CC BY
60
ИСТОРИЯ
Вестн. Ом. ун-та. 2009. № 3. С. 68-76.
УДК 930+34 А.В. Астахов
Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского
НЕЛЕГАЛЬНАЯ АДВОКАТУРА ЗАПАДНОЙ СИБИРИ И БОРЬБА С НЕЙ В КОНЦЕ XIX - НАЧАЛЕ XX ВВ.
(ПО МАТЕРИАЛАМ МЕСТНОЙ ПЕРИОДИЧЕСКОЙ ПЕЧАТИ)
Рассматривается проблема деятельности нелегальной адвокатуры Западной Сибири в конце XIX - начале XX вв. сквозь призму общественного интереса, выраженного посредством местной периодической печати.
Ключевые слова: подпольные адвокаты, Судебные уставы, Омская судебная палата, сибирские газеты.
В дореволюционной России серьёзную конкуренцию квалифицированным поверенным составляли так называемые подпольные ходатаи, или подпольные адвокаты. Благодатную почву для деятельности подпольной адвокатуры создавала превалировавшая до сибирских судебных преобразований конца XIX в. розыскная система судопроизводства. Суд здесь не только вершил правосудие, но и собирал материал по делу. Судебный процесс был закрытым. Большую роль в этом судопроизводстве играла канцелярия, которая составляла доклады, на основе которых судьи выносили приговоры. Подпольные ходатаи могли либо просто подкупить канцелярского чиновника, который в связи с этим мог подтасовать итоги расследования, либо исполнить свою прямую обязанность - составление бумаг - так, чтобы максимально запутать дело [1].
После проведения судебных преобразований конца XIX - начала XX вв. в округе Омской судебной палаты (ОСП) подпольные ходатаи никуда не исчезли. Конечно, с введением состязательного процесса, присущего духу Судебных Уставов 1864 г., поле их деятельности существенно сузилось, но составление бумаг и прошений по-прежнему являлось главным источником их доходов.
По закону, тяжущиеся имели право доверять подачу прошений посторонним лицам, однако в городах с достаточным количеством присяжных поверенных представление интересов истцов могло осуществляться только посредством присяжных поверенных [2]. Поверенными в чужих делах могли быть помощники присяжных поверенных, частные поверенные, лица, заведующие имениями или делами тяжущихся. В мировом суде любой человек, качества которого не противоречили общим требованиям для присяжного поверенного, мог являться поверенным в чужих делах три раза в год в каждом мировом округе [3].
© А..В. Астахов, 2009
Как правило, гонорары квалифицированных сибирских адвокатов были не столь велики и составляли 10 % от суммы иска или заранее определённую по соглашению с клиентом сумму (последняя форма вознаграждения применялась, главным образом, в отношении постоянных клиентов). Однако в большинстве своём общие судебные места были недоступны для большинства населения, что было обусловлено как высокой стоимостью иска (свыше 2 000 руб.), так и гербовой пошлиной, составлявшей 24 руб., а также судебной пошлиной, пропорциональной цене иска (50 коп. со 100 руб.). Средний же дневной заработок крестьянина даже в Европейской России колебался от 20 до 50 коп. [4]. Как указывал официальный справочник «Весь Омск», вознаграждение присяжных поверенных зависело от цены иска: с суммы от 500 до 2 000 руб. оно составляло 10 %; с суммы от 2 000 до 5 000 руб. - с первых двух тысяч 200 руб., а с остальной суммы - 8 % и т. д. [5]. Тем самым основной сферой конкуренции профессиональных и непрофессиональных адвокатов были мировые суды.
Яркую картину деятельности подпольных ходатаев рисовала сибирская пресса, на страницах которой вплоть до начала первой мировой войны едва ли не каждый месяц можно было встретить упоминания о «художествах» подпольных адвокатов. Заметки корреспондентов сибирских газет являются важным источником по истории деятельности непрофессиональной адвокатуры, их роли в обществе и отношению этого общества к деятельности адвокатов.
