CC BY
39
По мнению предпринимателей, решение социальных проблем - это общая задача бизнеса и государства. Однако государство стоит на первом месте, так как оно, прежде всего, заинтересовано в развития стратегически главного ресурса страны - населения. Таким образом, в вопросах общественного развития государство должно занимать приоритетные позиции и создавать благоприятные условия для бизнеса, который, вследствие этого, сможет развивать производство, увеличивать заработную плату, повышать качество жизни населения, улучшать его интеллектуальный уровень, т.е. станет социально ответственным по отношению к обществу.
Выводы
1. Решение социальных проблем в стране зависит от политики государства (в частности, законодательной базы), развития экономики и гражданского общества.
2. В России тема социальной ответственности бизнеса активно начала подниматься с 2003 г. -после озвучивания ее высшим руководством страны, как противовес «делу ЮКОСа», а также на фоне сложившегося в обществе убеждения в несправедливом характере приватизации.
3. В формировании института социальной ответственности российского бизнеса государство играет главную роль и фактически наделяется правом определять меру и основные характеристики социальной ответственности бизнеса при активной поддержке населения.
Библиографический список
1. Аналитический отчет для членов ТПП РФ. -М., 2004.
2. Аналитический материал ТПП РФ. - М., 2005.
3. Бюллетень отечественного производителя. Обзор. РСТ. - М., 2004.
4. ВЦИОМ. Опрос проведен в феврале-мае
2004 г. в 100 населенных пунктах 39 субъектов Российской Федерации (материалы ТПП РФ для членов палаты). - М., 2004.
5. ВЦИОМ. - http://www. wciom.ru - 2007. -Пресс-выпуск .№843. - 24 января.
6. Гайнулина Е.В. Социальная ответственность бизнеса: проблемы и пути решений // Современное экономическое и социальное развитие: проблемы и перспективы: Ученые и специалисты Санкт-Петербурга и Ленинградской области -Петербургскому экономическому форуму
2005 г. - СПб., 2005. - С. 27-30.
7. Исследования, организованные ТПП РФ, РСПП, Ассоциацией Менеджеров России. Интернет-сайты: http://www.tpprf.ru, http://www.rspp.ru, http://www.amr.ru. Обзор за 2004-2006 гг.
8. Исследование Publik.RU по заказу еженедельника «Экономика и жизнь». - М., 2006.
9. Институт комплексных исследований РАН. - М., 2004. (Исследование проведено в августе 2004 г.).
10. Социальная политика российских компаний / А. Нещадин, Н. Горин, Г. Тульчинский, О. Не-щадина, И. Царева, А. Хавина, В. Анисимов; сост. А. Хавина. - М.: ТЕИС, 2005. - 159 с.
11. Россия реформирующаяся: Ежегодник -2004 / Отв. ред. Л.М. Дробижевой. - М.: Институт социологии РАН, 2004. - 408 с.
12. Сборник документов ТПП РФ. - М., 2006.
И.Е. Викулов НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ ИНТЕРПРЕТАЦИИ РЕЛИГИОЗНОСТИ
Работа посвящена интерпретации религиозности, понимание данного термина может разниться в зависимости от аспекта: социологического, философского и т.д. Изучение философского наследия С.Н. Булгакова, его жизненный путь как пример личного опыта осмысления религиозности представляют интерес в исследовании религиозных феноменов.
Актуальность проблемы обусловлена своеобразием современного этапа об. щественного развития с его интересом к различным формам религии и расширением сферы влияния «традиционных верований». Возникает потребность, опираясь на исторический опыт и в рамках русской философской традиции
дать комплексную характеристику феномену религиозности в его многообразных проявлениях, определить его сущностные черты и пределы.
