CC BY
47
гоях общества. Более привлекательной является идея социального и культурного бессмертия человека. В этой связи можно вспомнить известные слова А.С. Пушкина: «Нет, весь я не умру! Душа в заветной лире мой прах переживет и смерти убежит». Эта идея плодотворна по отношению к обществам, в которых хранятся и востре-буются культурные традиции прошлого.
Список литературы
1 Борзенков В.Г. Жизнь и ценности. К обоснованию современного натурализма //Жизнь как ценность. М.,2000.
2 Фромм Э. Духовная сущность человека. Способность к добру и злу. Гл.6. Свобода, детерминизм, альтернативность // Философские науки. 1990. №8.
3 Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М.,1999.
4 Шелер М. Положение человека в Космосе // Проблема человека в западной философии. М.,1988.
5 Визгин В.П. Жизнь и ценность: опыт Ницше //Жизнь как ценность.
6 Швейцер А. Культура и этика. - М.,1973.
7 Платон. Государство //Платон: собр. соч.: в 4 т. Т.3. М.,1999.
8 Кирсберг И.В. Ценности жизни в Ветхом Завете // Жизнь как ценность.
9 Бердяев Н.А. Смысл истории. М.,1990.
10 Манетти Дж. Трактат «О достоинстве и превосходстве человека» //Итальянский гуманизм эпохи Возрождения. Саратов,1988.
11 Конев В.А. Онтологические особенности мира человека. Самара, 2003.
12 Русские космисты: Антология философской мысли. М.,1993.
А.В. Чарыков
Уральская государственная юридическая академия, Екатеринбург
УДК 343.132
НЕКОТОРЫЕ ПРОБЛЕМЫ УЧАСТИЯ
СПЕЦИАЛИСТА В ПРОВЕДЕНИИ ОСМОТРА МЕСТА ПРОИСШЕСТВИЯ
Аннотация
В статье рассматривается проблема безличия предоставляемых специалистом в ходе осмотра места происшествия сведений, а также вопрос об отсутствии фактической возможности привлечения специалиста к ответственности за предоставление заведомо ложных сведений.
Ключевые слова: специальные знания, специалист, осмотр места происшествия, ответственность.
A.V. Charykov Ural State Law Academy, Yekaterinburg
SOME PROBLEMS OF EXPERT PARTICIPATION IN ON-SITE INSPECTION PROCEDURE
Abstract
The article describes the problem of impersonality of information provided by an expert in the course of on-site inspection as well as the issue of absence of possibility to hold an expert liable for providing deliberate misrepresentations.
Index terms: expertise, expert, on-site inspection, liability.
Одним из основополагающих процессуальных действий, обеспечивающих перспективность расследования любого уголовного дела, является осмотр. И если, например, ценность осмотра места происшествия для тактических целей вполне очевидна, то о его доказательственном значении речь идет далеко не всегда. Как правило, протокол осмотра места происшествия фиксирует одно из обстоятельств, подлежащих доказыванию, это место преступления. И здесь, казалось бы, нет нужды утруждать субъекта доказывания излишними сложностями.
Федеральным законом от 04.03.2013 № 23-ФЗ в ч. 2 ст. 176 УПК РФ помимо осмотра места происшествия в перечень следственных действий, проводимых до возбуждения уголовного дела, были добавлены осмотр документов и предметов. И в этом есть своя логика.
Спустя даже недолгое время вернуться к осмотру объектов из обстановки преступления, можно сказать, уже невозможно. Поэтому сведения, содержащиеся в оставленных на месте преступления следах, должны фиксироваться и «сниматься» сразу по прибытии. В этом особенность данного доказательства. Оно всегда опосредованно передает нам сведения о фактах прошлого, превращаясь лишь в протокол, в тех случаях, когда невозможно будет обратиться напрямую к объекту носителю данных сведений. В то время как, например, свидетеля можно допрашивать бесконечное количество раз.
Возьмем за основу гипотезу, поддерживаемую большинством процессуалистов, что фактическая основа любого доказательства представляет собой триединство [1, 126].
Например, это объект - носитель, сведения, форма [2,81]. Сведения содержатся в объектах - носителях по причине всеобщего качества материи - отражения. Форму им придает субъект доказывания, ориентируясь на закон. Носителями сведений в ходе осмотра места происшествия выступают, в частности, предметы обстановки осмотра, то есть окружающая действительность. Но перед этим они должны быть найдены и, как следствие, отражены наивысшей формой материи - человеческим мозгом. На данном этапе познания необходимо обратить внимание на специалистов, участвующих в следственном действии.
