CC BY
96
УДК 94(47).073
Д. С. Дударев
НЕКОТОРЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ МЕМУАРНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ О «КАВКАЗСКИХ ПЛЕННИКАХ» И ПРОБЛЕМА РОССИЙСКОГО ОРИЕНТАЛИЗМА
В статье в контексте исследований по проблеме российского ориентализма на материалах мемуаров россиян, находившихся в плену у горцев во время военных действий в первой половине XIX в., рассматриваются некоторые черты этого феномена. Они заключаются в описании отдельными авторами образов горцев, характеризующихся доминированием отрицательных качеств и их гротескной подачей. С другой стороны, в дневниках
ряда «кавказских пленников» при наличии черт ориентализма присутствует динамика в сторону объективных характеристик горцев, которая свидетельствует о попытках более глубокого и объективного проникновения россиян в мир ментальности и культуры жителей гор.
Ключевые слова: российский ориентализм, дискурс, дегуманизм, концепция «благородного дикаря», пленопродавство, хадисы, горские комбатанты, равноценность Другого.
D. S. Dudarev
SOME WORKS OF MEMOIR LITERATURE OF «PRISONER OF THE CAUCASUS» AND THE PROBLEM OF RUSSIAN ORIENTALISM
The article is written in the context of research on the Russian orientalism, based on memoirs of Russians, who were held captive by the mountaineers during the war in the first half of the XIX c. The article studies some features of this phenomenon. They consist in the description of mountaineers' characters by the individual authors, characterized by the dominance of negative qualities and their grotesque presentation. On the other hand, the diaries of
В последнее десятилетие все больше историков-кавказоведов обращаются к актуальной проблеме ориентализма на Северном Кавказе. Истоки проблемы, как известно, восходят к работам американского историка палестинского происхождения Э. В. Саида [15]. Главным стержнем исследований в области ориентализма, как считает В. А. Захаров, стало изучение образа Востока в восприятии западных ученых и связей между этнографической наукой и имперской властью [8, с. 6]. Весьма рельефно эта проблема была поднята авторами известного учебного пособия по истории Северного Кавказа [16, с. 307-326]. Анализируя работы Э. Саида, ученые отмечают близость черт образов Востока и Кавказа,
some «prisoners of the Caucasus» besides the features of Orientalism include dynamics towards objective characteristics of the mountaineers, which testifies to the Russians' efforts of deeper and more objective penetration into the mentality and culture of these people.
Key words: Russian Orientalism, discourse, dehumanism, the concept of the «noble savage», slave trading, Hadith, Mountain combatants, the equivalence of the Other one.
созданных западными ориенталистами и проявляющихся в дегуманизме, пассивности и общей имиджевой негативности [16, с. 319]. По их мнению, и в произведениях русской классики (А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов), и в работах ряда дореволюционных историков и этнографов неоднократно встречается искусственный образ горцев как людей, исключительно склонных к грабежу и насилию. В лучшем случае, к некоторым горским деятелям, например, имаму Шамилю, было применимо понятие «благородного дикаря», перекочевавшее из западноевропейской публицистики [16, с. 310]. Влияние ориенталистского дискурса на современное кавказоведение видится авторам пособия в работах М. М. Блиева и
некоторых его последователей. По существу, с точки зрения этих авторов, «ориентализмом» можно считать подачу черт и свойств горцев в отрицательном ракурсе. Со своей стороны, В. А. Захаров обратился к теме ориентализма в связи с анализом произведений М. Ю. Лермонтова. Признавая его представителем русского ориентализма, ученый, тем не менее, отмечает, что к творчеству поэта стали обращаться все последующие писатели и поэты, для которых Восток и ислам были не враждебными понятиями (авт.) [8, с. 22-23]. Но если это так, то лермонтовский «ориентализм» далек от са-идовского. В. А. Захаров убедительно показал, что не творчески применять оценки, сделанные Э. Саидом, к области отношений между Россией и Северным Кавказом, невозможно. На тех же позициях стоят В. Б. Виноградов и И. Г. Черноусова, которые подвергли критике авторов названного пособия за копирование западнических «ориенталистских клише» [4]. Е. А. Казакова, описывая некоторые негативные горские реалии в творчестве А. С. Пушкина и М. Ю. Лермонтова, не пользуется вербальным инструментарием описания «ориентализма» (в русле подходов авторов указанного пособия) [12]. Проблема ориентализма является предметом исследований Д. С. Ткаченко, который, обратившись к одному из наиболее знаковых трудов по истории Северного Кавказа начала XIX в., принадлежащих перу Ю. Клапрота, показал (опираясь на работу Ч. Кинга), что творчество именно этого ученого, находившегося одно время на российской службе, во многом лежит в основе европоцентрического представления о горце как «благородном дикаре» [18, с. 235-236]. Как видим, проблема ориентализма и необходимость его изучения еще не вполне осознаны отечественными историками, а подходы исследователей и критиков проявлений этого феномена в российской исторической науке далеки от единства во взглядах на существо данного явления и происхождение его понятийного аппарата.
