CC BY
13Юрислингвистика
Legil Linguistics, 2022, 24, 5-10,doi: https://doi.org/10.14258/leglinf2022)2401
ЯЗЫК ПРАВА УДК 340, ББК 67.0, ГРНТИ 10.01, Код ВАК 5.1.1
Негативные аспекты использования концепта «империя» для определения геополитической сущности Российского
государства
Р.В. Насыров
Алтайский государственный университет пр. Ленина, 61, 656049, Барнаул, Россия. E-mail: nasirov.rafail@yandex.ru
В статье ставится цель раскрыть негативные аспекты использования термина «империя» для характеристики Российского государства и определения его геополитической сущности. Методологической основой исследования являются достижения лингвистического поворота в социо-гуманитарных исследованиях, которые еще не в должной мере учтены в юридической науке. Лексемы, как единицы конкретного языка, не просто обозначают те или иные явления окружающего мира, а функционируют как своеобразные вещи, определяющие кругозор носителя языка, ту или иную картину мира, вплоть до ценностных предпочтений и установок. Признается, что в социальной коммуникации функционируют не абстрактные дефиниции, а именно концепты, которые определяют реальное содержание дискурса. Обращается внимание на то, что в современном научном и публичном дискурсе наблюдается процесс возрождения термина «империя» в позитивном значении этого слова. Но иностранный термин «empire» и соответствующий концепт «империя» не релевантны России, т. к. в них не отражается действительная история возникновения и становления российского государства. В хронологических рамках Нового времени и Новейшей истории предлагается ввести принципиальное различие колониальных империй и территориальных держав. С одной стороны, о Британской и Российской империях объективным будет суждение о том, что эти государства имели обширную территорию с разнообразным в этническом и религиозно-культурном аспекте населением. Но, с другой стороны, по форме и сущности это были различные территориально-политические образования. В ходе намеренного затушевывания этого различия и был создан политический миф о России как «тюрьме народов», принятый, к сожалению, основной частью отечественной интеллигенции. В заключение в контексте вопроса о соотношении концептов «империя» и «держава» сделан вывод о необходимости преодоления компилятивно-подражательного стиля развития России, что должно проявиться в более внимательном отношении к построению системы научных и законодательных терминов, определяющих сущность российского общества и государства.
Ключевые слова: империя, держава, лингвистический поворот, язык, концепт.
Negative Aspects of Using the Concept of "Empire" to Determine the Geopolitical Nature of the Russian State
R.V. Nasyrov
Altai State University 61 Lenin St., 656049, Barnaul, Russia. E-mail: nasirov.rafail@yandex.ru
The purpose of the article is to reveal the negative aspects of using the term "empire" to characterize the Russian state and determine its geopolitical nature. The research is based on the achievements of a linguistic turn in socio-humanitarian studies, which have not yet been adequately taken into account in legal science. Leximes, as units of a particular language, do not simply denote certain phenomena of the surrounding world, but function as peculiar entities that determine the horizons of a native speaker, a particular picture of the world including value preferences and attitudes. It is recognized that in social
communication don't function abstract definitions, but rather concepts that predetermine the real content of discourse. Attention is drawn to the fact that in modern scientific and public discourse there is a process of revival of the term "empire" in the positive sense of the word. But the foreign term "empire" and the corresponding concept "empire" are not relevant to Russia, because they do not reflect the actual history of the emergence and formation of the Russian state. In the chronological framework of the New Age and Modern History, it is proposed to introduce a fundamental difference between colonial empires and territorial powers. On the one hand, it will be objective to say about the British and Russian empires that they used to have a vast territory with a populations that were diverse in ethnic, religious and cultural aspects. But, on the other hand, in form and essence, these were different territorial and political entities. In the course of deliberately obscuring this difference, a political myth was created about Russia as a "prison of peoples", which, unfortunately, was accepted by the majority of the domestic intelligentsia. In relation to the issue of ratio between the concepts of "empire" and "state" the conclusion has been made about the need to overcome the compiling-imitative style of Russia's development, which should be manifested in a more careful attitude to the development of a system of scientific and legislative terms that define the nature of Russian society and the state.
Key words: empire, state, linguistic turn, language, concept.
