CC BY
122
© Вестник Военного университета. 2011. № 4 (27). С. 82 - 89 .
Милинчук В.В.
НЕГОСУДАРСТВЕННЫЕ СУБЪЕКТЫ В КОНТЕКСТЕ МЕЖДУНАРОДНЫХ И НАЦИОНАЛЬНЫХ
СТРАТЕГИЙ ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ ТРАНСНАЦИОНАЛЬНОЙ ПРЕСТУПНОСТИ
Все большую роль в глобальном управлении, международной политике и транснациональной политической деятельности, по мнению ряда исследователей, играют неконвенционные негосударственные или надгосударственные субъекты1 [10]. Они имеют свои собственные «правила», которые регулируют их деятельность вне признаваемых обществом норм и конвенций [15].
Негосударственные субъекты варьируются от региональных или наднациональных правительств, неправительственных организаций, религиозных групп, насильственных групп, коммерческих охранных фирм, до социальных движений и местных организаций. Основа такого распылении властной монополии лежит во множестве факторов, включая приватизацию ряда функций в сфере безопасности и государственных полномочий, дисперсию источников разработки политических решений, а также установление транснациональных интересов у национальных субъектов общественных взаимоотношений.
Две важные черты таких субъектов - трансграничный характер их деятельности и нахождение вне правового поля отдельного государства - фактически исключают их полноценное правовое регулирование на уровне только национального права.
О таких субъектах как транснациональная организованная преступность (далее - ТОП), международные террористические организации и ячейки, транснациональные частные охранные и военные компании, а равно связанные с ними одиночные или организованные в сообщества игроки на поле «утрачивающего
1 Под негосударственными субъектами обычно понимают группу или организацию, которая находится вне рамок формальных структур какого-либо государства, не ограничена государственными границами и действует вне контроля какого-либо государства и не будучи преданной какому-либо одному государству. Примерами негосударственных субъектов являются международные организации, неправительственные организации, политические партии, профсоюзы, коммерческие торговые ассоциации, криминальные организации и вооруженные группы, такие как повстанческие или террористические организации, неформальные вооруженные отряды и частные военные компании [7]. - В.М.
дееспособность» государства: коррумпированные чиновники, незаконные военные и полувоенные формирования, племенные лидеры, местные легальные и криминальные авторитеты, местная организованная преступность (включая молодежные банды) и т.д., - международное право говорит разве только в контексте побочных эффектов для вооруженных конфликтов. Однако бесспорно, что их воздействие на государство и саму концепцию суверенитета стало столь значительно, что они напрямую влияют на региональную, а иногда и глобальную безопасность.
Адресация новым субъектам (включая международные террористические сети и структуры ТОП, но, не ограничиваясь ими) стратегий безопасности отдельных стран, например, США [16], позволяет говорить о том, что формируется потребность в регулировании - как на оперативном, так и на нормативном уровне - их поведения, в том числе в рамках международных отношений.
В глобальном мире негосударственные игроки (или действующие от имени государства) все чаще вносят свой вклад в нестабильность и, в отдельных случаях, напрямую связаны с преступностью и терроризмом, а также иными негосударственными игроками в сфере применения насилия. Глобальная асимметрия в применяемой этими игроками тактике способна индуцировать широкий спектр серьезных угроз правительствам и национальным силам безопасности.
Например, ряд исследователей полагает, что сегодня многие из стран Латинской Америки находятся в осаде в форме иррегулярной или асимметричной войны. Подготовленная Министерством обороны США в 2007 г. «Концепция совместных действий в иррегулярной войне» определяет иррегулярную войну как «насильственную борьбу между государственными и негосударственными субъектами за легитимность и влияние среди части населения» [7]. Иррегулярная война отдает предпочтение «непрямым и асимметричным подходам» и часто задействует группы - транснациональные преступные предприятия, повстанцев, террористов, - которые используют новаторскую, нетрадиционную тактику, чтобы превзойти более сильного врага. В результате, такая война располагается в серой области между принятыми типологиями конфликта. Это «сложный, «неприятный» и допускающий двоякое толкование социальный феномен, который не привязывается к чистым, четким, точным или лаконичным дефинициям». Хотя некоторые аналитики могут возражать против использования военного словаря для описания преступной деятельности, это описание - со всеми нюансами и
даже двойственностью, которые оно подразумевает - хорошо подходит для текущих событий во многих странах Латинской Америки [7, с. 1-6].
