CC BY
70
УДК: 82.02
ББК: 80/84
Тазеев Г.Г., Ахметзянова Г.Р., Филькова А.Ю.
НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ ФОНОЛОГИИ, МОРФОЛОГИИ И СИСТЕМНОСТИ ЯЗЫКА В РАБОТЕ Н.В. КРУШЕВСКОГО «ОЧЕРК НАУКИ
О ЯЗЫКЕ»
Tazeev G. G., Akhmetzyanova G.R., Fil'kova A. Yu.
SOME ASPECTS OF PHONOLOGY, MORPHOLOGY AND LANGUAGE SYSTEM-ATIZATION IN THE WORK OF N.V. KRUSHEVSKY "ESSAY ON THE SCIENCE OF LANGUAGE"
Ключевые слова: субститут, слово, звук, система, заимствование, однообразие, сочетание, язык, замена, закон.
Keywords: substitute, word, sound, system, borrowing, monotony, combination, language, substitution, law.
Аннотация: статья посвящена анализу работы Н.В. Крушевского «Очерк науки о языке», в частности вопросам словообразования, морфологии и системности языка. Статическим законом звуковой системы является одинаковость и гармоничность. Производство новых слов идёт по известным образцам и заимствованиям. Все слова подчиняются звуковым законам. Ассоциации сходства делают возможным творчество в языке. Много внимания уделяется связи морфологии и фонетики. Заимствования приспосабливаются своей внешней и внутренней стороной к языку. Особое внимание уделено вопросам системности языка. Процесс именования основан на субституции.
Abstract: the article is devoted to the analysis of the work of N.V. Krushevsky "Essay on the science of language", in particular of aspects of word formation, morphology and language sys-tematization. The static law of the sound system is the sameness and harmony. The production of new words is based on known patterns and borrowings. All words obey sound laws. Associations of similarity make possible creativity in language. Much attention is paid to the connection of morphology and phonetics. Borrowings adapt with their external and internal sides to the language. Particular attention is paid to the questions of language systematization. The naming process is based on substitution.
В своем фундаментальном труде «Очерк науки о языке» (1883) Н.В. Крушев-ский говорил о том, что аксиома, на которую - сознательно или бессознательно -опирается лингвистика при реконструкции языков - родоначальников, есть ложная аксиома, а потому и основанный на ней метод, состоящий в простом сравнении, нам представляется недостаточным. Другими словами: простой эмпирический приём сравнения недостаточен; на каждом шагу нам необходима помощь дедукции из прочно установленных фонетических и морфологических законов.
Касаясь звуковых законов, ученый считал, что при операциях низведения слов к их первообразу будут постоянно повто-
ряться некоторые звуковые однообразия. Такие однообразия получили название звуковых законов. Но при всех подобных законах встречаются массы исключений. «Что касается звуковых законов, что лингвисты стали все больше и больше склоняться в пользу того, что эти законы никаких исключений не имеют»1.
Один из основателей Казанской лингвистической школы Н.В. Крушевский много внимания уделял вопросам словообразования, морфологии и системности языка, отметив, что единица нашей речи, предложение, является субститутом не одной вещи, а целой группы, и притом субститутом при-
близительным, так как сама группа неопределенна. Единицей предложения будет слово. Слово является субститутом не одной идеи, а целой группы идей. И слово является итогом и притом итогом приблизительным. Слово делится дальше: его единицами будут его морфологические элементы. Частица имеет известное психическое содержание, и это содержание очень сложно и еще менее определенно, нежели содержание слова. Морфологические единицы слова не составляют еще конечных единиц речи: они сами делятся на звуки. Звук не встречается сам по себе в языке, не имеет никакой собственной постоянной функции, никакого психического содержания. Будучи произнесен отдельно, он воспринимается нашим ухом, как нечто неделимое, мы получаем одно акустическое впечатление; тем не менее физиологически ему присущ тот же характер сложности и неопределенности, какой мы открыли во всех рассмотренных единицах языка. Ученый пишет: «Кроме сложности языковых единиц, наш анализ обнаружил еще другое их качество - это их неопределенность. Оба эти факта имеют громадное значение: целое, состоящее из подобных единиц, должно быть неустойчиво и способно к изменению, развитие объясняется природой его элементов»1. Некоторые соображения бывают весьма вероятным предположением, что в одинаковых