CC BY
34
СТРУКТУРА И ФОРМЫ ОРГАНИЗАЦИИ ПРОСТРАНСТВА ПОВСЕДНЕВНОСТИ 1
Ляпин Д. А., Афанасьева И. Н., Коршикова Е. А.
(Елец)
УДК 908
НЕКОТОРЫЕ ФОРМЫ ОРГАНИЗАЦИИ ПРОСТРАНСТВА ПОВСЕДНЕВНОСТИ
НАСЕЛЕНИЯ КРЕПОСТЕЙ-ГОРОДОВ ЦЕНТРАЛЬНО-ЧЕРНОЗЕМНОГО РЕГИОНА РОССИИ В XVII - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XVIII ВВ.2
Авторы статьи ставят своей целью показать особенности поведения населения крепостей-городов Центрально-Черноземного региона в XVII - первой половине XVIII вв. в контексте изучения форм организации пространства повседневности. Работа носит обобщающий характер и подводит итог предыдущим исследованиям в этой области. В течение нескольких лет исследовательской группой был собран и проанализирован большой материал, в котором нашли отражение формы поведения служилых и посадских людей Юга России в XVII в., а также некоторые особенности повседневной жизни горожан в первой половине XVIII в. В итоге, в статье показано, как менялись особенности организации пространства бытовой стороны жизни людей на протяжении полутора столетий. Авторы отмечают, что в начальный период истории региона служилое население представляло собой замкнутое военное сообщество, сплоченное различными формами социальной организации. Со временем господствовавшая здесь военная повседневность наполнялась, сменялась новыми реалиями времени: люди были больше заняты торгово-ремесленными заботами и внутренней конкуренцией, развивался рынок, росло значение хозяйства и промыслов, менялся сам характер организации жизни. Процесс урбанизации, связанный с постепенным превращением служилых людей в мирных торговцев и ремесленников, закономерно влиял на поведение человека, его нормы и ценностные ориентиры. В XVIII в. население города было уже крайне разобщенным, здесь все подчинялось стремлению к материальному достатку, значительно усилилось имущественное неравенство, начали образовываться сословные границы.
Ключевые слова: поведение, повседневная жизнь, служилые люди, купечество, город, крепость
The authors of the article aim to show the behavior of the population of fortresses-cities of the Central Black Earth Region in the XVII - the first half of the XVIII centuries. The work is written in the context of studying forms of organizing the space of everyday life. The article summarizes the great practical work with archival documents. A significant part of the sources used is related to the work of local authorities. A large amount of material was collected and analyzed by
1 В рубрике освещаются исследования в рамках реализации проекта 18-39-20001 мол_а_вед «Структура и формы организации пространства повседневности населения ЦентральноЧерноземного региона России в конце XVI - первой половине XVIII вв. в контексте социально-демографической динамики развития социума», реализуемого по гранту РФФИ, проект № 8-39-20001мол_а_вед.
2 Статья выполнена при поддержке гранта РФФИ, проект № 8-39-20001 мол_а_вед
the research team, which reflected the behaviors of the servants and «posad» people of the South of Russia in the 17th century, as well as some features of the everyday life of citizens in the first half of the 18th century. The article shows how the features of organizing the daily living space of the region's inhabitants over a century and a half had changed. First, it should be noted that the early period of history of the service population was a closed military community. These steppe soldiers were rallied by various forms of social organization. Over time, the main military daily life changed. People became traders and artisans, engaged in crafts. Now they were not as united as before. The process of urbanization, associated with the gradual transformation of civil servants into peaceful merchants and artisans, naturally influenced human behavior, its norms and value guidelines. In the XVIII century, the population of the town was very fragmented, everything was subordinated to the desire for material prosperity, income inequality intensified, estates began to form.
