CC BY
25ЯЗЫКОЗНАНИЕ И ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
Некоторые типологические особенности прозы писателей азербайджанцев-москвичей
Багиров Абузар Мусаевич,
доктор филологических наук, профессор Университета МГИ-МО МИД РФ
E-mail: abuzar-bam@mail.ru
Предметом научного исследования является история формирования и современное состояние московской азербайджанской литературной среды. Впервые ведётся теоретическое деление прозаических произведений московских азербайджанских прозаиков на три основных направления: первое, традиционное направление реализма в его различных вариациях - критического, «социалистического», лирического, исповедального; второе направление тесно связано с литературным течением «магического реализма», которое ярко выражает национальный колорит в латиноамериканском ассоциативно-образном литературном стиле; третье - новое «комбинированное» направление популярной литературы, к которой относится историко-приключенческая, философски-детективная, а также реально-современная «детективно-контркультурная» проза. Изыскание, результаты которого отражены в данной статье, проводилось с применением таких исследовательских методов, как историко-типологический и сравнительно-аналитический. Основными выводами проведённого исследования являются типологические квалификации особенностей прозы московских азербайджанских писателей. В статье впервые в азербайджанском и русском литературоведении подробно раскрываются теоретические подосновы русскоязычных московских азербайджанских писателей на конкретном примере из каждой квалифицируемой группы по одному ведущему прозаику: Рустаму Ибрагимбекову, Чингизу Гусейнову, Самиду Агаеву. А также, как новизну исследования, можно расценивать выявленное явное положительное влияние их творчества на формирование московской литературно-культурной среды.
Ключевые слова: москвичи-азербайджанцы, литературная среда, магический реализм, комбинированное направление прозы, азербайджанская литература, постмодернизм в литературе.
о с
CJ
Пребывание группы творческих людей одной национальной культуры на иной территории и в другой культурной среде имеет свои особенности, создаёт специфические условия для художественного творчества, мобилизует потенциальные возможности всех участников литературного процесса, даёт особый творческий эффект. Изучить этот феномен является историко-литературной, а также отчасти даже теоретико-литературной задачей. Творчество азербайджанских литераторов, проживающих в столице СССР, а позже Российской Федерации, оказало существенное влияние на развитие азербайджанской национальной культуры в целом. Начало этого литературного процесса происходило на общем благоприятном фоне мощного взаимодействия двух национальных культур в послевоенные десятилетия.
Территориальный отрыв от своей национальной культуры в истории мировой литературы происходил во все времена. Но история современной московской азербайджанской литературной среды имеет некоторые своеобразные особенности. Такой отрыв иногда становится, в некотором смысле, отчуждением от национального языка и национальных традиций. К счастью, такая участь не постигла творчество московских азербайджанских писателей. Как было отмечено выше, формирование московской азербайджанской литературной среды началось с конца 40-х годов прошлого столетия. Многие представители азербайджанских литераторов советского и постсоветского периода блестяще творили и творят на русском и азербайджанском языках.
У талантливых творцов литература - способ создания художественной реальности, неразрывно связанной с исторической художественной памятью и мечтами своего народа о будущем. Истинная литература образно анализирует, выделяет ключевые моменты реальной жизни, раскрывая суть бытия, определяет художественную концепцию мира и личности.
Творчество московских азербайджанских литераторов, в целом, характеризуется по содержанию и форме как носитель национальных традиций и менталитета, а по идейно-художественным параметрам вполне соответствует литературным образцам, проповедующим общечеловеческие ценности. Обращение к вечным темам - любви, родины, добра, зла, проявляются в проповедова-
нии гуманных идеи с восточной мудростью и пробуждают в душе читателя самые благородные чувства и неугасимое желание достойно жить и творить благо во имя себя любимого и для всех себе подобных...