условиях звук приблизительно одинаков не только акустически, но и физиологически. И далее «основываясь на вышеприведенных соображениях, я допускаю существование следующего закона: всякий звук в одинаковых условиях акустически и физиологически приблизительно одинаков у всех индивидов данного говора и времени. Это будет статический закон звука... Кроме того, в каждом языке можем заметить известную гармонию звуковой системы. Так, например, в немецком известном придыхание сопровождается не один глухой звук к, а целый ряд эксплозивных глухих, к, 1;, р; польская система гласных характеризуется вялостью действий губ, русская - сравнительно энергическим действием губ и т.п.»2
Н.В. Крушевский считает, что статическим законом звуковой системы будет одинаковость и гармоничность. Слово само по себе цели не имеет, оно есть символ, субститут идеи, и такой член этого ряда символа, как звук, никогда не бывает самостоятелен. Соединение идеи в пару со звукосочетанием не есть нечто абсолютно необходимое, первичное. Одна и та же идея в разных языках соединяется с разными звукосочетаниями. Слово обязано своим значением только законам ассоциации. Символический ряд слова может изменяться и упрощаться бесконечно, при единственном условии - постепенности изменения, потому что только при постепенности изменения возможна непрерывность ассоциации, дающая слову значение. Все знаки: письмо, цифры, жесты и прочие подвержены такому же бесконечному, но постепенному вырождению и упрощению. По утверждению автора «Подобно тому, как есть однообразие звуковой системы, так точно есть однообразие звуковых сочетаний: как на данном языке невозможны все, а только некоторые и определенные звуки, точно так же невозможны все, а только некоторые и определенные сочетания заднеязычных к, г, х с гласным ы; в польском - сочетание г с 1. Мы хотим этим сказать, что однообразие звука и звуковой системы, а также однообразие звуковых сочетаний суть единственные законы, которым подчиняется каждое без исключений слово данного языка. Никаких других звуковых законов в языке данного времени мы не видим»3. То есть слово есть ряд рефлексов. Будучи рядом символическим, оно способно выражаться гораздо больше, нежели другие ряды рефлексов, которые имеют цели сами по себе. Зародыши вырождения лежат во взаимной аккомодации находящих в сочетание звуков. Только одинаковость звука, звуковой системы и звуковых сочетаний могут считаться фонетическими законами, обязательными для языка данного времени. Всякие однообразия фонетики - будут ли это однообразия звуков и их сочетаний или однообразия изменения звуков и изменений их сочетаний -суть только результат однообразия артику-
ляций и групп артикуляций или однообразие в изменение отдельных артикуляций и групп артикуляций. Вышеприведенное перечисление убеждает нас, что есть однообразие в звуковых законах. Это однообразие есть однообразие состояния, обусловленное историей, но теперь ничто не обусловливаемое; потому и постоянство его ничем не гарантированно: разные языковые процессы могут разрушать это однообразие и действительно постоянно разрушают его в большей или меньшей мере. Однообразие отложений могло бы быть абсолютным только в том случае, если бы в языке не действовали никакие посторонние законы.
Однако мы не должны забывать, что, как ни ничтожны отдельные результаты действия звуковых законов, сами законы действуют в продолжение громадных периодов времени, и путем сложения ничтожных изменений в течение веков могут произойти громадные различия. Повсюду в природе мы видим громадные результаты работы ничтожных по отдельному действию, но могущественных своею продолжительностью причин. Поэтому, приближаясь к обозреванию звуковой стороны данного языка, мы можем ожидать, что встретим значительные - выражаясь фигурально -отложения звуковых законов. Всякое данное состояние языка необходимо рассматривать, как продукт предшествовавшего развития.
Вышеприведенное перечисление убеждает нас, что есть однообразие в отложениях звуковых законов. Это однообразие есть однообразие состояния, обусловленное историей, но теперь ничем не обусловливаемое; потому и постоянство его ничем не гарантировано: разные языковые процессы могут разрушать это однообразие и действительно постоянно разрушают его в большей или меньшей мере. Однообразие отложений могло бы быть абсолютным только в том случае, если бы в языке не действовали никакие посторонние законы.