Важным источником для изучения проблемы ориентализма на Северном Кавказе является мемуарная литература, вышедшая из-под пера россиян, побывавших в плену у горцев в период военных действий на Кавказе в первой половине XIX в. [9]. Их трудные судьбы волновали иностранных путешественников того времени [17]. В последнее время
мемуары «кавказских пленников» находятся в центре внимания отечественных специалистов-кавказоведов - как историков, так и литературоведов [1; 2; 3; 6; и др.]. Нашей задачей является анализ некоторых характерных для раскрытия интересующей нас темы произведений указанного жанра, а также уточнение некоторых важных черт российского ориентализма.
Одним из наиболее выразительных его образцов являются переданные в сильно беллетризованной форме воспоминания капитана Несвицкого, служившего в гарнизоне крепости Анапа и оказавшегося в плену во время вылазки против немирных горцев. Они написаны Е. Новиковой-Зариной [13].
Весьма характерно, что описание персонажей-горцев дается автором ярко, контрастно, без полутонов. Горцы-мужчины рисуются в подавляющем большинстве случаев почти исключительно краской черного цвета: агрессивные, жестокие, жадные, бесчеловечные, уродливые. Показательны, например, те глаголы, а также эпитеты, которыми охарактеризованы действия первого хозяина капитана Несвицкого, старшины аула, нашедшего раненого офицера в лесу: «грубый (голос)», «сорвал», «обшаривал», «бесцеремонно». Когда Несвицкий смог рассмотреть этого человека вблизи, то он (вернее, его устами Новикова-Зарина) выразился так: «Что это за зверское было лицо!». Глаза «большие красные», напоминающие взгляд тигра, глубокий шрам поперек правой щеки и т. п. [13, с. 54]. Другой горец, Амаз-Гирей «дико засмеялся» (горцы у автора смеются так всегда), «все лицо его побагровело», он издал «неудержимый поток брани», к пленному часто обращаются со словами «поганый гяур». Это обращение вполне исторически достоверно (например, в кабардинском фольклоре есть выражение «поганые казаки») [11, с. 631]. Но оно употребляется от имени горцев в произведении Новиковой-За-риной гораздо чаще, чем это фиксируется в воспоминаниях других пленников, самостоятельно написавших свои мемуары [5; 10; 18]. Горцы-мужчины, проявляющие к пленнику сочувствие, единичны. Те из них, с кем возможно нормальное человеческое общение, порой представлены умственно отсталыми «аутсайдерами» (племянник хозяина Ахмет -«робкий, загнанный и забитый парень, которым помыкали все») [13, с. 59]. Не лучше вы-
глядят у Новиковой-Зариной и представители армянского населения, которым вменяется исключительно хитрость и продажность.