Keywords: behavior, everyday life, service people, merchants, city, fortress
DOI: 10.24888/2410-4205-2020-22-1-85-93
В данной статье мы ставим своей целью выявить некоторые особенности организации пространства повседневности жителей крепостей-городов, проживающих на территории современного Центрального Черноземья в XVII - первой половине XVIII вв. На начальном этапе своей истории этот регион был южной окраиной Российского государства, который активно осваивался и заселялся служилым населением. На протяжении всего XVII в. здесь велась почти непрерывная война с кочевыми народами северного Причерноморья и Кавказа. Только в самом конце столетия наступило, наконец, мирное время, так как здесь были построены массивные оборонительные сооружения, а граница отодвинулась далеко на юг. Военные крепости степного пограничья медленно превращались в полноценные города, модифицировалась их социальная структура, росла численность жителей. В таких условиях неизбежно менялись и особенности организации повседневного пространства местного населения. В данной статье мы попытаемся понять, как же конкретно это происходило.
В основе нашей работы - материалы, полученные в ходе работы над документами местных органов власти, кроме того, мы использовали исторические документы частного характера.
На сегодняшний день поведенческая проблематика не часто находится в центре внимания ученых. В качестве примера мы можем назвать несколько работ. Это книга английских историков Р. Е. Ф. Смита и Д. Кристиана «Хлеб и соль», посвященная социальной истории еды и напитков в России периода Нового времени [17]. В этой работе авторы показали изменение форм поведения и характера организации повседневной жизни русского населения в XVII-XIX вв., исходя из традиций употребления пищи. Другим показательным примером может быть труд французского ученого Ж. Шаньета «Война и общество в эпоху Нового времени» [16]. Историк детально изучил особенности восприятия войны различными группами населения стран Европы, показал изменение отношений человека к войне в XVII-XVIII вв. Ж. Шаньет также затронул вопрос организации повседневной жизни людей этого времени, где война занимала свое особенное место. Большой интерес представляет первый том трехтомной истории тела - капитального исследования восприятия телесно-материального начала человека, изданного под редакцией французских ученых А. Корбена, Ж-Ж. Куртина и Ж. Вигарелло [4]. В первом томе показано, как изменялось средневековое представление о теле под влиянием идей Нового времени и эпохи Просвещения.
Среди работ российских ученых можно упомянуть обстоятельную статью В. Н. Топорова о московских людях XVII столетия [15]. Ученый предпринял интересную попытку осмыслить поведение простого человека «бунташного века» в ретроспективе исторических событий этой сложной и насыщенной событиями эпохи. Перед читателем данной статьи-очерка проходит широкая панорама жизни простого русского человека, в которой его со
всех сторон окружают нужда, голод, пытки, жестокая и несправедливая власть, хитрые доносчики-соседи, корыстные торговцы. Вызывает интерес книга Б. Л. Шапиро об истории кружева, где традиционное рукоделие показано как особый культурный текст эпохи. Исследовательница представила появление и развитие кружевоплетения в России в связи с важными переменами в повседневной жизни человека XVIII в., а также с влиянием европейской моды на жителей русского города.
Прежде всего, мы должны отметить, что на протяжении XVII в. формы поведения населения изучаемого региона не были постоянными. Первоначально служилое сообщество каждой крепости являлось довольно сплоченным. Документы конца XVI в., а также материалы по истории крепостей первой четверти XVII в. демонстрируют нам единый коллектив, действующий как слаженный механизм. Мы можем указать на такие характерные для этого времени формы поведенческих моделей местного общества как коллективизм, самоорганизация, самодисциплина, патернализм, проявлявшиеся в отсутствии четких границ между личной и общественной жизнью. Все это было важным инструментом для выработки механизмов интегративной деятельности переселенцев на эти «дикие земли» степной окраины страны. Суровые условия жизни развивали коллективное начало в основных формах поведения служилых людей. Это было вызвано практической необходимостью колонизаторов пограничных земель, впервые начавших их освоение под ударами воинственных кочевников.
