И. А. Стенин
ИЯз РАН, Москва
НЕКАУЗАТИВНЫЕ ЭФФЕКТЫ КАУЗАТИВНОЙ МОРФОЛОГИИ В СЕВЕРНОСАМОДИЙСКИХ ЯЗЫКАХ1
1. Введение
Настоящая статья посвящена описанию семантики несобственных употреблений каузативных показателей в северносамодийских языках (тундровом и лесном ненецком, энецком и нганасанском), т. е. таких употреблений, которые в той или иной степени не удовлетворяют определению каузатива (о каузативе см. прежде всего [Недялков, Сильницкий 1969; Dixon 2000]).
В каждом из северносамодийских языков можно выделить 4 различных показателя каузатива, каждый из которых имеет, предположительно, общее происхождение в этих языках, а некоторые восстанавливаются в т. ч. на прауральском уровне. Приведем для примера аффиксы каузатива в тундровом ненецком (в морфоно-логической транскрипции Т. Салминена): -R3PTA- и -PTA- (-PTyE-) будем условно называть «длинными» и глоссировать CAUS, -TA-(-TyE-) и -RA- (-RyE-) — условно «короткими» и глоссировать TR. Семантика собственно каузативных употреблений этих показателей описана слабо, отдельные наблюдения содержатся в [Сорокина 1975; Wagner-Nagy 2001; Урманчиева 2004; Siegl 2011]. Отчасти такая ситуация связана с высокой степенью лексикализации каузативных глаголов. Несмотря на то, что для ряда основ доступно несколько каузативных дериватов, дистрибуцию в общем случае следует признать лексической.
1 Исследование поддержано грантом РФФИ № 13-06-00884.
В основе статьи лежит доклад, прочитанный на Десятой конференции по типологии и грамматике для молодых исследователей (Санкт-Петербург, ИЛИ РАН) в ноябре 2013 г. Я благодарю всех слушателей и в особенности С. С. Сая за замечания к докладу, а также М. А. Холодилову и А. Ю. Урманчиеву за ценные комментарии к первоначальному варианту текста. Разумеется, все ошибки и неточности остаются на моей совести.
Опираясь на данные сопоставляемых языков и учитывая типологические ожидания относительно путей дифференциации каузативных показателей различной длины в языке L [Недялков, Сильницкий 1969: 27; Haspelmath 2005: Universal 28], можно предположить, что нынешняя картина, по всей видимости, представляет результат семантического «размывания» исходно более мотивированной системы. В нганасанском языке, например, более «длинные» показатели (соответствующие тундровым ненецким -R3PTA- и -PTA-), как правило, используются для образования более «сложных» по значению, не дефолтных, каузативов, в частности, дистантных, а также доступны для большего числа различных типов глаголов, включая динамические переходные. Однако в ненецких и энецких диалектах иконизм подобного рода наблюдается менее явственно.
Отдельно стоит отметить, что все показатели каузатива в северносамодийских языках могут выступать в качестве вербали-заторов (хотя «короткие» гораздо более частотны в этой функции). В дальнейшем эта функция не рассматривается.
2. Каузатив как аппликатив
В ряде случаев каузативные показатели в северносамодийских языках вводят актант с ролью Адресата или Места (который мог присутствовать в исходной конструкции в качестве сирконстанта) в позицию прямого дополнения. В [Austin 2005] в качестве наиболее вероятных случаев аппликативной интерпретации каузативных показателей приводятся глаголы 'осмеивать' и 'оплакивать'; в север-носамодийских языках эти значения могут выражаться каузативами от 'смеяться' и 'плакать', но не во всех идиомах, — набор аппли-кативов в целом различен.