Асимметричные угрозы, как указывают аналитики по вопросам новой стратегии НАТО, могут варьироваться от прямой военной акции внутри страны или за ее пределами до деятельности международных террористов, провоцирующей массовые жертвы; в некоторых случаях, источники асимметричных угроз - такие как мятежники - связаны с изощренной международной преступностью. При этом особую тревогу вызывает то, что соответствующая ассиметричная угроза может быть комбинацией экономической, военной, террористической или криминальной угроз. Причём диспропорция в возможностях государства и субъектов, использующих тактику ассиметричных атак, многократно усиливается тем, что демократическое государство соблюдает международное право и конвенции, в то время как другая сторона не столь щепетильна1, что вызывает неравенство в jus in bello2 [17].
В силу этой двойственности и ограничений, налагаемых на государство, защищаться от иррегулярных противников может быть очень сложно. Такая защита требует от правительства, которому угрожают, синхронизировать полицейскую и военную программы и объединить эти ориентированные на безопасность инициативы с многочисленными дополнительными проектами - включая социальную реформу, институциональное строительство и экономическое развитие -нацеленными на улучшение условий, которые позволяют нерегулярному противнику преуспевать [7]. А с учетом недоверия населения к военным средствам решения проблемы, в силу коррумпированности власти и серьезных экономических проблем в обществе, выполнить все эти задачи государству часто бывает не под силу (по меньшей мере, без внешней помощи) и противник в лице негосударственных субъектов достаточно легко может нанести серьезный ущерб государству и его институтам.
Особую опасность деятельность соответствующих субъектов представляет для «хрупких», «находящихся на грани утраты дееспособности» и «недееспособных» государств (т.н. «fragile» или «failed» states), включая, в первую очередь государства в ситуации вооруженного конфликта [18, с. 25-38; 19]. Подобные
1 Например, военные действия Израиля против Хезболлы в 2006 г. были вооруженным конфликтом между действующим от имени государства (но не являющимся государством) субъектом и собственно государством, и последнее было в очень невыгодном положении, поскольку Хезболла нередко размещала свои отряды в жилых кварталах и оттуда же наносила ракетные удары. - В.М.
Jus in bello (лат). - законы поведения во время войны. - В.М.
особо уязвимые государства при определенных внешних и внутренних факторах могут превращаться в криминальные государства. Причем часто такие новые государства, сохраняя внешнюю атрибутику государства, отличает совершенно иная логика и иерархия властных взаимоотношений, поскольку в них активно задействованы новые субъекты влияния (внутренние и внешние) и они не ограничены традиционной концепцией суверенитета.
Это новый уровень внутригосударственного, а иногда и надгосударствен-ного устройства - сетевого устройства управления брокерами власти (и применения силы) ситуации внутри государств и целых регионов.
В докладе группы высокого уровня по угрозам, вызовам и переменам «Более безопасный мир: наша общая ответственность» отмечается, что «организованная преступность все в большей мере действует через гибкие сети, а не через более формальные иерархические структуры. Эта форма организации дает преступникам такие плюсы, как многообразие, гибкость, низкая видимость и долговечность. Связи между различными сетями превратились в одну из главных особенностей организованной преступности в 90-е годы, тем самым приводя к созданию сетей, состоящих из сетей. Гибкость таких сетей резко контрастирует с громоздкими системами обмена информацией и слабым сотрудничеством в ходе уголовных расследований и судебного преследования со стороны государств» [1, п. 170].
Именно организационные сетевые технологии, как отмечают некоторые исследователи, привели к наиболее успешному продвижению транснациональной организованной преступности [5; 6]. Эти сетевые структуры ТОП пересекают границы государств и институциональные ограничения, создавая почти не поддающуюся внешнему воздействию сеть центров преступных отношений. Сетевые связи (в том числе - внешние, в различных сферах общих интересов) резко повысили способности ТОП не просто противостоять внешнему воздействию, но и проводить собственные атаки против государственных институтов.