Традиционно считается, что в ходе познания по уголовному делу субъект доказывания получает сведения от носителей информации, буквально отражая их в своем сознании, после чего переносит таковые в процессуальную форму [3, 12-23]. В перечень носителей
информации входят свидетели, вещественные доказательства, а также показания и заключения экспертов и специалистов. При этом подчеркивается такой характер познания по уголовному делу как его ретроспектив-ность, т.е. направленность в прошлое.
Во-первых, видится, что разделение носителей информации по такому признаку, как время, произошедшего отражения следа должно быть вполне очевидным, и смешение в одну группу сведений, поступающих от специалиста, со сведениями, извлекаемыми из обстановки осмотра, выглядит нелогично. Во-вторых, искомые сведения могут носить признаки специального знания, а значит, либо не совсем полно и верно отражаться в сознании субъекта доказывания, либо быть полностью недоступны ему.
Лаконичнее и вернее схема познания в ходе осмотра места происшествия с привлечением специалиста должна выглядеть так: на первом этапе сведения прошедшего события отражаются на предметах обстановки, на втором - в сознании специалиста, на третьем - в сознании субъекта доказывания.
Проблема видится в том случае, когда облеченные в форму сведения теряют своего второго отражающего субъекта (специалиста), действия которого могут быть не зафиксированы в протоколе осмотра. В нормах УПК РФ презюмируется, что следователи умеют пользоваться дактилопленкой, изготовлять гипсовые слепки, высвечивать следы крови люминолом, а специалист им в этом «содействует».
Таким образом, сведения оказываются собранными только субъектом доказывания, что влечет за собой «безличие» участвующих в следственном действии специалистов.
Взглянем на эту проблему в разрезе правоприменения. Рассмотрим, например, как поступали следователи в конце XIX - начале XX века. Устав уголовного судопроизводства 1864 г. (УУС) не знал процессуальной фигуры специалиста, но конкретизировал сведущих людей вообще и врачей, участвовавших как в экспертизах, так и в следственных действия. Согласно ст. 315 УУС «осмотры» и «освидетельствования» проводились следователем. Либо, после первоначального осмотра объекта следователем и на основании его прямого указания «осмотры» (прообраз сегодняшней экспертизы) проводились сведущим лицом с составлением соответствующего персонального процессуального документа за подписью сведущего лица.
Тем не менее, есть основания полагать, что в связи с таким состоянием дореволюционного законодательства имела место некая апатичность следователя в поиске сведений, выходящих за пределы его собственных знаний. По замечанию современника, «некоторые следователи, предпринимая тот или иной осмотр, не столько заботятся о том, чтоб обнаружить в данной вещи все еле уловимые следы и признаки преступления, сколько о том, чтобы ни под каким видом, хотя бы невзначай, не превратиться в экспертов. Через это, далее, такие следователи сознательно не хотят смотреть на то, что несомненно видно и видят то, на что смотреть совсем не стоит»[4, 88].
Хотя присутствие сведущих людей вообще при производстве следственного действия дозволялось, о чем можно судить из ст. 319, 336, 468 УУС и комментариев к ним [5, 696, 717, 842], но действия при этом сведущих лиц по фиксации сведений в отличие от проведения экспертизы детализировать было не обязательно.
Поэтому, однако, методологически интересным в дореволюционном законодательстве нам кажется про-
цедура проведения экспертизы трупа («осмотр через врачей»). Во время проведения такого исследования могло составляться три процессуальных документа:
1) протокол следователя, содержащий описание действий врача от лица следователя и подписываемый следователем, врачом и иным присутствующими лицами.
2) протокол врача, т.е. описание действий в ходе «осмотра» от лица врача, также подписывался всеми участниками этого процессуального действия [5,721].
2) заключение врача (visum repertum), состоящее из введения, исторической части, мнения и заключения [6], подписывалось единолично врачом, проводившим исследование.
Методологическое значение здесь видится такое: во-первых, действия сведущего лица по добыче сведений в любом следственном действии должны протоколироваться, в том числе чтобы он всегда мог понести за них ответственность; во-вторых, все действия сведущего лица должны быть производными от воли следователя.