Так, в ноябре 1896 г. барнаульский корреспондент «Степного края» сетовал на связанный с отсутствием присяжной адвокатуры разгул частных «кабацких» адвокатов. «За единичными исключениями, наши «адвокаты» не обладают никаким не только образовательным, но и нравственным цензом», - писал он. Объявления об адвокатских услугах могли встретиться на дверях любой сапожной мастерской. Причём, знакомство с азами юриспруденции происходило у этих людей посредством минувшей службы, а то и через собственное пребывание под судом. Большинство подобных адвокатов составляли выгнанные со службы чинов-
ники, уголовные ссыльные, бывшие волостные писари. Иногда подобные деятели действовали через подставных лиц, занимаясь «кляузными делами» купечества, получая в этом случае в 5-10 раз больше получаемого оклада. Автор отмечал, что последняя категория была несколько грамотнее уличной адвокатуры, но базировалась на тех же безнравственных устоях. Не удивительно, что подобными «светилами» интересовались компетентные органы. Один был предан суду по обвинению в мошенничестве, другой готовился отсиживать в каталажке за то, что в нанятом им доме не кормил собаку, так что последняя покусала прохожего [6]. В Тюмени два местных «адвоката» участвовали в ограблении казначейства.
В одной заметке «Степного края» сибирская адвокатура была разделена на две категории: «уголовно-кабацкая» адвокатура городов и «аблакаты» деревни. Генезис тех и других был схож, но если первых автор заметки величал просто «отбросами», то вторых «отбросами отброса» [7]. Ходатаи эти хотя и были ограничены в праве ведения чужих дел, но писать прошения, апелляции, кассации и пр. они могли в любом количестве [8].
Вполне естественно, что такие «адвокаты» в подавляющем большинстве случаев проигрывали дела, но если кому-либо из них случайно удавалось довести процесс до победного конца, авторитет его долгое время держался весьма высоко в среде юридически малограмотного населения и без «практики» такой «светила» не оставался. Искушённые в канцелярских подвохах, такие ходатаи по чужим делам порой так запутывали дело, что судебные деятели в нём совершенно не могли разо-браться1.
В среднем подпольные адвокаты брали за свои услуги такие же суммы, что и частные поверенные (3-10 рублей за прошение в мировой суд). Однако «мужик» предпочитал идти к «аблакату». Дело здесь заключалось в разности культур. Для «мужика» профессиональный поверенный был «барином», говорящим на непонятном языке, с которым нельзя было «порядиться». Подпольный же адвокат в этом смысле казался «своим» человеком
[9], знающим нужды, привычки, язык простолюдина. Безграмотный «мужик» полностью доверял подпольному ходатаю.
Даже когда мировой судья пытался объяснить безнадёжность затеваемого истцом дела, последний твёрдо держался «инструкций» «аблаката», пока проигрыш не открывал ему глаза.
Случалось, «адвокаты» одевались во вполне приличную одежду, фуражку украшали жетоном какого-нибудь благотворительного общества и бродили по глухим деревушкам, представляясь высокопоставленными особами. Один такой бродяга выдавал себя то за «царского племянника», то за «шефа тайной полиции», который прибыл в Сибирь, чтобы проверить действия губернаторов и крестьянских начальников и которому крестьяне за определённую плату могут приносить жалобы. В одном из сёл Тобольской губернии в среде переселенцев его агитация нашла особенно благодатную почву: он ссылался на особый циркуляр, который давал им право на больший надел, нежели выделили местные власти. Получая деньги с одураченных крестьян, самозванец стряпал кляузные прошения от их имени, выступая, тем самым, и в роли подпольного адвоката. Всё шло для него хорошо, пока им не заинтересовались сельские староста и писарь и не отправили его под стражей в волостное правление, где и была установлена его личность - им оказался поселенец Лукьянов [10].
Другой причиной, заставляющей население часто обращаться к услугам таких некомпетентных лиц, был дефицит не просто юристов, а вообще грамотных людей, особенно в сельской местности. В 1900 г. на 1 929 092 жителя Томской губернии приходился только 21 присяжный поверенный с их помощниками. Поэтому некоторые публицисты, например Вячеслав Севостьянов, были против репрессий в отношении «подпольной адвокатуры». Ведь порой единственным грамотным человеком в деревне был этот самый «абла-кат». Лишение деревни такого лица привело бы к тому, что никто не смог бы «ни письма написать, ни прошения, ни газеты почитать», - писал В. Севостьянов. Автор видел выход в развитии грамотности и организации в уездах юридической помощи населению, однако это могло быть осуществлено лишь при наличии земства и в виде земской адвокатуры. «Как с развитием земской медицины постепенно исчезали знахарство и колдовство, так и с
развитием земской адвокатуры без репрессий постепенно должна была исчезнуть и подпольная адвокатура», - считал автор [11].