На наш взгляд, очень удачное утверждение Н.В. Крушевского о том, что нет и не может быть языка, который не представлял бы нам значительного количества слов, заимствованных из других языков или из других говоров того же языка. Так как исто-
рия звуков таких слов, первично-иноязычных, совершенно другая, то понятно, что в них могут попадаться и такие звуковые сочетания, которые в языке заимствующем уже уничтожены перерождением данного звука. Однако можно указать множество примеров одинаковых изменений в различных, часто вовсе неродственных языках. Некоторые языки, развивавшиеся в течение столетий, совершенно независимы друг от друга, они представляют в своей звуковой истории такие поразительные аналогии, такое сходство звуковых систем, что наука не могла обратить на этой внимание. Ученый пишет: «по нашему мнению это вполне объяснимо, если только мы будем исходить не от букв, как делали старые лингвисты, и даже не от звуков, как делают позднейшие, а от артикуляций, которые мы считаем единственно правильной, исходной точкой при объяснении звуковых явлений»1. Если, таким образом, звуковым законам свойственна общность и постоянство, то легко видеть, что является возможным дать - если не в настоящем, то в будущем - ответ на вопросы, откуда берутся данные звуки. При историческом исследовании языка мы видим, что громадная масса первоначальных звуков исчезает, обращаясь в другие звуки или в нуль. Если при этом не замечается никакого оскудения языка в звуковом отношении, если он не остается без звуков, то естественно возникает вопрос, откуда берутся эти новые звуки. Итак, мы видим, что одна звуковая категория получается из другой звуковой категории и одна звуковая система - из другой звуковой системы. Поэтому такое изменение звуковой системы во всех ее частях получило название звукового передвижения. Другими словами - рассматривая звуки в их историческом развитии, мы можем констатировать переинтеграцию звуковой системы, что напоминает переинтеграцию акустических качеств звуков, подмеченную нами при изучении звуковых сочетаний. Звуки языка с течением времени подвергаются изменениям. Спонтанные изменения звука зависят от постепенного изменения его артикуляции. Нельзя избежать вопроса, когда и почему посторонние, не-
фонетические причины нарушают порядок процессов фонетических.
Этих посторонних, нефонетических причин будет две: с одной стороны, производство новых слов по известным образцам, с другой - заимствование. Но есть случаи, в которых ни та, ни другая причина не может нарушить фонетический закон. Русский закон смягчения согласных перед гласными не нарушается ни производством, ни их заимствованием. Н.В. Крушевский указывает на то, что «Пауль в своих «Principien» не только намекает на область незначительных звуковых изменений, но даже указывает их основную причину, объясняя изменение звука из постепенного передвижения его артикуляции. Тем не менее оно не подвергается тщательному исследованию явлений этой области и звуковыми законами называется по-прежнему однообразие в звуковом составе языка, которое никакими антропо-фоническими причинами теперь не обусловливается и которое мы относим к области отложений звуковых процессов. Нерешимость выйти из заколдованного круга отмеченных письмом фонетических явлений видеть Пауля как неправильную оценку природы звукового закона: он говорит, что звуковой закон не есть такой закон, как законы физические или химические. Звуковой закон не утверждает, что известное явление должно происходить каждый день при известных общих условиях, а только констатирует одинаковость внутри группы известных исторических явлений. Мы видели выше причины, склоняющие нас предположить существование всеобщих звуковых или, точнее, физиологических законов, по природе своей ничем не отличающихся от законов физических или химических. В настоящей книге я не намериваюсь дальше развивать, излагать и доказывать свою идею всеобщих звуковых законов. Зато все без исключения слова подчиняются тому, что у нас называется звуковыми законами, то есть закону звуковой системы и закону сочетаний: если заимствованное слово имеет такие звуки, которых нет вовсе в звуковой системе языка заимствующего, то они непременно заменяются наиболее подходя-
щими из природных звуков»1. Всякое слово связано с другими словами узами ассоциации по сходству; это сходство будет не только внешнее, т.е. звуковое или структурное, морфологическое, но и внутреннее, семасиологическое. Всякое слово способно, вследствие особого психического закона, и возбуждать в нашем духе другие слова, с которыми оно сходно, и возбуждать этими словами. Нетрудно открыть и другие связи между словами. Н.В. Крушевский пишет: «Так, например слова: 'он через улицу лошадь под уздцы' возбуждают в нашем уме слово 'ведёт'. Точно так же возбуждают друг друга такие слова, как собака и лаять, лошадь и ржать, и прочие»2. Если вследствие закона ассоциации по сходству слова должны укладываться в нашем уме в системе или гнезда, то благодаря закону ассоциации по смежности те же слова должны строиться в ряды. Как показывают факты языка, в большинстве случаев слова удерживаются в нашей памяти только благодаря ассоциации по смежности с означаемыми вещами.