Взглянем, как поступает следователь сегодня. В ходе осмотра места происшествия он вместе со специалистом описывает и/или изымает (право такое имеется в ч. 3 ст. 177 УПК РФ) объекты, содержащие те или иные сведения, и, может быть, отправляет их для проведения предварительных исследований или экспертизы. Несомненно, правовая наука сделала большой шаг вперед, выделив процессуальную фигуру специалиста в следственном действии, но несправедливо забыла о фиксации его действий и, как следствие, ответственности за эти действия.
Во-первых, необходимо найти и изъять объект, свойства которого относимы к специальным знаниям, и также сделать это законно. У суда всегда вполне обоснованно могут возникнуть вопросы: кто, когда и где обнаружил те или иные сведения. Согласно действующим нормам УПК РФ специалист «содействует» в поиске и фиксации сведений. Фактически он остается «тенью» следователя, и какие действия проводил конкретно специалист в ходе осмотра места происшествия, может остаться для суда тайной, так как уголовно процессуальный закон не обязывает специалиста подобно п. 3 ч. 2 ст. 25.8. КоАП РФ «удостоверить своей подписью факт совершения указанных действий, их содержание и результаты».
Во-вторых, если объект все-таки не изымается (например, такое сделать невозможно), его требуется описать. И суть проблемы вытекает из вышесказанного о безличии предоставляемых в протоколе сведений. Если сведения, данные в описании, несут в себе признаки специальных знаний, то суд должен быть уверен, что их автор - сведущее в проблеме лицо (специалист). Иначе доказательственное значение таких сведений сводится к нулю.
В-третьих, количество специалистов, участвовавших в следственном действии, может быть больше одного. Фактически их число не ограничено, на месте осмотра места происшествия может работать целая криминалистическая лаборатория, хотя ч. 1 ст. 168 УПК РФ некорректно говорит о специалисте в единственном числе. В то время как следователь может быть один, проблема обезличенности проведенных специалистами действий только усугубляется, и доказательственное значение полученных таким способом сведений вновь под вопросом.
Можно составить протокол осмотра так, что действия специалиста будут ясно выражены, и в случае
недоброкачественности сведений вину конкретных лиц можно будет доказать. Можно, но не обязательно.
Согласно норме действующего закона, а именно ч. 2. ст. 180 УПК РФ, «в протоколах описываются все действия следователя, а также все обнаруженное при осмотре и (или) освидетельствовании в той последовательности, в какой производились осмотр и освидетельствование, и в том виде, в каком обнаруженное наблюдалось в момент осмотра и освидетельствования».
В соответствии с ч. 3 ст. 177 УПК РФ «если для производства такого осмотра требуется продолжительное время или осмотр на месте затруднен, то предметы должны быть изъяты, упакованы, опечатаны, заверены подписью следователя на месте осмотра».
Часть 5 ст. 164 УПК РФ гласит: «...Если в производстве следственного действия участвует потерпевший, свидетель, специалист, эксперт или переводчик, то он также предупреждается об ответственности, предусмотренной статьями 307 и 308 Уголовного кодекса Российской Федерации».
Ни в какой из норм действующего УК РФ мы не найдем ответственности специалиста за предоставление подложных, ошибочных сведений при проведении следственного действия. Хотя, например, Федеральным законом от 29.11.2012 № 207-ФЗ в ст. 303 УК РФ добавлена ч. 4 (фальсификация результатов ОРД), закрепляющая ответственность лица, уполномоченного на проведение оперативно-розыскных мероприятий.
Мы полагаем, что в случаях, когда в УПК РФ отсутствует строгий императив, подкрепленный уголовной ответственностью, всегда создается задел для злоупотреблений или ошибок. В моментах доказывания этого допускать никак нельзя. Если в законе не существует императива, не существует и государственного доказывания. Как следствие, не существует формализованных доказательств, на которые всегда опирается обвинение. Одна из причин - это наличие более активной, чем в УПК РСФСР 1960 г., стороны защиты. Именно ей необходимо оставить все «может быть» и доказательства неформализованные (ст. 84 УПК РФ). Видимо, таким же образом необходимо понимать и смысл нововведения ч.1.2. ст. 144 УПК РФ (в ред. закона от 04.03.2013 № 23-ФЗ): «Полученные в ходе проверки сообщения о преступлении сведения могут быть использованы в качестве доказательств при условии соблюдения положений статей 75 и 89 настоящего Кодекса».
