НЕОКАНТИАНСТВО В СОВРЕМЕННОЙ ФИЛОСОФИИ (Сводный реферат)
R.A. Makkreel, S. Luft
Introduction // Neo-Kantianism in Contemporary Philosophy / Ed. by R. А. Makkreel and S. Luft. - Bloomington: Indiana univ. press, 2010. - P. 1-21.
H. Holzhey
Neo-Kantianism and Phenomenology: The Problem of Intuition // Ibid. - P. 25-40.
R. Bernet
The Hermeneutics of Perception in Cassirer, Heidegger, and Husserl // Ibid. - P. 41-58.
S. Luft
Reconstruction and Reduction: Natorp and Husserl on Method and Question of Subjectivity // Ibid. - P. 59-91.
J. Grondin
The Neo-Kantian Heritage in Gadamer // Ibid. - P. 92-110. M. Kühn
Interpreting Kant Correctly: On the Kant of the Neo-Kantians // Ibid. - P. 113-131.
J. Stolzenberg
The Highest Principle and the Principle of Origin in Hermann Cohen's Theoretical Philosophy // Ibid. - P. 132-149.
S.G. Crowell
Transcendental Logic and Minimal Empiricism: Lask and McDowell on the Unboundedness of the Conceptual // Ibid. - P. 150-174.
M. Friedman
Ernst Cassirer and Thomas Kuhn: The Neo-Kantian Tradition in the History and Philosophy of Science // Ibid. - P. 177-191.
F. Capeilleres
To Reach for Metaphysics: Emile Boutroux's Philosophy of Science // Ibid. - P. 192-249.
R.A. Makkreel
Wilhelm Dilthey and the Neo-Kantians: On the Conceptual Distinctions between Geisteswissenschaften and Kulturwi-senschaften // Ibid. - P. 253-271.
R. Wiehl
The Multiplicity of Virtues and the Problem of Unity in Hermann Cohen's Ethics and Philosophy of Religion // Ibid. - P. 272-292.
M. Ferrari
Is Cassirer a Neo-Kantian Methodologically Speaking? // Ibid. -P. 293-314.
Сборник статей «Неокантианство в современной философии», изданный под редакцией Себастьяна Люфта, германо-американского исследователя, профессора Университета Маркуит (штат Милуоки, США), и Рудольфа Маккрила, профессора Университета Эмоури (штат Джорждия, США), обращен к неокантианству в двоякой перспективе: с точки зрения исторического значения и с точки зрения систематического замысла этого философского течения. На первых же страницах «Введения» редакторы задаются стандартным для всякого «-изма» вопросом: каковы необходимые и достаточные основания для выявления и спецификации этой позиции? Иными словами, «кто такие неокантианцы?» (с. 1). В случае «неокантианства», самое понятие которого вызывало возражения у современников уже на исходе XIX в., можно насчитать до семи различных направлений, или «школ», называвших себя «неокантианскими». Однако, если присмотреться к истории этого философского течения внимательнее, то проблемы разграничения неокантианства по «школам» могут возникнуть и сегодня. Поэтому редакторы предпочли тематически ограничить все материалы сборника двумя школами - Марбургской и Баден-ской. Кроме этих двух философских школ, одна из тринадцати статей сборника касается фактически забытого и потому малоиз-
вестного направления в неокантианском движении - французского неокантианства. Можно сказать, что в фокусе внимания авторов сборника оказалась прежде всего философская концепция Германа Когена, лидера марбургского неокантианства, и его любимейшего ученика - Эрнста Кассирера.
Редакторы и авторы сборника преследуют цель представить неокантианство как влиятельное философское течение конца XIX -начала ХХ в., идеи которого можно обнаружить и в современной философской рефлексии - прежде всего в англосаксонской (аналитической) философии. По мнению редакторов, неокантианцы, несмотря на то что на протяжении более полувека «представляли собой влиятельную философскую силу в континентальной Европе <...>, сегодня повсеместно игнорируются» (с. 3). Почему? «Забывание» неокантианства в европейском философском сообществе началось сразу после Первой и значительно усилилось во время и после Второй мировой войны. Редакторы называют причины прежде всего «нефилософского», а сугубо историко-политического характера. Во-первых, это происходило в результате нарастающего в Германии в 1920-1930-х годах антисемитизма, а, как известно, «некоторые из наиболее известных неокантианцев (Г. Коген, Э. Кассирер, Р. Хёнигсвальд) были еврейского происхождения» (с. 7). Во-вторых, в эпоху политических потрясений 1910-х годов неокантианство стало восприниматься как «вышедшая из моды, академическая философия кайзеровской империи, а само неокантианство - как в основном академический феномен» (там же). В-третьих, многие выученики неокантианских школ вынуждены были эмигрировать из Германии, и их географическая удаленность друг от друга была серьезным препятствием для успешного сотрудничества. Так, «Кассирер снискал огромный успех в Соединенных Штатах, но умер там, не дожив совсем немного до окончания Второй мировой войны. Но, к сожалению, он воспринимался там прежде всего как классический историк идей, а не как творческий философ - автор "Философии символических форм"» (там же). В связи с первыми двумя причинами многие властители дум, учившиеся у неокантианских схолархов, как, например, Хайдеггер, ученик Риккерта, или Гада-мер, учившийся у Хёнигсвальда и Наторпа, отрекались от своего философского «происхождения» (с. 8).
