CC BY
29существительное образуются от форм взаимного залога одновременно [2].
Вопрос о производности имен существительных на -гъын (-къын и т. д.) от формы желательного наклонения глагола с этим же аффиксом до сих пор в тюркологии не решен. И это невозможно без установления происхождения последнего. О генезисе указанного аффикса существуют самые различные мнения. Так, О. Бётлингк возводил -къын к сложному аффиксу -къы + -н [3]. Ж. Дени считал -къын и аффикс причастия прошедшего времени -къан родственными, а В. Банг отрицал это [4]. Н. К. Дмитриев пришел к выводу о том, что «формы на -гъан и т. д. и на -гъын и т. д. родственны по значению и происхождению: последняя лишь указывает на более статическое понятие <...> а первая содержит в себе больше динамичности» [5]. Н. А. Баскаков к группе генетически общих аффиксов, образующих именные формы глагола и восходящих к субстантивным, главным образом атрибутивным, его формам, относит: -гъан, -къан > -ан и -гъын, -къын > -ын, -н [6]. М. А. Хабичев, не отрицая древнейшего родства между -къан и -къын, предполагает, что аффикс отглагольного имяобразования -къын является омоаффиксом, восходит к аффиксу причастия повелительно-желательного наклонения [7].
С нашей точки зрения, указанный аффикс не есть показатель причастия, ибо он свидетельствует о форме 2-го л. ед. ч., тогда как причастия - это неличная форма глагола. Данная форма не является также формой повелительно-желательного наклонения, поскольку она «по своему значению
может употребляться только в сфере пожелания (добра и зла)» [8].
В исследуемом языке данный аффикс в образовании имен существительных непродуктивен: в словарях зафиксировано всего 15 слов: къуугъун - «весть о беде, тревога, набат, набатный зов» (от къуугъун - «чтобы ты догнал»), чапхын - «простуда» (от чапхын - «чтобы ты бегал»), тизгин -«ряд» (от тизгин - «чтобы ты выстроил, расставил») и др.
Литература
1. Хабичев М. А. Именное словообразование и формообразование в куманских языках. М., 1989. С.119-166.
2. Мизиев А. М. Лексикализация грамматических форм глагола в карачаево-балкарском языке. Нальчик, 1999. С. 122.
3. Кононов А. Н. Грамматика современного узбекского литературного языка. М.; Л., 1960. С. 120.
4. Севортян Э. В. Аффиксы именного словообразования в азербайджанском языке. Опыт сравнительного исследования. М., 1966. С. 326.
5. Дмитриев Н. К. Грамматика кумыкского языка. М; Л., 1940. С. 145.
6. Баскаков Н. А. Каракалпакский язык: Фонетика и морфология. Ч. 1. Части речи и словообразование. М., 1952. С. 397.
7. Хабичев М. А. Именное словообразование ... С. 12.
8. УрусбиевИ. Х. Глагол // Грамматика карачаево-балкарского языка: Фонетика, морфология, синтаксис. Нальчик, 1976. С. 267.
Z. A. KUBADIEVA. ABOUT SUBSTANTIATION OF PERSONAL FORMS OF THE VERB IN THE KARACHAI-BALKAR LANGUAGE
In the Karachai-Balkar language some forms of the Mutual Voice and the Subjunctive Mood can be lexicolized and nouns can be formed. The majority of forms of the Mutual Voice do not substantivize at once, but by means of verbs derived from voice form, namely nouns with -gin can be formed not from participles with -gan, as it is usually considered, but from the forms of the Subjunctive Mood with -gin.
Key words: reciprocal voice, desirable inclination, substantivation, name of action, the mortgaging form, homosaf-fixus, an imperative mood-desirable.