Мужчинам-горцам противопоставляются горские девушки, особенно две из них -Алиса и Ася - которые являются воплощением доброты, гуманизма и внешнего совершенства. Одна из них - Алиса (возможно, ее настоящее имя Аиссе), именуется Несвицким весьма характерно - «доброй дикаркой» (это словосочетание побуждает вспомнить вышеупомянутую концепцию, исходящую от Ю. Клапрота). Ее описание строится на контрасте с внешностью старухи-лекарки, ухаживавшей за Несвицким. Алиса высока и стройна, изысканно и чисто одета и обута, ее красота дополняется бусами, монистами, жемчугами и пр. У девушки пышная грудь, что укладывается в тогдашние «европейские» понятия о красоте, но никак не соответствует адыгским: девушки-черкешенки носили тесные корсеты, которые не позволяли груди развиваться; идеалом была как раз небольшая грудь [14, с. 164-165]. Лекарка же, в противоположность девушке, безобразна и крайне неопрятна: костлявые руки, жесткие седые волосы, на голове - грязный лоскут вместо платка, рваный, засаленный бешмет и т. п. Так же отвратительна и старая жена одного из хозяев Несвицкого - «всегда пьяная, ворчливая, злая, безобразная старуха». Она беспрестанно мучила пленника, издеваясь и над его внешностью. Старые женщины все без исключения пьют и курят трубку, жуют табак [13, с. 52]. И то, и другое было запрещено наибом Мухаммедом Амином по приказу имама Шамиля. Но далеко не все его постановления выполнялись, вызывая протест у адыгов, которые всячески сопротивлялись политике шариа-тизации. Можно видеть в таком поведении приверженность доисламским нормам. Но мы не можем исключить и то, что подобное описание бытовых норм адыгских женщин, наряду с тем, что было сказано о мужской части черкесов, есть некое преувеличение автора, желавшего подчеркнуть негатив в характеристике горцев. Отмечается, что за малейший проступок мужья могут убить их («сразу один конец: «секир башка» или мешок да в воду» [13, с. 52]. Положение мусульманских женщин-горянок было действительно нелегким. Тем не менее, оно обусловлено шариатом, по которому женщина имеет определенные
права, а жизнь ее не в такой степени подвержена произволу мужа, как это изображает Е. Новикова-Зарина. Свидетельства российских и зарубежных авторов первой половины XIX в. не фиксируют столь необоснованно сурового обращения с женщиной, которое, между тем, могло вызвать и месть со стороны ее родственников. По словам Несвицкого, «все молодые черкешенки без исключения добры и жалостливы к пленным... бывали... случаи, что с опасностью для жизни они выпускали пленных на свободу» [13, с. 53]. Полагаем, что это отчасти своеобразный миф, идущий от традиции, заложенной в «Кавказском пленнике» А. С. Пушкина. В основу сюжета этой поэмы, как полагают некоторые краеведы, был положен реальный рассказ старого казака [2, с. 91]. Сочувствие некоторых молодых горянок к пленным, действительно, имело место и подтверждено документально в мемуарах, написанных самими пленниками (Н. Волконский, Ф. Ф. Торнау) [5; с. 19]. Нельзя не вспомнить здесь и рассказ Л. Н. Толстого «Кавказский пленник», в котором он описывает проявление «любви-жалости», «любви-сочувствия» девочки-горянки Дины к пленному Жилину [2, с. 101]. Вряд ли все это вымыслы гениев русской и мировой литературы - некие чисто художественные образы. Они имеют глубоко символический, гуманистический характер и демонстрируют общечеловеческий пласт отношений, который неподвластен войнам, этническим, конфессиональным, циви-лизационным отличиям и т. п.
Но массовость указанного сочувствия вызывает сомнения. Если так много было горских девушек, сочувствующих пленным, почему потом из них вырастали женщины, воспитавшие своих сыновей в духе негативного отношения к пленным? Ведь за воспитание ребенка в исламских традициях отвечает прежде всего мать [20, с. 42-46]. Недаром в одном из достоверных хадисов пророка ислама Мухаммада говорится: «Рай находится под ногами ваших матерей». А другой гласит: «Аллах запретил вам непослушание, непочтение и черствость по отношению к вашим матерям» (хадис от Аль Мугиры // Сахих аль-Бухари и Муслим) [21]. Новикова-Зарина весьма живописно повествует об издевательствах горских подростков, ничем не ограниченных в своих действиях, над пленными [13, с. 60]. Но если эту малоизвестную писательницу можно за-
подозрить в тенденциозности, то вряд ли в том же самом можно винить замечательного гуманиста А. С. Пушкина, который, говоря об ужасном содержании пленников, пишет, что черкесы приставляют «к ним для стражи мальчишек, которые за одно слово вправе их изрубить своими детскими шашками» [2, с. 91].