На один из уездов Тобольской губернии приходилось 3-4 «пропойцы», стряпающих прошения, не выходя из кабака, и один единственный более или менее «настоящий аблакат», «набивший руку» на поприще помощника волостного писаря. Своей «работой» последний нажил себе двухэтажный дом и приличный «капиталец». Часто, будучи в нетрезвом состоянии, он составлял такие прошения, что мировые судьи, на чью долю выпадало их рассмотрение, совершенно запутывались. Тем не менее этот ходатай пользовался популярностью в целом уезде, а его изба постоянно была полна просителями-крестьянами. За мелкие прошения он взимал от двух-трёх рублей. Гражданские же иски он соглашался составлять при условии выплаты ему половины их стоимости, причём 10 % с иска «клиент» должен был «пожаловать» вперёд. Продолжением данного действа зачастую являлось то, что ходатай сообщался с ответчиком и соглашался не подавать «взыск» за определённую сумму. Причём часто иск он всё-таки подавал, но бывало, что «держал слово», однако и предварительного гонорара истцу не отдавал. Фантазии у упоминаемого «адвоката» хватало и на то, чтобы предложить истцу для успеха дела заплатить ещё и Ы-му письмоводителю, хотя, естественно, полученные деньги клал себе в карман [12].
В Омске на Любинском проспекте на горе над Мокрым форштадтом в кабаке «Ермачок» обитала «федерация» подпольных адвокатов, которые обслуживали бедноту и «всяких вольных и невольных правонарушителей» [13]. «Легендарным»
омским «адвокатом» был Михаил Абрамов. Однажды он выпрашивал 11 коп. на водку у некоего господина Юкляевского. После отказа последнего Абрамов стал угрожать ему. В дело вмешался помощник полицейского пристава Кабатченко, который арестовал нерадивого «адвоката» «для вытрезвления». Недовольный Абрамов сочинил на Кабатченко кляузу, обвиняя его в тяжких преступлениях. Во время дознания Абрамов не узнал им же самим написанного прошения, заявил, что ничего не помнит, и отказался от обвинений [14].
В Томске один подпольный ходатай взялся написать прошение об усыновлении за 20 руб. - огромную сумму, но долго медлил. Когда же вышедшая из терпения истица потребовала от него немедленных действий, он передал ей почтовую квитанцию, по которой он якобы отправил прошение в суд. Однако со временем выяснилось, что в суд поступил конверт с совершенно чистым листом бумаги [15].
Одним из тех, кто обращал внимание общественности на данную проблему, был А. Кардасевич. Он сделал вывод, что крестьянину стала ясна бесперспективность юридической безграмотности: даже для составления кассационной жалобы на решение мирового судьи нужно было сослаться на то, какой именно закон нарушен этим решением. Поэтому так востребованы были услуги подпольных адвокатов, штат которых негласно существовал едва ли ни при каждом окружном суде. Причём действовали эти дельцы так, что привлечь их к ответственности за несоответствие их качеств требованиям закона или за какие-то ещё нарушения было практически невозможно. Случалось, что такие ходатаи фактически являлись слугами двух господ, имитируя защиту и истца, и ответчика (естественно, в тайне от обоих) [16]. Многие из подобных ходатаев в правовом отношении были такими же безграмотными, как и их доверители. Главной их задачей было втянуть человека в судебное разбирательство и как можно продолжительнее таскать дело по различным судебным инстанциям, каждый раз выколачивая себе гонорар [17].
«Аблакаты», с одной стороны, без всякого стеснения обирали неграмотных простолюдинов, а с другой - развивали в народе «дух кляузничества» [18]. Кроме того, проиграв процесс, подпольные адвокаты зачастую клеветали на суд, который якобы «неправильно» решил дело. Тем самым они поселяли в массах дух сомнения, неверия в правосудие [19].
Борьба с подпольной адвокатурой была аналогична борьбе со всякого рода «народными целителями», знахарями, повитухами и пр., состоявшей в организации массовой и бесплатной помощи земских врачей и фельдшеров. В европейской части страны кое-где пытались пойти по подобному пути. При Московском Совете присяжных поверенных образовалась
группа помощников присяжных поверенных численностью около 100 человек, поставившая себе целью оказывать юридическую помощь беднейшему населению Москвы и тем бороться с подпольной адвокатурой [20].
