CC BY
25
© 2008 г.
В.А. Митрохин
НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ ИССЛЕДОВАНИЯ РУССКОЙ ЭМИГРАЦИИ «ПЕРВОЙ ВОЛНЫ» В НАЧАЛЕ 2000-х гг.
Внимательный взгляд на историографическую проблематику русского Зарубежья требует учета специфики изучения темы в контексте идейно-политической эволюции государства. Направленность политического курса, смена лидеров, факторы международного влияния оказывали весьма существенное влияние на характер исследования проблем эмиграции.
Так, либеральная революция начала 90-х годов вызвала взлет интереса к истории и политической практике «февралистских сил» (прежде всего кадетов), представлявших и отстаивавших ценности «свободы и демократии» в России в первые десятилетия 20-го века.
Вектор научного поиска при этом был направлении на изучение и обобщение опыта кадетской эмиграции. Исследователи стремились разобраться в процессе становления кадетских организаций в условиях заграницы, выявить их роль и степень участия в создании единого эмигрантского центра, определить основные тенденции развития кадетской эмиграции на протяжении 20-х годов (в том числе демократов)1. Анализ общественной активности «партии народной свободы» большинство исследователей привел к выводу: «Кадеты оказались неспособны руководить российским обществом в период мирного развития революции в 1917 году и возглавить под своими лозунгами белое движение, не смогли они также занять место лидера и оказать решающее влияние на подавляющую часть эмигрантской массы»2.
Укоренившаяся на западе традиционная комплиментарность в отношении российских либералов, при настороженном и критическом отношении к русскому консерватизму, транслировалась некоторыми авторами под видом собственных умозаключений3. Зачастую это приводило к выводам, никак не согласующимся с историческим опытом. Трудно объяснить, например, на чем основывается сентенция М.Б. Магловой. что в критические времена российские
правящие элиты «для стабилизации режима обращались именно к идеям либе-4
рализма» .
Определенный уровень идеологизации общественной и научной жизни в 90-е годы не мог не сказаться на научном изучении политического наследия противников либерально-буржуазной модели развития России. Оно выразилось в отсутствии крупных исследований правого лагеря эмиграции, в частности, монархического крыла5.
В 2000-е годы эмигрантская проблематика продолжала привлекать внимание и стала предметом исследования российских ученых в рамках работы над диссертациями различного уровня, при этом направленность научного поиска несколько изменилась.
Работа А.В. Антощенко6 посвящена анализу евразийского дискурса в концепциях Н.С. Трубецкого, П.Н. Савицкого, Г.В. Вернадского, А.В. Карташева,
7
Г.П. Федотова. Рассмотренные автором методические основания вполне применимы для анализа концепций различных представителей российской эмиграции 1920—30-х годов.
Выдвигая «задачу духовного преодоления революции на путях самопознания, евразийцы ратовали за утверждение иного исторического мировидения, создающего совершенно новую основу для смыслообразования при обобщении исторических свидетельств. Выражением этого стало стремление представить прошлое России как историю «Евразии». Понятно, что дореволюционные способы придания смысла российской истории, оказывались в этих условиях неприемлемы. Таким образом, по мнению автора, «проблема исследования в первом приближении может быть сформулирована следующим образом: как осмысливался вызванный революцией разрыв культурной традиции и как это отразилось на изменении стиля исторического мышления?»8.
Для анализа данного процесса А.В. Антощенко предлагает использовать нарративный (повествовательный) подход и обратиться «не только к содержательному, но к формальному анализу работ евразийцев». Суть его заключается в том, что изучение способов построения исторических повествований и раскрытие временной ориентации и ценностного отношения к прошлому позволит не только проследить процесс интеллектуального освоения культурного разрыва, связанного с революцией, но и выявить вызванные этим перемены во взглядах на культурно-историческую идентичность, формируемую на основе переосмысления исторической судьбы России9.
На наш взгляд, данный метод, используемый культурологами, достаточно ограничен для историографического и идеографического анализа. Можно согласиться с тем, что концептуальное оформление отношения к революционным потрясениям 1917 года, последующим событиям, теоретическое обоснование прогностических моделей будущего России, не могло не сказаться и на отношении евразийцев к ее историческому прошлому. Однако не следует и переоценивать степень этого влияния, т.к. основные идейно-теоретические основания концепций большинства эмигрантских мыслителей свою логическую завершенность и целостность получали прежде всего в результате осмысления того, что произошло в России после революции 1917 года. Поэтому, данный метод целесообразно использовать только в совокупности с другими — структурно-функциональным, факторным, кросскультурным и иными методами.