С другой стороны, такая связь оказывается непрочной, недостаточной; она должна быть подкреплена ассоциацией по сходству с другими словами. Потому иностранные слова лучше удерживаются в памяти людьми образованными, более знакомыми с иностранными языками, чем простым народом; технические термины латинского или греческого происхождения -лучше мужчинами, более знакомыми с классическими языками, чем женщинами и прочие. Требуется весьма сильной ассоциацией по смежности (т.е. весьма частого повторения), чтобы простолюдин запомнил иностранное слово, нисколько не похожее ни на одно из слов его собственного языка или, вернее, весьма мало похожее на таковые. Потому такие слова в языке всегда подвержены бессознательному процессу, известному под именем аналогии и народного словопроизводства. Указанные нами связи суть только непосредственные связи слов: слова связаны с другими или потому, что они на них похожи, как слова, или по-
тому, что мы имеем привычку употреблять их рядом с этими словами. Слово есть знак вещи. Представление о вещи и представление о слове, обозначающем эту вещь, связываются законом ассоциации в неразлучную пару. Это будет, конечно, ассоциация по смежности. Слова должны классифицироваться в нашем уме в те же группы, что и обозначаемые ими вещи. В заключение автор подчеркивает: «Два закона ассоциации имеют для лингвистики то же значение, что и для психологии. И это совершенно понятно: слово существует только в человеческом духе, а все, что только есть в человеческом духе, подчинено этим законам. Основной закон развития языка. Это будет закон соответствия мира слов миру мыслей. В самом деле: если язык есть не что иное, как система законов, то идеальное состояние языка будет то, при котором между системой законов и тем, что она обозначает, будет полное соответствие. Мы увидим, что все развитие языка есть вечное стремление к этому идеалу»1.
На наш взгляд, Н.В. Крушевский прав, говоря о том, что ассоциации сходства делают возможным творчество в языке. Слова, связанные слабыми узами сходства с другими словами или вовсе на них непохожие, весьма легко забываются. Они подвержены бессознательному процессу, который делает их более похожими на другие слова. Кроме непосредственных или прямых связей слов, есть еще посредственные или косвенные, в силу которых наш ум классифицирует слова в те же отделы, что и соответствующие им вещи.
Касаясь вопросов связи морфологии и фонетики, Н.В. Крушевский считает, что разновидности морфологических элементов, как бы не были ничтожны их разницы, чрезвычайно важны для истории этих элементов. Разновидности происходят от вариации звуков; причём вариации конечных звуков корня значительно богаче вариации его начальных звуков. Если рассмотрим целый ряд корней, то придём к заключению, что в значительном большинстве случаев наиболее богата вариация конечных звуков корня, менее богата вариация его средних
звуков, вариация начальных звуков ничтожна. Ряд возможных разновидностей корня определяется его звуками, так что, зная родство звуков данного языка, мы можем их предсказать. «Так, например, имея корень с конечным звуком г, мы можем ожидать разновидностей с г, ж, к и т.п. Другими словами: разновидности корня фонетического происхождения»2. Таким образом, учёный приходит к важному выводу, что звуковая вариация, обусловленная фонетически, вообще говоря, не играет такой роли в значении слова; вариация же не обусловленная фонетически, или сама по себе, или в соединение с другими моментами, в большинстве случаев сопряжена с внутренней вариацией корня. Далее он пишет: «У суффикса мы нашли вариацию начальную, морфологического происхождения. У префикса - только незначительную вариацию конечную, фонетического происхождения. Затем, характеризуя отдельные морфологические единицы, мы нашли, что корень отличается более богатой вариацией, а также наибольшим соответствием внешних разниц разницам внутренним; что суффикс и префикс значительно отличаются от корня и почти противоположны друг другу: суффиксы отличаются гораздо большей способностью сочетаться друг с другом, чем префиксы; суффиксы свойственно преимущественно вариация морфологическая, префиксы - фонетическая; значение суффикса разнообразно неопределенно, тогда как префиксу обыкновенно свойственно одно ясное определённое значение; суффикс присоединяется к словам известной категории, когда как громадное большинство префиксов агглютинируется к словам разных категорий»3.