ЛЕСНОЙ НЕНЕЦКИЙ (пуровский, с. Халясавэй) (1) a. yaqsy°(q)kyi nyemya-nta
ребенок мать-GEN.POSSjSG
ka-na-n° jaX°-ya2
уехать-PT.IPFV-DAT плакать-GFSj SG. S 'Ребенок плачет из-за того, что мать уезжает'.
b. yâqsy°(q)kyï nyemya-nta
ребенок мать-GEN.POSS^SG
ka-qmya-m jaX°-ta-ya
уехать-NMLZ.PFV-ACC плакать-TR-GFS^SG. S 'Ребенок плачет из-за того, что мать уехала' (букв. 'оплакивает отъезд матери').
Аппликатив в лесном ненецком (1b) не совпадает с семантическим каузативом от соответствующей основы (1c):
(1) c. yaXka nya-jum kaqka-mta
большой брат-SEL младший.брат-ACC.POSSjSG jaXâ-pta-qa
плакать -CAUS -GFS.3SG. S
'Старший брат младшего до слез довел'.
Таким образом, говорить о каузативно-аппликативной полисемии не совсем уместно (по крайней мере, в отношении отдельных лексем, а не системы в целом). Возможность интерпретации каузативного деривата одновременно как каузатива и как аппликатива существенно ограничена; ср. ненецкий глагол toxola- (TN)/toxoXa- (FN) со значениями 'научить' <кто: NOM, кого: ACC, чему/что делать: DAT/INF> и 'выучить' <кто: NOM, что: ACC>, связанный с двухместным непереходным глаголом toxo- 'выучиться'3 <кто: NOM, чему/что делать: DAT/INF>.
2 Примеры из тундрового и лесного ненецкого, приведенные без ссылок, получены от носителей этих языков в с. Антипаюта (Тазовский р-н ЯНАО) и в с. Халясавэй (Пуровский р-н ЯНАО) в 2011 и 2013 гг. Всем информантам автор выражает свою искреннюю благодарность. Для записи примеров из тундрового ненецкого используется последний вариант фонологической транскрипции Т. Салминена. Рабочий вариант транскрипции для лесного ненецкого основан на соображениях, высказанных в статье [Salminen 2007].
3 Образован глагол toxola-/toxoXa-, по всей видимости, от не зафиксированной на синхронном уровне основы toxol- (TN)/toxoX- (FN), где -l-/-X-, скорее всего, показатель инхоатива, а -ra-/-Xa--каузатива.
ТУНДРОВЫЙ НЕНЕЦКИЙ (2) a. wín-t°h Ыхы-й°т
тундра-DAT выучиться.GFS-1SG.S
'Я привык к тундре' {, полюбил тундровую жизнь.}
[Терещенко 1965: 270]
ТУНДРОВЫЙ НЕНЕЦКИЙ (тазовский, с. Антипаюта)
b. тэпу° пуепеу° м>аёа-т 1SG ненецкий слово^те 1охв-1а-тру1-й°т
выучиться-INCH.tr-DUR.GFS-1SG.S 'Я учу ненецкий язык'.
c. pid°raq syiq-myih пуепеу° 2PL PN.ACC-POSS.1NPL ненецкий wada-n°h toxo-la-mpyi-daq
CЛ0B0-DAT выучиться-INCH.CAUS-DUR.GFS-2PL.S 'Вы учите меня ненецкому языку'.
Впрочем, возможно, в (2Ь) представлена близкая, но не тождественная актантная деривация, которая может быть названа транзитивативом4 в терминах [Мельчук 1998: 191-193].
Наиболее естественна аппликативная интерпретация каузативов, образованных от глаголов звукопроизводства (которые при этом иногда меняют таксономический класс и начинают употребляться в качестве глаголов речи). Ср. пример (3), где прямое дополнение не выражено поверхностно отдельной именной группой, поскольку является топикальным, но индексируется в глаголе с помощью показателя объектного спряжения
4 При этом, согласно соображениям, высказанным в [Плунгян 2011: 271 и далее], транзитиватив может рассматриваться как неполный пермутатив, «который лишь повышает (единственное) косвенное дополнение до прямого». В то же время отличить такую аппликативизацию, при которой факультативный в исходной структуре аргумент становится обязательным, от транзитивизации (в терминах [Мельчук 1998: 191-193]), при которой обязательный в исходной структуре участник, выражаемый (в исходной структуре) непрямым/косвенным дополнением, передвигается в позицию прямого дополнения, весьма сложно.