С учетом сетевого характера глобальных связей и множественности субъектов, участвующих в них, как считают военные аналитики, текущие операции и потенциальные конфликты, скорее всего, будут все более многомерными, поскольку все большее число государств и негосударственных субъектов использует набор военных и невоенных инструментов, чтобы достичь своих целей [16]. Так негосударственные субъекты все чаще применяют новейшие военные технологии и проводят изощренные операции в сфере коммуникаций, используя ин-
формационные технологии и тактику информационных войн (для завоевания рынка, подрыва правительств, противодействия правоохранителям).
Это одно из важнейших последствий глобализации - она меняет не просто роль и позиции субъектов, но и сам характер их связей, наиболее важной из современных характеристик межличностных и организационных связей является их сетевой характер. Такие сети обычно напрямую заинтересованы во внутренних конфликтах и поддерживают их, тем более, что пространство для их деятельности огромное - в настоящее время свыше 40 стран затронуты насильственными конфликтами [4].
Преступность и иные негосударственные субъекты применения насилия не просто используют в своих интересах хрупкость государств в ситуации насильственного конфликта, но и меняют саму структуру общественных отношений и качество жизни в соответствующих странах, особенно в сфере человеческой безопасности. Так, например, в Центральной Америке и через 15-20 лет после конца жестоких вооруженных конфликтов в регионе, уровни криминального насилия выше, чем во время военных действий.
Симптоматично то, что предоставление безопасности в Латинской Америке все больше приватизировано: большие сегменты населения полагаются, в основном, на частные охранные компании1 или даже преступные организации для защиты и базового порядка на улицах. Это еще одна отличительная черта в распределении интересов и расстановке сил на новых глобальных рынках насилия (включающего сегодня и государственные - в т.ч. межгосударственные, - и негосударственные - трансграничные и внутренние - рынки).
Угроза национальной и глобальной безопасности со стороны соответствующих негосударственных субъектов, прибегающих к насилию в достижении собственных целей, возрастает многократно там, где эти субъекты получают прямой доступ к оружию (что становится все проще с увеличением рынка оружия) и включаются в конфликты в государствах.
Некоторые из таких субъектов пытаются действовать не просто вне пределов государственного контроля, но и способны бросить вызов отдельным государствам и их группам, игнорируя международные границы и соглашения. Они также используют терроризм в отношении населения, чтобы достичь поставленных целей. К этим т.н. «неконвенционным» субъектам относятся не только раз-
1 Например, в Гватемале и Гондурасе персонал частных охранных компаний превышает численность полиции в 5 - 10 раз. - В.М.
личные организованные формирования, включая мафию, военизированные или полувоенные, повстанческие организации, частные военные/охранные компании и т.д., но и отдельные индивидуумы, обладающие соответствующими возможностями: лидеры племенных кланов, воротилы теневого бизнеса, полевые командиры, наемники и др.
Традиционно разграничение между соответствующими негосударственными субъектами, участвующими в насильственных конфликтах, проводилось по их ориентации на политические и экономические цели, а также по характеру применяемого ими насилия [11, с. 7]. Вместе с тем, в последнее время происходит все большее размывание линии как между соответствующими субъектами, так и вообще между традиционными формами конфликта, что дало основание для усовершенствования аналитической терминологии среди ученых и политиков. Некоторые классифицируют более развитые преступные группы Латинской Америки как «банды третьего поколения» [14], доказывая, что те отличаются от менее продвинутых групп (банд второго и первого поколения) своей транснациональной природой и склонностью к разрушению деятельности и полномочий государства. В этом же ключе иные аналитики описывают преступную деятельность как «новое урбанистическое повстанчество», которое направлено не столько на свержение правительства, сколько к получению контроля над городом, окрестностями или же просто кварталом. Хотя эти дефиниции допускают их дальнейшую разработку и уточнение, они действительно подчеркивают серьезность вызова, брошенного правительствам государств Латинской Америки [11, с. 7].
В своей монографии «Переосмысливая повстанчество» профессор Стивен Метц особо отмечает, что не все повстанцы соответствуют классическим лени-нистским или маоистским моделям. Не все повстанцы пытаются свергнуть правительство или имеют идеологическую основу. Некоторые ищут свободы действий для того, чтобы создать параллельные структуры для получения дохода и власти. Тем не менее, у них есть политическое измерение, они используют политическое маневрирование и, при необходимости, насилие для достижения своих экономических целей. И, таким образом, они являются повстанцами, хотя и криминальной разновидности [8].
