CC BY
70
НЕКОТОРЫЕ НАБЛЮДЕНИЯ НАД ТЕМПОРАЛЬНОЙ ЛЕКСИКОЙ В «ПЕСНИ О НИБЕЛУНГАХ»
А.В. Морева
Аннотация. Рассматриваются некоторые темпоральные существительные в «Песни о Нибелунгах», описываются их значения и представленность в тексте поэмы. Прослеживаются следы более древней картины мира германцев. В некоторых случаях, наоборот, просматривается влияние современной автору поэмы эпохи. Функционирование темпоральных лексем во многом указывает на изначально устную природу текста «Песни».
Ключевые слова: темпоральные лексемы, эпическое время, формула, устная традиция, картина мира.
Как известно, для эпоса характерно неопределённое обозначение времени. При чтении «Песни о Нибелунгах», которую традиционно относят к памятнику героического эпоса, действительно, появляется ощущение некоторой расплывчатости временных ориентиров. Мы не встречаем названий дней недели и месяцев (за исключением слова meie ‘май’), которые, однако, имеют место в рыцарских романах, современных «Песни», точнее говоря её письменной версии. Из обозначений времён года мы видим только sumer ‘лето’ и winter ‘зима’. Зато представлены названия всех четырёх частей суток - tac ‘день’, naht ‘ночь’, morgen ‘утро’ и äbend ‘вечер’, названия таких единиц времени, как tac ‘день/сутки’, woche ‘неделя’ и jär ‘год’, а также названия некоторых неопределённых отрезков времени. Обращает на себя внимание и нередкое обозначение различных сроков. Временными координатами в «Песни» служат также наименования отрезков времени, связанных с религиозной сферой жизни. Это праздники и богослужения: sunewende ‘солнцеворот (языческий праздник)’,phingeste ‘Троица (христианский праздник)’, vesper ‘вечерня’, mettme ‘заутреня’, messe ‘обедня’.
Далее мы остановимся лишь на прототипических словах времени, т.е. на тех темпоральных существительных, которые находятся в центре лексико-семантического поля времени. Мы попробуем показать, какова их роль в тексте столь неоднородного памятника.
Начнём со слов, выражающих единицы времени: здесь это tac ‘день’, woche ‘неделя’ и jär ‘год’. Уже при первом прочтении заметно, что эпический автор мыслит днями, но не неделями и годами. Мы обнаружили всего 4 употребления лексемы woche и 8 употреблений лексемы jär. Во всех случаях они служат для указания на соответствующие промежутки времени, без какой-либо характеризации или оценки, и закономерно используются в сочетании с числительными. Нередко это большие сроки и длительные временные интервалы, что является характерной чертой лю-
бого эпоса, и, по-видимому, такое растяжение времени в поэме не смущало средневекового слушателя [1, 2]. Однако интерпретация медленного протекания событий «Песни» в духе исключительно эпического времени в некоторых случаях спорна. Ср. один фрагмент:
inre siben wochen bereiten si diu kleit (366, 3) ‘За семь недель они (дамы) приготовили платья’.
Здесь речь идёт о заказе пышных нарядов для сватовства: Гунтеру и трём его спутникам требуется по двенадцать платьев каждому для четырёхдневного пребывания в Исландии, т.е. всего сорок восемь платьев. Учитывая технику ремесленного производства в Средневековье вообще, не вызывает удивление тот факт, что на изготовление такого большого количества нарядов, притом для королевской особы, понадобилось семь недель труда тридцати девушек, пусть даже самых опытных (361, 2-4). Вполне возможно, что здесь имеет место отражение в тексте реальной, современной автору исторической практики. На этот эпизод уже обращали внимание некоторые учёные [3. С. 278].
Что касается лексемы jâr, то в 5 случаях из 6 обстоятельство времени с jâr сопровождается формульным заверением (Beteuerungsformel) эпического сказителя в истинности его слов в виде daz ist (al)wâr. Ср.:
Sus saz si nâch ir leide, daz ist alwâr,
nâch ir mannes tôde wol vierdehalbez jâr (1106, 1-2)
‘Так она провела в своей скорби - и это всё правда - после смерти её мужа целых три с половиной года’.
