его возводить на самом деле: «Коммунистам «коммунизм» не нужен, им нужна была власть, и они ее получили. А рабочий класс, якобы владеющий фабриками и заводами, никакой выгоды от этого не получил и работает по 14 часов в сутки». [5, С. 1] Отказ от жестких мер военного коммунизма должен был явиться механизмом восстановления страны и последующей модернизации. Неонародники надеялись на дальнейшее смягчение режима советской власти в деревне, отказ от экономической диктатуры и создание условий для обогащения крестьянских хозяйств. Коммунистический режим с его идеологией рассматривался учеными как главное препятствие на пути восстановления сельского хозяйства страны.
Видный идеолог неонародничества, создатель Трудовой Крестьянской партии С.С. Маслов полагал, что новая экономическая политика, обеспечив условия для благополучия крестьянской России, определила «ее движение в сторону хозяйственной независимости».[6, С. 90] В 1924-1925 гг., по мере продвижения НЭПа, впервые за всю историю российской деревни возникло требование «политического полноправия крестьянства, его права на собственную политическую партию и свои свободные хозяйственные союзы».[6, С. 91] Именно тогда С.С. Маслов создал ТКП, хотя и понимал, что желание
политических свобод может обернуться для советской деревни «источником ее бед». Деятельность ТКП в России, несмотря на общую неудачу, оказала существенное влияние на аграрную мысль русского зарубежья, определила судьбу многих российских ученых-аграрников и работников сельского хозяйства. В конце 1920-х - начале 1930-х гг. в причастности к этой партии обвинили многих выдающихся российских экономистов-аграрников (А.В. Чаянова, Н.Д. Кондратьева, Л.Н. Литошенко и др.), а также работников сельского хозяйства, агрономов, научных работников, преподавателей аграрных дисциплин, большинство из которых оказались в эмиграции, либо были репрессированы.
Несмотря на идеализацию общинного уклада, неонародники решительно осудили советскую политику насильственной коллективизации, когда почти исчез хозяйственно-свободный и самодеятельный крестьянский двор. Опираясь на данные, полученные из Советской России, они писали об ужасном положении крестьян в «крупном коллективном хозяйстве», акцентировали внимание на насильственном изъятии земли, хозяйственных построек, инвентаря, скота, семян и кормов. Жесткое осуждение в эмигрантской печати вызвала политика экспроприации кулацкой собственности, беспощадной эксплуатации колхозников, лишенных всяких прав: «государство забирает треть
произведенного зерна, а из остатка от одной шестой до половины поступает в колхоз и на разные внеколхозные цели; но и это не все - за счет труда и продуктов колхозников широко обслуживаются личные нужды колхозных председателей, членов правлений и «нужных лиц» из состава низового советского и партийного начальства, до невероятной высоты вздуваются «законные» расходы на руководство и контору, кормятся «нахлебники». В то же время колхозники бесправны, безгласны, подвергаются многочисленным и произвольным взысканиям и не обеспечены даже в своих основных правах». [6,
С. 205]
Особенно жесткую критику идеологов неонародничества вызывала неэффективность колхозов как хозяйственных организаций: «На колхозном дворе конюхов больше, чем лошадей: и старшие, и младшие, и дежурные, и помощники, и по уборке навоза, и заведующие над ними, и фуражиры, и закупщики, и нарядчики, а при всех лошади стоят по колено в навозе».[6, С. 274]
В отличие от большевиков, неонародники считали неприемлемыми любые формы внеэкономического принуждения крестьян к труду, осуждали репрессии против зажиточных хозяев, ссылки кулаков в лагеря, ликвидацию среднего слоя села. В то же время, осуждая колхозную жизнь, С.С. Маслов вынужден признать определенное развитие колхозов: «Нельзя, однако, утверждать, что
организованные усилия власти остались бесплодными. Они дали несомненные и положительные результаты, колхозник в последние годы вел себя в колхозе и выполнял колхозную работу лучше, чем прежде - в начале возникновения и действия колхозной системы».[6, С. 277] Оставаясь приверженцами коллективных форм труда на земле, неонародники видели возможности эволюции колхозной системы, на основе которой в перспективе может возникнуть развитая сельскохозяйственная кооперация.
Именно в эмиграции аграрная концепция неонародничества достигла пика своей зрелости. Выводы ученых опирались не только на богатые теоретические наработки предшественников, но и на практические результаты реформ, проведенных в России. До изгнания многие лидеры и активисты неонародничества имели опыт практической работы в деревне, они досконально знали практику развития российской аграрной сферы, занимались сельской кооперацией, имели богатый опыт наблюдения за ее развитием в период «военного коммунизма» и первые годы НЭПа. Например, С.С. Маслов не понаслышке знал о курсе большевиков в деревне, пытался противостоять Советской власти как депутат Учредительного собрания от Вологодской губернии. Оставаясь в России до второй половины 1921 г., он застал начало НЭПа и видел перемены в жизни и настроениях крестьянства.
Объективность научных выводов теоретиков неонародничества во многом определялась тем, что, анализируя происходящие в России события, они находились вне страны, и на них уже не оказывала давления сформировавшаяся к тому времени советская пропаганда. Все свои выводы они подкрепляли доступными официальными документами, статистическими выкладками как советских, так и западных публикаций, наблюдениями и впечатлениями непосредственных участников событий, оказавшихся за рубежом, с которыми старались, по возможности, встречаться. Они внимательно следили за всем, что происходило на Родине, черпая информацию из всех доступных источников.
В целом, поиск альтернатив аграрной политике большевиков обострил в эмиграции традиционный спор между неонародниками, либералами и марксистами. Научные споры велись о судьбах частного крестьянского двора, курса новой экономической политики, коллективизации. По признанию видных ученых русского зарубежья наибольшим успехом в крестьянской среде пользовались неонароднические течения, ибо «они давали формулы, санкционировавшие стремление объединенного в общинах крестьянства к бесплатному завладению соседними вненадельными и, прежде всего, частновладельческими землями». [2, С. 76] Основой концепции неонародничества являлась вера в российское крестьянство, желание создать достойные условия для его свободной и зажиточной жизни.
Литература:
1. Билимович А.Д. Кооперация России до, во время и после большевиков. М.: Наука, 2005. 197 с.
2. Бруцкус Б. Аграрный вопрос и аграрная политика. Пг, 1922. 219 с.
3. Воля России. Прага. IX. 1925. 62 с.
4. Зворыкин Н.Н. К возрождению России. Париж, 1929. 138 с.
5. Изъяны юбилейного красноречия // Дни. 1922. 9 ноября. С. 1-9.
6. Маслов С.С. Колхозная Россия. М.: Наука, 2007. 281 с.
7. Признаки времени // Дни. 1922. 31 декабря. С. 3-11.
8. Прокопович С.Н. Что дал России НЭП? / Из русского экономического сборника. М., 1991. С. 21-37.
9. Челинцев А.Н. Сельскохозяйственная география России. Прага, 1925.
96 с.
10. Чернов В.М. Записки социалиста-революционера. Берлин, 1922. 189 с.
11. Чернов В.М. Конструктивный социализм. М.: РОССПЭН, 1997. 315 с.
12. Чернов В.М. О тоталитаризме. Статьи конца 1930-х - начала 1940-х гг. // Исторический архив. 2008. №1. С. 3-23.