Во второй половине XVII в. военная повседневность крепости, сплачивавшая в единое сообщество местных жителей, постепенно разрушалась: развивался рынок, росло значение промыслов, менялся сам характер организации жизни людей. Освоившись на новом месте, наладив защиту от татарских нападений, люди стали проявлять большую активность в получении материальных благ имущественного характера. В свободное от службы время служилые люди занимались различными торговыми операциями, промышляли в степи, ездили на Дон и Волгу, стремились получить прибыль везде, где было возможно. Интенсивно росло и развивалось неслужилое население крепостей - посадские люди, профессионально занимающиеся ремеслами и торговлей. В ряды посадского населения массово переходили стрельцы, казаки, пушкари и их родственники, отказывавшиеся жить военным делом.
Неслучайно именно во второй половине XVII в. в крепостях Юга России мы видим большое число дел, связанных с мелким воровством, драками, разбоем. Перед нами предстает общество, уже прочно опутанное внутренними конфликтами и тяжбами. Мы не будем подробно останавливаться на этом аспекте поведенческих моделей населения, отметим только, что при изучении материалов Воронежской приказной избы наблюдаем неуклонный рост числа преступлений: с 1625 по 1700 гг. он составил 50 %. Пусть и косвенно, но это указывает нам на то, что единство служилой корпорации крепости разрушалось, и теперь здесь господствовали конкуренция и стремление к личному достатку.
Однако, когда мы говорим о населении крепостей, то следует помнить, что это были служилые люди и «государева служба» занимала важнейшее место в их повседневной жизни. Как бы они не стремились к обогащению, но именно ратное дело было главной реальностью их жизни. Повседневный, почти бытовой характер военной службы делал ее частью обыденности, влиял на ментальность и систему ценностей человека. Это не значит, конечно, что люди того времени были воинственны и всегда готовы на героические поступки, война была частью их жизни, и ее каждодневный характер обусловливал восприятие ратного дела как чего-то вполне естественного, иными словами, война и социум были тесно интегрированы между собой [17, p. 29-32].
Формы организации пространства повседневности человека во многом зависели от существующих ценностных ориентиров местного общества, поэтому следует подробнее остановиться хотя бы на некоторых из них. К тому же, особую значимость проблема ценностей приобретает именно в переходные периоды общественного развития, когда происходящие преобразования приводят к смене существовавших в нем систем ценностей, при этом
ценность - очень важная маркерная категория в изучении процессов эволюции человеческого поведения.
Начнем с того, что в XVII в. большинство населения было неграмотно, но при этом никто не испытывал от этого каких-либо неудобств, ведь грамотность воспринималась как практический навык, значимый для конкретной профессиональной работы. Например, навыки письма и счета были необходимы для того, чтобы служить целовальником в приказной избе, в кабаке или в таможне. Эти должности, однако, не считались престижными и часто были скорее повинностями для представителей местного «мира», отчасти поэтому и грамотность не воспринималась как важная способность. Как правило, в пределах крепости грамотным был воевода, но он редко пользовался этим навыком для написания делопроизводственных бумаг. Умение читать не использовалось людьми для развлечения или проведения досуга, - это был практический навык, и, в целом, в обществе господствовала устная культура. Грамотность давала возможность заработать небольшие средства, но не являлась обязательным условием для успешной карьеры, а, следовательно, значительной ценностью не являлась.
В условиях отсутствия достаточного числа грамотных людей большое распространение получали слухи и сплетни, часто обрастающие самыми фантастическими подробностями. Яркий пример господства слухов и легковерия жителей окраины - «всполохи». Всполохами назывались сведения о нападении татар, которые заставляли местное сообщество предпринимать ряд защитных мер, хотя часто они были неверны, и никаких татар поблизости на самом деле не было [10, л. 14-146].
Еще одна особенность менталитета жителей данного региона в XVII в. - их представления о времени - всегда расплывчатые и неточные. Люди жили в рамках церковного календаря, опираясь на праздники (в том числе и подвижные) как точки отчета. Описывая случившиеся события они использовали такие выражения, как «за две недели до Велика дня (т. е. Пасхи)», «неделю после Троицына дни». А в 1638 г. воронежскую помещицу ограбили соседи «за неделю до Вербного воскресения» [3, л. 1-2].