ЛЕСНОЙ ЭНЕЦКИЙ
(3) mazu-ta-zu? dbxa bago mi?-xon лаять-CAUS^PL.O.SG река яма в-LOC.SG
{Наши собаки догнали его там. В омут там...} 'Лают на него [медведя. — И. С.] в омуте'.
[http://corpora.iHng-ran.ru/utils/show_doc.php?id=386]5
В целом, однако, каузативы с аппликативной интерпретацией в северносамодийских языках, по-видимому, не более частотны, чем, например, приставочные дериваты на о(б)- в соответствующем значении в русском языке (ср. обрызгать).
К каузативам, имеющим аппликативную интерпретацию, оказываются близки каузативы от глаголов перемещения 'идти' и 'ходить' (4), которые во всех северносамодийских языках имперфективны и несобытийны (т. е. описывают ситуацию без перемены фазы), в отличие от всех семантически регулярных каузативов, и обозначают социативную каузацию, при которой деятельность кау-затора находится в одно-однозначном соответствии с деятельностью каузируемого участника.
ТУНДРОВЫЙ НЕНЕЦКИЙ (тазовский, с. Антипаюта)
(4) wœsako-d°m. nyü-myih syiq-myih старик-^^ ребенок-POSS.lNPL PN.ACC-POSS.1NPL yadela°
идти.пешком.FREQ.TR.GFS.3SG.S
'Я старик. Сын меня водит' (за руку, сопровождает/помогает идти).
Существенно, что каузативно-аппликативная полисемия часто объясняется именно как расширение каузативных употреблений на аппликативные через случаи социативной каузации (см. в первую очередь [Shibatani, Pardeshi 2002]; ср., впрочем, возможность альтернативного развития, описанную в [Guillaume, Rose 2010]).
5 Примеры из лесного энецкого взяты из экспедиционных материалов А. Б. Шлуинского и О. В. Ханиной, размещенных на сайте «Текстовые корпуса» Института языкознания РАН (http://corpora.iling-ran.ru/).
3. Каузатив как не-повышающая деривация
3.1. Агентивизация
Семантические эффекты, вводимые каузативными показателями в таком случае, связаны со свойствами либо А-участника, либо Р-участника, либо самого действия. Так, например, каузатив в (5Ь) не вводит нового участника в структуру ситуации; тем не менее он определенным образом модифицирует ролевую характеристику первого участника, а именно трактует его как более агентивного по сравнению с первым участником в (5а).
ЛЕСНОЙ НЕНЕЦКИЙ (пуровский, с. Халясавэй) (5) a. apa-j° pyi-x°nya
сестра-(ACC.)POSS.lNPL пространство.вне.чума-LOC ¡а1а-т°
встретить-1SG.S
'Я встретил старшую сестру на улице' (случайно).
Ь. nya-j° ¡а1а-р1а-т°
товарищ-(ACC.)POSS. 1NPL встретить-CAUS-1SG.S 'Я встретил друга' (например, с поезда).
Доказательством повышения агентивности может служить сочетаемость каузативных форм с показателем андатива (5о), обозначающим целенаправленное движение 'пойти, чтобы P', и невозможность такого сочетания при отсутствии каузативного показателя (5d).
ЛЕСНОЙ НЕНЕЦКИЙ (пуровский, с. Халясавэй) (5) а apa-j° jatа-pta-soq-qa-t°
сестра-(ACC.)POSS.lNPL встретить-CAUS-AND-GFS-1SG.S 'Я пошел встретить старшую сестру' (например, на вокзал).
d. *apa-j° jatа-soq-qa-t°
сестра-(ACC.)POSS.lNPL встретить-AND-GFS-1SG.S Ожид.: 'Я пошел встретить старшую сестру'.
