НЕКОТОРЫЕ ПРОБЛЕМЫ ПРЕСКРИПТИВИСТСКОГО ПОДХОДА К ПОСТИЖЕНИЮ МОРАЛИ ЧУЖОЙ КУЛЬТУРЫ
Н.В. Медведев
Medvedev N.V. Some problems of prescriptive approach to comprehension of foreign country ethics. In the article the problem of identification of moral concepts and judgements in foreign cultures is considered. The author discusses the difficulties which follow the idea of possible definition of moral phenomenon in the theoretical form, and which arise in the course of using prescriptive approach to foreign ethics.
В данной статье разбирается проблема идентификации моральных понятий и суждений в чужой культуре. Я намерен обсудить те трудности, которые вытекают из представления о возможности определения этического феномена в теоретической форме. Основной тезис статьи можно сформулировать так: антрополог должен начинать изучение этических воззрений незнакомой ему культуры не с теоретического осмысления этики как таковой, а с привычных для него понятий нравственности, как они функционируют в реальных процессах общения и поведения окружающих его людей. Данный тезис связан с моим убеждением, что невозможно осуществить анализ этических концепций незнакомой культуры на строго эмпирическом базисе. То, что антрополог принимает за этические концепции чужой культуры, зачастую является его собственными моральными воззрениями, основанными на принятых в его обществе способах употребления категорий морали. Для более тщательного анализа затрагиваемых здесь проблем обратимся к конкретному исследованию «чужой» этики, а именно, к работе английского антрополога Джона Лэдда «Структура морального кодекса» (1957) [1], в которой воспроизводится содержание этики индейского народа навахо. Исследование Лэдда важно для нас потому, что речь в нем идет о нравственных темах, рассматриваемых в пределах антропологического контекста.
Лэдда интересуют главным образом содержание и формы употребления морального дискурса, а не реальное поведение агентов. Он прекрасно осознает, что его подход открыт для критики, поскольку поступки людей зачастую лучше говорят о них, чем слова [1, p. 9-13]. Причины, по которым Лэдд следует намеченному плану, двояки. С одной
стороны, то, что он определяет как «моральный кодекс» или «этика», составляет часть идеологии народа и соответственно его отдельных представителей. Отсюда значение этических терминов заключено в теории нравственности. Лэдда привлекает именно теория нравственности информантов. Он считает, что применяемые в обыденном языке способы рассуждения о «моральном кодексе» подкрепляют его собственные теоретические установки. С другой стороны, исследование этики народа навахо в терминах морального дискурса открывает возможность выявить каузальную зависимость поведения людей от их морального кодекса или, точнее, выявить его «операциональную эффективность».
Лэдд придерживается прескриптивист-ского взгляда на этику, поскольку моральная традиция навахо, считает он, в некотором смысле приспособлена к подобному воззрению [1, p. 82]. Методологический подход Лэдда является эмпирическим в том смысле, что выявленные в содержании дискурса нравственные предписания не должны зависеть от этических воззрений исследователя. Отсюда главной целью Лэдда становится обнаружение этических норм. Сделать это нужно так, чтобы иметь возможность для эмпирической проверки правильности интерпретации морального кодекса племени навахо.
Мне хотелось бы в данном случае акцентировать те трудности, которые вытекают из прескриптивистского взгляда на этику, причем не только применительно к чужой культуре. Представление, будто язык морали является по существу нормативным, не освобождает нас от решения определенных этических проблем в пределах нашей собственной культуры. Очевидно, что язык морали может быть использован различными спосо-
бами. Однако сам факт наличия морального руководства, носящего форму предписания, не влечет вывода, что язык морали функционирует всегда одинаково. Сообщать что-то другому, что-то выполнять, выражать недовольство, объяснять, высказывать собственное суждение или хранить молчание по какому-то вопросу, - вот лишь некоторые примеры возможного речевого поведения, способного нести моральное значение и при этом не иметь характер предписания.
В данной статье наш интерес сосредоточен на проблемах, которые обнаруживаются при использовании прескриптивистского подхода к изучению этики чужой культуры. Проблемы, вытекающие из представления о необходимости понимания нравственности в терминах морального кодекса, проявляют себя в случае, если «кодексная» концепция морали применяется к нашей собственной культуре.
Является ли мораль на самом деле кодексом, заключающим в себе совокупность общепринятых, обязательных норм поведения? Надо сказать, что понятие морального кодекса, хотя и постижимо, но редко употребляется в повседневной речи. Используя моральные понятия, мы рассуждаем о людях, которые действуют справедливо или несправедливо, ответственно или безответственно, выполняют свой нравственный долг или, напротив, пренебрегают им. Однако мы не часто употребляем такие выражения, как «Он так поступает в нарушение своего морального кодекса», или «Моральный кодекс запрещает ему действовать подобным образом». Тот факт, что понятие морального кодекса редко используется за пределами моральной философии, конечно, не доказывает ни наличия, ни отсутствия такового в действительности, ни того, что нравственность трудно, да и невозможно, постичь при помощи подобной терминологии.