При этом время для человека XVII в. шло как бы по кругу, было замкнуто. Следовательно, в народной культуре длительная история почти полностью отсутствовала. У нас нет никаких сведений о том, что население крепостей Юга России интересовалось прошлым своего региона в познавательном отношении. Составлявшие отчеты (сметные росписи) в Москву воеводы часто указывали на то, что жители не могут точно сказать, когда была построена их крепость и сетовали на то, что им (воеводам) это тем более, неизвестно. Хотя прошло 70-80 лет с момента постройки самых старых крепостей региона, их жители и не пытались запоминать это событие, которое их совершенно не интересовало.
Рассуждая в случае возникшей необходимости об истории, люди ориентировались на правление того или иного царя, Смутное время именовали «размирьем» или же «временем войн». Часто условной исторической точкой отчета было какое-либо важное событие, например, нашествие гетмана П. К. Сагайдачного (1618). Вспоминая события последующих 10 лет, люди говорили, что «было де то после литовского разорения 5 лет» или «как тот Саадашный город Елец разорил» [9, л. 253]. Точно так же, как хронологической точкой отчета был тот или иной церковный праздник, важное историческое событие или время правления какого-либо царя выступали условными точками измерения прошедшего времени.
Служилый человек крепости жил сегодняшним днем. Отчасти на это положение дел влияла такая безусловно важная ценностная категория того времени, как умение воевать и военная карьера. Храбрый и умелый воин пользовался безусловным уважением в окружающем его коллективе, при этом война, связанная с риском для жизни, заставляла его отдавать приоритет настоящему времени, поскольку слишком часто человек оказывался перед лицом смертельной опасности.
Люди XVII в. отличались повышенной эмоциональностью и экспрессивностью, что нашло свое отражение в их речи, попавшей в официальную документацию. Рассмотрим не-
сколько примеров такой речи в документах о строительстве Ельца 1592-1593 гг. Вот некий елецкий пушкарь в своей челобитной жалуется на жизнь: «а яз, государь, живучи на Ельцы вконец погиб: наг и бос и пить и есте нечево и твоей, государевой службы служити нечем» [10, с. 116]. В другом документе елецкий стрелец винит своего бывшего помещика в ограблении: «и меня, государь, били и мучили, и вымучили, государь, запись в дватцати рублех, и животишка мои поимали, и женишку мою взяли» [10, с. 48]. Показательна и следующая фраза из челобитной елецкого казака: «и я, холоп твой, ныне от того Данила, волочась, погиб в конец, а женишка, государь, и братишка волочатца меж двор» [11, с. 52]. «Женишка», «братишка», «животишка» (т. е. живот - имущество) - обычные фразы в челобитных, содержащих какую-либо просьбу. Указывая на свое бедственное положение, люди обычно писали, что они «наги, босы и голодны и волочатся меж двор», но едва ли стоит понимать это выражение буквально. Так же, как и распространенная фраза в челобитных «били меня до смерти», вовсе не означала, что человека на самом деле убили.
Во второй половине XVII в. мы видим большую ценность труда и зарабатывания денег среди жителей крепости. В сохранившихся делопроизводственных материалах люди часто указывали на свою честную службу, трудолюбие, надежность, как главные положительные качества человека. Честный труд был частью общей системы ценностей, и стремление к достатку вполне соответствовало общим тенденциям времени. Деньги и материальный достаток не считались среди жителей крепостей XVII в. чем-то греховным. Это преодоление «презрения к миру» было важным признаком ухода в прошлое представлений средневекового мышления, где труд выступал как наказание за первородный грех. Новое восприятие труда как средства заработка, имевшего позитивную ценность, толкало человека на деятельность в различных хозяйственных направлениях. Люди брали на откуп участки рек (ставили неводы или сети), утраивали бобровые ловы, занимались бортничеством в лесах, ездили на рыбный и соляной промысел на Волгу.