В отличие от большинства дагестанских и ряда тюркских языков (см., например, [Кибрик 2003] и др.), агентивизация в северносамодийских языках не затрагивает падежное маркирование актантов.
3.2. Конверсивные отношения
Каузативные показатели также маркируют конверсивные отношения, где налицо изменение коммуникативного фокуса
высказывания (ср. [McCawley 1976] о функциональной близости эмотивных каузативов и пассива). Конверсивы, однако, не составляют гомогенной группы: дериваты с таким значением возможны как от непереходных (6a), (7a), так и от переходных основ (8a). При этом в результате всегда образуется переходная синтаксическая структура (6b), (7b), (8b).
ТУНДРОВЫЙ НЕНЕЦКИЙ (тазовский, с. Антипаюта)
(6) a. mdny° (xasawa nya-xanyih)
1SG мужчина родственник-DAT.POSS. 1NPL
nyen°syumya-d°m
рассердиться.GFS-1SG.S
'Я рассердился (на своего брата)'.
b. xasawa nya-myih
мужчина родственник-POSS.1NPL syiq-myih nyen °syum-tye °
PN.ACC-POSS. 1NPL рассердиться-CAUS .GFS.3SG.S 'Мой брат меня рассердил'.
(7) a. maly°cya-myih (nyana-nyih) малица-POSS 1NPL около .LOC-OBL.POSS.1NPL nyudyilye-y°-q стать .маленьким-SFS^ SG.R 'Малица стала мне мала'.
yscyeki° tyuku° po-h maly°cya-mta ребенок этот год-GEN малица-ACC.POSSjSG nyudyilye-btye°
стать .маленьким-CAUS.GFSj SG. S 'Ребенок в этом году вырос из малицы'.
mdny° te-m mztoq-ya-d°m
1SG олень-ACC выиграть^8-18а.8 'Я оленя выиграл' {например, играя в карты}.
(lúca-n °h) yesy °-nyih русский-DAT деньги.ACC.PL-POSS.lNPL
b.
(8) a. b.
matoq-labtaa-d°m
выиграть-CAUS.GFS-1SG.S 'Я (русскому) деньги проиграл'.
Конверсивные пары, в которых оба глагола переходные, а один при этом является (формально) каузативом от другого (типа (8)), наиболее далеко отстоят от настоящих каузативов: из пяти свойств прототипического каузатива, сформулированных в [Лютикова и др. 2006: 53]6, они не обладают в строгом смысле ни одним.
В то же время примеры, в которых каузативный показатель маркирует конверсивные отношения или агентивизацию, обладают, в отличие от большинства случаев аппликативизации, одним важным свойством, сближающим их с настоящими каузативами (9), — они перфективны и событийны (т. е. описывают ситуацию с переменой фазы).
ТУНДРОВЫЙ НЕНЕЦКИЙ (тазовский, с. Антипаюта) (9) tas°ko suyu-m
новорожденный.теленок олененок-ACC
yilye-btyez-w°
жить-CAUS.GFS-1SG.O.SG
'Я спас (новорожденного) олененка' (например, оставшегося без матери — выкормив его в чуме и сделав авкой).
3.3. Деагентивизация
Широко известно, что каузативизации легче подвергаются непереходные глаголы, и во многих языках множество глаголов, допускающих каузативную деривацию, почти или совсем не включает переходных. Известно также, что в некоторых языках, допускающих каузативизацию ряда переходных глаголов, такие дериваты находятся
6 Свойства каузативов (разрядка и курсив в оригинале. — И. С.):
a. добавление Агенса (характеризуемого набором агентивных свойств) (семантика);
b. Каузируемый теряет часть агентивных свойств (если они были)
(семантика);
c. образование переходной предикации из непереходной (синтаксис); А Агенс кодируется как синтаксически приоритетная ИГ (синтаксис); е. Каузируемый кодируется как синтаксически неприоритетная
ИГ (синтаксис).