Надо отметить, что состав московской азербайджанской литературной среды выглядит довольно внушительно, в ней успешно творили и творят немало вполне профессиональных литераторов, а именно: более двадцати поэтов, около десяти прозаиков, не менее пяти драматургов и кинодраматургов, более десяти публицистов, семь литературоведов и около десяти переводчиков. В этой статье рассмотрим только некоторые типологические особенности прозы азербайджанцев -москвичей. Современная азербайджанская проза, созданная в Москве, сравнительно мало изучена. И, хотя несколько исследований посвящены прозе Чингиза Гусейнова (1929), Рустама Ибрагимбекова (1939), Самида Агаева (1952) и Эдуарда Багирова (1972). Но, фактически, не становились предметом научного исследования исторические романы и повести Гусейна Наджафова (19211989), Фатхи Хошгинаби (1922-1989), Абдула Гусейнова (1925-2017), Аллы Ахундовой (1939), остросюжетные, приключенческо-детективные прозаические произведения на исторические и современные темы Самида Агаева и Фархада Агамалиева (1946-2012) и других наиболее ярких представителей разножанровой прозы, созданной азербайджанцами-москвичами. Вместе с тем, проза писателей-азербайджанцев, живущих в Москве, представляет собой весьма яркое самобытное явление, из создателей которой можно выделить несколько знаковых, известных имён: Чингиз Гусейнов, Рустам Ибрагимбеков и Самид Агаев. Все три прозаика пишут на русском языке, а Ч. Гусейнов иногда занимается и автопереводом или воссозданием своих произведений «с родного русского на родном азербайджанском языке» (это определение принадлежит самому Чингизу Гусейнову). Романы, повести, рассказы этих авторов гармонично вписываются в контекст большой русской литературы, внеся восточный колорит, ментальность и тональность; одним словом, иной этнокультурный благотворно-живительный пласт вживается в русский художественно-культурный арсенал.
Исходя из направления развития, прозаические произведения, создаваемые в Москве писателями-азербайджанцами, можно разделить на три важнейшие группы. Первое направление связано с традициями реализма в его различных вариациях: критического, «социалистического», лирического, исповедального. К реалистическому направлению можно отнести прозаические произведения Гусейна Наджафова, Фатхи Хошгина-би, Абдула Гусейнова, Рустама Ибрагимбекова, Аллы Ахундовой. Второе направление тесно связано с литературным течением «магического реализма», которое ярко выражает национальный колорит в латиноамериканском ассоциативно-
образном литературном стиле. К нему смело можно причислить большинство романов, да и не только романов, почти всю основную прозу Чингиза Гусейнова. Наконец, третье направление связано с реалиями быстроразвивающегося, глобализирующегося современного общества. И это новоявленное направление характеризуется новизной подходов и художественной разработкой, кажущихся на первый взгляд, фантастически неправдоподобных жизненно реальных ситуаций и событий. Историко-приключенческие, а также современные, философски-детективные книги Самида Агаева и реалистично-современные, «детективно-контркультурные» романы Эдуарда Багирова могут быть отнесены к жанрам популярной литературы, которые олицетворяют собою новое «комбинированное» направление.
Около десяти книг прозы опубликовал яркий представитель разнопланового направления реализма, известный кинодраматург, кинорежиссёр, продюсер, Заслуженный деятель искусств Азербайджана (1976), Заслуженный деятель искусств Российской Федерации (1995), лауреат Государственной премии Азербайджана (1980), лауреат Государственной премии СССР (1981), четырежды лауреат Государственных премий Российской Федерации (1993, 1995, 1997, 1999), Народный писатель Азербайджана (1998) Рустам Ибрагимбеков - Ибрагимбеков Рустам Мамед Ибрагим оглы (р.1939). Его прозаическое творчество следует традициям русской реалистической литературы: оно не чуждо психологических мотивировок действий героев, раскрывает диалектику души, поднимает тематику «маленького» человека, особенно значимую в контексте восточной менталь-ности. Впервые его рассказ «Хлеб без варенья» был опубликован в 1962 году в газете «Молодёжь Азербайджана». Он автор ряда повестей, рассказов, его проза переведена на многие языки мира. Первая книга рассказов Р. Ибрагимбекова «В командировке и дома» была издана в 1970 году в издательстве «Азернешр» в Баку. Его наиболее популярные и значимые прозаические произведения собраны в следующих книгах, изданных в Баку, Москве и Санкт-Петербурге: «Сборник прозы» (Москва, «Молодая гвардия», 1974); «Парк» (Москва, «Советский писатель», 1982); «Проснувшись с улыбкой» (Баку, «Язычы», 1986); «Избранное» (Баку, «Азернешр», 1989); роман «Кочевник» (Санкт-Петербург, «Амфора», 2006); «Избранная проза» (Санкт-Петербург, «Амфора», 2008) и д.р.