Формула daz ist (al)wâr, как и само словосочетание с лексемой jâr, занимает строго определённую метрическую позицию: это всегда второе полустишие первого стиха, соответственно, мы получаем рифму (al)wâr -jâr с главным ударением на долгом гласном. Регулярная комбинация формулы заверения с обстоятельством времени и её метрическая заданность, скорее всего, есть одно из многочисленных проявлений устности текста: эта формула в связи с обозначением пройденных лет могла быть опорой в памяти сказителя (Gedächtnisstütze) наряду с другими средствами, облегчающими исполнение песни. Подтверждением этому является также расположение рассматриваемых фрагментов в авторской речи текста.
И всё же гораздо чаще счёт времени в «Песни» идёт по дням, а не по неделям и годам: в значении ‘день/сутки’ существительное tac в сочетании с числительными встретилось 24 раза. Количество дней, в течение которых происходит то или иное событие, может быть самым разным. Это придаёт повествованию некоторую определённость, что отдаляет поэму от сказки и даже от собственно эпоса и сближает её уже с реалистическими литературными жанрами. Так, праздники длятся 7 (40, 1); 11 (813, 4); 12 (305, 1); 14 (686, 1) и 17 дней (1367, 1). Продолжительность праздника, действительно, могла быть различной по усмотрению принимающей гостей стороны. В средневековых хрониках сообщается о, как правило, трёхдневных праздниках, а по данным источников Позднего
Средневековья продолжительность праздников увеличивается: например, праздник по поводу свадьбы мог длиться до четырёх недель [4. С. 742]. Поэтому здесь, по-видимому, опять-таки отражена реальная историческая практика: чем пышнее и грандиознее проходит праздник, тем больше честь, престиж дома, двора. «Затянувшиеся» празднества в «Песни о Нибелунгах» едва ли имеют отношение к эпическому времени.
Помимо праздников в поэме часто отмечена продолжительность разного рода поездок и путешествий, а также сборов в дорогу, т.е. наиболее важных событий. Вообще, сроки происходящих в поэме событий одни и те же: чаще всего указывается на 3, 4, 7, 9, 12 и 14 дней. Они вполне соответствуют средневековой действительности. Однако могут быть и несообразности: например, 24 дня требуется Рюдегеру, чтобы подготовиться к поездке с целью сватовства Этцеля к Кримхильде (1159, 2), что не совсем согласуется с нетерпеливым желанием Этцеля взять в жёны Крим-хильду. Вот здесь мы, скорее всего, и сталкиваемся с проявлением неспешного, эпического времени.
В пользу того, что счёт идёт прежде всего по дням, служит также тот факт, что сказитель предпочитает tac ‘день’ лексемам woche ‘неделя’ и mänöt ‘месяц’; последняя не зафиксирована в тексте вообще. День является основной единицей измерения времени. Так, возможно было бы указание на недельный срок в следующем примере:
Rüedeger von Ungem in siben tagen reit (1162, 1) ‘Рюдегер из Венгрии через семь дней выехал’.
И, кстати, именно словом неделя это словосочетание переведено на русский язык у Ю.Б. Корнеева: Из Венгрии уехал через неделю сват. А четырнадцать дней, соответственно, автор мог бы объединить в две недели, ср.:
jä g$be ich iu die spise ze víerzéhen tagen (1690, 2) ‘Ведь я дал бы вам пищи (смог бы вас, гостей, кормить) на четырнадцать дней’.
Ср. также перевод этого места у Ю.Б. Корнеева: У нас припасов хватит ещё на две недели. Не исключено, однако, что существительное tac во множественном числе в сочетании с соответствующими числительными выбрано по метрическим соображениям.
Понятие месяца, как мы уже упомянули, вообще отсутствует в поэме, хотя гипотетически указание на месяц возможно. Ср.: der eine tac in dühte wol drizec tage lanc (659, 3) ‘Этот один день казался ему длинным, как тридцать дней’. Любопытно, что в прозаическом, а значит, свободном от рифмы и метра переводе на нововерхненемецкий язык З. Гроссе выбирает слово Monat: Ihm kam dieser einzige Tag so lang wie ein ganzer Monat vor. Этот пример примечателен ещё и тем, что фиксирует момент субъективного восприятия времени. И для средневекового, как и современного, человека время может тянуться в зависимости от событий и переживаний. А здесь это нестерпимое желание короля Гунтера разделить ложе со своей новобрачной, что не удалось сделать в предыдущую ночь.