с исходными глаголами в отношениях, отличающихся от оппозиции 'каузатив' vs. 'не-каузатив' (см., например, ^^епуаЫ 2011]).
По крайней мере в ненецких и энецких диалектах множество переходных (агентивных) глаголов, образующих каузатив, весьма ограничено, и даже для тех глаголов, которые допускают данную деривацию формально, нормальная каузативная интерпретация является практически невозможной. Одним из выходов для языка в таком случае является противопоставление каузации по интен-циональности.
Например, в ненецком два формально наиболее сложных из морфологических каузативов (-rзbta- и последовательность -ra-bta-1 в тундровом ненецком, -Xapta- и последовательность -Xa-pta- в лесном ненецком) могут в отдельных случаях использоваться для выражения неинтенциональной каузации.
ЛЕСНОЙ НЕНЕЦКИЙ (пуровский, с. Халясавэй)
(10) a. many° kttya-j°
^ глубокая.посуда-(ACC.)POSS. 1NPL wapta-ya-m°
перевернуть-GFS- ^^^ 'Я чашку перевернул'.
Ь. many° kttya-j°
^ глубокая.посуда-(ACC.)POSS. 1NPL wapta-Xapta-ya-m ° перевернуть-CAUS-GFS-1SG.O.SG 'Я чашку опрокинул (случайно)'.
(11) a. styena-xat° kartyinka-m кaq°m-Xa-ya-m°
стена-ABL картина-ACC упасть-TR-GFS-1SG.O.SG 'Я со стены картину снял'.
Ь. jinu-j° kaq°m-Xa-pta-ya-m°
молоток-(ACC.)POSS.lNPL упасть-TR-CAUS-GFS-1SG.O.SG 'Я молоток уронил'.
В этой связи интересную параллель представляют данные австроазиатского языка чрау, в котором сочетание каузативного
7 Кажется, это единственная возможность рекурсивного присоединения каузативного показателя в ненецком.
префикса ta-, в нормальном случае маркирующего контактную каузацию, и каузативного глагола ôp, используемого для передачи дистантной каузации, обозначает неинтенциональную каузацию.
ЧРАУ (< бахнарские < мон-кхмерские < австроазиатские) (12) a. anh ôp daq khlâyh 1SG CAUS2 капкан сбежать 'Я сделал так, что капкан сработал (нарочно)'.
[Thomas 1969: 100], цит. по [Dixon 2000: 70]
(12) b. anh ôp daq ta-khlâyh
1SG CAUS2 капкан CAUSi-сбежать 'Я сделал так, что капкан сработал (нечаянно)'.
[Thomas 1969: 100], цит. по [Dixon 2000: 70]
При этом дефолтная интерпретация ненамеренности может легко подавляться в соответствующем контексте, поэтому ее, по-видимому, лучше считать не частью ассертивного компонента, а лишь некоторой отменяемой импликацией.
ЛЕСНОЙ НЕНЕЦКИЙ (пуровский, с. Халясавэй)
(13) jinu-j° syiAuA молоток-(ACC.)POSS.lNPL нарочно kaq °m-Xa-pta-ya-m °
упасть -TR-CAUS -GFS-1SG.O.SG 'Я молоток специально уронил'.
С другой стороны, важно, что почти во всех таких случаях8 каузативный показатель переводит глагол из разряда амбитранзи-тивных (для северносамодийских языков — таких, которые могут присоединять показатели не только субъектной и объектной согласовательной серий, но и «рефлексивно-медиальной», и употребляться таким образом декаузативно) в разряд (синтаксически) строго пере-
8 Для ненецких диалектов единственным обнаруженным исключением является как раз глагол wapta- (ЕЫ) / wabta- (ТЫ), представленный в примере (10а) и употребляющийся в современном лесном и тундровом ненецком только переходно. Однако соответствующий ему нганасанский глагол бэбтудя, согласно словарю [Костеркина, Момде, Жданова 2001: 28], может употребляться также в рефлексивном «спряжении» в значении 'перевернуться'. С другой стороны, у меня, к сожалению, нет информации относительно того, можно ли образовать от него каузативный дериват.