Но, возвращаясь к нашей проблеме, представим себе ситуацию, когда специалист в ходе допроса в суде не подтвердит сбор или фиксацию им неких сведений (недоброкачественность которых есть основания предполагать) в ходе осмотра. Понятые были заменены средствами видеофиксации, не отразившими сбор сведений, так как применялись они этим же специалистом. В таком случае допросить суду больше некого. Доказать вину специалиста невозможно, если он не удостоверил своей подписью факт совершения им конкретных действий. Ответственным лицом остается следователь, проводивший следственное действие, и осмотр как доказательство нивелируется в неподтвержденной части.
Пример решения проблемы, пусть и не идеальный, можно обнаружить в УПК Республики Казахстан. Возможно, это единственный кодекс на просторах СНГ, продолжающий свое логичное поступательное развитие на базе УПК советского образца.
Согласно ч. 2 ст. 84 УПК РК специалист вправе «в рамках следственного или судебного действия проводить не приводящее к полному или частичному уничтожению объектов либо изменению их внешнего вида
или основных свойств исследование, за исключением сравнительных, материалов дела, кроме случаев, предусмотренных частью 1-1 настоящей статьи (имеется в виду дача самостоятельного письменного заключения. прим. автора), с отражением его хода и результатов в протоколе либо в официальном документе, приобщаемом к уголовному делу в порядке, предусмотренном частью восьмой статьи 203 настоящего Кодекса»[7].
Статья 133.1 УПК РСФСР, введенная в 1966 г., содержала лояльную по отношению к специалисту норму, согласно которой он «вправе делать подлежащие занесению в протокол заявления, связанные с обнаружением, закреплением и изъятием доказательств». Вправе, но не обязан.
Вне всяких сомнений, согласимся, что «основная задача сведущих лиц на стадии возбуждения уголовного дела сводится к обеспечению в дальнейшем качественного и конструктивного расследования»[8; 9]. Но коль скоро мы ведем речь о следственном действии, то в центре внимания должно оказываться его доказательственное значение. Ведь очевидна некая связь - следственное действие влечет за собой доказательство и именно для той цели вводится в УПК.
Зададимся вопросом, зачем специалисту быть процессуальной фигурой? Может быть, подобно оперативному работнику или участковому уполномоченному его место в других НПА, но не в УПК РФ? Мы полагаем, что специалист должен быть «прозрачным» участником процесса доказывания, но, само собой, не его субъектом.
В Приказе МВД РФ от 20.06.1996 № 334 (ныне недействующем) «Об утверждении Инструкции по организации взаимодействия подразделений и служб органов внутренних дел в расследовании и раскрытии преступлений», например, перечислены взаимные действия следователя и специалиста следующим образом. Специалист-криминалист согласно п. 2.4.2 содействует полному и правильному отражению в протоколе осмотра полученной криминалистической информации, а также данных о применении криминалистических средств и методов.
Следователь согласно п. 2.2.5 несет персональную ответственность за качество, полноту и результативность осмотра, применения криминалистических средств и методов, сбор, упаковку и сохранность изъятых следов и иных вещественных доказательств.
Кроме того, п. 64 «Наставления по организации экспертно-криминалистической деятельности» (утв. Приказом МВД России от 11.01.2009) раскрывает основные формы участия сотрудников экспертно-крими-налистических подразделений в качестве специалистов в производстве процессуальных действий. К ним относятся, в частности, содействие в обнаружении, закреплении и изъятии следов, веществ и предметов, дача разъяснений по вопросам, входящим в профессиональную компетенцию специалиста, и прочие, не получившие расширительного толкования, обязанности специалиста, скопированные из норм УПК РФ.
Локальные нормативные акты не детализируют разделения ответственности между специалистом и следователем, никак не способствуют прояснению ситуации. Во-первых, потому что это не совсем их сфера регулирования, во-вторых, потому что нет конкретики в вышестоящем нормативном акте, т.е. УПК РФ.
Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 21.12.2010 № 28 «О судебной экспертизе по уголовным делам» в п. 21 лишь разъясняет, что «специалист, участвовавший в производстве какого-либо следственного действия, при необходимости может быть допрошен в
судебном заседании об обстоятельствах его производства в качестве свидетеля».
С одной стороны, специалист предоставляет следователю только сведения тактического характера, за фальсификацию которых уголовной ответственности нет и быть не может по определению. Но с другой - все меняется, когда эти сведения приобретают процессуальную форму, становятся частью доказательства, превращаются в осмотры, выемки, освидетельствования, вещественные доказательства. В итоге мы видим, что специалист юридически безнаказан.