Но были, конечно, и сугубно философские причины для забвения неокантианства - причины, «которые прямо связаны с культурным и интеллектуальным кризисом в Европе того времени» (там же). Эти причины затрагивали такие вопросы, которые были ре-
шающими для существования неокантианских учений. Среди проблем, не интересовавших новое философское поколение, редакторы называют вопрос об образовании философских систем и вообще проблему систематичности, небезызвестную проблему «последнего основания» и теорию ценностей. С точки зрения межвоенного поколения, философия должна была быть обращена к «вещам самим по себе», к «жизненному миру» и «свободна от вмешательства частных наук и ограничений, налагаемых философскими системами» (там же). А между тем, например, в современной американской философии сознания (в особенности в работах П.Ф. Стросона, У. Селларса, Дж. Макдауэла) можно найти целый ряд заново сформулированных идей и аргументов, некогда уже высказанных неокантианцами! Современная дискуссия, оказывается, идет параллельно, а иногда и просто торной дорогой неокантианства (с. 9).
Материал в сборнике организован в соответствии с четырьмя дополняющими друг друга основными темами (вынесенными в название глав), которые обеспечивают как исторически, так и систематически значимый масштаб изложения. Это особенно важно, так как в основе развития континентальных и североамериканских идейных течений лежат взаимосвязи не только научного, но и биографического характера. Ведь несмотря на то что неокантианство как академическое направление в философии было явлением прежде всего немецким, отдельные терминологические заимствования, проблематику и способы аргументации можно обнаружить и в развивавшейся на рубеже XIX и ХХ вв. североамериканской философии, а также и в более поздний период. Не случайно Герман Лотце был не только одиним из важнейших предтеч неокантианства, но и учителем, определившим философский путь Джосайи Ройса, который, в свою очередь, значительно повлиял на формирование всей североамериканской философии. Также и Готлоб Фреге, роль которого в становлении философской программы критики языка по обе стороны Атлантики хорошо известна, испытал влияние не только Лотце, но и сам был в значительной степени причастен к неокантианству своей эпохи1. Задача этого сборника, в котором приняли участие исследователи из разных стран, выходит поэтому далеко за рамки только историко-философского представления содержания неокантианских учений, но является одновременно критической рефлексией современного философствования.
1См.: Gabriel G. Frege als Neukantianer // Kant-Studien. - B., 1986. - N. 77. -
S. 84-101.
Согласно редакторам, эта книга - первый сборник статей на английском языке, посвященный неокантианству. Однако они забыли как минимум о трех книгах, решающих, по сути, те же задачи, что и подготовленный ими сборник. Во-первых, это исследование американского ученого Томаса Уилли1, во-вторых, работа немецкого историка философии Херберта Шнедельбаха2 и, в-третьих, исследование немецкого же ученого Клауса Христиана Кёнке3 (две последние книги были переведены на английский язык).
Первая глава сборника «Феноменология, герменевтика и неокантианство» (с. 25-110) посвящена историко-философскому контексту, в котором неокантианские течения играли значительную роль. Речь идет о дискуссии между представителями неокантианства, феноменологии и герменевтики, причем для последних двух течений эта дискуссия имела особый смысл: собственно именно в полемике с неокантианством происходило их самоосознание как особых философских направлений.