В его творческом наследии есть повести и рассказы на национальную тематику, в которых различным образом преломляется жизнь азербайджанца в России. В рассказе «В командировке» (1970) герой-бакинец Алтай Марданов в Москве встречает земляка, и тот со всей страстью убеждает его в необходимости строить личную жизнь: «Книги книгами, работа работой, но и жить надо. В чём виноваты твои дети? Если ты и сегодня просидишь у стола, они родятся у тебя лысыми и в очках.» [1]. Приключения в столице осложня-
ем о со "О
1=1 А
—I
о
сз т; о т О от
З
и о со
лись ещё в те годы существующими стереотипами у москвичек к приезжим кавказцам: «все они торговцы и обманщики женщин»; и знакомясь с девушкой, учёный вынужден был доказывать, что среди кавказцев, а в частности среди азербайджанцев, «попадаются не только торговцы лавровым листом и обманщики женщин, но и люди порядочные», к каковым, несомненно, относится и он, Алтай Марданов [1]. Разрушая стереотипы, «лихой» интеллигентный азербайджанец, не воспользовался приглашением женщины в классическом варианте, находясь с ней наедине и в финале рассказа, побеждает благородное стремление учёного помочь подростку, которого не впустила в квартиру его сестра, ради встречи с незнакомым мужчиной. Алтай оказался классическим рефлексирующим и чудаковатым героем-интеллигентом, который гораздо больше похож на героя русской литературы и кино XX века, чем на «лихих» кавказцев, приехавших в Москву, якобы только для бесшабашной «гульбы».
В повести «Храм воздуха», опубликованной в журнале «Дружба народов» (2001, № 8) описывается жизнь героев-азербайджанцев в нескольких временных пластах. Один из героев повести, Амирусейн, воплощает характерный образ бакинца-космополита, который может и устроить скандал на свадьбе из-за того, что проспал подачу шашлыка, и работать поваром во французском городе Марселе, и давать деньги под проценты всем друзьям и знакомым. В гневе, по самому смешному поводу, он может переходить из крайности в крайность, готовый испепелять словами друзей и родных: «Будьте вы прокляты! Всё семейство! Из-за вас я бежал из родного города, но вы и тут меня достали. Нигде нет от вас житья! Два месяца я растил этого кролика, поил, кормил его. И все пошло насмарку, подливка подгорела, и теперь рагу будет горчить...» [2].
Второй, более объёмный план повествования описывает послевоенные времена в Азербайджане, когда «даже незнакомые бакинцы здоровались друг с другом» [2], и даже спекулянт, оклеветавший невинных людей, обладает своеобразным кодексом чести, а молодая жена убегает от законного мужа с любимым, который, наконец, вернулся с войны. Трагические события прошлого отражаются в настоящем, и главной неразрешимой проблемой повести становится тема божьей милости - есть ли она? И по какой причине страдают безвинные люди? Дом в Кисловодске, называемый «Храм воздуха» по имени ближайшего ресторана, становится ключевым местом, который объединяет времена и семьи, сплетая многоцветный ковёр родственных связей. Повесть, несмотря на азербайджанский материал и колорит, всё же, остаётся в традиции классической русской лите-5 ратуры, затрагивая вопросы чести, верности, пре-5 данности выбранному пути.
Другая повесть «Сложение волн» Р. Ибрагим-еЗ бекова, опубликованная в том же номере журна-Ц ла «Дружба народов», также пронизывает разные
уровни времён. Повествование из современности обращается в советские времена, когда отец одного из героев «успел научить Муртуза ездить на лошади, разделывать барана и жарить шашлык», но вскоре умер: «В мечети его торопливо обмыли и завернули в кусок белой ткани - отец был членом партии, и обряд был проведён тайно» [2]. Муртуз, мясник, расширяя свою лавку, пытается захватить соседнюю библиотеку, давно не пользующуюся популярностью из-за перемен в языковой политике страны: «книги практически перестали читать из-за того, что больше половины их на русском. Оставшаяся же часть - на кириллице, а страна перешла на латинский алфавит» [2]. Этим простым житейским аргументом автор показывает всю глубину постигшего страну культурного разлома, ибо современный Азербайджан в XX веке трижды менял собственную письменность: в 1929 году арабский алфавит был заменён латиницей, в 1940 году ввели кириллицу, а в 2001 году снова окончательно перешли на латинскую графику.
Страшным поворотом сюжета становится убийство уважаемого в стране человека, академика Асадова - в связи с той же проблемой, ликвидацией библиотеки и пыткой его товарища, которого пытаются заставить признать свою вину. Название произведения - «Сложение волн» - отражает главную интригу и суть событий, происходящих в Баку, захлестнувших его в то страшное время волнами насилия, волнами поступков, которые образовали неодолимо скатывающееся цунами: «Эльдар пытался понять, почему поступки, совершенные разными, и близкими, и далёкими от него людьми, а вернее, последствия этих поступков, набегая друг на друга еле заметными волнами, однажды сложились в целое, и огромный вал обрушился на него, как тщательно организованный, коварный удар судьбы?..» [2]. «Победа мясника» над библиотекой воспринимается, как победа над честным человеком; волны несправедливых последствий неостановимы: «И кто знает, когда, где и кого из наших потомков накроет волна, возникшая в городе Баку в начале третьего тысячелетия из-за ликвидации небольшой библиотеки» [2]. Неутешительный вывод повести говорит о глубокой озабоченности автора судьбой родной земли, о том, что недостойные поступки и их последствия порой могут приобретать необратимый характер, а это весьма чревато в независимой стране на пути развития правового государства и демократического общества.