Существительное tac, имея широкий семантический диапазон уже в средневерхненемецком языке, актуализирует в тексте памятника и другие свои семы. Так, в 7 употреблениях лексемы tac во множественном числе реализуется сема ‘лета, года/возраст’. День выступает здесь как единица измерения жизни человека: формульное словосочетание mîne tage в словаре средневерхненемецкого языка М. Лексера интерпретируется как ‘so lange ich lebe’ [5. С. 1384]. Ср.:
noch gap man hie den helden vil bézzér gewant, dánne si íe getrüegen noch bî allen ir tagen (711, 2-3) ‘Здесь подарили витязям одежду гораздо лучше той, какую они когда-либо носили в своей жизни (букв.: во все свои дни)’.
Это одно из древнейших значений слова Tag, оно сохранено в немецком языке до сих пор и маркировано возвышенным стилем. Ср. такое же значение, например, в рус. его дни сочтены. Засвидетельствовано оно уже в древневерхненемецкий период. Так, замечательный пример, в котором идея времени связана с передвижением в пространстве, мы находим у Татиана: beidu framgigiengun in iro tagun (2, 2) ‘Оба состарились (букв.: продвинулись в своих днях)’. Известно, что точное определение возраста по годам - явление довольно позднее [6. С. 74], тогда как день во многих культурах являлся наиболее близким и конкретным понятием времени. Время жизни измерялось днями. Возможно также, что в основе такого понимания лежит христианское толкования дня.
В большинстве остальных своих употреблений существительное tac актуализирует сему ‘день как светлое время суток’. При этом день здесь -это далеко не всегда часть суток между утром и вечером в современном смысле, скорее день как противоположность ночи, светлое время в отличие от тёмного времени. На это указывают многочисленные контексты, где мы можем наблюдать оппозицию «день - ночь». Ср.:
Dô sâzen scœne frouwen nâht únde tac, | daz lützel ir deheiniu rúowé gepflac, | unze man geworhte die Sîvrides wât (65, 1-3) ‘Вот придворные дамы сидели ночь и день, так что ни одна из них не успокоилась, пока не приготовили одежду для Зигфрида’;
die naht unz an den tac | diu vrouwe an ir bette mit vil gedanken lac (1249, 1-2) ‘Всю ночь до утра (букв.: до дня) она в своей постели со множеством (тревожных) мыслей пролежала’.
Любопытно, что при переводе иногда появляется утро как промежуточное время между ночью и собственно днём. Ср., например, перевод die naht unz an den tac во втором примере как die ganze Nacht hindurch bis zum nächsten Morgen (Х. Бракерт), а также до самого утра (Ю.Б. Корнеев). Это следствие более чёткого, привычного для нас членения времени суток на отрезки, тогда как в наивной картине мира древнего человека значение имело лишь то, что видимо, т.е. день и ночь как свет и тьма, промежуточные же отрезки времени - утро и вечер - сливаются с ними и не выявляются определённо. Этим объясняется и происхождение форму-
лы naht unde tac в первом примере, обнаруженной в тексте «Песни» лишь один раз, которая, однако, засвидетельствована во многих других памятниках средневековой литературы, что отмечено в словаре М. Лексера [5. С. 22]. Это одна из наиболее древних парных формул с темпоральным значением. Интерес вызывает порядок следования её компонентов, для нас он непривычен. Ведь на первое место мы ставим день, но не ночь. Именно поэтому в переводах можно увидеть Tag und Nacht, день и ночь -тоже формулы, построенные на оппозиции, по-видимому, уже под влиянием христианского противопоставления дня и ночи как божественного света и тьмы человеческих грехов и заблуждений [7. C. 45-46].
В построении формулы naht unde tac, как и другой древней темпоральной формулы späte unde fruo ‘с утра до вечера (букв.: поздно и рано)’ (нвн. von früh bis spät), отражается тот факт, что ночь у древних германцев имела большее по сравнению с днём значение. «Ценность» тёмного времени суток у древних германцев, скорее всего, связана с лунным календарём в период язычества, о котором не так уж мало известно. Так, в «Песни» встречаются указания на архаичную традицию счёта по ночам. Ср. следующий эпизод, где король Гунтер обещает послам объявить о своём решении через семь ночей:
über dise siben naht | sô künd’ ich iu diu mære, wes ich mich hân bedâht | mit den mînen friunden (1450, 1-3) ‘Через семь ночей я скажу вам, что я решил с моими друзьями’.
Вспомним, что на тинг, где принимались важнейшие решения, древние германцы также собирались с наступлением ночи. Возможно, здесь имеет место отображение более ранней исторической практики. Кроме того, счёт может идти по дням и ночам. Здесь лексемы tac и naht вновь образуют формулу, но уже с иным порядком следования. Ср.:
Si muosen dâ belîben allen einen tac | und ouch die naht mit vollen (1630, 1-2) ‘Им пришлось там провести целый день, а также всю ночь’;
Drî tage und drî nahte wil ich in lâzen stân (1056, 1) ‘Три дня и три ночи пусть он лежит в гробу’.