Открывает главу статья Хельмута Хольцхая, президента Общества Германа Когена (Цюрих, Швейцария), которая называется «Неокантианство и феноменология: Проблема интуиции» (с. 25-40) и предлагает прекрасное сравнение феноменологии и неокантианства, в особенности с точки зрения природы и статуса интуиции, или созерцания. Хольцхай анализирует «трансцендентальный метод» в концепции П. Наторпа, понятие феноменологии и ее метода у Гуссерля и Хайдеггера, что позволяет прояснить довольно сложное понятие интуиции у этих трех философов. Почему из всех неокантианцев Хольцхай выбрал именно Наторпа? Дело в том, что «Пауль Наторп был единственным философом Марбургской школы, кто занимался подробным исследованием феноменологического понятия интуиции. Его критика предполагаемой непосредственности и абсолютности "изначально данной интуиции" демонстрирует определенное сходство с хайдерровской заменой понимания интуицией; и в обоих случаях <...> критика обоснована. Сам Гуссерль вынужден был признать, что он не может достичь своих главных фило-
1 Willey Th.E. Back to Kant: The revival of kantianism in German social and historical thought, 1860-1914. - Detroit: Wayne State univ. press, 1978.
2 SchnadelbachH. Philosophy in Germany: 1831-1933 / Transl. by E. Matthews. -Cambridge: Cambridge univ. press, 1984.
3 Kohnke K.Ch. The rise of neokantianism. German academic philosophy between idealism and positivism / Transl. by R.J. Hollingdale; Foreword by L.W. Beck. -Cambridge; N.Y.: Cambridge univ. press, 1991.
софских целей, своей "мечты" - основать строгую научную философию на непосредственности интуиции» (с. 35).
В статье Рудольфа Бернета (Лувен, Бельгия) «Герменевтика восприятия у Кассирера, Хайдеггера и Гуссерля» (с. 41-58) также проводится компаративный анализ, который фокусирован, однако, прежде всего на роли понятия восприятия в концепциях этих философов и показывает, что Кассирер частично сходился во взглядах на это понятие как с Гуссерлем (и возражал в этом отношении Хайдеггеру), так и в другом отношении с Хайдеггером, возражая Гуссерлю.
Себастьян Люфт в своей статье «Реконструкция и редукция: Наторп и Гуссерль о методе и проблема субъективности» (с. 59-91) демонстрирует не только параллели между философской психологией Наторпа и феноменологией Гуссерля, но и взаимное влияние в процессе формулирования подходящего метода для теории субъективности. Люфт впервые со всей отчетлиростью раскрывает ту роль, которую сыграла концепция Наторпа для разработки Гуссерлем своего учения.
Статья Жана Грондана (Монреаль, Канада) «Неокантианское наследие у Гадамера» (с. 92-110) посвящена вопросу, находилась ли гадамеровская концепция герменевтики в значительной степени под влиянием неокантианства. Вопреки собственным заявлениям Гадамера, Грондану удается показать, что неокантианские идеи в концепции Гадамера играли действительно значительную роль.
Во второй главе сборника (с. 113-174) «Сущность трансцендентальной философии» рассматривается семантика и способы обоснования трансцендентального философствования в неокантианстве - и прежде всего в Марбургской и Баденской школах. Один из ключевых вопросов в этой связи - вопрос об интерпретации Канта и развитие на основе этой интерпретации собственных концепций. Статья Манфреда Кюна (Бостон, США) «Правильная интерпретация Канта: о Канте неокантианцев» (с. 113-131) отчетливо показывает, что неокантианцев меньше всего интересовали филологические штудии работ Канта. Они рассматривали методологию Канта как отправной пункт в истории идей, исходя из которого следует преследовать собственные цели и умножать знание современной им эпохи культурного развития.
Юрген Штольценберг (Халле, Германия) в своей статье «Высший прицип и принцип первоначала в теоретической философии Германа Когена» (с. 132-149) анализирует центральное в философии Когена понятие основополагания и его отношение к высшему
принципу трансцендентального метода. При этом Штольценберг подробно исследует возможность обоснования высшего принципа, не попадая при этом в «порочный круг». Понятие высшего принципа фигурирует у Когена под названием или «высшего принципа синтетических суждений», или «высшего принципа опыта», т.е. того, что делает возможным опыт или синтетические суждения. Остается открытом вопрос о том, в чем состоит содержание этого принципа? Что делает его самого возможным? Согласно Когену, «ничто, кроме него самого». Это означает, что «содержание высшего принципа выражает не что иное, как признание момента законности как таковой, который (этот момент) имплицитно содержится в признании факта математического естествознания как науки, а значит, и познания из законов» (с. 136). Хотя принцип первоначала может показаться по сути схожим с ранее сформулированным «высшим принципом», но вследствие использования Когеном понятия гипотезы для интерпретации принципа первоначала о последовательном развитии этого принципа из понятия высшего принципа не может быть и речи, полагает Ю. Штольценберг. Когеновское толкование принципа первоначала как гипотезы на самом деле следует рассматривать как скрытую самокритику и попытку с самого начала исключить и опровергнуть стремление видеть в этом принципе наследника «высшего принципа». В действительности, принцип первоначала - один из самых сложных и, одновременно, важных элементов когеновского учения. Его искаженное понимание способно привести к разладу всей философской системы Когена. «Когеновский принцип первоначала, поэтому, и не метафизический абсолют, и не способная на ревизию гипотеза, но принцип формы законности, квалифицирующий само мышление, который является последним принципом, но все же не принцип, порождающий различие» (с. 146).