ходных (ср. схожие наблюдения относительно деривации kay- в манамбу в работе [Aikhenvald 2011]).
3.4. Другие употребления
В литературе наиболее известны случаи, когда каузативный показатель выражает также аспектуальные значения и/или значения из области глагольной множественности, а также интенсивности действия (например, двойной каузатив в тувинском и других тюркских языках; ср. [Kulikov 1999]). В северносамодийских языках каузативные показатели в целом не склонны употребляться в этих значениях.
Не характерны для северносамодийских языков и случаи, когда каузативное значение и некоторые глагольные значения из других зон выражаются конкретным показателем кумулятивно, во всех контекстах его употребления, как это имеет место, например, в алеутском, где аффикс -dgu- совмещает значения каузатива и дистрибутивной множественности [Golovko 1993].
4. Заключение
Несобственные употребления каузативных показателей в север-носамодийских языках демонстрируют следующие семантические эффекты: 1) аппликативизация; 2) агентивизация; 3) деагентивизация (неинтенциональная каузация); 4) маркирование конверсивных отношений и коммуникативные перераспределения других типов. Говоря «эффекты», а не, например, «значения», мы хотим подчеркнуть, что непрямые употребления в рассматриваемых языках в еще большей степени лексикализованы, чем прямые. Для некаузативных употреблений каузативных показателей практически невозможно описать семантические ограничения на доступность различных интерпретаций. Наблюдения, касающиеся изменения семантических и морфосинтаксических свойств исходной лексемы под влиянием конкретных эффектов, обобщены ниже в Таблице 1.
Каузативы, которые не каузативизируют, в последнее время становятся объектом все большего и большего внимания лингвистов; ср. недавние работы [Aikhenvald 2011; Kittilä 2009, 2013]. Данные северносамодийских языков, рассмотренные в настоящей статье, расширяют наши представления о типологии этого явления и, как кажется, позволяют уточнить существующие обобщения.
В [А1кЬепуаЫ 2011] предлагается разделить эффекты, связанные с употреблением каузативов, не изменяющих валентность исходного глагола, на три группы: 1) имеющие отношение к А-участнику (увеличение манипулятивного усилия, интенциональности, волитив-ности и контроля); 2) имеющие отношение к действию (интенсификация или итеративизация); 3) имеющие отношение к Р-участнику (увеличение степени вовлеченности, множественный или большой Р-участник). При этом утверждается, что значения из первой и третьей групп выражаются только в тех языках, в которых несобственные употребления каузативов, не повышающие валентность, возможны только от переходных и амбитранзитивных глаголов, тогда как значения из второй группы выражаются во всех языках, в которых каузативы имеют употребления, не связанные с повышающей актантной деривацией.
В северносамодийских языках употребления каузативов, не повышающие валентность исходного глагола, возможны как от переходных и амбитранзитивных основ, так и от непереходных основ. В то же время в этих языках регулярно встречаются несобственные употребления каузативов, затрагивающие свойства 8/ А-участника, и практически не встречаются употребления, связанные, например, с интенсификацией действия.
С другой стороны, классификация А. Ю. Айхенвальд нуждается в дополнении. Примеры, в которых с помощью каузативной морфологии выражаются конверсивные отношения, встречаются не только в северносамодийских языках, но и в существующих описаниях дагестанских, тюркских и других языков (см., в частности, [Лютикова 2001; Бонч-Осмоловская 2007] и др.).
С третьей стороны, попытка связать практически все несобственные употребления каузативных показателей с повышением семантической переходности заведомо исключает из рассмотрения такие сложные случаи, как неинтенциональная каузация. Необходимы дальнейшие исследования, чтобы точнее понять, как связаны между собой собственные и несобственные употребления каузативных показателей.