По мнению Джона Салливана, наши современники являются свидетелями новой формации данного субъекта насильственной деятельности, поскольку криминальное повстанчество отличается от классических форм терроризма и
повстанческой деятельности1 в силу превалирующего политического мотива криминальных повстанцев - получить автономный экономический контроль над территорией [13, с. 1]. Следовательно и подходы к противодействию такой деятельности должны отличаться от классических стандартов.
Граница между повстанцами и оргпреступностью размывается все больше. Эту конвергенцию уже сегодня можно наблюдать в отношении связей между партизанами FARC (Революционные Вооруженные силы Колумбии) и незаконным оборотом кокаина в Колумбии, деятельностью «Движения за освобождение дельты Нигера» и хищениями нефти, движением Талибан и производством опиума в Афганистане. Эта конвергенция означает, что финансирование насильственных конфликтов будет все активнее использовать преступную деятельность и их совместный интерес будет стимулировать глобальные серые и черные рынки. Современный размер этих рынков уже достиг 2-3 триллионов долларов США и растет быстрее, чем легальная коммерческая торговля; он также имеет потенциал стать равным третьему глобальному ВВП к 2020 г. Если это случится, то негосударственные субъекты, использующие для достижения своих целей насилие и беспорядки в государствах, будут иметь возможность вести торговлю в рамках этого параллельного глобального экономического режима, накапливая финансовые ресурсы в обмен на предоставление защиты рынкам и мобилизуя эти ресурсы для противодействия военным возможностям государств во многих регионах мира. Это даст им повышенные возможности для кооптирования и коррумпирования законных государственных структур [9].
Американский политолог Честер Крокер очень точно описал уже идущие в данном направлении процессы. По его мнению, в значительной части «переходного» мира происходит непрерывное состязание между легитимными государственными институтами и законным бизнесом, с одной стороны, и криминальными структурами - с другой. Эти криминальные структуры часто взаимодействуют с полевыми командирами или политическими группировками, связанными со службами безопасности. В ловушке между этими двумя противостоящими сила-
1 Стивен Метц считает, что поскольку американцы рассматривают деятельность повстанцев как форму войны, следуя взгляду Клаузевица на войну как на политический по своей сути вопрос, они фокусируют внимание на политических причинах и направлениях повстанчества. Конечно, повстанческие выступления имеют политический компонент, но это лишь часть картины. Повстанческая деятельность также удовлетворяет экономические и психологические потребности самих повстанцев: дает источники дохода гораздо большего, чем они ранее могли заработать (особенно низшего ранга) и создает основу для самоутверждения и власти тех, кто в противном случае их бы не имел. - В.М.
ми нередко оказывается неформальная, теневая экономика. Когда же наступает крах государственности, соотношение сил резко меняется не в пользу рядовых граждан, но к выгоде вооруженных формирований, действующих вне рамок закона (или с молчаливого одобрения официальных властей). Лидеры групп и структур, опустошающих терпящие крах государства, умеют с силой и точностью лазера концентрироваться на использовании возникающих возможностей и создавать новые реалии [2; 3, с. 97-108].
Организованные преступные группы, принимая во внимание объем денег в их распоряжении, могут очень эффективно покупать правительственных чиновников на всех уровнях и во всех госструктурах. Учитывая ресурсы в их распоряжении, они легко могут захватить и/или уничтожить правительственного чиновника любого уровня. Причем все более очевидный симбиоз оргпреступности с органами власти (и особенно - с правоохранительными и иными силовыми структурами) исключительно опасен для любого государства, а тем более для «хрупкого» или утрачивающего дееспособность государства, в том числе того, которое пережило насильственный конфликт.
В эпоху глобализации интересы оргпреступности не ограничены границами отдельно взятого государства, тем самым, получая основу своего могущества в прямом ослаблении суверенного государства, транснациональная оргпре-ступность способна решать не просто задачи сиюминутного обогащения или завоевания новых экономических рынков сбыта своей легальной или нелегальной продукции. Оргпреступность становится значимым и даже одним из ключевых игроков в распределении международного баланса сил, выступая как самостоятельно, так и в союзе с другими государственными и негосударственными субъектами.
«Глобальная мафия», «следующая война», «мир мафии», «темная сторона глобализации», «незаконная глобальная экономика», «отступление государства» - все эти новейшие термины и выражения из литературы по мировой политике дают представление о мощи и влиянии ТОП [12, с. 144].