В самостоятельную группу можно выделить исследования, посвященные идейно-мировоззренческим и идеологическим основаниям отдельных направлений русской эмиграции.
Н.В. Антоненко10 поставила перед собой задачу показать особенности формирования правоконсервативной идеологии в эмиграции и определить причины поляризации мировоззренческих ориентиров правых. На основе анализа системы взглядов теоретиков и практиков монархической эмиграции, автор рассмотрела представляемую ими модель устройства России и ее отдельные составные элементы. Оценивая аналитические выкладки правых, автор заключает, что они «создавали идеальный образ государственного устройства, больше учитывая желаемое, и в меньшей степени — реальные условия. ... Утопичность правоэмигрантских проектов состояла, прежде всего, в их оторванности от са-
мого российского общества, наивной вере в его приверженность монархическому идеалу»11.
Думается, такая жесткая оценка не вполне справедлива и вступает в противоречие с другими выводами автора о том, что, объясняя причины «общественного недуга» в России, консервативные идеологи «усматривали симптомы болезни в глубоком духовно-нравственном кризисе, исцелением от которого, по их мнению, являлось возрождение религии, просвещения, правопорядка, хозяйства, семьи и быта. Отсюда следовал вывод: Россию нельзя возродить только «внешними» — экономическими и политическими средствами, прежде всего, необходимо ее «внутреннее» духовное оздоровление»12. На наш взгляд, глубокий кризис, охвативший постсоветскую Россию, с очевидностью подтвердил актуальность, справедливость и социальную значимость таких оценок роли духовно-нравственного императива современных демократических преобразований.
Особый интерес для нашего исследования представляет диссертация А.Н. Вараксы13, посвященная сквозному анализу разнообразных монархических моделей в историографии и идеографии Русского зарубежья. На основе изученных разнообразных материалов, автор пришел к выводу о том, что в идейном плане монархическое движение в эмиграции было представлено двумя основными течениями: «теми, кто выступал за полное восстановление самодержавных прав монарха и считал необходимым уже в эмиграции провозглашение будущей России монархическим государством, и теми, кто полагал невозможным полное восстановление разрушенного двумя революциями статус-кво»14.
Сторонники первой точки зрения в теоретическом плане не привнесли ничего нового в идеологию русского монархизма. Большинство же «конституционалистов», (которых не следует причислять к сторонникам парламентаризма и конституционной монархии) были настроены антизападнически и стояли на антилиберальных позициях. По их мнению, Россия жива «своей правдой», и ей необходимо отказаться от слепого подражания Западу и вернуться к опыту предков, который следует обстоятельно изучить с целью более эффективного использования в деле строительства новой российской государственности. По мнению А.Н. Вараксы, общим для И.А. Ильина, И.Л. Солоневича и других монархически мыслящих авторов в Русском зарубежье было «стремление обосновать идею особой «русской конституции», которая, формально не ограничивая самодержавной власти монарха законами, давала бы широкие возможности для народа участвовать в выработке решений, принимаемых верховной властью»15.
Думается, следует более критично оценивать реальные возможности создания такой модели особого русского пути общественного развития. С одной стороны, они справедливо критиковали противоречия и слабости западных либеральных моделей демократии, обоснованно поставили вопрос о нецелесообразности для России их слепого копирования. С другой стороны, сами «конституционалисты» не уделяли должного внимания идейно-теоретической проработке процедурных и институциональных основ специфической российской модели, в которой бы могли соединиться логически не стыкуемые неограниченная самодержавная власть и широкие возможности народа участвовать в политической жизни.
Диссертация М.С. Федоровой16 посвящена анализу основных принципов, интегрирующих идей, особенностей методологии и понятийно-категориального аппарата, характерных для творческого наследия либерального консерватизма Русского зарубежья. Выявление особенностей историко-философского и
общественно-политического содержания мировоззрения представителей либерального консерватизма П.Б. Струве и Н.С. Тимашева привело автора к выводу
о том, что для представителей либерально-консервативной мысли было характерно понимание кризисных явлений начала XX века «как результата слияния двух социокультурных процессов: кризиса европейской цивилизации и кризиса русского общественного сознания. Но все же при рассмотрении истоков, причин и смысла русской революции основной акцент делался на национально-исторические реалии и процессы русской политической и социальной истории начала XX века, а именно: на низкий культурный уровень основой части населения и отсутствие политической культуры, на оторванность власти от общества, отсутствие укоренившейся психологии собственности, запаздывание в проведении ряда реформ»17.