В целом, проза Рустама Ибрагимбекова ярко отражая его активную гражданскую позицию и подтверждая актуальность размышлений автора на тему судьбы Азербайджана, является достойным образцом художественного исследования родной культуры и закономерностей истории средствами реалистического направления, сформировавшего и азербайджанскую и русскую литературу XX века.
Видный прозаик среди азербайджанских писателей Москвы, член Союза Писателей СССР
(1959), литературовед, культуролог, переводчик, доктор филологических наук (1979), профессор (1980), Заслуженный деятель искусств Азербайджана (1988) Чингиз Гусейнов - Чингиз Гасан оглу Гусейнов (р.1929) является единственным прозаиком из москвичей- азербайджанцев, постоянно творившим в направлении магического реализма в латиноамериканском ассоциативно-образном литературном стиле с ярко выраженным восточным колоритом. На азербайджанском языке первая художественная книга Чингиза Гусейнова «Моя сестра», состоявшая из маленьких повестей, была издана в Баку в 1962 году в издательстве «Азернешр». Его первая прозаическая книга на русском языке «Ветер над городом» была выпущена в 1965 году в Москве издательством «Советский писатель». Включённые в книгу повести и рассказы были не переводными произведениями с азербайджанского языка, а ранними пробами пера автора на русском языке. Кстати, наиболее известные повести Чингиза Гусейнова «Моя сестра» (1962), «Ветер над городом» (1965), «Не назвался» (1973), «Угловой дом» (1976), «Острова» (1980), «Неизбежность» (1981) и другие издавались в Баку и в Москве в оригинальном варианте - на азербайджанском и русском.
Также, Чингиз Гусейнов автор более двадцати оригинальных прозаических книг на двух ему родных языках: азербайджанском и русском. Его перу принадлежат семь романов, переведённых и изданных на многих языках мира. В советский период наибольшую популярность принесли ему оригинальные по форме и остросоциальные по содержанию романы: «Магомед, Мамед, Мамиш» (Москва, «Советский писатель», 1977), рассказывающий о мафиозности властных структур, круговой поруке и укоренившемся кумовстве; «Фатальный Фа-тали» (Москва, «Советский писатель», 1983), образец философского, исторического и биографического романа, поведавший о колониальной политике царизма на Кавказе, о кавказских войнах, о неизбежности появления в условиях деспотии бунтующей исторической личности, о жизни и деятельности гениального философа-мыслителя, просветителя-реалиста Мирзы Фатали Ахундова и «Семейные тайны» (Москва, «Советский писатель», 1986), повествующий о господстве высокопоставленного клана, диктующего условия жизни в масштабах разлагающегося общества в, якобы, вымышленной стране, с вымышленными жителями.
И в постсоветское время писатель работал интенсивно и написал немало интересных прозаических произведений. В романе «Директория Igra» (Москва, Издательский Дом Русанова, 1996), названный самим автором компьютерным, наполнен диалогами, схожими с чатом или интернет командами. В нём показаны межнациональные конфликты в стране, как результат политических игр по захвату власти. Исторический роман «Доктор N» (Москва, «Московский рабочий», 1998) в двух книгах, по определению автора «страницы нена-
писанного романа, существующего лишь в воображении», охватывает события в Росси и на Кавказе в начале XX века, крушение империи, а также на фоне этих событий раскрываются исторические роли двух выдающихся азербайджанских общественных и государственных деятелей: На-римана Нариманова (1870-1925) и Мамедамина Расулзаде (1884-1955) в судьбе своего народа. Роман завершает исторический лексикон, в который вошло свыше пятисот реальных и вымышленных действующих лиц. Все вышеперечисленные романы: «Магомед, Мамед, Мамиш», «Фатальный Фатали», «Семейные тайны», «Директория Igra», «Доктор N» также отличаются чертами магического реализма.
В аннотации романа «Нескончаемое письмо» (Москва, «РИФ - РОЙ», 2006) содержится весьма любопытное, но точное определение: «Чингиз Гусейнов на этот раз, по мнению профессионалов, написал геополитический роман, в котором проявилось замечательное мастерство писателя в обращении с такой сложной и неоднозначной категорией, как Время. Каждому, кто откроет эту книгу, предстоит увлекательное чтение и открытие новых реалий минувшей эпохи. [3, с. 3].