Общество XVII в. было преимущественно мобильным. Воевода в силу действовавшей практики переезжал из крепости в крепость каждые два года, служилые люди ходили в походы, занимались отхожими промыслами, ездили торговать, крестьяне законно (или незаконно) покидали свои земли, все категории населения ездили на богомолья. Отчасти эта мобильность объясняется тем, что люди не были богаты, их собственность была крайне скудной, они с легкостью уходили из своей небольшой избы, поскольку нужное им имущество часто помещалось в мешке за спиной.
Важно отметить, что во второй половине XVII в. в крепостях Юга России зарождаются купеческие династии. Безусловно, этому процессу способствовали посадские реформы 1646-1653 гг., особенно т. н. «посадское строение». В эти годы правительство предпринимало решительные шаги, чтобы законодательно определить основы существования посадского населения, превратить его в замкнутую сословную группу, занимавшуюся торговлей и ремеслами. При этом важный процесс превращения крепостей в полноценные города был тесным образом связан именно с развитием торгово-ремесленного, посадского населения, которое стало социальным фундаментом для формирования купеческого сословия, занимающего ведущее место в истории городов второй половины XVIII-XIX вв. [8].
Таковы были ценностные ориентиры в контексте организации пространства повседневной жизни человека второй половины XVII в. Упорный труд простых людей этого времени всегда был связан с идеей достатка, и именно эта важная ценность направляла служилое сообщество по пути развития материальной цивилизации.
В XVIII в., когда опасная граница отошла далеко на юг, служилых людей становилось все меньше, а численность посадского населения резко выросла. На место военной службы как важнейшего элемента структуры повседневности служилого человека приходили теперь другие принципы организации жизни, связанные с торговыми, хозяйственными и иными заботами. Восприятие труда и зарабатывания средств как положительной стороны жизни получило новый толчок к развитию. Однако теперь усилилось имущественное нера-
венство местного общества: небольшая часть жителей города значительно разбогатела, превращаясь в отдельную влиятельную группу торговцев, ставшую впоследствии купеческим сословием.
У нас нет сведений о том, что рядовое население города воспринимало резкое обогащение некоторых семей однозначно в негативном контексте. Знатные фамилии, в основном, пользовались уважением и почетом, а формы организации пространства их повседневной жизни, полностью подчиненные коммерции, воспринимались как вполне естественные. Если для общества XVII в. было характерно наличие многочисленных, но, в принципе, почти равных по материальному положению «чинов», то в первой половине XVIII в. мы видим тенденцию к разграничению сословных групп, закончившуюся становлением полноценных замкнутых сословий уже в годы проявления Екатерины II. Потомки некогда единого в материальном плане служилого и посадского населения теперь четко делились на купеческую элиту и городских обывателей (торговцев, ремесленников, разночинцев). Причем формы организации их повседневной жизни мало отличались друг от друга, хотя и были наполнены разным содержанием, исходя из личного достатка.
Повседневно-поведенческие модели предприимчивых торговцев были связаны с ри-туализацией их образа действий, строгим подчинением принятым правилам и нормам. Купеческая жизнь являлась, по сути, упорядоченной сменой повседневных будничных забот и праздников, четко привязанных к годовому циклу церковного календаря. Если в XVII в. военная служба пронизывала жизнь и быт населения, то теперь предпринимательство оказывалось в центре повседневности: коммерческому успеху подчинялись все действия купца, в том числе - вступление в брак, характер внутрисемейных отношений, обучение грамоте, общение с представителями других семей и слоев общества.
В брачных отношениях купечество искало выгодные родственные связи, родство создавало кланы, совместные усилия представителей каждого из которых могли влиять на торгово-экономическую ситуацию в городе. Тем самым корпоративный характер финансовой элиты города становился все более очевидным. Строгие патриархальные устои делали купеческую семью единым и сплоченным экономическими агентом. Грамотность имела теперь большую ценность, так как была необходима для успешного ведения торговых операций [1, с. 267-268].