Относительно словообразования и системности языка автор отмечает, что слово, рассматриваемое с внешней стороны, состоит из разных частей. Со стороны внутренней его тоже нельзя рассматривать как нечто неделимое: обыкновенно оно обозначает известное понятие с его оттенком или оттенками. Однако и с внешней, и с внутренней стороны оно составляет одно целое. Зная эти качества слова, мы можем следу-
ющим образом нарисовать идеал языка: каждому понятию и каждому его оттенку должна соответствовать известная внешняя, преимущественно звуковая величина; так как понятие вместе со своими оттенками составляет одно целое, то это единство должно выразиться каким-нибудь внешним образом, отдельная морфологическая единица должна быть соединена каким-нибудь цементом. «В любом слове мы найдем такой цемент, связывающий отдельные морфологические единицы в одно целое; это будут -выражаясь фигурально - те незначительные фонетические уступки, которые делает морфологическая единица своей соседке, уступки, вследствие которых ее крайние звуки приходят в наибольшее соответствие с ближайшими звуками соседней морфологической единицы; ср. напр. с-делать, подпилить, извоз-чик, и т.п.»1. По утверждению ученого, в тюркских языках, по «совершенно справедливому и весьма остроумному мнению профессора Бодуэна-де-Куртенэ, роль такого цемента играет гармония гласных; только она соединяет отдельные, и в других отношениях фонетически неподвижные, морфологические единицы туран-ского слова в одно целое»2.
Если бы требование, что каждому понятию и каждому его оттенку должна соответствовать известная внешняя, преимущественно звуковая величина, могло быть соблюдено, то получилось бы полное общее и частное соответствие мира слов миру понятий, то есть к чему, как мы сказали выше, вечно стремится язык. В своей работе ученый рассмотрел многочисленные факты такого соответствия; но он увидел много и таких случаев, где нет соответствия между разницами внутренними и внешними. Ясно, что это происходит прежде всего от неравномерного развития системы слов; например, формы спряжения данного языка могут представлять полное соответствие внутренних разниц внешним, а формы современного этому спряжению склонения, быть может, еще не успели сложиться в стройную систему, в которой нет выдающихся разниц внешних, не спряженных с какими-нибудь
разницами внутренними. Фонетические изменения дают толчок новому распределению звуков между морфологическими единицами слова, то есть они вызывают морфологический процесс, благодаря которому известная морфологическая единица вырождается в несколько разновидностей, отличающихся друг от друга звуками, но имеющих одну и ту же функцию. Выше уже было сказано, что в нашей речи мы или воспроизводим по памяти услышанные нами слова, или произносим их вновь.
В большинстве случаев заимствованные слова так приспосабливаются к той среде, в которую входят, что, обогащая язык, мало повреждают его систему; единственное, чем они отличаются от слов первично-народных - это история их звуков и история сочетания этих звуков. И, очевидно, лучше будут помнить те слова, которые весьма часто употребляются. Легче помнятся слова, которые связаны в ряды и составляют особые выражения. Легкость воспроизведения слова здесь основана на ассоциации по смежности. Таким образом, в каждом языке найдем значительный процент слов, которые не будут гармонизировать с языковой системой данного времени.
По мнению лингвиста, слова вырождаются фонетически: «всякий морфологический элемент, в особенности если ему свойственно составлять предшествующий член в сочетании с другими элементами, существует в языке, благодаря фонетическому закону сочетаний звуков, не в одном виде, а в нескольких незначительно отличающихся друг от друга разновидностях, то эти разновидности вследствие спонтанеиче-ских звуковых законов должны со временем разойтись, выродиться в разновидности, сильно разнящиеся друг от друга, а это не будет соответствовать единству функции, которую они должны исполнять» . Также слова вырождаются и морфологически. Фонетическое выражение часто дает толчок новому распределению звуков между морфологическими элементами слова, вследствие получается по несколько комплексов для одной и той же функции. Исчезновение одних слов и замена их другими, по своему
наружному виду принадлежащим другой категории, или применение для новых понятий старого материала, своим наружным видом изобличающего тоже принадлежность другой категории, не может не портить языковой системы. В известном смысле будет ее портить и производство параллельных форм, неизбежное при существовании каких-нибудь совпадающих. Наконец, мы вносим изменения в систему, воспроизводя слова, принадлежащие системе другого языка или нашего же, но на более ранней его ступени. Воспроизводятся преимущественно слова, связанные сильной ассоциацией смежности с обозначаемыми предметами или такой же ассоциацией с другими словами. Это нам объясняет грамматическое уклонение слов, часто употребляющихся, и слов, входящих в состав особых выражений.
