CC BY
204
С.В. ФЕФЕЛОВ
доктор исторических наук, профессор кафедры
истории России Орловского государственного
университета
Е-mail: [email protected]
Тел. (4862) 76 0 7 68
НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ КРЕСТЬЯНСКОГО ПАРТИЗАНСКОГО ДВИЖЕНИЯ
В СИБИРИ 1919 - 1920 гг.
В статье рассматриваются некоторые ранее не изучавшиеся аспекты партизанского крестьянского движения в Сибири в годы Гражданской войны в 1919 - 1920 гг., а также оказавшиеся вне сферы внимания историков судьбы военнопленных армии адмирала Колчака.
Ключевые слова: Сибирь, Гражданская война, партизаны, режим адмирала Колчака.
В отечественной историографии советского времени, по существу, отсутствовали специальные исследования белых армий, белых режимов, состояния их социально-экономической базы, настроений населения на территориях, подчиненных «белым режимам», в частности, сравнительно наиболее долговременному и масштабному по территориальному охвату «омскому режиму адмирала Колчака». Отечественных историков того времени привлекали, главным образом, военные и военно-исторические аспекты истории Гражданской войны, как правило действия Красной Армии. Обычно большое внимание в исторической литературе обращалось на роль сибирских партизан, в основном из крестьянского населения, оказавших существенную поддержку Красной Армии, особенно во время ее наступления в Восточной Сибири, после падения Омска. В этом плане можно назвать исследования партизанского движения в Западной Сибири В.Г. Мирзоева [1], а также И.Ф. Плотникова о большевистском подполье Урала и Сибири [2, 3]. Последнему принадлежит исследование большевистского подполья и партизанского движения на Урале и обобщающий труд по данным проблемам [4]. В сущности, тем же сюжетам, только в более широких хронологических рамках, посвящено и исследование М.И. Стишова [5]. Эти же вопросы исследовались и в работах В.А. Кадейкина, В.К. Логвинова, А.Н. Лифантьева, Г.А. Васильева (по материалам Приенисейского края), В.П. Скороходова, И.Д. Дубина, В.И. Василевского, А.Е. Нелюбина [6, 7, 8, 9, 10, 11, 12]. Не ставя перед собой цель специально рассмотреть вопрос о партизанском движении в колчаковском тылу, остановлюсь на некоторых его аспектах, которые, в основном по идеологическим причинам, были оставлены без должного внимания советской историографией. Примечательно, в связи со сказанным, свидетельство встретившегося с ними, к
счастью, в мирной обстановке А. Левинсона.
«Партизаны», знаменитые «Роговцы», - отметил он в своих путевых впечатлениях, - та буйная сила, которая приуготовила падение Колчака и легкое торжество красной армии. Кто они? Таежный народ, звероловы, браконьеры, бродяги, так и не изжившие бунтарского хмеля, а там, за ними, темная и злобная деревня, кряжистый эгоизм и ненависть ко всему городскому, чужому, «российскому» [13, с. 207-208].
Автор записок задается вопросом: «Что подняло их с пиками в руках против режима, утвердившего их собственнические права?» [13, с. 207-208]. И сам же отвечает: «Отчасти бесчинства атаманов, поборы, побои, беспорядок и хищничество, чинимые самовольно местной властью и которому я встретил в пути и позже множество свидетелей. Но лишь отчасти. Пороки колчаковской власти, ее слабость в центре и бессилие на огромной периферии повредили ей меньше, чем ее добродетели, заключенное в ней организующее начало. Мятежная вольница тайги восстала против порядка, против порядка как такового. Так, много месяцев после совместной победы над Колчаком неприступные горные поселки бросали вызов «российским» красным, объявив у себя «анархию», выставив пулеметы и закапывая живыми в землю советских инструкторов» [13, с. 207-208].
Мимоходом упомянул об этом своеобразии партизанского движения сибирских крестьян и ко -мандир 27-й стрелковой дивизии Путна, намекнув на то, что и для советской власти они представляли угрозу: наряду с добиванием остатков колчаковской армии, оказались и «задачи успокоения крестьянства» [14, с. 350].
Следует уточнить, что эти партизанские отряды формировались преимущественно из «новоселов». Именно в тех уездах Енисейской губернии, где повстанческое движение приняло широкие
© С.В. Фефелов
шей
масштабы, их хозяйства значительно преобладали над старожильскими [15, с. 316]. Как бы перекликаясь с впечатлениями Левинсона, исследователь этого вопроса отмечает, что многие из новоселов принесли с собой дух анархии, присущий «бедняцкому» элементу Центральной России. Поэтому их восстания имели не столько революционный характер, «сколько анархистско-бунтарский, даже просто погромный. Нередко крестьянство вообще отказывалось признавать какие бы то ни было, хотя самые законные и неизбежные виды обязательного отбывания общественных повинностей. Свобода в таких случаях понималась или очень примитивно -в смысле освобождения от всякой государственной власти, или в смысле права «свободно» заниматься всем, кто бы в чем ни пожелал, вплоть до свободной выкурки «самогонки», добывание которой столь распространено в сибирской деревне» [16, с. 241-242].