Тем самым М.С. Федорова утверждает, что в рамках либерального консерватизма основное внимание уделялось рассмотрению социокультурных и религиозно-духовных причин русской революции. Представляется, что при этом несколько недооценивается значение социально-экономических факторов, которым сторонники данного направления уделяли ничуть не меньшее внимание, чем духовно-нравственным при анализе особенностей исторического развития России. Косвенно автор и сама подтверждает этот факт, когда оценивает прогнозы либеральных консерваторов в отношении перспектив советской политической и экономической систем: «экономическую политику большевиков либеральные консерваторы оценивали, исходя из своего основного тезиса, что главным условием и двигателем всей народной свободы должна служить свобода хозяйственная. П.Б. Струве как ученый-экономист опровергал возможность реализации на практике социалистической системы хозяйствования и говорил о скором конце Советской власти. Однако эти прогнозы не оправдались, он не сумел до конца оценить те полицейские рычаги, которые находились в руках Советского правительства»18. Думается, прогноз не оправдался лишь в отношении сроков, но не в отношении самой сущности административно-командной, плановой системы хозяйствования. Показав свои мобилизационные преимущества в определенных условиях, данная система проиграла рыночной в мирной конкуренции по качеству производимой продукции и быстроте реакции на усложняющийся и постоянно меняющийся общественный спрос на новые товары и услуги.
В диссертационном исследовании И.В. Хвалина19 проведен сравнительный анализ и дано критическое осмысление участия меньшевиков в политической жизни русской эмиграции 1920-30-х годов. В результате он приходит к выводу о том, что это участие было «если не номинальным, то, во всяком случае, мало-заметным»20. Причина этого, как показало исследование, заключалась не только в гонениях и преследованиях меньшевиков в советской России, но и в том, что, будучи по преимуществу партией легальных методов борьбы (в печати, в Советах, в профсоюзах и т.д.), меньшевики не смогли приспособиться к тем
новым методам сопротивления советской власти, которые апробировали и использовали другие эмигрантские организации (попытки вызвать интервенцию против СССР, террористические акты как внутри Советской России, так и против ее представителей за рубежом, участие в антикоминтерновской деятельности иностранных государств и т.п.);
И.В. Хвалин констатирует, что одна из причин печального финала меньшевизма как политического течения в эмиграции заключалась в том, что «меньшевики были и остались (куда больше, чем даже коммунисты в СССР) ортодоксальными марксистами, стопроцентными догматиками, предельно далекими от верного понимания подлинных реалий русской революции и русской жизни» .
Некоторые работы начала 2000-х годов посвящены рассмотрению отдельных сюжетов в истории Русского зарубежья.
Например, С.В. Горячая в своем диссертационном исследовании обратилась к анализу идей «сменовеховцев» на различных этапах деятельности по вопросу их отношения к большевистскому опыту преобразования России22. Ключевой ее вывод заключается в том, что «сменовеховцы», «как настоящие патриоты своей страны вынуждены были признать, что целостность страны превыше идеологий и партий, и поскольку большевики охраняют эту целостность, то им не только пришлось мириться, но и сотрудничать с новой властью»23. Проследив эволюцию взглядов «сменовеховцев», С.В. Горячая справедливо утверждает, что они первыми среди интеллигенции вообще, и эмиграции, в частности, приняли и осмыслили исторический выбор народа. Главная заслуга лидеров и адептов «сменовеховства» заключается в том, что они искренне стремились «преодолеть разрыв, и, прежде всего культурный, который образовался между Русским Зарубежьем и Советской Россией, соединить воедино те «две России»,
которые в силу исторических условий оказались разделены революцией»24.
25
С.Н. Пучков в своей диссертации на основе анализа различных источников проследил формирование институциональной структуры российского эмигрантского молодежного политического активизма 1920-1930-х гг., показал его идеологическую и организационную специфику, динамику развития, осветил основные центры молодежной политической активности в Европе, США и на Дальнем Востоке. В центре его внимания — социальная база молодежного активизма, его количественный и качественный состав, общественно-культурные и военно-спортивные формы проявления. Несмотря на то, что С.Н. Пучковым изучена, прежде всего, деятельностная сторона эмигрантской жизни, для нашего исследования небезынтересным представляется материал о процессе формирования идеологической основы молодежного активизма. Сам автор отмечает, что белоэмигрантский молодежный активизм в своей идеологической части «аккумулировал различные социальные проекты, политические концепции эмигрантской молодежи, став, таким образом, памятником общественно-политической мысли русского зарубежья, источником по истории идеологии российской эмиграции межвоенного периода»26.