В 1901 г. томские журналисты призывали томских коронных и мировых судей последовать примеру петербургских коллег, которые вывешивали объявления, предостерегающие доверяться неизвестным, предлагающим свои услуги тяжущимся и обвиняемым, на улицах и в ближайших к камерам мировых судей трактирах. Было обращено внимание и на отсутствие вывешенных в окружных судах и камерах мировых судей списков дипломированных адвокатов и их адресов [21]. Однако мировые судьи были настолько загружены делами, что, похоже, им было не до решения подобных проблем. Более того, иногда камеры мировых судей служили местом встречи подпольных адвокатов и их будущих клиентов. Здесь же озолотившиеся и подвипившие «адвокаты» могли драться между собой или приставать к посетителям [22]. Однако этим дело не ограничивалось. Газета «Омское слово» негодовала по поводу того, что едва ли не на каждой городской улице можно было встретить объявления типа «пишу прошения, даю советы». Как правило, это означало, что в данном доме живёт подпольный адвокат [23].
Особой категорией подпольных адвокатов были так называемые увечные адвокаты. Эти дельцы «работали» в наиболее населённых пунктах, расположенных
вдоль сибирской железной дороги. Как правило, подпольные ходатаи действовали здесь организованными шайками, каждая из которых имела своего «патрона», с которым делились рядовые ходатаи-«агенты». Клиентами их являлись получившие увечье или потерявшие здоровье в результате несчастных случаев на железной дороге. По закону им полагалась выплата специального пособия. Но, доверившись нечистым на руку дельцам, которые брались за оформление прошений по подобным делам, несчастные лишались большей части причитавшегося им пособия, которая оседала в карманах подпольных ходатаев и их «патронов» [24]. Случалось, что, оставшись без средств к существованию, травмированный слу-
жащий и не надеясь на помощь железнодорожного начальства, вынужден был договариваться с подпольными ходатаями, чтобы хоть как-то прокормить себя и свою семью. Например, как отмечал И. Куликовский, «агенты» подпольных
«патронов» могли единовременно выдать 10-15 руб. с обещанием выдавать такую же субсидию ежемесячно впредь до выигрыша дела. На выданную субсидию «агент» получал от получившего травму на имя своего «патрона» долговую расписку и полную доверенность на ведение дела с обозначением гонорара в 30-40 и даже 50 % с дела. Между тем практика показывала, что «увечные» дела, направленные против железной дороги, как правило, выигрывались даже казалось бы несведущими в этом подпольными ходатаями. В результате же, доверившись последним, получивший производственную травму человек, вынужден был выплатить половину, а с другими начётами, и более своему «благодетелю и защитнику» [25].
Об одном подобном случае на заседании томской консультации присяжных поверенных и их помощников 28 декабря 1903 г. сообщал её член В.А. Колосов2. Он предложил консультации просить общее собрание Томского окружного суда установить обязательную норму «увечных» гонораров, не превышающую 10 % Норма должна была стать обязательной не только для членов консультации, но и для вообще всех поверенных округа Томского окружного суда. Собрание приняло предложение докладчика единогласно. Конечно, трудно было предполагать, чтобы эта мера могла остановить подпольных ходатаев, но сама регламентация размеров гонораров должна была чётко дифференцировать псевдоадвокатов и настоящих поверенных [26].
Схожие проблемы имели место и в европейской части страны. Вопрос о борьбе с подпольной адвокатурой обсуждался в Петербурге на заседании комиссии по применению закона 2 июня 1903 г. об обеспечении рабочих, утративших трудоспособность. Дело в том, что после издания закона в среде рабочих появилось множество «тёмных лиц», предлагающих услуги по взысканию с заводовладельцев больших вознаграждений за увечья и умеющих выманивать у рабочих все наличные средства. Когда у рабочих поин-
тересовались, почему они не пользуются услугами консультации помощников присяжных поверенных, те ответили, что они туда обращались, но их там встречали «не особенно любезно». На заседании выяснилось, что обращение с рабочими было сухим, слишком официальным, им толком ничего не объясняли. Не удивительно, что после этого рабочие шли к подпольным ходатаям. Один из членов комиссии отметил, что выход из ситуации надо искать в предоставлении земству права иметь у себя на службе юристов [27].
В некоторых губерниях, например, в Харьковской, при земствах имелись юрисконсульты для бедных. В Сибири же земства не было, а крестьянские общества, в большинстве своём являющиеся должниками казны, не имели возможности содержания у себя поверенных. В городах же возможно было создавать, по примеру обществ попечения о начальном образовании, общества бесплатной юридической помощи населению. В Сибири решить проблему могло введение института так называемых поверенных для бедных, кадры которых могли составить вчерашние выпускники университетов, которые, став кандидатами на судебные должности (а в этом качестве можно было пробыть несколько лет), могли бы являться одновременно поверенными для бедных, тем более, что чаще всего, возникающие у них дела не отличались особой сложностью. Обеспечить содержание таких поверенных, как считал один из авторов «Сибирской жизни», должно было правительство, но, при условии нахождения их в качестве кандидатов, оно не должно было быть велико. Вторым источником вознаграждения могло стать присуждаемое судом вознаграждение за ведение дел [28].