Рассмотрение преступности как транснациональной лучше иллюстрирует пути, которыми эти преступные организации пытаются действовать вне пределов государственной системы, преодолевая суверенитет, который организует современную систему государства и используя ее в собственных интересах [12, с. 145146]. Это отметил еще в 1996 г. Фил Уильямс, который продемонстрировал, что оргпреступность провела собственную перестройку, используя в своих интересах
изменения глобальной политической экономики и общества вследствие глобализации и технологической революции [20, с. 96-113]. Это привело к тому, что преступные организации стали «напоминать транснациональные корпорации», которые действовали по всему миру из своего дома, используя сетевые структуры для поддержания своей деятельности, рассматривая при этом границы как сдерживающие правоохранительные органы, а не их собственную деятельность» [20, с. 97].
Криминальные и террористические сети переплетаются, чтобы создать свою собственную «теневую глобализацию», они строят микрорынки и торговые и финансовые сети, которые дают им возможность координировать деятельность на глобальном уровне, привлекая к сотрудничеству все новых субъектов, в том числе, и легального бизнеса: банки, частные охранные и военные компании и т.д. Например, сегодня сомалийские пираты пользуются услугами частных сыщиков для выявления покидающих зарубежные порты кораблей - как потенциальной цели для захвата.
Следует ожидать, как отмечают исследователи, что теневая глобализация будет поощрять этот аутсорсинг преступного мира и все больше работать скоординировано с повстанцами, такими как стороны местных конфликтов, что будет иметь последствия в глобальном масштабе, охватывая, возможно, сотни групп и тысячи участников [19].
Эти союзы и сети позволяют организованной преступности покупать или арендовать свои собственные коммерческие самолеты, быстроходные суда, подводные лодки и грузовой флот, а также перемещать людей и грузы через регионы - за пределами контролируемых государствами правовых режимов. Более того, сотрудничество между более молодыми поколениями посредством даже еще более могущественных социальных сетей скорее всего станет глобальной тенденцией к 2025 г. Изощренность, вездесущность и доступность этих новых технологий сделает возможными более быстрое и эффективное формирование рынка. Это значит, что взаимодействие на уровне микрорынков будет и натуральным, и привычным для их участников, создавая возможности для «быстро возникающих микрорынков» [9] и симбиоза между элементами легального и нелегального рынка.
Действующая же сегодня на международном уровне система контроля преступности, в том числе ее организованных форм, четко встроена в существующие организационные схемы, рассматривающие проблему международного
вмешательства в борьбу с преступностью с точки зрения вопросов содействия социально-экономическому развитию соответствующего государства. Именно поэтому, даже когда возникает вопрос о необходимости минимизации ущерба, наносимого организованной преступностью безопасности отдельных государств и регионов, на первый план выходит вопрос экономических ресурсов для международной помощи, но еще больше - вопрос компенсации соответствующей стране и ее населению возможного сокращения и/или ликвидации криминальных рынков.
Проблема объясняется обычно тем, что в современную незаконную экономику вовлечено такое большое количество субъектов, что их интересы не могут быть полностью проигнорированы. Хотя, как показывает практика, то, насколько такие интересы могут быть проигнорированы, определяется даже не ситуацией в самом государстве сосредоточения незаконной экономики, а различными стратегическими союзами и альянсами других государств (причем цели этих альянсов сосредоточены отнюдь не на проблеме обеспечения верховенства права и противодействия преступности).
Современная преступность действует не только на горизонтальном уровне - в плоскости одного государства и во взаимодействии с иными игроками на поле безопасности в отдельно взятом государстве. Вертикальный срез преступности - как ее сетевые связи на глобальном уровне, так и наличие многочисленных «филиалов» в других странах, - обращен не просто отдельным аспектам государственного принуждения (противодействию правоохранительным органам страны или подкупу отдельных чиновников на различных уровнях). На глобальном уровне транснациональная преступность противостоит государству как единице и субъекту международных отношений.
Требуется мультидисциплинарная перспектива для понимания транснациональной преступности. Эта перспектива должна основываться на комплексном экономическом, социальном, политическом и стратегическом анализе, учитывающем как горизонтальные связи преступности (с иными негосударственными субъектами, применяющими нелегитимное насилие для достижения собственных целей, а также общественный и государственный компоненты, влияющие на деятельность преступности), так и вертикальную структуру пространства, в котором ТОП действует. Это пространство включает локальный и глобальный уровень. Поэтому стратегия борьбы с транснациональной организованной пре-
ступностью должна учитывать все особенности этой сложной структуры и обращаться к ним согласованно и всеобъемлюще.