На наш взгляд, очень важным является утверждение о том, что корень разнообразием и богатством вариантов значительно превосходит прочие морфологические единицы, суффикс и префикс и нередко новые корни возникают исключительно морфологическим путем, т.е. путем простого поглощения суффикса или префикса.
Что касается заимствований, то заимствование составляет в каждом языке весьма богатый источник новых корней и притом, чаще всего, корней очень важных, а именно служащих для обозначения понятий отвлечённых, но «никакое заимствованное слово не может существовать в языке, не приспособившись своей внешней и внутренней стороной к стройному целому, называемому языком. Если какие-нибудь фонетические его качества не согласуются с действительными, то есть действующими в данное время законами языка, то они будут непременно устранены. Никакое слово не может существовать в языке, если в том же языке существует слово с совершенно одинаковой функцией»1.
То есть единственное отличие первично чужых слов от исконно народных сводится к особой истории их звуков и сочетаний этих звуков.
Ввиду всего этого мы не только не
можем рассматривать заимствованные слова как порчу языка, а мы должны признать, что они обогащают его лексикон, или прибавляя новые корни, или увеличивая вариацию существующих корней. А так как немыслим язык, совершенно свободный от влияния другого языка или своих же говоров, то рассматриваемое наслоение неизбежно, а потому совершенно нормально и законно. Это очень важно и для современной лингвистической науки.
В своей научной работе Н.В. Крушев-ский уделил особое внимание вопросам системности языка. Он считал, что язык не был бы пригоден для той цели, для которой он существует, если бы упомянутым системам понятий не соответствовали - с большей или меньшей точностью - системы словесных типов. Системы наиболее выдающиеся, системы, отдельные члены которых находятся в наиболее тесном отношении друг к другу, открыты и описываются с древнейших времен под именем систем склонения и спряжения. К этим двум системам грамматики часто прибавляют третью, изменение прилагательных по степеням сравнения. Но упомянутые системы не единственные системы языка. Однородность данной системы не есть нечто исконное и постоянное: мы уже видели, что система, представляющаяся в данное время вполне однородной и стройной, раньше не всегда была таковой; а из предшествующего изложения мы знаем, что однородность её не вечна, что она может раньше или позже превратиться в систему с несколькими основами. Упорядочение систем основано на законе ассоциации по сходству. Очевидно, что для того, чтобы форма, принадлежащая к известной системе, преимущественно воспроизводилась, необходимо, чтобы она твердо помнилась нами как отдельная форма. А это возможно только тогда, когда она очень часто употребляется, т.е. когда она связана особенно прочными узами ассоциации по смежности с обозначаемым понятием или когда она составляет член известного постоянного ряда слов (выражения, стихов, пословиц и т.п.), т.е. связана особенно прочными узами ассоциации по смежности с другими словами. Мы видим, что всё старое в языке основано преимущественно на
воспроизводстве, на ассоциации по смежности, тогда как всё новое - на производстве, на ассоциациях по сходству. Процесс развития языка с известной точки зрения представляется нам как вечный антагонизм между прогрессивной силой, обусловливаемой ассоциациями по сходству, и консервативной, обусловливаемой ассоциациями по смежности. Языковые элементы - звуки, морфологические единицы, слова, выражения - не возникают в одном экземпляре; язык создает их целыми сериями. Элемент, наиболее подходящий к окружающей среде, наиболее соответствующий своему назначению, носящий в себе наибольшее количество задатков жизни, вытесняет своих соперников и упрочивается в языке.
Одна из главных мыслей Н.В. Крушев-ского о том, что каждая словесная категория находится в таком более или менее определенном отношении родства и зависимости не с одной какой-нибудь категорией, а со многими; поэтому, несмотря на все уклонения, язык представляет одно гармоничное целое.