Таблица 1. Свойства каузативов в несобственных употреблениях
Синтаксическая модификация Семантическая модификация Возможные ограничения
аппликативи-зация транзитивизация; заполнение позиции DO введение участника с ролью Адресата или Места от непереходных
агентивизация увеличение ин-тенциональности, волитивности и/или манипуля-тивного усилия 8/Л-участника от глаголов, не имеющих в своей структуре прототи-пического Агенса
деагентивиза-ция транзитивизация (переводит амби-транзитивный глагол в разряд строго переходных) импликация ненамеренной каузации в первую очередь, от амби-транзитивных
конверсивные отношения транзитивизация; смещение исходного Sub в позицию DO, продвижение в позицию Sub сир-константа (при присоединении к непереходным основам) изменение коммуникативного фокуса
Список условных сокращений
1, 2, 3 — 1, 2, 3 лицо; abl — аблатив; acc — аккузатив; and — андатив; caus — каузатив; dat — датив; DO — прямое дополнение; dur — дуратив; FN — лесной ненецкий; freq — фреквентатив; gen — генитив; gfs — общая финитная основа; inch — инхоатив; ipfv — импер-фектив; loc — локатив; nmlz — номинализация; npl — немножественное число; o — объектная согласовательная серия; obl — косвенная основа; pfv — перфектив; pl — множественное число; pn — личное местоимение; poss — посессивность; pt — причастие; r — рефлексивно-медиальная согласовательная серия; s — субъектная согласовательная серия; sel — селектив; sfs — специальная финитная основа; sg — единственное число; Sub — подлежащее; TN — тундровый ненецкий; tr — транзитивизатор.
Литература
Бонч-Осмоловская 2007 — А. А. Бонч-Осмоловская. Семантика актантных дериваций // Е. А. Лютикова, К. И. Казенин, В. Д. Соловьев, С. Г. Та-тевосов (ред.). Мишарский диалект татарского языка: Очерки по синтаксису и семантике. Казань: Магариф, 2007. С. 143-191.
Кибрик 2003 — А. Е. Кибрик. Константы и переменные языка. СПб.: Алетейя, 2003.
Костеркина, Момде, Жданова 2001 — Н. Т. Костеркина, А. Ч. Момде, Т. Ю. Жданова. Словарь нганасанско-русский и русско-нганасанский. СПб.: Просвещение, 2001.
Лютикова 2001 — Е. А. Лютикова. Переходность и диатезные преобразования // А. Е. Кибрик (ред.-сост.). Багвалинский язык: Грамматика. Тексты. Словари. М.: Наследие, 2001. С. 377-400.
Лютикова и др. 2006 — Е. А. Лютикова, С. Г. Татевосов, М. Ю. Иванов, А. Г. Пазельская, А. Б. Шлуинский. Структура события и семантика глагола в карачаево-балкарском языке. М.: ИМЛИ РАН, 2006.
Мельчук 1998 — И. А. Мельчук. Курс общей морфологии. Т. II. Часть вторая: Морфологические значения. Москва — Вена: Языки русской культуры, Венский славистический альманах, 1998.
Недялков, Сильницкий 1969 — В. П. Недялков, Г. Г. Сильницкий. Типология морфологического и лексического каузативов // А. А. Холодович (ред.). Типология каузативных конструкций. Морфологический каузатив. Л.: Наука, 1969. С. 20-60.
Плунгян 2011 — В. А. Плунгян. Введение в грамматическую семантику: грамматические значения и грамматические системы языков мира. М.: РГГУ, 2011.
Сорокина 1975 — И. П. Сорокина. Морфология глагола энецкого языка. Дисс. ... канд. филол. наук. Л., 1975.
Терещенко 1965 — Н. М. Терещенко. Ненецко-русский словарь. М.: Советская энциклопедия, 1965.