27
В работе А.В. Клюевой проанализирована идейная направленность политической коммуникации российской эмиграции и основные тенденции ее трансформации под влиянием информационной среды, рассмотрена взаимо-
обусловленность информационной среды и идеологических установок различных партий и групп российской эмиграции. На наш взгляд, избранный автором ракурс исследования интересен и актуален, но широта охвата проблемы (взяты все четыре волны российской эмиграции) привела к определенному схематизму и поверхностности анализа.
28
Особый интерес представляет докторская диссертация Е.Г. Кривошеевой , в которой исследована российская послереволюционная эмиграция накануне и в период Второй мировой войны, проанализировано отношение российской эмиграции к фашизму и войне Германии с СССР; ее участие в военных конфликтах накануне и в период Второй мировой войны.
По мнению Е.Г. Кривошеевой, «значительная часть российской интеллигенции крайне негативно отнеслась к идеологии фашизма. Начавшаяся Вторая мировая война лишь обострила это отношение. Несмотря на желание большинства российских эмигрантов сохранять нейтралитет в период войны, действия нацистов (с одной стороны политика заигрывания с российской эмиграцией, а с другой — репрессии, гонения, унижения, концлагеря) заставили даже аполитичную часть российской эмиграции сделать выбор и определить свое отношение к фашисткой агрессии»29.
Автор утверждает, что участие в военных формированиях на стороне гитлеровской Германии, для многих российских эмигрантов казалось продолжением гражданской войны, вспыхнувшей после 1917 года. «Но многие были втянуты в военные действия силой обстоятельств, сложившихся условий. Сложно было преодолеть предубеждения, корпоративные интересы, десятилетиями культивировавшуюся злобу. Мотивировка российских эмигрантов, воевавших на стороне фашисткой Германии, была различной. Но всех их, даже тех, кто сотрудничал с фашистами вынужденно, объединяла надежда на возвращение на Родину, пусть даже с помощью германского оружия или участия во власовском движении».
При всей противоречивости и в каком-то смысле конъюнктурности научно-исследовательского процесса в отечественной историографии была проделана важная созидательная работа по осмыслению истории Русского зарубежья, а, следовательно, по расширению рамок понимания политической истории Российского государства в XX веке.
Включение проблем эмиграции в канву общероссийской истории в начале 2000-х годов проходило в условиях продолжающейся трансформации общественного уклада страны. Это наложило свой отпечаток на характер исследовательского процесса, содержание работ и научные предпочтения отечественных исследователей.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Глебова Л.И. Политическая деятельность кадетов в период эмиграции (20-е годы). Дис. ... канд. ист. наук. М., 1994; Суптело А.В. Идейная борьба в либерально-буржуазной эмиграции по вопросам политического объединения русского зарубежья (1920-1930 г). Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Омск, 1998; Кувшинов В.А. Кадеты за рубежом (1905—1943 гг). М., 1997; Маглова М.Б. Эмигрантская либеральная печать о новой экономической политике 1921—1928 гг. Дис. ... канд. ист. наук. М.,
1995; Яковлева Т.А. Политическая история газет П.Б. Струве, П.Н. Милюкова и А.Ф. Керенского в 20—30-е годы. Дис. ... канд. ист. наук. Иркутск, 1995.
2. Яковлева. Ук. соч. С. 180.
3. Можно согласиться с З.С. Бочаровой, утверждающей, что многое из опубликованного в 90-е годы хвалебного в отношении эмиграции и ругательного в отношении Советской власти являлось повторением того, «о чем на Западе уже давно было написано» (Бочарова З.С. Современная историография российского зарубежья 1920-1930-х годов //Отечественная история. 1999. № 1. С. 91—102). Некоторые из публикаций этого времени отражали стремление авторов реабилитировать либеральную идеологию и ее сторонников, потерпевших сокрушительное поражение в 1917 году.
4. Маглова. Ук. соч. С. 141.