Долгая история господства непрофес-сионалов-ходатаев в Сибири не способствовала тому, чтобы негативный имидж сибирского адвоката в одночасье изменился. В 1904 г. вокруг одной из публикаций «Степного края» разразился скандал. Перепечатывая статью «Санкт-Петербургских ведомостей» омская газета сообщала, что ввиду «крайней малочисленности» местной адвокатуры, представители последней даже за простое ознакомление с делом (взяться за ведение которого они могли отказаться) взимали
«крупную мзду». Одному присяжному поверенному раскольники, дело которых он вёл, выстроили дом. Обвинялись местные адвокаты и в занятиях не совместимых со званием поверенных: маклерство по продаже домов горожан, агентура от имени страховых обществ, торговля солью и пр.
[29]. Несмотря на то, что отмечалось наличие в Омске и вполне порядочных и профессиональных адвокатов, вскоре в газете было помещено опровержение вышеуказанных обвинений со стороны присяжных поверенных И.А. Поваренных, К. Щербакова, В.П. Россинского, А.И. Хлебникова, помощников присяжных поверенных Аб. С. Кабалкина, И.Л. Янкелеви-ча, Ал. Кабалкина, частных поверенных Н.Ф. Портнягина и Н.В. Ломоносова. Проведя проверку обвинений в адрес омской адвокатуры, они обнаружили их почти полную несостоятельность: лишь однажды помощник присяжного поверенного за ознакомление с крупным делом и консультацию получил 5 руб.; лишь у двух представителей сословия имелись собственные дома, причём построенные до их адвокатской практики; не было и случаев взимания крупных сумм за освобождение от опекунства (в чём также упрекали «Санкт-Петербургские ведомости»); лишь один помощник присяжного поверенного, ставший таковым будучи агентом страхового общества, не бросил занятий на прежнем поприще [30].
Эпизод с вышеприведённой публикацией свидетельствовал о живучести представлений об отсталости Сибири в отношении общественно-правового развития.
Конечно, не следует думать, что если человек являлся профессиональным присяжным поверенным или помощником присяжного поверенного, то его деятельность всегда отличалась безупречным профессионализмом и не вызывала нареканий. Отчёты Совета присяжных поверенных при Омской судебной палате и документы Государственного архива Омской области содержат множество сведений по тем или иным незначительным и крупным просчётам адвокатов края, как случайного свойства, так и систематического. За такие просчёты адвокаты могли подвергаться различного рода взысканиям: от предостережения до исключения из сословия и предания суду. Приведём
лишь пример в отношении одного присяжного поверенного.
Отставной капитан В.А. Бушманов поручил присяжному поверенному Н.А. Титову добиться возмещения убытков за уничтожение его баржи от ЗападноСибирского товарищества пароходства и торговли. Адвокат целых восемь месяцев морочил голову своему доверителю, уверяя, что направил дело мировому судье, хотя сам ничего подобного не сделал. После открытия обмана, Н.А. Титов ещё четыре месяца голословно утверждал, что передал документы уже другому мировому судье. Наконец, через год после заключения соглашения, присяжный поверенный отправил почтой к мировому судье прошение. Получив повестку, Н.А. Титов не уведомил о том В. А. Бушманова и сам не явился на судебное заседание, в результате чего дело было закрыто. Подобного рода случаи, применительно к данному присяжному поверенному, не были единичными3. Примеры более мелкого рода нарушений и откровенной халатности и пренебрежения своими профессиональными обязанностями, к сожалению, не были единичными.
Большое распространение практики написания различных прошений и жалоб без участия подпольных ходатаев в самом процессе и отсутствие чётко прописанных механизмов привлечения таковых к ответственности приводили к тому, что они очень редко преследовались по закону.