Как отмечал Н.Н. Головин, повстанческие отряды в Сибири составлялись из разнообразных элементов, собиравшихся в тайге и оттуда действовавших. Там были и обольшевиченные солдаты старой армии, не желавшие заняться мирным трудом. Хорошо снабженные оружием, унесенным с фронта, ... они представляли собой разбойничьи шайки с лихими разбойниками-атаманами во главе. В тайге оказались также и остатки красноармейских отрядов, рассеянных в летний период освобождения Сибири от большевиков, являвшихся своего рода бродячей ратью, к которой присоединялись все сохранившиеся вооруженные отряды германских военнопленных» [15, с. 316]. Впрочем, характеристика сибирских партизан, в основном, подходит и к крестьянскому повстанчески-партизанскому движению и в других регионах России, в том числе и на ее европейской части.
«Когда саранча эта спускалась с гор на города, с обозами из тысяч порожних подвод, с бабами, -отмечает особенности партизанского движения в Сибири уже упоминавшийся Левинсон, - за добычей и кровью, распаленная самогонкой и алчностью - граждане молились о приходе красных войск, предпочитая расправу, которая поразит меньшинство, общей гибели среди партизанского погрома. Нужен был Троцкий с опытом его и умением, чтоб постепенно организовать разложение вчерашних соратников; каждая же вспышка непокорности грозит не только большевизму, но самому бытию городов. Ужасна была борьба городов, подобных Кузнецку, куда красная армия пришла слишком поздно» [13, с. 207-208].
В связи с описанным и рассмотренным выше, нельзя не обратить внимания на еще одно следствие
военных катастроф колчаковской армии и развала «белого фронта» адмирала Колчака, касавшееся одновременно и армии, и гражданского населения, - это отпущенные советским командованием «на все четыре стороны» военнопленные солдаты разгромленной колчаковской армии.
«Во время Омской операции нами была захвачена масса пленных, - писал, касаясь этого вопроса, командующий 5-й Красной Армией М.Н. Тухачевский. - Однако неорганизованность нашего тыла, объяснявшаяся паралитическим состоянием железных дорог, не позволяла нам этих пленных вывозить в тыл, и они тут же распускались по домам» [17, с. 64]. Как видим, ко -мандарм-5 объяснял отношение к попавшим в плен колчаковским солдатам неспособностью тыла наступавшей Красной Армии организовать обеспечение и эвакуацию военнопленных. Он ничего не пишет о судьбе этих отпущенных на волю военнопленных-колчаковцев.
«Беспредельным кажется одиночество в пустыне, - передает свои впечатления января 1920 г. очевидец, - но вот все чаще на горизонте появляются черные точки, в одиночку и небольшими группами. Они приближаются: это люди с черными от стужи и истощения лицами (такие лица в средневековых изображениях смерти, когда еще не знали анатомии), в рваных шинелях, с руками без рукавиц, запрятанными в рукава, без привычного солдатского мешка за плечами. Некоторые перевязаны окровавленными, грязными, покоробившимися тряпками. Это люди - то, что осталось от армии адмирала Колчака, менее чем за год до того подходившей к Самаре и Казани» [13, с. 204-205]. Завершая воспоминания об этом удручающем впечатлении, автор писал: «Красный победитель поступил с ними с дьявольской гуманностью. Разоружил и отпустил на все четыре стороны. И вот эти пермские, вятские, приволжские идут домой по сибирской магистрали за две, за три тысячи верст, среди зимы и среди тайги» [13, с. 204-205].
Рассказывая об этом мрачно-трагическом зрелище, свидетель отметил еще одну беду, которая на сибирских просторах приобрела подлинно эпические масштабы - это широкомасштабная эпидемия тифа. Чтобы парализовать его распространение, командование Красной Армии и советская администрация запирала в карантинные помещения больных, прежде всего солдат и офицеров отступавшей колчаковской армии, равно как и представителей гражданского населения. Достаточно красноречиво об этом вспоминал командир 27-й стрелковой дивизии Путна. После падения Омска «перед 5-й армией, - отмечал он, - наряду с боевыми задачами
по ликвидации остатков колчаковской армии и вытеснению иностранных отрядов, раскиданных по Сибири, с задачами успокоения крестьянства, стали более сложные задачи советского строительства и борьбы с разыгравшейся до невероятных размеров эпидемией тифа на всем пространстве Сибири» [14, с. 350]. Он вспоминал один из явно особенно поразивших его в связи с эпидемией тифа случаев: в ходе последних боев «взятый 13 декабря Ново-Николаевск, Томск, Тайга с сотнями неподвижных эшелонов, десятками тысяч мечущихся в сыпняко-вом бреду людей» [14, с. 350]. В связи с этим, сравнивая судьбу отпущенных на волю военнопленных колчаковцев, свидетель вопрошал: «Кто несчастнее, они или те 70.000, что заперты в тифозный карантин военного городка в Ново-Николаевске, окруженные наведенными на них орудиями? И тут, и там почти верная смерть» [13, с. 204-205]. Однако тиф поразил и ряды наступавшей 5-й армии. «Последние конвульсии сопротивления уже умирающей колча-ковии у Красноярска и Иркутска, - вспоминал далее Путна, - прошли для 5-й армии, как сон, в опьянении победой и в угаре охватывающей все эпидемией сыпняка. Эпидемия распространялась и в рядах армии, они таяли» [13, с. 204-205].