В то же время нужно в целом признать, что описание горцев Новиковой-Зариной является яркой иллюстрацией традиции российского «ориентализма», который проявляется, на наш взгляд, именно в том, что в характеристиках горцев гротескно подчеркиваются и доминируют отрицательные качества, причем для их описания используется определенный набор глаголов и эпитетов, который призван вербально усилить отрицательное впечатление от поведения представителей немирного северокавказского населения, которое, чаще всего, наделено негативными чертами. В работе присутствуют отрицательные этнические стереотипы и по отношению к другим народам Кавказа (армяне). Отсутствие взвешенно-объективного в целом отношения к противоборствующей стороне, особенно к горским комбатантам, которые фактически являются своеобразными олицетворителями «сил зла» - это наиболее сущностная сторона «ориентализма», относящаяся еще к временам возникновения его корней в древности и средние века [7].
Ограниченные рамки статьи не позволяют подробно рассматривать мемуары других «кавказских пленников». Если постараться обобщить итоги нашего анализа наиболее интересных из них (Н. Волконский, Ф. Ф. Тор-нау княгини Чавчавадзе и Орбелиани) [5; 9; 10], то нужно сказать, что пережитое пленными более или менее длительное погружение в местную обстановку в ряде случаев приводило к все большему и лучшему проникновению ими в черты характера и мировосприятия тех или иных исторических деятелей (имам Шамиль, круг его родственников и сподвижни-
ков) и простых горцев. Их портреты описаны колоритно, порой даже красочно, с подчеркиванием достоинств, но и одновременно с применением всего спектра красок, среди которых находится место и темным. Горское общество и отдельные его члены чаще всего рассматриваются с «общечеловеческих» позиций, а отношения между людьми - в их сложностях и противоречиях, без тени уничижения или иронии со стороны «более цивилизованного» наблюдателя. Характеристики горцев, данные Ф. Ф. Торнау, в основе своей уважительны, несмотря на перенесенные им мучения. Он отдает должное их качествам: храбрости, скромности, воинственности, не скрывая отрицательных свойств отдельных горцев или сложных сторон исторического быта (пленопродавство и т.п.). Вершиной суждений Торнау об адыгах является его известное: «Не оправдывая черкесов ... я не буду и строго судить их» [19, с. 179].
Горский мир в глазах Е. Вердеревско-го, изложившего воспоминания грузинских княгинь во вполне ориенталистских традициях, наделен враждебными чертами, выливающимися прежде всего в конфессиональное противостояние. Но его представители уже рассматриваются как Божьи создания [10, с. 294], что чрезвычайно важно для фиксации определенного, и весьма важного, этапа в процессе постепенного и нелегкого признания равноценности Другого, т. е. горцев, постепенного изживания в будущем ориен-талистских оценок. Это признание, которое начало свершаться еще в XIX в., достигло своей вершины в XX в., когда Россия (к тому времени уже СССР) сыграла громадную роль в приобщении горских народов к ценностям мировой культуры. Так, постепенно мир России и мир горцев, интегрируя и все больше проникая друг в друга, становились единым целым и шли к главной цели - сотрудничеству и взаимному уважению.
Литература
1. Великая Н. Н. Пленные славяне в горах Северо-Западного Кавказа // Мир славян Северного Кавказа. Вып. 7. / научный редактор, сост. О. В. Матвеев. Краснодар: Эдви, 2013. С. 84-91.
2. Великая Н. Н., Белецкая Е. М. Казаки Северо-Восточного Кавказа и их соседи в дореволюционном прошлом (по историческим, фольклорным и литературным источникам). Армавир: АГПА, 2014. 232 с.
3. Великая Н. Н. Причины нахождения россиян в среде горцев Северо-Восточного Кавказа (первая половина XIX века) // Кавказский сборник. Т. 9(41). М.: Русская панорама, 2015. С. 90-101.