Урманчиева 2004 — А. Ю. Урманчиева. Актантная деривация в энецком языке // B. Comrie, V. Solovyev, P. Suihkonen (eds.). International Symposium on the Typology of Argument Structure and Grammatical Relations in Languages Spoken in Europe and North and Central Asia (LENCA-2) at Kazan State University, Tatarstan Republic, Russia, on May 11-14, 2004. Abstracts. 2004. P. 224-227.
Aikhenvald 2011 — A. Y. Aikhenvald. Causatives which do not Cause: Non-Valency-Increasing Effects of a Valency-Increasing Derivation // A. Y. Aikhenvald, R. M. W. Dixon. Language at Large: Essays on Syntax and Semantics. Leiden — Boston: Brill, 2011. P. 86-142.
Austin 2005 — P. Austin. Causative and Applicative Constructions in Australian Aboriginal Languages. University of London, SOAS. Manuscript, 2005.
Dixon 2000 — R. M. W. Dixon. A typology of causatives: form, syntax and meaning // R. M. W. Dixon, A. Y. Aikhenvald (eds.). Changing Valency: Case Studies in Transitivity. Cambridge: Cambridge University Press, 2000. P. 30-83.
Golovko 1993 — E. V. Golovko. On non-causative effects of causativity in Aleut // B. Comrie, M. Polinsky (eds.). Causatives and Transitivity. Amsterdam — Philadelphia: John Benjamins Publishing Company, 1993. P. 385-390.
Guillaume, Rose 2010 — A. Guillaume, F. Rose. Sociative causative markers in South-American languages: a possible areal feature // F. Floricic (ed.). Essais de typologie et de linguistique générale. Mélanges offerts à Denis Creissels. Lyon: ENS Éditions, 2010. P. 383-402.
Haspelmath 2005 — M. Haspelmath. Universals of causative verb formation. Lecture given at the LSA Institute, MIT, 2 August 2005.
Kittilâ 2009 — S. Kittilâ. Causative morphemes as non-valency increasing devices // Folia Linguistica 43, 1, 2009. P. 67-94.
Kittilâ 2013 — S. Kittilâ. Causative morphemes as a de-transitivizing device: what do non-canonical instances reveal about causation and causativization? // Folia Linguistica 47, 1, 2013. P. 113-137.
Kulikov 1999 — L. I. Kulikov. Remarks on double causatives in Tuvan and other Turkic languages // Journal de la Société Finno-Ougrienne 88, 1999. P. 49-58.
McCawley 1976—N. McCawley. On experiencer causatives // M. Shibatani (ed.). The Grammar of Causative Constructions. New York: Academic Press, 1976. P. 181-203.
Salminen 2007 — T. Salminen. Notes on Forest Nenets phonology // J. Ylikoski, A. Aikio (d.). Samit, sanit, satnehamit. Riepmocala Pekka Sammallahtii miessemanu 21. beaivve 2007. [Suomalais-Ugrilaisen Seuran Toimituksia = Mémoires de la Société Finno-Ougrienne 253]. Helsinki: Suomalais-Ugrilainen Seura — Société Finno-Ougrienne, 2007. P. 349-372.
Shibatani, Pardeshi 2002 — M. Shibatani, P. Pardeshi. The causative continuum // M. Shibatani (ed.). The Grammar of Causation and Interpersonal Manipulation. Amsterdam — Philadelphia: John Benjamins Publishing Company, 2002. P. 85-126.
Siegl 2011 — F. Siegl. Material on Forest Enets, an Indigenous Language of Northern Siberia. PhD Thesis. Tartu University, Tartu, 2011.
Thomas 1969 — D. M. Thomas. Chrau affixes // Mon-Khmer Studies 3, 1969. P. 90-107.
Wagner-Nagy 2001 — B. B. Wagner-Nagy. Die Wortbildung im Nganasanischen. [Studia Uralo-Altaica 43]. Szeged: SzTE Finnugor Tanszék, 2001.