Далее языковед считает, что есть типы слов и системы этих типов, соответствующие системам понятий. Наиболее выдающиеся системы, склонение и спряжение, подмечены давно. Эти системы путем производства стремятся стать однородными по основе. В «борьбе за существование» между несколькими разновидностями основы одолевает та, которая лучше помнится, благодаря частому употреблению, а может быть и другим каким-нибудь своим качествам природы фонетической. Для производства необходима память слов, сходных материально и структурно. Формы, которые твердо помнятся как отдельные формы, а не в связи с другими родственными формами, обыкновенно воспроизводятся. Таковы будут наиболее употребительные слова, а также слова, входящие в состав рядов. Вся масса негармонирующих с данной языковой системой продуктов воспроизводства мало-помалу сглаживается, или уступая систематизирующей и обновляющей силы производства, или вполне отчуждаясь от прежних своих родичей и получая самостоятельность.
Как видно из материалов «Очерка», процесс именования основан на субституции. Здесь не место входить в рассмотрение того,
что такое субституция и какое она имеет значение. Заметим только, что везде, где мы имеем дело со знаками, в обыкновенном языке, в языке глухонемых, в письме, в арифметике и алгебре, везде играет главную роль субституция, подстановка известной части или извлечения вместо известного целого. В разное время и в разных местах люди могут смотреть на один и тот же предмет приблизительно одинаково, могут останавливаться на одном и том же его признаке. Язык представляет нам наглядные доказательства того, что одна и та же вещь была называема разными народами или разными поколениями одного и того же народа одинаковым способом. Всякая вещь получает свое название по одному какому-нибудь признаку. Но есть вещи, которым суждено в течение веков и тысячелетий постоянно изменяться. Так как значение дается слову его употреблением, а отнюдь не его первоначальным происхождением, то слова изменяются по своим собственным, фонетическим и морфологическим законам, которые не имеют ничего общего с историей обозначаемого; слово может по очереди служить знаком бесконечному ряду имеющихся с течением времени вещей.
Понятно, что чем более постоянное и определенное представление о предмете, тем и более тесную пару оно должно соединиться с соответствующим названием. Это обстоятельство, с одной стороны, способствовало тому, что рассматриваемые слова потеряли родичей, разорвав с ними узы сходства, и теперь представляются вполне одинокими, с другой стороны - мешало языку расширить значение этих слов, применимых к другим каким-нибудь предметам. Потому названия подобных предметов почти всегда постоянны и неоднозначны, то есть имеют качества, необходимые для терминов.
Язык развивает естественную терминологию, которая не только не уступает искусственной терминологии науки, но даже превосходит ее. Она несравненно выше той терминологии, которую, под влиянием особого патриотизма нашего времени, мастерить разные народы из собственного языкового материала, избегая греческих, латинских и вообще всяких иностранных корней.
Заимствуя слово, мы его, так сказать, вырываем из родной языковой системы, мы
пересаживаем его на чуждую почву без его родичей и спутников. А так как эти родичи и спутники и дают слову значение, то в заимствованных словах мы и замечаем обыкновенно сужение значения. Нетрудно заметить, что морфологические части заимствованного слова всегда интегрируются.
Мы уже замечали, что, когда нам нужно название для новой вещи, мы его производим от слова, обозначающего что-нибудь похожее на эту вещь. Но мы не всегда так поступаем. Вещь, не имеющую собственного названия, мы очень часто называем именем другой вещи, опираясь при этом тоже на известное сходство. Мы здесь не прибегаем ни к какому производству, а просто применяем слово, употребляя его в новом значении. Н.В Крушевский подчеркивает: «Что должно случиться с самим словом при таком непомерном расширении его значений? Закон обратного отношения между объемом и содержанием должен и здесь проявить свою силу: чем шире употребление данного слова, тем менее содержания оно будет заключать в себе»1. Наша память сохраняет нам общие типы слов, и творческая сила производства, так сказать, превращает одни слова в другие. Имея глагол, мы можем по типу существительного произвести существительное, и обратно. Благодаря существованию общих типов, целые выражения превращаются в их части. И вот в истории языка мы видим, что одна знаменательная категория обыкновенно получается из другой, частицы же получаются из осколков систем знаменательных слов.