Что касается отношения ко времени, то для людей XVIII в. оно было сугубо практическим, потому, что только его разумное использование могло позволить им получить прибыль и обеспечить материальный достаток. Интерпретация времени как возможности для получения богатств, характерная для ментальности общественного большинства, была той силой, которая заставляла человека внимательнее следить за его использованием. Неслучайно в середине XVIII в. в Тамбове, Воронеже, Ельце у горожан появляется устойчивый интерес к собственной истории, к событиям прошлого, что нашло свое отражение в составлении тетрадей с хронологическими записями об интересных фактах истории того или иного города [3; 14].
Мобильность населения была уже не столь высока. Представители высшего купечества, как рачительные хозяева, нанимали работников для дальних торговых поездок, другие слои местного общества все больше реализовывали свои нужды в пределах своего уезда. Люди в большинстве своем стали богаче, чем их деды и прадеды (служилые и посадские люди), а материальный достаток так или иначе привязывал человека к определенному месту. В таких условиях большое развитие получили ярмарки, где можно было реализовать свой товар, существенно сэкономив время.
Весьма показательным для нас будет сравнение жилища человека в крепости и в городе. В пространстве русской деревянной избы XVII в. не возникало необходимости делить внутреннее помещение на отдельные комнаты, ведь сами люди не были сильно обособлены друг от друга [5; 13]. Служилые люди зачастую приходили в избу только для того, чтобы переночевать. Деревянная изба была недолговечной, и срока ее службы не хватало даже на
жизнь одного поколения. В XVIII в. все чаще появляются каменные жилые постройки, которые к концу века заняли значительную часть в центральной части города [12, с. 53-56]. Для купеческой усадьбы было характерно наличие нескольких небольших комнат в доме (вокруг печи, находящейся в центре здания), просторного двора для карет, вокруг которого располагался комплекс хозяйственных построек. Со стороны уличного фасада, как правило, выстраивали массивные каменные лавки [7]. Это было жилище, полностью приспособленное под коммерческие нужды, причем построено оно было человеком, не сомневавшимся в том, что его дети, внуки и правнуки продолжат коммерческое занятие. Купеческая усадьба строилась сразу на много поколений вперед. Следовательно, само мышление купца было строго корпоративным, прибыль и материальные блага были в центре его мировосприятия как вечные ценности.
Купец XVIII в., в отличие от служилого человека предыдущего столетия, не жил одним лишь сегодняшним днем в силу самой специфики финансовой деятельности, требовавшей расчетов на будущее. Предприимчивый торговец всегда исходил из реалий завтрашнего дня. Войны, эпидемии, природные катаклизмы и политические события в стране -все это было в центре его внимания как факторы, влияющие на его жизнь завтра.
Таковы в общих чертах особенности организации пространства повседневности жителей крепостей-городов современного Центрального Черноземья в XVII - первой половине XVIII вв. На протяжении полутора веков формы поведения людей, их нормы и ценностные ориентиры понемногу изменялись. Описание этих перемен - непростая, но важная задача исторической науки. Мы должны с особым вниманием относиться к повседневной стороне жизни простых людей, чтобы лучше понять особенности их менталитета и мировоззрения, а значит и влияние, которое они оказывали своими действиями на важные общественно-государственные процессы.
Список литературы
1. Бартенев А. А. Жизнь и воспоминания одного дворянина // Из истории Воронежского края. Вып. 17. Отв. ред. А. Н. Акиньшин. Воронеж: Центрально-Черноземное книжное издательство, 2010. С. 243-288.
2. ГАВО. Ф. И-182. Оп. 4. Д. 7.
3. Записки сторожила Ивана Ивановича Исаева о городе Ельце (около 1825-1830 гг.) // Труды Орловской архивной комиссии. Вып. 2. 1895. С. 44-47.
4. История тела / под ред. А. Корбена, Ж-Ж. Куртина, Ж. Вигарелло / пер. с фр. М. С. Неклюдовой, А. В. Стоговой. М.: Новое литературное обозрение, 2012. Т. От Ренессанса до эпохи Просвещения. 480 с.