Религиозно-мифологический роман «Мерадж» (Баку, «Ганун», 2008)строится на парадоксальном мифе о перенесении пророка Мухаммеда из Мекки в Иерусалим, и о вознесении его оттуда к встречам на семи небесах, где обитают пророки Адам, Нух (Ной), Ибрагим (Авраам), Муса (Моисей), Иса (Иисус) и сам Аллах (Бог). Концепция романа, осмысливающего феномен пророчества и авраа-мического монотеизма, противостоит конфронтации этносов и религий, утверждая согласие и мир на Земле. Этот роман фактически является переработанным и дополненным изданием двух предыдущих художественно-исследовательских трудов автора на религиозную тему, в частности, о суре Корана и Кораническом повествовании о пророке Мухаммеде: «Ибн Гасан. Суры Корана, расставленные по мере ниспослания пророку». (Подготовка текста, перевод, комментарии Ч. Гусейнова, Москва, «Три квадрата», 2002); «Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина». Кораническое повествование о пророке Мухаммеде (Москва, «Вагриус», 2003). В этом повествовании автор осмысливает наследие пророка Мухаммеда, творчески перерабатывает Коран, доказывая внутреннее единство авраамических религий. Писателем, который выпустил и собственный перевод Корана, двигало стремление объединить народы мира, добиться взаимопонимания между «религиями Книги», предотвращая непонимание на религиозной почве. Основанием для такого объединения становится не только кораническое богословие, но и мировоззрение русской религиозной философии (В. С. Соловьёв (1853-1900), П. Я. Чаадаев (1794-1856), А. С. Хомяков (1804-1860)) [4, с. 96]. В романе, раскрывающем тему гонений на пророка Мухаммеда при жизни, особым надсюжетным образованием становится комплекс этических
сз о со "О
1=1 А
—I
о
сз т; о m О от
З
ы о со
заповедей, которые пророк несёт арабскому миру. Стиль романа орнаментален, полон жанрово-стилистических перебивок, отрывочен: «Пророк вздрогнул, кувшин, полный воды, который он пригнул, чтоб совершить омовение, выпал из рук, <...> Это длилось всего лишь миг, и Мухаммед, воро-тясь из небошествия, успел удержать выпавший у него из рук кувшин - отсюда и заголовок всего повествования: Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина. И ещё города - Нью-Йорк, Иерусалим. И до слуха моего донеслось, оглушив меня: Джихад! Джихад!.. Постойте! - крикнул самоубийцам, которым казалось, что, убив себя, погубив ни в чём не повинных, попадут в рай» [5, с. 7]. Основанием для «магической» составляющей авторского стиля здесь становится священная книга Ислама и апокрифическое житие пророка.
В большинстве прозаических произведений Чингиза Гусейнова для художественной разработки, в основном используется фактологический материал, связанный с азербайджанской и восточной тематиками: современная, историческая, религиозная, мифическая, вымышленная и любая другая тема. Его проза отличается особенностью сочетания реальности и вымысла, объединяясь с современными литературными течениями в рамках орнаментального стиля, что позволяет определить их жанровое направление, как магический реализм. Творчество прозаика Ч. Гусейнова может быть отнесено к этому направлению по ряду показателей: наличие двойной реальности (первичной и скрытой), искажение жизненно-реального правдоподобия, субъективность и относительность времени, подмена взгляда образованного человека примитивным и непосредственным, мифо-логизм, отказ от психологического детерминизма, антиутопичность; наконец, «национальный, духовный, исторический опыт как мотивировка сюжетных ситуаций и характеров, как культурный контекст повествования» [6, с. 276].
Одна из первых исследователей творчества писателя Инга Фархатова обстоятельно анализируя его прозу, отмечает, что «характеры в романах Ч. Гусейнова изображены в манере, несколько непривычной для реалистического произведения -в стиле гротесковом, сказочно-мифологическом» [7, с. 5]. Также писатель намеренно отказывается от последовательного принципа повествования, выстраивая концентры сюжетных линий, перемежая диалоги с лирическими монологами, сон с явью. Уже первый его роман «Магомед, Мамед, Мамиш» имеет подзаголовок, размежёвывающий его с традициями реализма: «Роман со сновидениями, их разгадкой, с наивными символами, сказочным гротеском, сентиментальными отступлениями, с эпилогом, похожим на пролог» [8, с. 9].