В Тобольской губернии нашумело дело
о конфликте между прокурорскими чинами и подпольной адвокатурой. Министру юстиции была подана мещанином г. Кургана И.Д. Гладковым жалоба на действия товарища прокурора, который якобы собирался просить прокурора Тобольского окружного суда ходатайствовать перед властями о высылке И. Д. Гладкова из губернии. Данные слухи послужили поводом к переписке прокурора окружного суда с прокурором ОСП. Прокурор Тобольского окружного суда сообщал, что в г. Кургане действует несколько подпольных адвокатов, которые не стесняются вывешивать объявления в виде больших плакатов, в которых обещают беспроигрышный результат судебных и административных дел во всех инстанциях и пр. и даже помощь в покупке земли посредством Крестьянского банка, действие кото-
рого на Сибирь не распространялось. Один из них, некий Лазо, гарантировал всем своим клиентам успех тем, что его отец является председателем судебной палаты. Сам же Гладков был по приговору Костромского окружного суда в 1896 г. лишён всех особенных прав и преимуществ и отбывал наказание в исправительных арестантских отделениях в течение восьми месяцев. Во время служебной поездки тобольского губернатора в город Курган председатель и прокурор ТобОС просили его обратить внимание подведомственной ему курганской полиции на деятельность подпольных ходатаев и принять меры к сокращению её масштабов. В итоге губернатор поручил полиции не допускать впредь вывешивания объявлений адвокатов, не пользующихся правами присяжных и частных поверенных, и ограничению их деятельности. О тех же из них, которые будут продолжать обманывать население, губернатор велел докладывать лично ему на предмет выселения из города. Это распоряжение явилось поводом к тому, что один бывший курганский исправник, имевший хорошие отношения с Гладковым, сообщил последнему о том, что товарищ прокурора Калинин якобы намеревается просить губернатора о высылке его из города [31].
В апреле 1912 г. состоялось заседание Томского окружного суда с участием присяжных заседателей по делу супругов Степана и Ирины Тарасевич, обвиняемых в присвоении 900 руб. по векселю, принадлежащих г-же Анциповой, интересы которой в качестве подпольного адвоката представлял Степан Тарасевич. Суд признал виновными обоих супругов и приговорил к лишению всех особых прав и отдаче Степана Тарасевича в арестантские отделения на год, а его жену Ирину Тара-севич заключить в тюрьму на восемь месяцев [32]. Это был один из первых показательных процессов, объективно направленных на борьбу с подпольной адвокатурой.
В Омске же впервые привлечь к судебной ответственности подпольного ходатая удалось лишь в 1914 г. Причём большую роль в этом сыграла введённая в действие с начала этого года статья Уложения о наказаниях, направленная на борьбу именно с подпольной адвокатурой. Махинации с документами некоего под-
польного ходатая Хлистунова стали проясняться в ходе процесса в мировом суде. Причём истцом в нём выступал сам Хли-стунов. Однако умелая защита ответчика, организованная помощником присяжного поверенного доказала, что истец занимается ведением чужих дел, не имея на то права и что передаточная запись на документ, по которому Хлистунов требовал пятидесяти рублей, сделана в обход закона. В результате мировой судья 1-го участка Омска исковое дело Хлистунова приостановил и все материалы по нему направил прокурору Омского окружного суда для привлечения подпольного ходатая к уголовной ответственности. Однако через несколько дней это дело было рассмотрено у мирового судьи 4-го участка Омска. Итогом рассмотрения стал арест Хлистунова сроком на один месяц [33].
Сибирская пресса уделяла значительное внимание проблемам адвокатской деятельности. На её страницах сложился в целом неприглядный образ подпольного ходатая, отличительными особенностями которого были такие качества, как непрофессионализм и корыстолюбие. Между тем, по мнению Д.А. Глазунова, сами сибирские условия, патриархальность быта, малонаселённость края не способствовали тому, чтобы адвокатской деятельностью здесь занимались исключительно ради наживы [34]. В этом смысле условия деятельности адвокатов были в чём-то схожи с таковыми у мировых судей. И в том, и в другом случае большинство кадров представляли выходцы из Европейской России, причём ранее служившие по судебному ведомству. Сложность условий работы, конкуренция подпольных ходатаев, практически безраздельно господствовавших в сельской местности, вынуждали некоторых сибирских адвокатов искать работы в других регионах.
При анализе материалов периодической печати, посвящённых адвокатуре, следует учитывать, что в редколлегии многих из них входили высокообразованные юристы (что характерно, например, для такого крупного издания, как «Сибирская жизнь»). В связи с этим материал, посвящённый адвокатуре не мог не быть в известной степени односторонним. Газеты могли похвалить лишь профессиональных юристов, профессиональные же качества нелегальных ходатаев могли ими
принижаться. Автор статьи ни в коей мере не стремится оправдывать деятельность нелегальной адвокатуры. Мы лишь хотим подчеркнуть, что сами условия тогдашнего развития края создавали предпосылки для подобного рода явлений. Причём явления эти выступали далеко не всегда в приглядном свете.