Допустимость постановки вопроса, отраженного в названии данной статьи, обосновывается лингвистическим поворотом в социо-гуманитарных науках, который ярко проявился в последнее столетие. По сути, речь идет о возврате к традиционному представлению о «силе слова», о том, что лексемы (как единицы конкретного языка) не просто обозначают (наделяют знаками) те или иные явления окружающего мира, а функционируют как своеобразные вещи, определяющие кругозор носителя языка, ту или иную картину мира, вплоть до ценностных предпочтений и установок. Г. Гадамер разъясняет, что слово «есть некая сущая вещь, которую мы воспринимаем, нагружая ее идеальностью означивания, чтобы тем самым сделать зримым некое другое сущее» [Гадамер 1988: 484]. Афористично суть лингвистического поворота в исследовании социальных явлений можно выразить так: «Человек не только говорит так, как думает, но он и думает так, как говорит». Это означает, что реальность раскрывается сторонами и аспектами, содержащимися в используемых для ее описания словах. Поэтому сразу укажем, что спорными являются утверждения о том, что определение в 1721 г. официального статуса России с помощью термина «империя» носило формальный характер, просто зафиксировало статус-кво, т. к. фактически империей Россия стала еще в XVII веке.
Важно различать два взаимосвязанных, но не тождественных понятия: с одной стороны, это термины и соответствующие общие определения того или иного явления, а с другой стороны - концепты как «сгусток культуры в сознании человека; то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека» [Степанов 2001: 43]. Соответственно, признается, что в социальной коммуникации функционируют не абстрактные дефиниции, а именно концепты, которые предопределяют реальное содержание дискурса, понимаемого как «связный текст в совокупности с экстралингвистическими - прагматическими, социокультурными, психологическими и др. факторами; текст, взятый в событийном аспекте» [Лингвистический словарь 1990: 136]. Реальное бытие слов предопределено явлениями, которые лингвисты характеризуют терминами «полевое употребление слов», «со-значение», «коннотация» и др. Так, казалось бы, синонимичные слова «держава» и «империя» имеют несхожие «поля употребления», характер сочетания негативных, нейтральных и позитивных коннотаций. Как пишут философы, концепты всегда «нуждаются в концептуальных персонажах, которые способствуют их определению» [Делез, Гваттари 2009: 6]. В данной статье обосновывается, что в своей сложной и противоречивой истории Россия выступает в качестве не империи, а именно державы.
Заметим, что Германская и Австро-Венгерская империи официально именовались с использованием не иноземного для германцев слова «imperia», а родного - «reich (рейх)». Дело не только в следовании известному правилу законодательной техники (по возможности использовать слова родного языка), но в том, что даже, казалось бы, синонимичные термины «imperia», «reich» и «держава» отличаются по своим коннотациям. Как заметил известный отечественный лингвист Ф.П. Филин, «за каждым словом и его историей стоит целый мир» [Филин 1982: 226]. Термин «reich» восходит к словам немецкого языка, означающим господство, подчинение единой власти. Тогда как слово «держава» приобрело свое значение в результате обоснования права московских князей на самостоятельную власть по отношению к иным государствам, т. е. в нем в большей степени, чем в словах «imperia» и «reich», подчеркивается право не только на внутренний, но прежде всего внешний суверенитет. В период централизации Руси московский князь говорил представителю хану Золотой Орды о праве «самому держать власть» без его ярлыка на княжение. На встрече с президентом США в Братиславе в 2005 г. В.В. Путин мягко указал на то, что демократия в России будет строиться самостоятельно с учетом особенностей страны, а не для того, чтобы только нравиться Западу. Наконец, в Мюнхенской речи 10 февраля 2007 г. Президенту РФ пришлось прямо заявить о праве России на независимую внешнюю политику. Это примеры того, что выражено в остроумном и одновременно глубоком по смыслу афоризме, ориентирующем на выявление архетипов российского бытия, - «В России за 10 лет меняется все, за 200 (500) лет - ничего».
В понятиях различают содержание и объем. Не так сложно раскрыть содержание, т. е. общие признаки государств, которые претендуют не только на суверенное (самостоятельное) существование, но и на роль активного и влиятельного субъекта мировой политики. Такие государства в современном научном и политическом дискурсе принято называть империями. Но при анализе объема этого понятия в хронологических рамках Нового времени и
Новейшей истории, т. е. конкретных исторических примеров государств последних трех столетий, называемых империями, возникает убеждение в том, что целесообразно ввести различие колониальных империй и территориальных держав. В целом иностранный термин «empire» и соответствующий концепт «империя» не релевантны России, т. е. в них не отражается действительная история возникновения и становления российского государства, в том числе и реалии его современного существования и перспективы развития. Утверждение о том, что меньше всего для означивания страны «Россия» подходит слово «империя», может вызвать упрек в фетишизме слов с указанием на то, что словосочетания «Российская держава» и «Российская империя» синонимичны. Но Г. Гадамер пишет: «Мы ищем верное слово, т. е. такое слово, которое принадлежит самой вещи, так что сама вещь обретает голос в этом слове» [Гадамер 1988: 484]. Вновь повторим, что Россия и ее территориально-политический образ «обретает голос» именно в слове «держава».