Вместе с тем, проза Ч. Гусейнова тематически тесно взаимосвязана с современным ему развити-5 ем русской реалистической литературы. В его романах «Магомед, Мамед, Мамиш» и «Семейные еЗ тайны» поднимались злободневные вопросы кор-Ц рупции, местничества, падения нравов и разложе-
ния душ под влиянием тоталитаризма. По мнению И. Ф. Фархатовой, такие же злободневные проблемы раскрывались и «стали ведущим в произведениях Виктора Астафьева («Печальный детектив»), Чингиза Айтматова («И дольше века длится день.», «Плаха»), Валентина Распутина («Пожар») [7, с. 5]. В литературоведении советского периода это явление называли «шоковой терапией». Надо отметить, что начиная с первых романов, автор выходил за пределы узконациональной проблематики, поднимая общечеловеческие вопросы морали. Автор подходил к национальной действительности диалектично, раскрывая через взаимодействие характеров как положительные традиции и обычаи, например, взаимопомощь, взаимовыручка, ответственность за семьи, взаимная забота поколений, уважительное отношение к старшим, так и негативные стороны - клано-вость, кумовство, коррупция и т.д.
Последние годы Чингиз Гусейнов часто публикует на азербайджанском и русском языках небольшие эссе, под названием «Сны Каляма», составляющие пересказ снов мальчика-подростка, имя которого «Калям», что означает «Перо». Эти повествования - сновидения представляют собой отдельные законченные сюжеты, являясь самостоятельными художественными образцами, которые тесно связаны между собой общей тематикой и проблематикой. Исходя из этого, «Сны Каляма» можно назвать романом-эссе, в заголовке которого содержится жанровое указание произведения. Повествование о сновидениях - одна из традиционных жанровых форм прозы, восходящих к библейским видениям пророков. Текст романа-эссе пока не завершён, на глазах у читателей, время от времени, нанизываются автором новые миниатюрные жемчужины - сон за сном, в общее ожерелье произведения, с художественной огранкой более острых социально-политических проблем. Автор и в этом произведении остаётся верным своему творческому кредо, выступающим всегда в своём художественном творчестве критиком и разоблачителем социального зла, имеющегося в нашем обществе.
В «Снах Каляма» роль пера, как провозвестника божественной воли, особенно важна автору, для точного определения своей главной творческой задачи, ради которой он всю свою сознательную жизнь пишет «большую правду»: «Слово «калям» взято из Корана, и оно не обычное ученическое перо, оставляющее кляксы, а Перо Божественное, коим пишется большая правда, не угодная, кстати, ни верхам, в коих вселился сатанинский дух, ни низам, с их рабской природой» [9]. Произведение представляет собой характерное для постмодернистской поликультурной прозы сочетание отрывков различных жанров и аллюзий. Так, первый из снов, «Красноглазый ягнёнок», может быть рассмотрен как аллюзия на русскую народную сказку о сестрице Алёнушке и братце Иванушке. Стилистика описания снов то напоминает метафорический язык библейских пророков, то отсылает
к советским рассказам о Ленине («Мёртвые, как живые»), к жанру антиутопии («Перевёртышный год») или эротических описаний («Крепкий калям, или Бомба»).
Характерная черта прозы Чингиза Гусейнова -смешение стилей, лексических пластов, которые объединяются большей частью на основе единого ритма прозы: «Калям собрался с духом, тут вся родня, и мама, кто-то из родственников из Крепости, кажется, мамина троюродная сестра, иногда приходит сплетнями поделиться, кто с кем повздорил, как разрушают дома, собираются их тоже выселить, династия готовится обосноваться там одним, Тауэр или Виндзор, так сказать, и Сиявуш тут, и Бомба, с которой недавно было, и торжественно заявляет, что собирается, - понимая, что наносит обиду Бомбе, ни за что не простит ему такую измену, - жениться!» [9] В стиле автора очарование русским словом и его богатыми синтаксическими возможностями сочетаются со стремлением передать поток живой устной речи, которая оказывается, окрашена национальной эмоцией, колоритом, особой интонацией: «А вот старый Шайтан-базар, его тесные и шумные изгибы, смешались говоры, и ловит ухо слова тюркские, армянские, грузинские, русские, и много персов, есть и арабы; скоро весна, и с каждым днём жарче; прошёл под тёмными сводами караван-сарая, мимо лавок ремесленников, и выставлены на улице огромные медные казаны, грохот жестянщиков, и не заметил, как проскочил мимо (или прошёл насквозь?) каравана верблюдов: ведь не разминуться, навьючены громадными тюками, запрудили тесную улицу, вот-вот упрутся об стены, и рухнут своды» [10, с. 14].