В заключение хотелось бы отметить то, что главный труд всей жизни русско-
польского языковеда Н.В. Крушевского «Очерк науки о языке» стал фундаментом будущей Казанской лингвистической школы и основные положения «Очерка» легли в основу языковой концепции школы. А именно следующие положения: язык изменяется, благодаря сложности и неопределенности своих элементов: звуков, морфологических частей и слов; беспредельность этой изменяемости объясняется символическим характером слова; языковые элементы: звуки, морфологические части и слова не только изменяются, но также исчезают, и поэтому язык путем переинтеграции наличного материала вечно создает новый; законы ассоциации одинаково важны для понимания как психических, так и языковых явлений; благодаря ассоциации по сходству, слова образуют множество координированных систем или гнезд, ассоциация смежности строит их в ряды; эти законы делают возможным существование языка: без ассоциации сходства невозможно производство слова, без ассоциации смежности - его воспроизводство; ассоциация сходства дает начало слову, а ассоциация смежности дает ему значение; развиваясь, язык вечно стремится к полному общему и частному соответствию мира слов миру понятий.
И что самое важное, оригинальные положения Н.В. Крушевского, опережая время, послужили источником будущих великих открытий в области языкознания. Многие зарубежные и отечественные учёные-лингвисты стали знаменитыми, развивая его идеи. А современные языковеды успешно используют его открытия и в наши дни.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Байрамова, Л.К. И.А. Бодуэн де Куртэне об идее лингвистических законов Н.В. Крушевского / Л.К. Байрамова // II Международные Бодуэновские чтения. Труды и материалы. - Т. 1. - Казань, 2006. - С. 193-196.
2. Байрамова, Л.К. Идеи Н.В. Крушевского и их последующее развитие / Л.К. Байрамова // Николай Крушевский: Научное наследие и современность: матер. Междунар. конф. -Казань, 2001. - С. 59-65.
3. Байрамова, Л.К., Тазеев, Г.Г. Казанская лингвистическая школа: Н.В. Крушевский и интерпретация его идей отечественными лингвистами / Л.К. Байрамова, Г.Г. Тазеев. - Казань, 2010.
4. Богородицкий, В.А. Лекции по общему языковедению / В.А. Богородицкий. - Казань, 1913. - 246 с.
5. Крушевский, Н.В. К вопросу о гуне. Исследования в области старославянского вокализма / Н.В. Крушевский. - Казань, 1881. - 109 с.
6. Крушевский, Н.В. Лингвистические заметки: 1. Новейшие открытия в области арио-европейского вокализма; 2. Изменения согласных групп вида ЕЕ; 3. О морфологической абсорбции / Н.В. Крушевский. - Казань, 1880.- С. 33-62.
7. Крушевский, Н.В. Наблюдения над некоторыми фонетическими явлениями, связанными с акцентуацией / Н.В. Крушевский. - Казань, 1879. - С. 94-104.
8. Крушевский, Н.В. Об «аналогии» и «народной этимологии» / Н.В. Крушевский. -Казань, 1879.- С. 109-120.
9. Крушевский, Н.В. Отчет о занятиях сравнительным языковедением / Н.В. Крушевский. - Казань, 1882.- С. 1-2; С. 32-36.
10. Крушевский, Н.В. Очерк науки о языке / Н.В. Крушевский. - Казань, 1883. - 148 с.
11. Крушевский, Н.В. Очерки по языковедению: 1. Французская грамматика; 2. Антро-пофоника; 3. Важнейшие данные фонетики романских языков / Н.В. Крушевский. - Казань, 1891,1893, 1894. - С. 248-271; С. 66-90.
12. Крушевский, Н.В. Предмет, деление и метод науки о языке / Н.В. Крушевский. -Казань, 1894. - С. 1-2; С. 84-90.
13. Тазеев, Г.Г. Законы ассоциаций Н.В. Крушевского / Г.Г. Тазеев // Социально-правовые проблемы борьбы с преступностью в современной России: материалы итоговой научно-практической конф. Казанского юридического института МВД России. - Казань, 2006. - С. 178-180.
14. Тазеев, Г.Г. Лингвистические законы в трудах Н.В. Крушевского / Г.Г. Тазеев // III Международные Бодуэновские чтения: И.А. Бодуэн де Куртенэ и современные проблемы теоретического и прикладного языкознания. Труды и материалы: в 2-х т. - Казань: КГУ, 2006. - Т. 1.