Обратимся к слову naht ‘ночь’. Во всех рассмотренных контекстах это обозначение тёмного времени суток. Обращает на себя внимание тот факт, что в 14 случаях из 27, т.е. почти в половине примеров, ночь упоминается в связи со светлым временем - днём. Выше мы уже приводили примеры этой оппозиции, где сочетание tac и naht носит явно формульный характер. И только в единственном контексте после naht следует morgen ‘утро’. Ср.:
Die naht si heten ruowe unz an den morgen vruo (1317, 1) ‘Ночь они отдыхали до раннего утра’.
Во всех остальных случаях, как уже указывалось, наступление светлого времени суток чётко ассоциируется с днём.
Любопытно, что формула вежливости guotiu naht ‘доброй ночи’, засвидетельствованная уже в средневерхненемецкий период [5. С. 22], не
представлена в «Песни», даже в тех её частях, которые были наиболее всего подвергнуты куртуазной обработке. И это при том, что соответствующих контекстов немало (сцены прощания хозяев и гостей перед сном, постельные сцены и пр.). Мы нашли лишь один пример употребления этого словосочетания, но интенция говорящего (хозяин гостям) - это даже не пожелание мирного сна, а скорее заверение в том, что ночь пройдёт благополучно и гости будут в безопасности. На это указывает и последующий контекст. Ср.:
dô sprach der marcgrâve: «ir suit haben guote naht | Und allez iuwer gesinde. swaz ir in daz lant | habt mit iu gefüeret, ross und ouch gewant, | dem schaffe ich sölhe huote, daz sîn niht wirt verlorn» (1658, 4 - 1659, 3) ‘Маркграф ответил: «Вы проведёте приятную ночь и вся ваша свита. Всё, что вы в эту страну с собой привезли, коней и вооружение, я прикажу так строго охранять, что ничего из этого не пропадёт»’.
Рассмотрим теперь существительные morgen ‘утро’ и âbend ‘вечер’, которые представлены в тексте поэмы гораздо меньше, чем tac и naht.
Уже первые наблюдения над употреблением лексемы morgen в сочетании с числительными позволяют сделать вывод, что в этом случае реализуется значение «день/сутки». Таких примеров 8, указывается стереотипная длительность событий - 3, 4, 7, 12, а также 18 дней. Так, на третье утро после смерти Зигфрида начинается отпевание в церкви (1062, 1); на четвёртое утро после ссоры двух королев ко двору Гунтера прибывают гонцы из соседнего государства с объявлением войны (877, 1); до четвёртого утра, т.е. три полных дня, свита Гунтера останавливается у маркграфа Рюдегера (1691, 2) и др. Как и в случае со словом tac, отмечается, в основном, длительность событий, связанных с перемещением в пространстве. И здесь автор также предпочитает счёт по дням, а не по неделям, хотя в некоторых из приведённых контекстов это было бы возможно (7 дней). Наконец, в пользу значения «день/сутки», в котором выступает лексема morgen, говорит идентичное построение всего темпорального словосочетания и возможная во многих случаях взаимозамени-мость слов tac и morgen. Ср., например, два контекста:
Si was ze Zeizenmûre unz an den vierden tac (1336, 1) ‘Она оставалась в замке Трайзенмауэр до четвёртого дня’;
si muosen dâ bestân | unz an den vierden morgen (1691, 1-2) ‘Им пришлось там оставаться до четвёртого утра’.
Как мы уже указывали, утро в древнем сознании сливается с днём, объединяется с ним в одно понятие, в одну единицу времени, поддающуюся счёту. Как и слово tac, morgen может также иметь смысл «светлое время суток». На это указывают опять-таки некоторые сходные контексты, например, употребление с прилагательным lieht. Ср.:
Wie rehte minneclîche si dô bî im lac | mit vriuntlîcher liebe unz an den liehten tac! (683, 1-2) ‘Как нежно и ласково она его любила и возлежала с ним до самого полудня (букв.: до светлого дня)!’ и
dort muost’ er allez hangen die naht unz an den tac, | unz der liehte morgen durch diu venster schein (639, 2-3) ‘Там ему пришлось висеть и дальше, всю ночь до утра (букв.: до дня), пока светлое утро в окнах не забрезжило’.