Если обратиться к примерам тех ситуаций, когда мы рассуждаем о моральном кодексе, то не сложно будет убедиться, что употребление данного понятия в повседневной жизни вызывает затруднение. Один из контекстов возможного рассуждения о моральном кодексе связан с ситуацией, когда имеющий доступ к конфиденциальной информации государственный служащий начинает ею злоупотреблять. При этом, скажем,
он не испытывает никакого морального дискомфорта, его не мучат угрызения совести. Здесь мы сталкиваемся с определенными проблемами, связанными с понятием морального кодекса. Можно предположить ситуацию, когда моральные принципы требуют от чиновника придать огласке конфиденциальную информацию в нарушение его морального кодекса. Такая ситуация возможна, когда чиновник, скажем, достоверно знает, что его коллега по работе взяточник. Важно не то, как поведет себя этот чиновник в подобной ситуации, а то, что подобный конфликт, заключенный в пределах самой морали, вполне вероятен. Исчерпывающее знание чиновником морального кодекса, относящегося к его профессиональной этике и должностным обязанностям, в данном случае ему не поможет. Вопрос заключается не в том, поступает ли он правильно или нет, а в том, что считать правильным действием?
Если рассматривать понятие морального кодекса как обозначение системы правил или предписывающих норм поведения, указывающих, как следует всегда поступать, то мы можем уклониться в сторону от поставленной нами проблемы, поскольку будем замечать только один тип морального конфликта, связанного с решением вопроса: следовать ли моральному кодексу или нет? Но нравственный конфликт имеет разнообразные формы проявления. Можно сказать, что предполагаемый моральный кодекс сам по себе не детерминирует, что именно следует считать правильным действием применительно к конкретному случаю, так как он не говорит нам о том, как его применять в той или иной ситуации. При рассмотрении предписывающих этических норм поведения, например, «Уважай своих родителей», или «Будь вежливым» и т. п., возникает проблема способов их воплощения в конкретном случае. Что значит - уважать или быть вежливым? Кроме того, возможно возникновение новых непредвиденных ситуаций, по отношению к которым моральный кодекс не обеспечивает нас несомненными предписаниями того, как следует действовать в данном конкретном случае.
На основе сказанного выше можно выделить два различных, хотя и связанных между собой критических момента в отношении прескриптивистской теории нравствен-
ности. Во-первых, представление о морали как кодексе не учитывает того обстоятельства, что нравственные конфликты в действительности разнообразны. Тогда мы рассматриваем только один вид морального конфликта: следовать ли моральному кодексу в конкретной ситуации или нет? Но более фундаментальный конфликт заключен в пределах самой морали. Проблема состоит не столько в том, правильно ли мы действуем, сколько в том, что означает - действовать правильно в конкретной ситуации. Второй момент связан с первым. Моральный кодекс не способен сообщить нам, как его применять в конкретном случае. Ведь, в конечном счете, нам необходимо применять его на практике. Отсюда мы должны понять, что считать следованием моральному правилу в той или иной ситуации.
При мысли о морали как кодексе неизбежно возникают некоторые проблемы, если, конечно, придерживаться представления, что люди учатся и овладевают моралью подобным образом. Однако обучение добру и злу в человеческой жизни не предполагает изучение и усвоение системы установленных в обществе норм поведения или предписаний. В статье «Природа и конвенция» Питер Уинч пишет: «... Этику нельзя назвать в том же смысле, что и науку, «формой деятельности»; она не есть то, что можно выбирать для занятий по своему желанию. Едва ли осмысленным является, скажем, чье-то утверждение, что он затратил шесть недель, кропотливо трудясь на поприще этики (несмотря на то, что он подразумевал нечто вроде моральной философии), хотя для него было бы совершенно правильным заявить, что он затратил время, усердно занимаясь наукой» [2].
Уинч указывает далее на то, что человек не вовлекается в моральные проблемы путем собственных целенаправленных действий. Моральные проблемы способны воздействовать на людей независимо от того, хотят они этого или нет. Моральные концепции не воз-
никают независимо от сферы повседневной жизни людей и не предполагают наличие каких-то особенных форм деятельности, в которые вовлекаются.
Многообразие способов употребления моральных терминов в разнообразных социальных контекстах показывает, что идея предписывающих норм, образующих кодекс в качестве ядра морали, оказывается проблематичной. Эта идея является слишком ограниченной. Добро может быть продемонстрировано и в процессе спонтанной реакции. Поступок доброго человека может быть поразительным по своему великодушию, поэтому его нельзя охватить отдельным кодексом, предписывающим вполне определенную форму поведения.
Таким образом, если при изучении этики чужой культуры антрополог стремится установить моральный кодекс, в соответствии с которым поступают его носители, то тем самым он редуцирует исследование к определенному феномену. Но сам этот феномен не охватывает морали в целом, и, возможно, является причиной нашего концептуального замешательства. Если подходить к морали как кодексу, т. е. определенной совокупности правил поведения, то в результате мы придем к постижению лишь одной разновидности морального конфликта: правильно ли поступает отдельная личность, следуя кодексу, или нет? В таком случае упускается из виду более важный вопрос: «Что считать правильным поведением, и как его можно идентифицировать?» Нам необходимо понять, что сам по себе кодекс ничего не говорит о его применении в конкретной ситуации.
1. Ladd J. The Structure of Moral Code. Cambridge, 1957.
2. Winch P. // Winch P. Ethics and Action. L., 1972. P. 58.
Поступила в редакцию 7.12.2006 г.