Понятие «религиозность» чаще всего используется в научной среде как социологический термин и по отношению к исходному понятию «религия» подразумевается его более узкий, отно-
244
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 4, 2008
© И.Е. Викулов, 2008
сительный характер. Между тем, очевидно, что социология в исследовании религиозности фиксирует только определенные черты данного феномена и, что особенно важно, интерпретация полученных данных сталкивается с многочисленными трудностями. Играет немаловажную роль, как точность формулировок, так и одинаковое понимание исходных понятий и терминов составителями вопросов анкет и респондентами. Кроме того, в процессе анализа материала ключевую роль в адекватности выводов может иметь критерий оценки ответов, мировоззрение исследователя, и, что нельзя сбрасывать со счетов, его собственная религиозная идентичность. О подобных огрехах и очевидных ошибках анализа пишет сотрудник Института социально-политических исследований РАН Ю.Ю. Синелина [8, с. 89]. Известные в социологии религии понятия, такие как уровень, степень, динамика, характер и даже стаж религиозности, безусловно, отражают объективные стороны исследуемого явления. Но, в то же время, без соответствующего взвешенного осмысления, интерпретации в рамках комплексного подхода, эти показатели остаются формальной фиксацией отдельных моментов действительности. Выводы в таком случае оказываются ярлыками, неправомочными оценками, которые подменяют раскрытие многообразного и противоречивого внутреннего мира личности упрощением. В силу специфики социологического исследования, остаются без должного внимания контекст, причины и внутренний смысл религиозных феноменов, коренящиеся в имманентных свойствах самой религиозности.
Долгое время главенствовавший в науке подход к религии как результату несправедливых общественных отношений, ложному отражению действительности породил уверенность, что религиозность как свойство личности, не представляет интереса для науки, поскольку является вторичной по отношению к социальным процессам. «Индивидуальная религиозность» интерпретировалась порой как «грамматическое преобразование», где вместо множественного числа используется единственное. Индивид как элементарный компонент жизни общества никак не мог быть субъектом религиозности [7, с. 5].
В то же время существует и другая традиция интерпретации религиозности как самоценной психологической величины, смыслообразующего качества. Например, выдающийся психолог
Виктор Франкл, использует категорию религиозности именно в отношении к частному опыту верующего, в то время как институализированная религия представляется воздействующим внешним фактором [10, с. 378].
Философскому осмыслению религиозности, выявлению ее сущностных характеристик посвящены работы русских философов конца XIX -начала XX вв. Анализ их произведений дает не только собственно философский материал, но и позволяет рассмотреть интерпретацию религиозности в контексте становления взглядов самих мыслителей в переломный для России период. Искание высшей правды, критическое восприятие окружающей действительности, ожидание нового духовного подъема и осознание необходимости поворота к лучшей жизни - вот одни из ведущих мотивов общественной мысли того времени. Философы, представители творческой интеллигенции мечтали своими руками инициировать духовное обновление в обществе. Будущему возрождению должна была предшествовать переориентация Русской православной церкви, ее готовность приблизиться к решению насущных задач российской социальной жизни. Все это требовало дискуссий, обстоятельных обсуждений, поиска выхода из кризисного состояния [9, с. 470]. Идея оформилась в намерение создать «открытое, по возможности официальное, общество людей религии и философии для свободного обсуждения вопросов Церкви и культуры» [2, с. 686]. Так, в самом начале столетия возникают религиозно-философские собрания, которые были встречены с надеждой и поддержаны представителями церковных властей, но спустя два года запрещены решением Синода. Впоследствии восстановленные уже после известного царского Манифеста 1905 и смерти Г.П. Победоносцева, они, безусловно, повлияли на русскую культуру, хотя и не привели к заметным изменениям в религиозной жизни общества. Среди церковных деятелей самым непримиримым противником религиозно-философских собраний, вольным обращением с религиозными ценностями, стал Иоанн Кронштадский. Он гневно осудил возможность богоискательства вне церкви, конфессии, традиции. Само название печатного органа собраний -«Новый путь» стало предметом его гневных нападок [1, с. 316]. Позднее, многие участники собраний, в их числе В.В. Розанов и Н.А. Бердяев, говорили о несбывшихся тогда ожиданиях. Рели-
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 4, 2008
245
гиозно-философские собрания оказались во многом декларацией о намерениях, итогом долгого запрета на свободное обсуждение религиозных проблем и даже элементом моды на подобного рода дискуссии среди интеллигенции [3, с. 245]. И причины «неудачи» здесь, по-видимому, не в политической конъюнктуре, но скорее в заведомой невозможности путем подобного обсуждения и споров инициировать процесс духовного возрождения, в неправомерности вторжения в сферу сакрального, в подмене религиозного опыта рассуждениями о религии.