о. А. ДОРОФЕЕВА
НЕКОТОРЫЕ ЛЕКСИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ВЕРСИФИКАЦИИ КОНЦЕПТА «ГУМАНИЗМ» В ТВОРЧЕСТВЕ В. Я. БРЮСОВА, Н. С. ГУМИЛЕВА, А. А. БЛОКА
Объект внимания - творчество В. Я. Брюсова, Н. С. Гумилева и А. А. Блока. Рассматриваемые авторы использовали различные средства в целях версификации концепта «гуманизм»: для В. Я. Брюсова характерны лексемы с префиксом без-, местоименные лексемы и номинации, в семантике которых присутствуют элементы «один», «особый», Н. С. Гумилев широко употребляет экзотическую лексику и атрибутику борьбы, А. А. Блок реализует концепт через маскарадность.
Ключевые слова: концепт, гуманизм, номинация, маскарадность, местоименная лексика, атрибутика борьбы, версификация, экспликация, идиостиль.
Предметом нашего исследования стала по- частности языковые средства репрезентации
эзия Серебряного века, точнее, лирика В. Я. концепта «гуманизм» в поэзии вышеназван-
Брюсова, Н. С. Гумилева и А. А. Блока, в ных авторов.
Сложность исследовательской работы отчасти состоит в том, что в используемом языковом материале мы не встречаем непосредственной номинации «гуманизм». Лишь единожды сталкиваемся с однокоренным образованием «гуманистический» в поэме А. А. Блока «Возмездие» («Тот знал, что делал, насылая гуманистический туман» [1]). В связи с этим обстоятельством рассматриваемый концепт представляет собой высшую степень абстракции, но, тем не менее, репрезентируется в текстах стихотворений исследуемых авторов, причем с помощью различных средств, составляющих особенности идиостиля поэтов.
Гуманизм, рассматриваемый нами как концепт, который, в свою очередь, трактуется как комплексная ментальная сущность, состоящая из различных областей, содержащих информацию об объектах, явлениях и процессах действительности [2], есть многомерное, многоплановое образование культуры. Учитывая специфику традиционных православных ценностей, мы разделяем гуманизм и человеколюбие как составляющие духовной жизни нации. Исследуемое явление понимается нами как проявление индивидуализма, эгоизма и эгоцентризма в крайних абсолютизированных формах. При разработке данной концепции мы опирались на исследования Ю. Селезнева [3], В. Кожинова [4], И. Фролова [5], Т. Ёлшиной [6].
Следует отметить, что творчество поэтов Серебряного века носит преимущественно индивидуалистический, порой даже эгоцентрический, характер. Как правило, он обусловливает выбор используемых ими языковых средств. Наиболее показательным в этом отношении становится словарь поэзии рассматриваемых авторов, ведь именно лексика, будучи наиболее подвижным ярусом языковой системы, ярче всего отражает мироощущение и настроение поэта или писателя.
Лирика В. Я. Брюсова как старшего символиста является ярчайшим образцом реализации идеи индивидуально-ограниченного гуманизма. Дело даже не в тематике, преобладающей в творчестве художника (любви или Родины, города или природы, творчества или исторической), а в том, какую форму принимают версификации этих тем, какими средствами создаются образы и общий эмоциональный фон произведений. Анализ стихотворений
В. Я. Брюсова показал, что лирический герой его поэзии лишен некоторых черт в морально-нравственном плане (или лишен чего-либо вообще). Об этом свидетельствует многократное использование лексем, относящихся к разным частям речи, имеющих в своем составе префикс без-, основное значение которого можно сформулировать как отсутствие или противоположность тому, что названо мотивирующим словом. Так, например, в стихотворениях сборника «Зеркало теней» (1912) подобные единицы встречаются 24 раза. Имеют место они и в других книгах стихов. Отметим, что среди наиболее употребительных оказались следующие слова: беспощадный (беспощадно), бесстыдные (бесстыдно), безумный, бесстрастный (бесстрастье), безжалостный [7], относящиеся
по своей семантике к сфере духовной жизни человека, и лексемы беспредельный, безмерный, безмолвный, безвестный (безвестность, безвестно), характеризующие отсутствие или невозможность достижения чего-либо в бытии лирических героев. Они безжалостны и беспощадны в отношениях друг с другом, их любовь безумна, страсть безмерна. В то же время герои жаждут безмятежного мира, так как жизнь на пределе чувств, переживаний рождает ощущение безысходности, но их мечта недостижима, поскольку в их существовании слишком много всяческих «без-».