Однако возвращаясь к описанию бредущих домой колчаковцев-крестьян, свидетель полагает, что «у этих пешеходов есть хоть надежда, хоть маячит перед ними фата-моргана родного села. На них нет ничего, кроме отребья шинели, остатков сапог; они до чиста ограблены партизанами. Идут они врозь
в надежде легче прокормиться, не пугать крестьян. Но те и без того баррикадируются от жутких гостей; даром кормить не хотят (да и накормишь ли тысячи?). Боятся грабежей.
Единственные прибежища этой армии призраков - станционные здания, пустые, нетопленные. Единственный шанс ускорить путь, взобраться тайком на тормоз вагона. Но до места, где железнодорожное движение восстановлено, идти тысячу с лишком верст. Да и не дай Бог в морозную ночь задремать на тормозе: пробуждения нет» [13, с. 204-205].
Подводя итоги, следует отметить, что эвакуация Омска была запоздавшей и плохо организованной. При этом большая часть населения Омска, независимо от социальной принадлежности и имущественного положения ,предпочла эвакуироваться. Из-за плохой организации эвакуация сопровождалась гибелью заметной его части уже в пути.
Положение тыла «омского режима» усугублялось начавшимися крестьянскими восстаниями, в основном в Енисейской губернии и нарастающим партизанским движением, приобретавшим все чаще характер разбойных нападений на города, грабежей городского населения.
Особого рода следствием фронтовой катастрофы было положение солдат колчаковской армии, отпущенных красным командованием домой. В совокупности с растущим распространением эпидемии тифа много солдат колчаковской армии погибали по пути на родину.
Библиографический список
1. Мирзоев В.Г. Партизанское движение в Западной Сибири (1918 - 19196). Кемерово, 1957.
2. Плотников И.Ф. Героическое подполье. Большевистское подполье Урала и Сибири в годы иностранной военной интервенции и гражданской войны. М., 1968.
3. Плотников И. Ф. В белогвардейском тылу. Большевистское подполье и партизанское движение на Урале в период гражданской войны (1918 - 1919). Свердловск, 1978.
4. Плотников И. Ф. Историография и источники истории большевистского подполья Урала и Сибири в период гражданской войны (1918 - 1920 гг.). Свердловск, 1968.
5. Стишов М.И. Большевистское подполье и партизанское движение в Сибири в годы гражданской войны (1918 - 1920). М., 1962.
6. Кадейкин В.А. Сибирь непокоренная, Кемерово, 1968.
7. Логвинов В.К. В борьбе с колчаковщиной. Очерки о красноярском большевистском подполье и партизанском движении в Енисейской губернии. 1918 - 1920 гг. Красноярск, 1980.
8. Лифантьев А.Н. Очерки о шиткинских партизанах. Красноярск, 1957.
9. Скороходов В.П. Из истории партизанской борьбы в Восточной Сибири (отряды Н.А. Бурлова и Н.А. Каландаришвили). Иркутск, 1957.
10. Дубин И.Д. Партизанское движение в Восточной Сибири. 1918 - 1920. Иркутск, 1967.
11. Василевский В.И. Дела легендарных дней. Большевистское подполье в Забайкалье. (1918 - 1920 гг.). Иркутск, 1970.
12. Нелюбин А.Е. Из истории партизанского движения в Прибайкалье. Улан-Уде, 1974.
13. Левинсон А. Поездка из Петербурга в Сибирь в январе 1920 г. //Архив русской революции. Кн. 2. Т. 3-4. М., 1991.
-==========^г<3^т=====-
14. Путна В.К. Пятая армия в борьбе за Урал и Сибирь //Этапы большого пути. М., 1962.
15. Головин Н.Н. Российская контрреволюция в 1917 - 1918 гг. Т. 2. М., 2011.
16. Колосов А. Сибирь при Колчаке (воспоминания, материалы, документы). Петроград., 1923..
17. Тухачевский М.Н. Курган - Омск //Этапы большого пути. М., 1962.
S.V. FEFELOV
SOME FEATURES OF PEASANT GUERRILLA MOVEMENT IN SIBERIA IN 1919- 1920
Some aspects of the guerrilla peasant movement in Siberia during the Civil War in 1919 - 1920 which haven't been studied earlier, and the fates of war prisoners of Admiral Kolchak's army which have been outside the purview of historians are considered in the article.
Key words: Siberia, the Civil War, partisans, the regime of Admiral Kolchak.