В исследуемых явлениях, которые относятся к одному роду, но разным видам, всегда можно найти общие признаки. О Британской и Российской империях истинными будут суждения о том, что эти государства имели обширную территорию с разнообразным в этническом и религиозно-культурном аспекте населением. Но по форме и сущности это были различные территориально-политические образования. В ходе намеренного затушевывания этого различия и был создан политический миф о России как «тюрьме народов», принятый, к сожалению, основной частью отечественной интеллигенции. Хотя анализ царского законодательства о малых народах и национальная политика в СССР (как особой формы Российской державы) свидетельствуют о ложности такой характеристики России.
Проблема в том, что термин «империя» является не только широко, но и произвольно употребляемым, в том числе в полемическом и идеологическом значениях. Поэтому в отношении государств, которые в современной научной и публицистической литературе принято обозначать термином «империя», необходимо в большей степени уделять внимание не просто констатации факта наличия тех или иных общих имперских признаков, а тому, в какой форме они проявлялись и с какой целью. Так, в концепте «империя» акцентируется (выходит на передний план) признак активной военно-политической функции этой формы государств; этот концепт вызывает коннотации с завоеванием и порабощением. С этой точки зрения слово «империя» аутентично истории древнеримского народа, который и придал первоначально специальному термину «imperator» (носитель высшей военной власти, успешный полководец) значение главы огромного средиземноморского государства. В еще большей степени военно-политический аспект концепта «империя» проявился в истории буржуазных колониальных империй.
Несомненно, что и российскому государству объективно присуща активная военно-политическая функция. Но, признавая это, необходимо избегать процедуры «вырывания» отдельных исторических фактов из контекста и их односторонне позитивного или негативного обобщения. Можно осуществить познавательную процедуру сложения разнонаправленных векторов внешней политики, условно обозначив их как «завоевание» и «оборона». В результате объективного анализа всего комплекса факторов определяется основной (итоговый) вектор, характеризующий исследуемый аспект истории данного государства. Очевидно, что во внешней военной политике в истории колониальных империй доминировал вектор завоевания и порабощения, а в истории России, как территориальной державы, - функция обороны. Г. Киссинджер признал: «Немногие страны в истории вели больше войн, чем Россия в вечном стремлении к сохранению своего статуса и безопасности» [Киссинджер URL].
Империи стремятся к четкому определению границ метрополии и колоний, что соответствует этапам становления этих форм государств - в начале освоение места формирования будущей метрополии, а уже затем экспансия и возникновение собственно империи. В своем известном очерке Г.П. Федотов дает следующее определение: «Империя - это экспансия за пределы длительно устойчивых границ, перерастание сложившегося, исторически оформленного организма» [Федотов 1952: 173]. Но на всех этапах тысячелетней истории России - от Киевской Руси до настоящего времени - шел незавершившийся до сих пор процесс определения этих самых «устойчивых границ»; также допустимо сказать, что Россия не достигла еще состояния «исторически оформленного организма». Россия - это относительно молодая цивилизация, которую корректнее сравнивать с Китаем и Индией, а не с близкими географически и культурно, но при этом иными по своему типу государствами-метрополиями Западной Европы. Речь о том, что с точки зрения геополитического подхода к типологии цивилизаций - талассократии (морские) и телурократии (континентальные) - Россия относится к территориальным державам наряду с уже сложившимися еще в эпоху Древнего мира цивилизациями Китая и Индии. Стоит признать, что, в сравнении с этими странами, история поставила перед Россией сверхзадачу освоения уникального «месторазвития», которое Х. Маккиндер назвал Heartland («срединная земля» - северо-восточная часть Евразии).