* * *
1. Более безопасный мир: наша общая ответственность: доклад группы высокого уровня по угрозам, вызовам и переменам (док. A/59/565) [Электронный ресурс] // Генеральная Ассамблея ООН: [сайт]. URL: http://www.un.org/russian/secureworld/a59-565.pdf
2. Крокер Ч. Как решить проблему государств-неудачников // Россия в глобальной политике. 2004. № 8. Т. 2.
3. Овчинский В.С. Криминология Нового мирового беспорядка // Журнал российского права. 2005. № 8.
4. При большей свободе: к развитию, безопасности и правам человека для всех: доклад Генерального секретаря (док. A/59/2005) [Электронный ресурс] // Генеральная Ассамблея ООН: [сайт]. URL: http://www.un.org/russian/largerfreedom/a59_2005.pdf
5. Booth Ken (Ed.). Statecraft and Security: The Cold War and Beyond. Cambridge. UK: Cambridge University Press, 1998.
6. Falk Richard A. Predatory Globalization: A Critique. Wiley-Blackwell, 1999.
7. Irregular Warfare. Joint operating concept. Washington, DC. Dept. of Defense, 11 September 2007 [Электронный ресурс] // DTIC Online - Hublic Scientific & Technical Information: [сайт]. URL: http://www.dtic.mil/cgi-bin/GetTRDoc?Location=U2&doc=GetTRDoc.pdf&AD=ADA496061
8. Metz Steven. Rethinking Insurgency [Электронный ресурс] // Strategic Studies Institute: [сайт]. URL: http://www.strategicstudiesinstitute.army.mil/pdffiles/pub790.pdf
9. Nam Moisеs. Illicit: How Smugglers, Traffickers, and Copycats are hijacking the Global Economy. Doubleday, 2005. 340 p.
10. Schilde Kaija E. Non-State Actors in International Relations [Электронный ресурс] // Boston University: [сайт]. URL: http://www.bu.edu/ir/files/2011/01/Syllabi_IR_333_Schilde.pdf
11. Schneckener Ulrich. Internationales Statebuilding: Dilemmata, Strategien und Anforderungen an die deutsche Politik: Research Paper. Berlin, German Institute for International and Security Affairs (SWP), 2007.
12. Shelley Louise, Picarelli John, Corpora Chris. Global Crime Inc. // Beyond Sovereignty: Issues for a Global Agenda. Wadsworth: The Catholic University of America, 2003.
13. Sullivan John P. Criminal Insurgency in the Americas [Электронный ресурс] // Small Wars Journal: [сайт]. URL: http://smallwarsjournal.com/jrnl/art/criminal-insurgency-in-the-americas
14. Sullivan John P. Third Generation Street Gangs: Turf, Cartels, and Netwarriors // Transnational Organized Crime. 1997. Vol. 3. №. 2. Autumn.
15. The Joint Operating Environment 2008: Challenges and Implications for the Future Joint Force [Электронный ресурс] // Federation of American Scientists: [сайт]. URL: http://www.fas.org/man/eprint/joe2008.pdf
16. The Joint Operating Environment 2010 [Электронный ресурс] // ASPO: [сайт]. URL: http://www.peakoil.net/files/JOE2010.pdf
17. Towards a Grand Strategy for an Uncertain World: Renewing Transatlantic Partnership / Naumann Klaus, Shalikashvili John, Lanxade Jacques, Breemen Henk. Lunteren, 2007.
18. U.S. Agency for International Development, Central America and Mexico Gang Assessment. 2006. April. [Электронный ресурс] // USAID: [сайт]. URL: http://www.usaid.gov/locations/latin_america_caribbean/democracy/gangs_cam.pdf
19. United Nations. Crime and Development in Central America.2007. May. [Электронный ресурс] // UNODC - United Nations Office on Drugs and Crime: [сайт]. URL: http://www.unodc.org/pdf/research/Central_America_Study_2007.pdf
20. Williams Phil. Transnational Criminal Organizations and International Security // Survival. 1994. Vol. 36. № 1.Р. 96-113.