При всей самобытности, романы Чингиза Гусейнова остаются во многом культурологическими исследованиями истории, ментальности, духовности, культуры азербайджанского народа - более, чем художественными произведениями; они нередко носят налёт эссеистики, что, тем не менее, не умаляет его значения в диалоге культур России и Азербайджана. Его прозу, скорее всего, надо расценивать, как наиболее последовательным художественным изложением азербайджанской реалии всецело, и ярким взаимополезным, взаимообогащающем примером в потенциальном развитии диалога культур и азербайджанско-русских литературных связей. Важно отметить, что Чингиз Гусейнов, единственный среди азербайджанских прозаиков-москвичей является профессиональным билингвом - двуязычным писателем, который пишет и на русском, и на азербайджанском, создавая авторские версии своей прозы на обоих языках.
Московские авторы-азербайджанцы отдали дань и прозе «жанровой» беллетристике - популярной литературе, традиционно квалифицируемой в рамках «массовой культуры». В этом «комбинированном» литературном направлении детективно-приключенческие и историко-
философские повести и романы Самида Агаева занимают особое место.
До серьёзной профессиональной литературной деятельности член Союза Писателей России (1996), лауреат премий В. Катаева (1996) и Правительства Москвы (2002), доцент кафедры литературного мастерства (1998) Самид Сахиб оглы Агаев (р. 1952) прошёл сложный, но насыщенный жизненный путь. В 1978 году переехал на постоянное жительство в столицу, работал он слесарем, сварщиком, шофёром, мастером автосервиса, а по завершению обучения в Московском Автомеханическом институте, инженером на заводе. В начале 1990-х годов, после развала Советского Союза, Самид создал собственный производственный кооператив, а затем стал директором частного предприятия, просуществовавшего без малого двадцать лет.
Набрав солидный жизненный опыт и «материал» для прозаических разработок, Самид Агаев в начале 1990-х годов активно начал заниматься писательским трудом, дебютировал повестью «Роман нелюбящих» в журнале «Юность», которой была присуждена премия им. В. Катаева. Отучившись у признанного мастера современной русской литературы, автора «Альтиста Данилова», бестселлера 80-х годов, профессора Владимира Орлова (1936-2014), в 1998 году Самид Ага-ев заочно окончил Литературный институт им. М. Горького и был оставлен в институте ассистентом кафедры, по рекомендации ректора, известного российского писателя и литературоведа, профессора Сергея Есина (р.1935), где успешно трудится и по сей день.
Самид Агаев автор более пятнадцати прозаических книг, выпущенных в разных издательствах Москвы. Его самые популярные произведения собраны в следующих изданиях: сборник повестей и рассказов «Лавка сновидений» (Москва, 1996); роман «Седьмой совершенный» (Москва, «Прес-сверк», 2001); роман «Ночь волка» (Москва, «ИП Стрельбицкий», 2005); роман «Правила одиночества» (Москва, «Время», 2007); роман «Хафиз и пленница Султана» (Москва, «Алгоритм», 2013); роман «Принцесса Лада и Султан» (Москва, «Алгоритм», 2014); роман «Девичья башня» (Москва, «Алгоритм», 2015) и др.
Талантливый писатель Самид Агаев в своих произведениях отдаёт предпочтение истинным человеческим ценностям и самоотверженной любви, верности и предательству, взаимоотношению мужчин и женщин; поэтому его герои всегда находятся в нравственном поиске («Ночь волка»). Прозаик не избегает и остросоциальных проблем - развал Советского Союза, в одночасье, всех советских граждан сделал иммигрантами - «пришельцами», «чужими» в современной России. Писатель ярко описывает конкретные реалии сегодняшнего экономического состояния страны, в частности, бизнеса; коррупция, криминальные разборки, погромы на национальной почве первейшие враги экономического роста и развития страны («Правила
сз о со "О
1=1 А
—I
о
сз т; о
т О
от
З
и о со
одиночества»). Всей прозе С. Агаева присущи динамичность и острота сюжета, тонкий юмор и глубокий психологический подтекст, а также непременный фольклорно-приключенческий восточный колорит.
В частности, московские русскоязычные азербайджанские прозаики в своих произведениях широко использовали и используют азербайджанский национальный колорит, восточный образ мышления, элементы литературного билингвизма, разноплановые национальные художественные приёмы, целый ряд восточных аксиологических ценностей и т.д. Именно по этим особенностям, их произведения расширяли и расширяют горизонты, обогащали и обогащают арсенал современной русской литературы.
Литература
1. Рустам Ибрагимбеков. «В командировке» [Электронный ресурс]. Режим доступа: http:// www.libros.am/book/read/id/251488/slug/v-komandirovke-1
2. Рустам Ибрагимбеков. «Храм воздуха». Журнал «Дружба народов». 2001. - № 8. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://magazines. russ.ru/druzhba/2001/8/ibrab-pr.html
3. Чингиз Гусейнов. «Нескончаемое письмо». Москва: «РИФ-РОЙ», 2006. - C. 184.