Данная проблема упоминается в литературе. Так, например, предлагалось ч. 4 ст. 58 УПК РФ (специалист не в праве) изложить в следующей редакции: «Умышленно скрывать или уничтожать следы, предметы, которые могли бы иметь значение доказательств, а также давать заведомо ложные консультации, пояснения и советы» [9].
Кроме того, в литературе встречается мнение, согласно которому, если во время осмотра места происшествия специалист обнаруживает некие объекты, исследование которых необходимо расследованию, то затем в соответствии со ст. 80 УПК РФ он получает соответствующие вопросы от лица, производящего осмотр, проводит предварительное исследование и сообщает о его результатах в виде отдельного заключения [10].
Такой способ не совсем соответствует тактическим задачам столь оперативного следственного действия в частности и непригоден для расследования в целом, так как решает проблемы скорее содержания, чем формы. Ведь ответственности за дачу заведомо ложного заключения специалист пока еще не несет.
Еще в 1968 году Н.А. Селиванов отметил, что установление уголовной ответственности специалиста является правовой гарантией точности сообщаемых им справочных сведений и результатов технической помощи, оказываемой следователю [11,117].
С момента высказывания прошло 55 лет. Уже принят новый УПК, наука и техника неудержимо движутся вперед, ежедневно вовлекая специалистов в деятельность по уголовно-процессуальному доказыванию, а нормы, обеспечивающие ответственность специалиста за его действия, все еще не полноценны, что и было и показано выше.
В связи с этим предлагается изложить ч. 1 ст. 307 УК РФ в следующей редакции: «Заведомо ложные показание свидетеля, потерпевшего либо заключение или показание эксперта, показание специалиста, а равно предоставление специалистом в ходе следственного или судебного действия заведомо ложных сведений, в том числе заведомо неправильный перевод в суде либо при производстве предварительного расследования».
Изложить в следующей редакции ч. 2 ст. 180 УПК РФ: «В протоколах описываются все действия следователя и специалиста, а также все обнаруженные при осмотре и (или) освидетельствовании сведения, имеющие значение для расследования уголовного дела, в той последовательности, в какой производились осмотр и освидетельствование, и в том виде, в каком обнаруженное наблюдалось в момент осмотра и освидетельствования.
Изложить ч. 3 ст. 168 УПК РФ в следующей редакции: «Специалист обязан удостоверить своей подписью содержание и результаты совершенных им действий по обнаружению, закреплению и изъятию сведений, имеющих значение для расследования уголовного дела».
Изложить в следующей редакции ст. 58 УПК РФ:
4. Специалист не вправе:
1) предоставлять в ходе процессуального действия заведомо ложные сведения;
2) разглашать данные предварительного расследования, ставшие ему известными в связи с участием в производстве по уголовному делу в качестве специалиста, если он был об этом заранее предупрежден в порядке, установленном статьей 161 настоящего Кодекса;
3) уклоняться от явки по вызовам дознавателя, следователя или в суд.
5. За предоставление в ходе процессуального действия заведомо ложных сведений и разглашение данных предварительного расследования специалист несет ответственность в соответствии со статьями 307 и 310 Уголовного кодекса Российской Федерации».
Список литературы
1 Эйсман А.А. Заключение эксперта. Структура и научное обоснование. М.: Юрид. лит., 1967. С. 152.
2 Давлетов А.А. Основы уголовно-процессуального познания. Екатеринбург: Изд-во Гуманитарного ун-та, 1998. С. 191.
3 Шейфер С.А. Следственные действия. Основания, процессуальный порядок, и доказательственное значение. Самара: Самарский университет, 2004. С. 191
4 Бразоль Б.Л. Очерки по следственной части. История. Практика. Петроград: Гос. Тип., 1916. С. 215
5 Устав уголовного судопроизводства. Систематический комментарий /под ред. М.Н. Гернета. Вып. III. М.: типография А.И. Мамонтова, 1914. С. 368
6 URL: http://civil.consultant.ru/reprint/books/220/319.html (дата обращения 18.10.2013).
7 Уголовно-процессуальный кодекс Республики Казахстан от 13.12.1997 года № 206-I (ред. от 04.07.2013 г.). URL:http:// online.zakon.kz/Document/?doc_id=1008442 (дата обращения 18.10.2013).