5. Красилова Л. А. Русская изба - традиции и современность // Вестник ИрГТУ. Серия Строительство и архитектура. 2011. № 7 (54). С. 49-55.
6. Ляпин Д. А. Царский меч: социально-политическая борьба в России в середине XVII в. СПб.: Дмитрий Буланин, 2018. 336 с.
7. Ляпин Д. А. Городская усадьба купчихи У. Г. Хренниковой в Ельце (по данным на 1857 год) // Исторический квартал. Альманах историко-культурного наследия Липецкого края. 2017. Выпуск 7. С. 161-163.
8. Ляпин Д. А. Зарождение елецкого купечества (вторая половина XVII в.) // Личность в социуме, государстве, истории: Материалы региональной научной конференции, г. Воронеж, 1 февраля. ВГУ. Воронеж: Истоки, 2017. С. 11-13.
9. РГАДА. Ф. 210. Оп. 1. Д. 16.
10. РГАДА. Ф. 210. Оп. 13. Д. 855.
11. Российская крепость на южных рубежах : Документы о строительстве Ельца, заселении города и окрестностей в 1592-1594 годах / подгот. текста и коммент. В. Н. Глазьев,
А. В. Новосельцев; вступ. статья В. Н. Глазьев, Н. А. Тропин. Елец: ЕГУ им. И. А. Бунина, 2001. 275 с.
12. Рудаков Л. По следам легенд. Воронеж: Центрально-Черноземное книжное издательство, 1973. 168 с.
13. Русская изба. Иллюстрированная энциклопедия. Внутреннее пространство избы. Мебель и убранство избы. Домашняя и хозяйственная утварь / под ред. И. И. Шангиной. СПб. : Искусство-СПб., 2004. 374 с.
14. Тамбовские известия / авт.-сост., вступ. ст., коммент.: В. В. Канищев, Ю. В. Мещеряков, Ю. А. Мизис. Тамбов: ТГУ им. Г. Р. Державина, 2012. 288 с.
15. Топоров В. Н. Московские люди XVII в. (к злобе дня) // Philologiaslavica. К 70-летию академика Н. И. Толстого / отв. ред. академик РАН В. Н. Топоров. М.: Наука, 1993. С. 191-218.
16. Шапиро Б. Л. История кружева как культурный текст. М.: Новое литературное обозрение, 2018. 272 с.
17. Chagniot J. Guerre et societeal' epoque modern. Paris: Presses Universitaires de France, 2001. 360 p.
18. Smith R. E. F., Christian D. Bread and salt : a social and economic history of food and drink in Russia. Cambridge: Cambridge University Press, 1984. 391 p.
References
1. Bartenev, A. A. Zhizn' i vospominaniya odnogo dvoryanina [Life and memories of a nobleman] in Iz istorii Voronezhskogo kraya [From the history of the Voronezh region]. Vol. 17, Ed. A. N. Akinshin, Voronezh, Central chernozhemnoe Publ., 2010, pp. 243-288 (in Russian).
2. GAVO, Gosudarstvennyi arkhiv Voronezhskoi oblasti [State archive of the Voronezh region], f. I - 182, op. 4, d. 7. (in Russian).
3. Zapiski storozhila Ivana Ivanovicha Isaeva o gorode El'tse (okolo 1825-1830 gg.) [Notes guard Ivan Ivanovich Isaev about the city of Yelets (1825-1830)] in Trudy Orlovskoi arkhivnoi komissii [Transactions of the Oryol Archival Commission], vol. 2, 1895, pp. 44-47. (in Russian).
4. Istoriya tela [The history of the body] / ed. A. Corben, M. Curtin, J. Vigarello / trans. M. S. Neklyudov, A. V. Stogova. Moscow, New Literary Review Publ., 2012. T. Ot Renessansa do epokhi Prosveshcheniya [From the Renaissance to the Enlightenment]. 480 p. (in Russian).