Вместе с тем, среди студенчества и интеллигенции было много тех, кто переживал кризис веры, метался между безверием и истовой верой. Ставшее обычным в молодежной среде увлечение марксизмом, презрительное отношение к властям и революционное настроение, достигая своего апогея, сменялось возвращением в лоно православной церкви, сопровождаясь глубокими религиозными прозрениями. В ряду «бывших марксистов» такие выдающиеся мыслители как Н. Бердяев, П. Струве, С. Франк, С. Булгаков. Любопытно, что в этой тенденции перехода русских марк-систов-интеллигентов к идеализму сам же Бердяев видит один из главных истоков русской религиозной философии вообще [3, с. 239].
В этой связи, творчество С.Н. Булгакова дает пример личного опыта осмысления переломного этапа в жизни страны. Будучи представителем священнического рода в шести поколениях, выросший в традициях строгого соответствия Типикону, он становится нигилистом и убежденным марксистом, оставляет семинарию, посвящая себя науке. Но спустя пятнадцать лет вновь начинает исповедовать религиозную веру, принимает христианство, православие и, наконец, духовный сан. Осмысление религиозности в контексте философского наследия С.Н. Булгакова интересно с нескольких сторон: во-первых, это анализ его собственно философских работ, затем трудов уже как священника и богослова, но, кроме того, предметом исследования становиться духовный путь мыслителя. Религиозные ориентиры, принятые им как традиция, в детстве, в дальнейшем не прошли проверку интеллектом и привели к нигилизму и отрицанию религиозной веры. В тоже время, как отмечает Булгаков, характер неверия в этот период также отмечен своего рода религиозностью, под которыми он разумеет веру в свободу и прогресс, лучшее будущее. Атеизм, неверие он
опознает как разновидность веры, видя в последней имманентное свойство человеческой личности вне зависимости смыслового содержания, в то время как настоящим неверием является «мещанское благочестие», приземленность, формальное исполнение предписаниям [4, с. 32]. Таким образом, религиозность в понимании Булгакова не противопоставляется атеизму и инакове-рию, будучи фундаментальной неизменной характеристикой бытия человека. Под религией и религиозностью С.Н. Булгаков понимает «.. .те высшие и последние ценности, которые признает человек над собой и выше себя, и то практическое отношение, в которое он становится к этим ценностям. Определить действительный религиозный центр в человеке, найти его подлинную душевную сердцевину - значит узнать о нем самое интимное и важное, после чего будет понятно все внешнее и производное. В указанном смысле можно говорить о религии у всякого человека, одинаково и у религиозного, и у сознательно отрицающего всякую определенную форму религиозности» [5, с. 54]. «Религия есть в высшей степени личное дело, а потому она есть непрестанное творчество. Она не может сообщаться внешне, почти механически, как знание, ею можно лишь заражаться - таинственным и неис-следимым влиянием одной личности на другую» [6, с. 10]. Такое ценностно-опытное понимание религиозности позволяет говорить о ней как о человеческом стремлении к трансцендиро-ванию. В этой связи представляется важным в процессе интерпретации религиозности подходить к ней как к универсальному феномену, имеющему многочисленные уровни проявления.
Библиографический список
1. Бачинин В.А. Византизм и евангелизм: генеалогия русского протестантизма: очерки исторической социологии религиозно-гражданской жизни. - СПб.: СПб. ун-т, 2003. - 366 с.
2. Бенуа А. Мои воспоминания. Книга четвертая. - М.: Наука, 1980. - 744 с.
3. Бердяев Н.А. Русская идея // О России и русской философской культуре. - М.: Наука, 1990. -528 с.
4. Булгаков С.Н. Автобиографические заметки. 2-е изд. - Париж: YMCA Press, 1991. - 116 с.