В последнем фрагменте мы видим рядом и существительное tac в составе темпоральной формулы die naht unz an den tac: здесь, в этой избыточности средств передачи времени, особенно ярко проявляется нечёткое разграничение утра и дня.
В остальных употреблениях актуализируется более узкая сема «начало дня, утро», т.е. время утра уже отграничено от времени дня. Это особенно очевидно в устойчивых сочетаниях с временным наречием vruo, которые встретились нам 11 раз. Они соответствуют современному früh amMorgen ‘рано утром’. Ср.:
der kom zer sprâche an einem morgen fruo (1500, 1) ‘Он пришёл на совет рано утром’;
des andern morgens vruo, dô man die messe sanc, | die edeln boten kômen (1224, 1-2) ‘На следующее утро рано, когда отслужили мессу, пришли благородные послы’.
Слово âbend в сравнении с другими словами, обозначающими части суток, в «Песни о Нибелунгах» самое редкое: оно встречается всего 6 раз. Вероятно, в этом также можно усматривать отголоски нечёткого разграничения вечера и ночи в сознании древнего человека. Вечер как часть суток, переходящая в ночь, сливается с ней. Могут актуализироваться отдельные признаки этого времени, например положение солнца на небе, и пр. Ср.:
Vor âbéndes nâhen, do diu súnne nieder gie | unt ez begonde kuolen, niht langer man daz lie (601, 1-2) ‘С приближением вечера, когда солнце садилось и стало холодать, они больше не ждали (и засобирались во дворец)’.
Итак, промежуточные отрезки времени - morgen и âbend - сливаются с днём и ночью и не выявляются определённо. Ещё реже указывается время года. Вообще, группа слов-обозначений времён года и месяцев, как уже указывалось в начале, представлена, действительно, крайне скупо: в «Песни» это по одному употреблению слов sumer ‘лето’ и winter ‘зима’. Ср.:
daz si des niht enlân, | sine kómen an disem sumere zuo mîner hôhgezît (1411, 2-3) ‘(Скажите), чтобы они не отказывались приехать этим летом на мой праздник’;
swenne daz der winter ein ende habe genomen, | vor disen sunewenden sô wolden si iuch sehen (751, 2-3) ‘Когда зима окончится, до этого солнцеворота они хотели бы вас видеть’.
Контекст в обоих случаях сходен: послам даётся поручение пригласить на праздник гостей и указать сроки. Это летнее время, так как по традиции все праздники проходили в самые длинные дни года, т. е. в июне (ср. упоминание о дне летнего солнцестояния во втором примере). Именно тогда можно было размещать большое количество людей под открытым небом, проводить турниры, устраивать пиры и т.п. Как мы видим,
гостей приглашают задолго, ещё зимой. Учитывая реальную длительность поездок в Средневековье и основательность подготовки двора к приёму высоких гостей, это не удивительно и едва ли может быть истолковано в духе эпического времени.
О летнем времени года мы можем судить и по другим лексическим средствам, имеющим также временное значение. Это косвенное указание на начало лета словами pfmxtac ‘день Троицы’ и pfmxmorgen ‘утро Троицы’. По всей видимости, это опять-таки месяц июнь, когда и праздновалась Троица. Итак, в «Песни о Нибелунгах» мы встречаем только зиму и лето. Ни осень, ни весна не упоминаются. Подобно тому как утро и вечер сливались со светлым и тёмным временем суток, не выделялись чётко и «переходные» времена года - весна и осень, они объединялись с летом и зимой. В последнем из приводимых примеров это хорошо заметно: по окончании зимы наступает лето, летний солнцеворот. По данным словарных статей к лексемам Sommer и Winter братьев Гримм, германцы первоначально делили год на две части, более тёплую и более холодную [8]. Предполагают, что различение лишь двух времён года было характерно и для славян, о чём свидетельствуют, например, такие выражения, как лето встречать - устраивать гулянья на берегу реки, когда тронется лёд [9. C. 65]. Возможно, здесь мы видим отражение именно такого мировосприятия древнего человека.
Из обозначений месяцев только один раз называется meie ‘май’. Ср.:
sîn herze tugende birt, | alsam der süeze meie daz gras mit bluomen tuot (1639, 2-3) ‘В его сердце цветут рыцарские достоинства, подобно тому как сладостный май украшает луга цветами’.