5. Более подробно проблема исследована в статьях автора: Митрохин В.А. О научных подходах в изучении российского Зарубежья (1920-1990-е гг.) // Проблемы политологии и политической истории. Саратов, 1996. Вып. 7; он же. Современная отечественная историография русской эмиграции «первой волны» (1990 -начало 2000-х гг.) // Известия Саратовского университета. Новая серия. Саратов, 2005. Т. 5; он же. Эмигрантская традиция изучения «России № 2» // Известия Самарского научного центра РАН. Самара, 2008. Т.10. № 1.
6. Антощенко А.В. «Евразия» или «Святая Русь»? Российские эмигранты «первой волны» в поисках исторического самосознания. Дис. ... д-ра ист. наук. СПб., 2003.
7. Суть их сводится к тому, что российская историография со второй половины XIX в. развивалась на основе позитивистского подхода к истории. Такой подход сочетался с органическим видением исторического развития, которое представлялось как эволюционный процесс, и прогрессивное движение различных человеческих сообществ через одинаковые ступени. В либеральной российской историографии (а именно она занимала ведущие позиции в профессиональном исследовании истории со второй половины XIX в.) господствовал европоцентристский подход к истории России. Он базировался на представлении о том, что русский народ, как принадлежащий к арийской расе и исповедующий христианство, проходит в своем развитии те же ступени, что и другие европейские народы. Такое видение исторического процесса с неотвратимостью вело к признанию неизбежности революции.
8. См.: Антощенко А.В. «Евразия» или «Святая Русь»? Российские эмигранты «первой волны» в поисках исторического самосознания. Дис. ... д-ра ист. наук. СПб., 2003. С. 6-7.
9. Там же. С. 7.
10. Антоненко Н.В. Идеология и программа монархического движения русской эмиграции. Дис. ... канд. ист. наук. М., 2005.
11. Там же. С. 221.
12. Там же.
13. Варакса А.Н. Идея монархии в политической мысли Русского зарубежья. Дис. ... канд. ист. наук. СПб., 2003.
14. Там же. С. 119.
15. Там же. С. 120.
16. Федорова М.С. Либерально-консервативное направление общественно-политической мысли Русского зарубежья 20-40-х гг. ХХ в. Дис. ... канд. ист. наук. М., 2003.
17. Там же. С. 183.
18. Там же. С. 184 сл.
19. Хвалин И.В. Идейные основы и общественно-политическая деятельность меньшевистской эмиграции в 1920-30-е годы. Дис. ... канд. ист. наук. М., 2004.
20. Там же. С. 27.
21. Там же. С. 168.
22. Горячая С.В. Сменовеховцы 20-30-х годов: оценка большевистского опыта реформирования России. Дис. ... канд. ист. наук. Ростов-на-Дону, 2004.
23. Там же. С. 101.
24. Там же. С. 196.
25. Пучков С.Н. Политический активизм молодежной среды российской эмиграции в 1920-30-е гг. Дис.... канд. ист. наук. М., 2004.
26. Там же. С. 204 сл.
27. Клюева А.В. Информационная среда политической коммуникации российской эмиграции. Дис. ... канд. полит. наук. М., 2005.
28. Кривошеева Е.Г. Российская послереволюционная эмиграция накануне и в период Второй мировой войны. Дис.... д-ра. ист. наук. М., 2003.
29. Там же. С. 329.
30. Там же. С. 331.
SOME QUESTIONS ON RESEARCH OF RUSSIAN EMIGRATION OF «THE FIRST WAVE» IN THE BEGINNING OF THE 21st C.
V.A. Mitrokhin
A historiography process of Russian emigration of «the first wave" in the beginning of 2000 is under consideration. The author analyzes the most significant works published at that time, pays attention to the altered character and orientation of scientific researches in comparison with the previous period that is the nineties of the 20th c.
© 2008 г.
О.Ю. Стародубова
ЛИТЕРАТУРНЫЙ ПРОЦЕСС 1930-Х ГОДОВ КАК СРЕДСТВО ФОРМИРОВАНИЯ И ПРОПАГАНДЫ ОБРАЗА ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ
В художественной литературе тема первой мировой войны получила свое развитие в первое десятилетие советской власти. Среди писателей она не пользовалась особой популярностью, обращения к ней носили лишь эпизодический характер1. Тема была лишена самостоятельного значения и подавалась в контексте революционных событий и гражданской войны. Сложившаяся в начале 1930-х годов общественно-политическая обстановка заставила советскую