Статья Стивена Г. Кроуэла (Хьюстон, США) «Трансцендентальная логика и минимальный эмпиризм: Ласк и Макдауэл о неограниченности понятийного» (с. 150-174) преследует цель проанализировать концепцию Макдауэла неограниченности понятийного на фоне учения Ласка о беспредельности истины, и наоборот. Это компаративное исследование показывает не только интересные параллели и обнаруженные как у того, так и у другого философа слабые места в обосновании, но само является единственным текстом в сборнике, который целиком и полностью отвечает названию всего сборника - «Неокантианство в современной философии», поскольку есть все основания ожидать, что в книге с таким назва-
нием будут прослежены черты и влияния неокантианства в современной философской мысли. Сборнику в его нынешнем варианте подошло бы, скорее, название «Неокантианство в (первой половине) ХХ в.».
Третья глава сборника «Неокантианцы и наука» (с. 177-249) посвящена отношению неокантианских концепций к частным наукам и общей теории науки, а также к историографии науки. Уже во «Введении» ясно говорилось редакторами сборника о том, что мы должны быть благодарны неокантианцам за то, что те теоретически обосновали деятельнось исследователей в рамках философской историографии, чей методологический потенциал может использоваться при работе и над историей проблем (см. с. 11-12). Поэтому Майкл Фридман (Стэнфорд, США) в статье «Эрнст Кассирер и Томас Кун: неокантианская традиция в истории и философии науки» (с. 177-191) рассматривает сложное и необыкновенно интересное отношение между практикуемой Куном историей науки и методологическими основами неокантианства. Идеи Кассирера оказали через Александра Койре очень сильное влияние на Куна.
Самым длинным текстом в сборнике является статья Фабиа-на Капельера (Кан, Франция) «Достигая метафизики: Философия науки Эмиля Бутру» (с. 192-249). Это единственная статья в сборнике, которая обращается к французскому неокантианству. В центре ее внимания находится философия и метафизика науки Э. Бутру. Значение Бутру анализируется с точки зрения масштабной социоисторической обоснованности его концепции во французской философии своего времени.
Последняя глава сборника «История, культура и ценность» (с. 253-314) посвящена, как уже следует из ее названия, неокантианским концепциям наук о культуре, этике и философии религии.
В статье Рудольфа А. Маккрила «Вильгельм Дильтей и неокантианцы: О концептуальном различии между науками о духе и науками о культуре» (с. 253-271) обсуждается классическая проблема методологического разграничения естественных и «неестественных» наук, по-разному осмысливаемая Дильтеем и Риккер-том. На примере психологии и различных определений ее статуса Дильтеем Риккерт Маккрил показывает решающее различие между понятием наук о духе и наук о культуре. Автор рассматривает также концепцию Кассирера и устанавливает, что кассиреровская семантика выражения «науки о культуре» восходит к концепции Дильтея, а не Риккерта и Баденской школы в целом.
В статье Райнера Виля (Хайдельберг, Германия) «Многообразие ценностей и проблема единства в этике и философии религии Германа Когена» (с. 272-292) исследуется этика Когена и ее отношение к вопросу религии в общем контексте когеновского требования когерентной философской системы. Виль раскрывает и анализирует когеновскую систему этических и религиозных ценностей.
Статья, заключающая сборник, называется «Был ли Кассирер неокантианцем с методологической точки зрения?» (с. 293-314). Ее автор Массимо Феррари (Турин, Италия) исследует, по сути, вопрос, был ли поздний «антропологический поворот» Кассирера отказом от марбургского неокантианства. Феррари дает обзор зрелой концепции философии культуры Кассирера и в конечном счете приходит к выводу, что философия позднего Кассирера не означала разрыва с неокантианством Марбургской школы, а была лишь дальнейшим самостоятельным развитием ее изначального философского проекта, что можно сказать и о его старшем коллеге Пауле Наторпе (с. 307).
Таким образом, можно констатировать, что редакторам реферируемого сборника удалось не только представить широкий горизонт современных неокантиановедческих исследований, но и успешно вписать результаты этих исследований в современный этап развития философского знания.
Дмитриева Н.А., с. н. с, проф., Институт научной информации по общественным наукам РАН