В сельской местности господствовало обычное право, которое по многим параметрам было диаметрально противоположно праву официальному. Крестьянам был свойствен, своего рода, правовой нигилизм и недоверие к представителям официального права, в том числе и к адвокатам. Здесь сказывалось различие народной и элитарной культуры, когда язык представителей одной был совершенно непонятен представителям другой. Сибирский крестьянин неохотно шёл за помощью к адвокату-«барину», прибывшему из Европейской России и едва ли в достаточной степени знакомому с особенностями и нуждами края. Во многом по этой причине, а также в связи с недостаточным распространением не то, чтобы юридической, но и общей грамотности в стране, большое распространение имели подпольные адвокаты, составлявшие серьёзную конкуренцию квалифицированным юристам. К тому же само сословие присяжных поверенных и их помощников не было однородным, и нередко здесь обнаруживалось несоответствие уровня квалификации и моральных качеств, в связи с чем сословие это дискредитировалось и изнутри.
Примечательно, что сибирские газеты стремились освещать правовую проблему, выявляя причины господства непрофессиональных адвокатов в сельской среде, предлагали методы борьбы с их засильем, а также анализировали проблемы легальной адвокатуры и пути распространения юридической грамотности в народной среде. Заметки сибирских корреспондентов отвечали потребностям социума в формировании общественного мнения, прежде всего у читающей городской публики, что было необходимо для преодоления низкой правовой культуры подданных.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Сибирская жизнь в № 80 за 13 апреля 1901 г. описывает один курьёзный случай, связанный с деятельностью подпольной адвокатуры,
произошедший в Туринске. После того, как здесь открылся «дом терпимости», местные дамы всерьёз забеспокоились за нравственность своих мужей. Так как их жалобы в официальных учреждениях понимания не нашли, они решили действовать радикально - вооружившись кочергами и поленьями, устроили погром заведения. Но на этом они не ограничились, обративщись к корреспонденту одной из сибирских газет с просьбой осветить эту ситуацию. Корреспондент в поисках очевидцев встретился со своим знакомым - крестьянином Орловым, который предложил пройти с ним к одному дому. На стук никто не отозвался. Тогда Орлов «пнул» дверь и она отворилась. Оба зашли, их совершенно миролюбиво встретил вышедший навстречу с зажжённой лампой хозяин - Орловский. Они поговорили по поводу происшествия и затем корреспондент ушёл, извинясь за беспокойство. Хозяин так же радушно проводил его, как и встретил, сказав, что никакого беспокойства ему доставлено не было. Казалось бы инцидент исчерпан, но в доме Орловского жил подпольный адвокат Ищенко, который написал ему прошение и уговорил подать его мировому судье, обвиняя корреспондента и Орлова в буйстве. Однако вскоре Орловский помирился с Орловым, так что обвинения его теперь распространялись только на корреспондента. На заседании мирового суда Орловский отказался от обвинений, пояснив, что подал прошение по наущению квартиранта - Ищенко, который и написал прошение «бесплатно». Однако обвиняемый корреспондент настоял на разборе дела. В итоге мировой судья полностью его оправдал и признал обвинение недобросовестным, в силу чего обвиняемым благодаря подвоху подпольного адвоката мог стать уже сам Орловский, хотя этого и не произошло.
Один из корреспондентов «Сибирского вестника» нарисовал следующий портрет подпольного адвоката: «Один ссыльный мещанин по фамилии Мухобоев. Мужчина лет 40 на вид, с испитой бледно-землистого цвета физиономией, носящей явные следы частого и разрушительного запоя. Одежда на нём горьковского героя - одно изорванное пальто натянуто на едва ли когда-либо мывшееся бельё...». Сослан он был за карманные дела, фабрикации паспортов и разные мошенничества [Сибирский вестник. 1903. № 151. 13 ию-
2 ля].
К получившему увечье на железной дороге и лежавшему в больнице человеку явился местный «увечный адвокат», представившийся поверенным, и предложил ему вести его дело. Кроме того, он обещал до получения с дороги денег выдавать на содержание своему клиенту по 15 рублей в месяц. Потерпевший заключил с «адвокатом» договор, который предусматривал выплату последнему 25 % с выигранной суммы, в случае же завершения дела с дорогой миром, истец должен был выплатить
ходатаю неустойку в размере тех же 25 % с суммы искового прошения.