Еще одной характерной чертой поэзии В. Я. Брюсова с точки зрения лексики является широкое использование местоименных лексем (я, ты, сам, себя). Особенно часто поэт употребляет возвратное местоимение («Юному поэту», «Обязательства» и др.), предполагающее обращенность лирического героя на себя, что, собственно, и служит отчасти средством реализации гуманистического мироощущения автора наряду с лексическими единицами, содержащими в своей семантике элементы значений «один» и «особый». Это могут быть такие контекстные синонимы, как царь, гордый, божественный, величье и т. п. Таким образом, характеристика лирического героя поэзии Брюсова может быть репрезентирована в виде формулы «я один» («Александр Великий»), которая в различных стихотворениях расширяется и уточняется, приобретая вид «я один особый» («Скифы») или «я один царь» («Ассаргадон»).
Н. С. Гумилев в своем творчестве также придерживался гуманистического (индивидуалистического) взгляда на мир и людей. Экспликация концепта «гуманизм» в его поэзии происходила благодаря использованию экзотической лексики и так называемой атрибутики борьбы. Нежелание признать себя подобным другим людям рождает у лирического героя потребность проявиться в необычной обстановке. Отсюда в стихах Гумилева такие неординарные образы, как гордый король, конквистадор, могучий царь [8], свидетельствующие о связи его творчества со средневековым эпосом, и следующие пейзажные элементы: медлительный Нил, фламинго плавает в лазури, изысканный жираф, говорящие читателю о том, что все его персонажи - нереальные люди, им нет места в существующем мироустройстве, поэтому они остаются непонятыми.
Основу творческой системы Н. С. Гумилева составляет любовная лирика, в которой мы встречаемся с любовью-борьбой. В изображении чувств героев поэт прибегает к приему, который мы назвали бы нарушением лексической сочетаемости, ведь категории любовь, кровь, смерть, боль становятся у него неразлучными спутниками. Об этом свидетельствует продуктивно используемая Гумилевым атрибутика борьбы: железный панцирь, воинственный наряд, мечи (сверкающий, не знающий жалости), звонкая сталь, доспехи, кровавый цветок и т. п.
Все произведения Гумилева пронизаны мотивом поиска alter ego, так как собственное лицо лирического героя подчас оказывается утраченным, в связи
с чем он находится в поиске своего места в мире. Эти искания сопровождаются душевными переживаниями, обусловленными проблемой самоопределения, отнесения себя в какой-либо нации. Мотиву национального самоотождествления сопутствует использование лексем, связанных с духовной жизнью человека: Творец, серафим, Господь, Слово Божие, отеческий, крест, Русь, православные. Однако в текстах стихотворений они соседствуют со словами, относящимися к языческой мифологии: Стрибожьи, Вольга, змей, сирин.
Следовательно, основными репрезентантами концепта «гуманизм» в творческой системе Н. С. Гумилева становятся атрибуты войны и лексемы, связанные с европейской мифологией.
Для А. А. Блока одним из основных способов версификации исследуемого концепта стала мас-карадность. Маски надевает не только лирический герой, как это было у Гумилева, но и героиня. Каждый из них при перемене маски претерпевает нравственное перерождение, идущее по пути поступательного падения морального облика. В поэтических произведениях А. А. Блока мы сталкиваемся с реализацией теории Л. П. Карсавина о триадах, представленных в виде цепочек перерождений лик^лицо^маска (личина) и божест-венное^человеческое^звериное [9]. Если в начале творческого пути Блок называет героиню своих стихов Девой, Зарей, Купиной, недоступной, царицей чистоты, Вечной Женой [10], в то время как самого себя он номинирует рабом, серым соловьем, то по мере эволюции поэтического сознания автора она превращается сначала в невесту, т. е. теряет статус возвышенного бесплотного существа, а затем - в Кармен (олицетворение коварства), любовницу и змею ползучую. Лирический герой тоже меняется. Сначала ему отводится роль коленопреклоненного воздыхателя, который исполнен вдохновенья. Он постепенно трансформируется в звездочета, который не знает счета звездам. Затем начинается игра с образом героя, примеряющего самые разные маски (я надел разноцветные перья; мудрый царь, я был весь в пестрых лоскутьях; Белый, красный, в безобразной маске, шут-Арлекин), находясь в поисках своего истинного «Я», которое приобретает явственные очертания в образе меча, заостренного с обеих сторон, иными словами, человека, лишенного жалости, в душе которого живут демоны, рвущиеся наружу.