5. Булгаков С.Н. Героизм и подвижничество / Сост., вступ. ст., коммент. С.М. Половинкина. -М.: Русская книга, 1992. - 340 с.
246
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 4, 2008
6. Булгаков С.Н. Свет невечерний: Созерцания и умозрения. - М.: Республика, 1994. - 416 с.
7. Писманик М.Г. Индивидуальная религиозность и её преодоление. - М.: Мысль, 1984. - 205 с.
8. СинелинаЮ.Ю. О критериях определения религиозности населения // Социологические исследования. - 2001. - №7. - С. 89-96.
9. Флоровский Г. В. Пути русского богословия. 4-е. изд. - Париж: YMCA Press, 1988. - 580 с.
10. Франкл В. Религиозность как поиск смысла жизни // Религия и общество: Хрестоматия по социологии религии / Сост. В.И. Гараджа, Е.Д. Рут-кевич. - М.: Аспект Пресс, 1996. - С. 375-380.
Г.А. Геранина РЕЛИГИОЗНОЕ ОБРАЗОВАНИЕ В КОНТЕКСТЕ СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКИХ ВОЗЗРЕНИЙ Л.Н. ТОЛСТОГО
В статье анализируется религиозное образование с позиции социально-философских идей Л.Н. Толстого, проводится сравнение с взглядами на место религии в области образования Майкла Гриммита.
Рост влияния религии в последние десятилетия на современную социальную жизнь как в России, так и в мире, попытки внедрения в государственные образовательные учреждения ряд дисциплин, передающих знания о религии и проблемы, возникающие в этой связи, побудили нас обратиться к педагогического наследию великого русского писателя и мыслителя Льва Николаевича Толстого. Многие идеи Л.Н. Толстого оказываются глубоко современными, ожидая своего применения в современном отечественном образовании. Это касается концепций свободного воспитания, народного образования, религиозного просвещения, гуманизации образования и т.д.
Прежде всего, необходимо отметить, что жизнь и творчество Льва Николаевича пришлось на период, когда государственное образование носило исключительно богословско-конфессиональный характер, целью которого являлось приобщение молодого поколения только к одной религии, к православию. У Толстого мы видим иной взгляд на религиозное образование, особое видение форм, целей и методов передачи знаний о религии, которые оказываются глубоко близки новым достижения мировой религиозной педагогики.
Профессор Бирмингемского университета Майкл Гриммит (Michael Grimmitt) в 1981 году предложил различать три пути получения религиозного образования: «в религии», «о религии» и «у религии»1. Первый путь (в религии) изучения соответствует понятию «катехизического образования» и осуществляется в конфессиональной форме. Второй («о религии») и третий («у ре-
лигии») представляют различные пути реализации светского, не преследующего конфессиональных интересов, но, тем не менее, религиозного или религиоведческого образования. Термин «о религии» в западноевропейской и американской педагогической литературе используется как синоним религиоведческого - исключительно отстраненного, нейтрального или критическо-ин-формационного подхода к изучению религии. Основная идея Гриммита состоит в том, что от такого, собственно научного образования, необходимо отличать направление (термин «у религии»), в которой не научная, а педагогическая составляющая имеет первостепенное значение в целеполагании (изучение религиозных верований, ценностей и опыта), в методике преподавания и в профессиональной этике педагога. Религии предстают не в роли объекта наблюдения и анализа, а скорее в качестве источника развития всесторонней личности. Аналогичное отношение к религии (как «у религии») в педагогическом процессе мы видим в педагогических и в социально-философский идеях Л.Н. Толстого, где религия представляется в качестве важнейшего ресурса развития ребенка, источника многовекового человеческого опыта.
Рассматривая образование, нельзя не сказать о воспитании. Взгляды Толстого на проблемы воспитания ребенка на протяжении его творчества менялись. В своих ранних статьях («Воспитание и образование», «О народном образовании») он противопоставляет воспитание образованию и отрицает первое как одну из форм насилия над ребенком, однако в конце жизни, в статье «О вос-
© Г.А. Геранина, 2008
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 4, 2008
247