3 Почти во всех из них присяжный Н.А. Титов не утруждал себя объяснениями и явкой на заседания Совета, чем игнорировал исполнение своих обязанностей перед этим корпоративным органом надзора, что, естественно, не могло не вызывать подозрений в его виновности по всем пунктам поданных на него жалоб. Было принято решение временно запретить Титову исполнять обязанности присяжного поверенного. Вследствие того, что в 1909 г. он уже подвергался такому запрету сроком на один месяц со стороны Омского окружного суда в качестве Совета присяжных поверенных, на этот раз Титов был отстранён от практики на три месяца. Кроме того, поверенный должен был в месячный срок произвести расчёт со своими клиентами с представлением Совету доказательств об исполнении данного постановления. [ГАОО. Ф. 25. Оп. 1. Д. 276. Л. 20-22].
ЛИТЕРАТУРА
[1] Глазунов Д.А. Проведение судебной реформы
1896 г. на территории Западной Сибири (по материалам Томской губернии): дис. ... канд. ист. наук. Барнаул, 2003. С. 154.
[2] Учреждение судебных установлений // Россий-
ское законодательство Х-ХХ вв. М.: Юрид. лит., 1991. Т. 8: судебная реформа / отв. ред. Б.В. Виленский. 496 с. С. 71; Виленский Б.В. Судебная реформа и контрреформа в России. Саратов: Приволж. кн. изд-во, 1969. С. 75-77.
[3] Весь Омск: справочник-указатель на 1911 год.
Омск: Изд. Н.А. Иванова, 1911. С. 37.
[4] Глазунов Д.А. Деятельность судебных учрежде-
ний Томской губернии (конец XIX - начало XX вв.). Барнаул: Изд-во Алтайской академии экономики и права, 2006. С. 42.
[5] Весь Омск: справочник-указатель на 1911 год.
Омск: Изд. Н.А. Иванова, 1911. С. 37.
[6] Степной край. 1896. № 90 (14 нояб.).
[7] Там же. 1897. № 6 (19 янв.).
[8] Сибирская жизнь. 1900. № 209 (28 сент.).
[9] Степной край. 1904. № 83 (22 апр.).
[10] Сибирская жизнь. 1903. № 4 (5 янв.); Омский вестник. 1913. № 34 10 (февр.).
[11] Ранний курьер. 1908. № 75 (10 дек.).
[12] Сибирская жизнь. 1900. № 23 (29 янв.).
[13] Цит. по: Алисов Д.А. Административные центры Западной Сибири: городская среда и социально-культурное развитие (1870-1914 гг.). Омск: Изд-во ОмГУ, 2006. С. 203.
[14] Степной край. 1904. № 93. 6 мая; № 96 (11 мая).
[15] Сибирская жизнь. 1903. № 178 (17 авг.).
[16] Там же. 1900. № 209 (28 сент.).
[17] Попова А.Д. Деятельность пореформенной судебной системы // Вестник Московского университета. Серия 8. История. 1999. № 5. С. 46-47.
[18] Степной край. 1904. № 224 (21 окт.).
[19] Сибирская жизнь. 1900. № 209 (28 сент.).
[20] Степной край. 1904. № 83 (22 апр.).
[21] Сибирская жизнь. 1901. № 191 (2 сент.).
[22] Омский телеграф. 1907. № 117 (29 нояб.).
[23] Омское слово. 1909. № 64 (8 марта).
[24] Сибирская жизнь. 1903. № 194 (6 сент.).
[25] Сибирский вестник. 1904. № 277 (19 дек.).
[26] Сибирская жизнь. 1904. № 25 (31 янв.).
[27] Степной край. 1904. № 266 (12 дек.).
[28] Сибирская жизнь. 1900. № 209 (28 сент.).
[29] Степной край. 1904. № 10 (23 янв.).
[30] Степной край. 1904. № 16 (31 янв.).
[31] Прокурор ТобОС - прокурору ОСП 8 апреля 1909 г. // ГАОО. Ф. 190. Оп. 1. Д. 119. Л. 10-11.
[32] Сибирская жизнь. 1912. № 94 (26 апр.).
[33] Омский вестник. 1914. № 27 (2 февр.); № 30 (6 февр.).
[34] Глазунов Д.А. Проведение судебной реформы 1896 г. на территории Западной Сибири (по материалам Томской губернии): дис. . канд. ист. наук. Барнаул, 2003. С. 170-171.