8 Вдовцев П.В. Неотложные следственные действия в российском уголовном процессе: вопросы теории, практики и законодательного регулировании : дис.... канд. юр. наук. Екатеринбург, 2011. С. 210
9 Тхакумачев Б.Ю. Тактико-организационные особенности участия специалиста при производстве следственных действий : дис. ...канд. юр. наук. Нальчик, 2005.
10 Плесовских Ю.Г. Заключение специалиста, участвующего в осмотре места происшествия, как объект судебно-экспертного исследования // Эксперт-криминалист, 2006. № 2.
11 Селиванов Н.А. Основания и формы применения научно-технических средств и специальных знаний при расследовании преступлений // Вопросы борьбы с преступностью. М.: Изд-во юрид. лит., 1968. Вып. 7. С. 117.
12 Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18.12.2001 № 174-ФЗ (ред. от 23.07.2013) // СПС «Консультант Плюс».
13 Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР утв. ВС РСФСР 27.10.1960 (ред. от от 03.05.1995) // СПС «Консультант Плюс».
ИСТОРИЯ
Б.В. Архипов, С.А. Дружкова, В.В. Менщиков Курганский государственный университет
УДК 930.1
ФАЛЬСИФИКАЦИИ И ИНТЕРПРЕТАЦИИ В ИСТОРИЧЕСКОМ ЗНАНИИ
Аннотация
В статье рассматривается содержание понятий «фальсификация» и «интерпретация» применительно к историческому знанию. Доказывается, что историческая познание может развиваться исключительно путем конкурирования различных интерпретаций, что определяется самой сутью данного вида познания и особенностями исследовательского объекта. Сделан вывод об опасности использования политических и государственных инструментов в борьбе с фальсификациями и роли в этом профессионального сообщества.
Ключевые слова: фальсификация, интерпретация, историческое познание, исторические образы, историческая политика.
B.V. Arkhipov, S.A.Druzhkova, V. V. Menshchikov Kurgan State University
PERVERSION AND INTERPRETATION IN HISTORICAL KNOWLEDGE
Abstract
The article considers the content of the knowledge 'perversion' and 'interpretation' in terms of historical knowledge. It is proved that historical knowledge can develop only by means of competition of various interpretations, which is defined by the essence of this type of knowledge and by the peculiarities of the object under study. The conclusion is drawn about hazards in using political and state tools to fight perversion cases and about the professional community's role in it.
Index terms: perversion, interpretation, historical knowledge, historical images, historical policy.
Последние годы достаточно неожиданно вырос общественный интерес к проблеме фальсификации истории. Актуализация данного вопроса внутри профессионального сообщества во многом оказалась вызванной интересом политических элит, озабоченных набором разнородных проблем: формированием массового сознания, проблемами новой национально-государственной идентичности, сохранения единого культурного пространства, распространением идей, разрушающих общество изнутри путем размывания исторического прошлого, нарастания недоверия к «официальной» истории, повышением интереса общества к различного рода «теориям заговора». При этом политические элиты зачастую озабочены не столько фальсификациями самими по себе, сколько интересами непосредственно государства. Со всей очевидностью это проявилось в Указе Президента РФ от 15 мая 2009 г. «О Комиссии при Президенте РФ по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России». В значительной мере этот шаг власти был приурочен к приближавшемуся юбилею Победы в Великой Отечественной войне, миф о которой, по мнению ряда историков, стал превращаться в системообразующий для современного режима [1]. Ко всему прочему, эти действия власти вполне вписывались в «модный международный тренд» последнего десятилетия - исторической политики, которая периодически и с разным успехам проводилась властями некоторых европейских стран [2]. Однако существование Комиссии оказалось недолговечным. Указом 14 февраля 2012 г. она была упразднена. Как нам представляется, это произошло по причине скептического отношения со стороны большинства представителей профессионального исторического сообщества к необходимости такого бюрократического решения и опасений идеологического диктата в научной сфере. Тем не менее термин «фальсификация» вошел в современные речевые практики, причем уже имея свою историю. Историки среднего и старшего поколения хорошо помнят, как в советское время значительная часть исторических исследований на Западе именовалась не иначе как фальсификации буржуазной историографии. Однако в данном случае догматизированное советское обществознание отказывало в праве на существование иного взгляда на историю, другой интерпретации исторического материала, объявляя ее фальсифика-