Месяцы в эпосе обычно не фигурируют, это типично для любого эпического текста. В то же время указание на май здесь не является и конкретным обозначением времени события. Это сравнение, причём совершенно не в духе героического эпоса: мужские добродетели подобны весенним цветам. Вообще говоря, эта часть несколько не вписывается в общий «неэмоциональный» контекст, так как речь идёт о маркграфе Рю-дегере, который сможет принять у себя свиту Гунтера. Очевидно, что здесь мы имеем дело с так называемым швом, местом, привнесённым в текст поэмы в более позднее время, скорее всего, в эпоху записи «Песни», т.е. в эпоху расцвета куртуазной поэзии, в частности любовной лирики -миннезанга. Именно миннезингеры воспевают май - месяц весеннего пробуждения, упоения и высочайшего блаженства; май очень часто упоминается поэтами в это время [10. C. 92]. Кроме того, здесь лексема meie сочетается с прилагательным süeze, весьма популярным эпитетом в любовной поэзии.
Мы рассмотрели лишь некоторые слова времени в «Песни о Нибе-лунгах». За рамками нашей статьи мы оставляем слова, обозначающие неопределённые отрезки времени, праздники и богослужения, исследование которых в древних текстах представляет также большой интерес. Как
мы видели, многие темпоральные лексемы входят в состав формул, так называемых опор в памяти сказителя. Это одно из многочисленных проявлений устности текста «Песни о Нибелунгах». Таким образом, наблюдая над темпоральной лексикой, можно получить некоторое представление о мировосприятии древних людей, в частности о понимании ими времени (день и ночь, их ценность, счёт по дням и счёт по ночам и др.), а также проникнуть в тайну происхождения эпического текста.
Литература
1. Гуревич А.Я. Пространственно-временной «континуум» «Песни о Нибелунгах» // Традиция в истории культуры. М.: Наука, 1978. С. 112-127.
2. Гуревич А.Я. Вступительная статья. Примечания // Песнь о Нибелунгах: Эпос. СПб.: Азбука, 2000. С. 5-12, 319-373.
3. Brackert H. Anmerkungen // Das Nibelungenlied. Mittelhochdeutscher Text und Übertragung. Hrsg., übers. und mit einem Anhang vers. von H. Brackert. Frankfurt/Main: Fischer, 1970. Bd. 1. S. 274-284.
4. Grosse S. Kommentar // Das Nibelungenlied. Mhd. / Nhd. Nach dem Text von K. Bartsch und H. de Boor, ins Neuhochdeutsche übers. und komm. von S. Grosse. - 21., rev. und von R. Wisniewski erg. Aufl. Stuttgart: Reclam, 2001. S. 719-935.
5. Lexer M. Mittelhochdeutsches Handwörterbuch. Bd. 2. Leipzig 1872-1878. Nachdr. Stuttgart: S. Hirzel, 1974.
6. Михеева Л.Н. Время как лингвокультурологическая категория: Учеб. пособие. М.: Флинта; Наука, 2006.
7. Николаева Г.Н. Представление о времени в древнеславянском Евангелии: слово дьнь в системе темпоральной лексики // Русская и сопоставительная филология: взгляд молодых. Казань: Изд-во Казан. гос. ун-та, 2003. С. 42-46.
8. Grimm - Deutsches Wörterbuch von J. Grimm und W. Grimm. 16 Bde. Leipzig 18541960. Nachdr. Stuttgart: S. Hirzel, 1971. Bd. 16. Sp. 1510; Bd. 30. Sp. 418.
9. Чернова Н.Р. «Весна» и «лето» в русской и немецкой народной лирической песне // Лингвофольклористика: Сб. науч. ст. Курск: Изд-во Курск. гос. ун-та, 2008. Вып. 14. С. 60-72.
10. BMZ - Benecke G.F., Müller W., Zarncke F. Mittelhochdeutsches Wörterbuch. Bd. 2. Leipzig 1854-1866. Nachdr. Hildesheim: Georg Olms Verlagsbuchhandlung, 1963.
SOME OBSERVATIONS ON TEMPORAL LEXEMES IN THE NIBELUNGENLIED Moreva A.V.
Summary. The temporal lexemes in the Nibelungenlied, their meanings and presentation in the text of the poem are described. The signs of the earlier world picture of the Teutons are shown. To the contrary in some cases the influence of the epoch in which the author of the poem lived is evident. Temporal lexemes’ functioning in many respects denotes initial oral nature of the Nibelungenlied text.
Key words: temporal lexemes, epic time, formula, oral tradition, world picture.