Решение любовной темы в пользу одностороннего удовлетворения страстей одного из лирических героев средствами маскарадности -это частичное воплощение концепта «гуманизм» в поэзии А. А. Блока. Полнее этот процесс раскрывается при разработке автором темы Родины, которая представляется поэту испуганной, пьяной, родимой нищетой. Вопреки русской литературной традиции, Блок воспринимает родную землю не как мать, кормилицу, источник жизни, а как жену или даже любовницу. Строка «Мгновенный взор из-под платка» (в стихотворении, посвященном родной земле) отсылает нас к родственному ей «Ты взглянула. Я встретил смущенно и дерзко взор надменный». Тем не менее Россия остается для поэта неразгаданной тайной («Русь»).
Таким образом, концепт «гуманизм» получает в творческих системах В. Я. Брюсова, Н. С. Гумилева и А. А. Блока разное воплощение, что подтверждается разницей в использовании лексических средств, однако поэты идеологически близки, изображая человека, запутавшегося в сетях страстей, душевных бурь, межличностных отношений и потерявшего свое место в мире.
Литература и примечания
1. Блок А. А. Собрание сочинений: в 6 т. Т. 3. М., 1971. С. 194.
2. Алимурадов О. А. Значение, смысл, концепт и интенциональность: Система корреляций: дис. ... д-ра филол. наук. Ставрополь, 2004. С. 11.
3. См.: СелезневЮ. Златая цепь. М., 1985. С. 59.
4. См.: Кожинов В. В. Размышления о русской литературе. М., 1991. С. 18.
5. См.: Фролов И. Т. Избранные труды: в 3 т. Т. 3. О человеке и гуманизме. М., 2003. С. 692.
6. См.: Ёлшина Т. А. Художественно-эстетические проблемы гуманизма в литературе Серебряного века: В. Розанов, А. Блок, Н. Гумилев: дис. ... д-ра филол. наук. Великий Новгород, 2002. С. 4.
7. Брюсов В. Я. Избранное. М., 1984. Далее примеры из текстов Брюсова приводятся по этому изданию.
8. Гумилев Н. С. Избранное. М., 1989. Далее примеры из текстов Гумилева приводятся по этому изданию.
9. См.: Карсавин Л. П. О личности. Kaunas, 1929.
С. 47.
10. Блок А. А. Собрание сочинений ...
0. А. DOROFEEVA. SOME LEXICAL PECULIARITIES OF THE POETRY OF THE SILVER AGE IN THE LIGHT OF VERSIFICATION OF CONCEPT «HUMANISM»
IN THE CREATIVE WORK OF V. YA. BRYUSOV, N. S. GUMILYOV, A. A. BLOK
The object of our research is the creative work of V. Ya. Bryusov, N. S. Gumilyov and A. A. Blok. The considered authors used different means for versification of the concept «humanism»: the lexemes with prefix без-, pronominal lexemes and nominations that have the elements «one», «special» in their meaning are typical for V. Ya. Bryusov; N. S. Gumilyov use extensively the exotic vocabulary and the attributes of struggle; A. A. Blok carries out the concept through masqueradeness.
Key words: œncept, humanism, nomination, masqueradeness, pronominal vocabulary, attributes of struggle, versification, explication, idiostyle.