5. Krasilova, L. A. Russkaya izba - traditsii i sovremennost' [Russian hut - traditions and modernity] in Vestnik IrGTU. Seriya Stroitel'stvo i arkhitektura [Bulletin of ISTU. Series Construction and architecture], 2011, no. 7 (54), pp. 49-55. (in Russian).
6. Lyapin, D. A. Tsarskii mech: sotsial'no-politicheskaya bor'ba v Rossii v seredine XVII v. [The Tsar Sword: socio-political struggle in Russia in the middle of the XVII century], St. Petersburg, Dmitry Bulanin Publ., 2018. 336 p. (in Russian).
7. Lyapin, D. A. Gorodskaya usad'ba kupchikhi U. G. Khrennikovoi v El'tse (po dannym na 1857 god) [Town estate of the merchant Khrennikova in Yelets (according to 1857)] in Istori-cheskii kvartal. Al'manakh istoriko-kul'turnogo naslediya Lipetskogo kraya [Historical quarter. Almanac of historical and cultural heritage of the Lipetsk region]. 2017, Issue 7, pp. 161-163. (in Russian).
8. Lyapin, D. A. Zarozhdenie eletskogo kupechestva (vtoraya polovina XVII v.) [The birth of the Yelets merchants (second half of the 17th century)] in Lichnost' v sotsiume, gosudarstve, is-torii: Materialy regional'noi nauchnoi konferentsii, g. Voronezh, 1 fevralya. VGU. [Personality in society, the state, and history: Materials of a regional scientific conference, Voronezh, February 1. VSU]. Voronezh, Sources, 2017, pp. 11-13. (in Russian).
9. RGADA (Rossiiskii gosudarstvennyi arkhiv drevnikh aktov), [Russian State Archive of Ancient Acts], f. 210, op. 1, d. 16. (in Russian).
10. RGADA (Rossiiskii gosudarstvennyi arkhiv drevnikh aktov), [Russian State Archive of Ancient Acts], f. 210, op. 13, d. 855. (in Russian).
11. Rossiiskaya krepost' na yuzhnykh rubezhakh: Dokumenty o stroitel'stve El'tsa, zaselenii goroda i okrestnostei v 1592-1594 godakh [The Russian fortress on the southern borders: Documents on the construction of Yelets, the settlement of the city and its environs in 1592-1594], preparation. text and comment. V. N. Glazyev, A. V. Novoseltsev; entry article V. N. Glazyev, N. A. Tropin, Yelets, Bunin YSU Publ., 2001. 275 p. (in Russian).
12. Rudakov, L. Po sledam legend [Following the footsteps of legends]. Voronezh, Central chernozhemnoe Publ., 1973, 168 p. (in Russian).
13. Russkaya izba. Illyustrirovannaya entsiklopediya. Vnutrennee prostranstvo izby. Mebel' i ubranstvo izby. Domashnyaya i khozyaistvennaya utvar' [Russian hut. Illustrated Encyclopedia. The inner space of the hut. Furniture and hut decoration. Household and household utensils], ed. I. I. Shangina, St. Petersburg, Art - St. Petersburg, 2004. 374 p. (in Russian).
14. Tambovskie izvestiya [Tambov news], ed., Entry. Art., comment of V. V. Kanishchev, Yu. V. Meshcheryakov, Yu. A. Mizis, Tambov, Tambov University Publ., 2012. 288 p. (in Russian).
15. Toporov, V. N. Moskovskie lyudi XVII v. (k zlobe dnya) [Moscow people of the 17th century (to the spite of the day)] in Philologiaslavica. To the 70th anniversary of Academician N. I. Tolstoy, ed. ed. Academician of the RAS V. N. Toporov. Moscow, Nauka, 1993, pp. 191-218. (in Russian).
16. Shapiro B. L. Istoriya kruzheva kak kul'turnyy tekst [The history of lace as a cultural text]. Moscow, New Literary Review Publ., 2018. 272 p. (in Russian).