4. Видадова В.А. «Образ пророка Мухаммеда в романе Чингиза Гусейнова «Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина». Известия Уральского федерального университета. Серия 2. Гуманитарные науки. 2011. Т. 96.-№ 4.
5. Чингиз Гусейнов. «Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина». Кораническое повествование о пророке Мухаммеде. Москва: «Вагриус», 2003. - С. 511.
6. Кислицын К.Н. «Магический реализм». Журнал Московского Гуманитарного Университета. «Знание. Понимание. Умение» - № 1, Москва, 2011. - С. 274-277.
7. Фархатова И.Ф. «Характер и конфликт в романах Чингиза Гусейнова». Автореферат кандидата филологических наук. Махачкала, 1994. -С. 25.
8. Чингиз Гусейнов. «Освобождённый подтекст». Триптих. «Магомед, Мамед, Мамиш», «Семейные тайны», «Директория Igra». Москва, «Б. С. Г.-ПРЕСС», 2010. - С. 736.
9. Чингиз Гусейнов. «Сны Каляма» [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.contact.az/ books/sni_kalama_ru.htm
10. Чингиз Гусейнов. «Фатальный Фатали». Москва, «Книга», 1987. - С. 350.
some typological features of prose writers of Muscovite azerbaijanis
Bagirov A.IVI.,
MGIMO University, Ministry of Foreign Affairs of the Russian Federation
The subject of scientific research is the history of the formation and the current state of the Moscow Azerbaijani literary environment. For the first time there is a theoretical division of prose works of Moscow's Azerbaijani prose writers into three main areas: the first, the traditional direction of realism in its various variations - critical, "socialist", lyrical, confessional; the second direction is closely related to the literary current of "magical realism", which vividly expresses the national flavor in the Latin American associative-shaped literary style; the third is the new "combined" direction of popular literature, which includes historical-adventure, philosophical-detective, as well as real-modern "detective-countercultural" prose. The research, the results of which are reflected in this article, were carried out using such research methods as historical-typological and comparative-analytical.
The main conclusions of the study are typological qualifications of the peculiarities of prose of Moscow Azerbaijani writers. The article for the first time in Azerbaijani and Russian literary studies details the theoretical underpinnings of russian-speaking Moscow Azerbaijani writers on a concrete example from each qualifying group of one leading prose writer: Rustam Ibrahimbekov, Chingis Huseyn-ov, Samid Agayev. As well as the novelty of the study, the revealed obvious positive influences on their creativity in the Moscow literary and cultural environment can be regarded.
Keywords: muscovites-azerbaijanis, literary medium, magical realism, the combined direction of prose, azerbaijani literature, postmodernism in literature.
References
1. Rustam Ibragimbekov. "On a business trip" [Electronic resource]. Access Mode: http://www.libros.am/book/read/id/251488/ slug/v-komandirovke-1
2. Rustam Ibragimbekov. "Temple of the air." The magazine "Friendship of Peoples." 2001. - No. 8. [Electronic resource]. Access Mode: http://magazines.russ.ru/druzhba/2001/8/ibr-ab-pr.html
3. Chingiz Huseynov. "Endless letter." Moscow: RIF-ROY, 2006. -P. 184.
4. Vidadova V.A. ""The image of the prophet Muhammad in the novel by Chingiz Huseynov" Do not let water spill from an overturned jug. News of the Ural Federal University. Series 2. Humanities. 2011. V. 96. - No. 4.
5. Chingiz Huseynov. "Do not let water spill from the overturned jug. "The Quranic narrative of the Prophet Muhammad." Moscow: Vagrius, 2003. - P. 511.
6. Kislitsyn K.N. "Magical realism." Journal of Moscow University for the Humanities. Knowledge. Understanding. Skill. - No. 1, Moscow, 2011. - P. 274-277.
7. Farkhatova I.F. "Character and conflict in the novels of Chingiz Huseynov." Abstract of a candidate of philological sciences. Makhachkala, 1994. - P. 25.
8. Chingiz Huseynov. "Freed Subtext." Triptych. "Magomed, Ma-med, Mamish", "Family Secrets", "Igra Directory". Moscow, B.S.G.-PRESS, 2010. - P. 736.
9. Chingiz Huseynov. "Dreams of Kalyama" [Electronic resource]. Access Mode: http://www.contact.az/books/sni_kalama_ru.htm
10. Chingiz Huseynov. "Fatal Fatali." Moscow, The Book, 1987. -P. 350.
о с
u