4. Виноградов В. Б., Черноусова И. Г. М. Ю. Лермонтов: «Как сладкую песню Отчизны моей люблю я Кавказ» (фарс «ориенталистских клише») // Историческое регионоведение Северного Кавказа - вузу и школе (Материалы научно-педагогического семинара). М. - Армавир: АГПИ, 2008. С. 33-37.
5. Волконский Н. Семь лет в плену у горцев (1849-1856). Очерки политического и домашнего быта кавказских горцев // В плену у горцев. Вып. 4. Нальчик: Издательство М. и В. Котляровых (ООО «Полиграфсервис и Т»), 2011. С. 3-67.
6. Дударев С. Л., Дударев Д. С., Ктиторов О. В., Цыбульникова А. А. Проблемы интеграции этнических сообществ в состав Российского государства и пути их решения (на примере Северного Кавказа): монография. Армавир: Дизайн-студия Б, 2014. 252 с.
7. «Деяния франков и прочих иерусалимцев». Перевод на русский язык и комментарий: учебно-методическое пособие / Мякин Т. Г., Пиков Г. Г., Портных В. Л. Новосибирск: Новосибирский государственный ун-т, 2010. 251 с.
8. Захаров В. А. Ориентализм Эдварда Саида и восприятие Востока в лермонтовскую эпоху. Пятигорск: Государственный музей-заповедник М. Ю. Лермонтова, 2008. 23 с.
9. Кавказ: В плену у горцев. Нальчик: Издательство М. и В. Котляровых (OOO «Полиграфсервис и Т»), 2013. Вып. 13. Т. 1. 320 с.
10. Кавказ: В плену у горцев. Нальчик: Издательство М. и В. Котляровых (OOO «Полиграфсервис и Т»), 2013. Вып. 13. Т. 2. 400 с.
11. Кажаров В. Х. Избранные труды по истории и этнографии адыгов. Нальчик: ООО «Печатный двор», 2014. 904 с.
12. Казакова Е. А. Сравнительный анализ русских образов Кавказа и кавказских образов России первой половины XIX века (электронный ресурс) // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики Тамбов: Грамота, 2015. № 1 (51): в 2 ч. Ч. II. C. 80-87.
13. Новикова-Зарина Е. Одиннадцать месяцев в плену у черкесов // В плену у горцев. Вып. 3. Нальчик: Издательство М. и В. Котляровых (ООО «Полиграфсервис и Т»), 2011. С. 32-91.
14. Резникова Е. Г. Традиционная женская одежда в свадебной обрядности адыгов // Археология, этнография и краеведение Северного Кавказа. Материалы XX Всероссийской научно-практической конференции. Армавир: АГПИ, 2014.
15. Саид Э. В. Ориентализм. Западные концепции Востока. СПб.: Русский мир, 2006. 638 с.
16. Северный Кавказ в составе Российской империи» / отв. ред. В. О. Бобровников, И. Л. Бабич. М.: Новое литературное обозрение, 2006. 460 с.
17. Тахо-Годи М. А. Кавказ и «кавказские пленники» глазами путешественников начала XIX в. (Ксавье де Местр и Фредерика Фрейганг) [Электронный ресурс]. URL: http://www.darial-online. ru/2001_1/taxogo.shtml (Дата обращения: 10.11.2011).
18. Ткаченко Д. С. Становление российского ориентализма в контексте Кавказской войны // Кавказский сборник. Т.9(41) / под ред. В. В. Дегоева. М.: НП ИД «Русская панорама», 2015. С. 235-236.
19. Торнау Ф. Ф. Воспоминания кавказского офицера. М.: АИРО-ХХ, 2000. 368 с.
20. Торчинов Е. А. Религии мира. Опыт запредельного. СПб.: Центр «Петербургское Востоковедение», 1998. С. 42-46.
21. Семья - хадисы - хадисы - библиотека. Персональный сайт. URL: http://waytoislam.ucoz.ru/ load/7-1-0-14 (Дата обращения: 24.01.2016).