Утверждение о том, что во внешней политике России преобладал фактор обороны, обычно вызывает ироничное возражение - «Тогда каким образом сформировалась эта огромная континентальная держава?». Важное различие колониальных империй и территориальных держав выявляется, если учитывать соотношения условий и предпосылок их возникновения и существования. Границы колониальных империй, прежде всего, выступают результатом целенаправленной и многовариантной деятельности, тогда как в формировании пространства территориальных держав в большей степени проявляются объективные факторы. Примечательно, что Х. Маккиндер, геополитик и одновременно глубокий знаток географии, называет естественные границы, которые сами по себе предполагают возникновение на обширной территории хартленда территориальной державы: «Никакая социальная революция не изменит ее [России] отношения к великим географическим границам ее существования. Трезво понимая пределы своего могущества, правители России расстались с Аляской, ибо для русской политики является фактическим правилом не владеть никакими заморскими территориями, точно так же как для Британии - править на океанских просторах» [Маккиндер 2000: 735].
Итак, превращение восточно-европейского княжества Русь в евразийскую державу объясняется, прежде всего, объективными причинами, а не якобы присущей русским склонностью к экспансии, агрессии и порабощению малых народов. Разумеется, не стоит идеализировать историю России; этот объективный процесс формирования континентальной державы сопровождался негативными явлениями, в том числе по отношению к местному населению завоеванных и освоенных земель. Но общий вектор развития был направлен в сторону формирования не империи, а именно державы, в которой, по словам Г.П. Федотова, нерусские владения «составляют прямое продолжение ее материкового тела, а массив русского населения не отделен резкой чертой от инородческих окраин» [Федотов 1952: 186]. Речь идет не просто о пространственно-физическом существовании средних и малых народов рядом с титульной нацией, а именно о стремлении жить в одной стране. Прежде чем рационально-аналитическими методами исследовать сходства и различия культур и цивилизаций, ученым-гуманитариям целесообразно начать со знакомства с произведениями искусства и литературы исследуемой страны. Тогда выявятся трудно артикулируемые научным методом, но очевидные различия эйдосов (образа, смысла, духа) культур и цивилизаций. Например, в известных стихотворениях двух великих поэтов (А.С. Пушкина, «Памятник» и Р. Киплинга, «Бремя белого человека») ярко проявляется различие в восприятии территории и населения Российской и Британской империй.
Речь идет о фундаментальном отличии колониальных империй от территориальных держав с точки зрения архитектоники социально-политического пространства, что позволяет раскрыть тот способ, с помощью которого в общественное сознание внедрено мнение о «нормальности» (цивилизованности, демократичности и т. д.) истории западных стран и агрессивно-деспотическом характере российского государства. Г. Гадамер точно заметил, что один и тот же объект познания «может находиться в центре внимания или на периферии или просто представлять часть заднего плана» [Гадамер 1988: 136]. Все, что происходит в пределах державы, является органичной частью ее истории, поэтому так просто в противовес Британии или Франции назвать Россию «тюрьмой народов» или «империей зла». Суть же западноевропейской цивилизации в установлении четких пространственных и социальных границ и в обеспечении свободы и справедливости в их пределах. Сомнительно, что голландец, британец, француз воспринимают события, происходившие в колониях, органичной частью истории своей страны. Тогда как если от сталинских репрессий пострадали представители окраинных малых народов, то русский считает, что пострадали его соотечественники. В державах вся территория государства воспринимается как единое, но при этом не гомогенное пространство. По мнению Т. Мартина, СССР был «странной» империей, «империей положительной деятельности» [Мартин 2011: 10], что проявилось в акцентированном развитии национальных республик при существенной поддержке центра вплоть до фактов дискриминации титульного большинства. В целом словосочетания, характеризующие СССР в качестве «империи положительной деятельности» или «империи наоборот», являются оксюморонами; «квадрат наоборот» - это не квадрат, а круг; точно также «империя наоборот» - это не империя, а держава.
Одной из причин относительной длительности советского периода в истории страны было то, что чужеродная идеология коммунизма на несколько десятилетий вошла в унисон с некоторыми представлениями традиционного мировоззрения и была основой, пусть ложной, но все же идеократии. Тогда как утилитарная идеология либерализма дискредитировала себя за несколько лет, т. к. предполагала устранение идеократичности вообще, что было склонением российской цивилизации к суициду. Важно понять, что речь не идет только об идеалах «загадочной русской души», но и об объективных условиях физического самосохранения государства и его населения. В настоящее время наступило осознание того, что конституционный принцип идеологического многообразия не означает отсутствие государственной (национальной) идеи. Поэтому важно учитывать фундаментальное различие колониальных империй и территориальных держав по шкале, условно говоря, «идеализм - прагматизм». Идеологическую основу буржуазной колониальной политики откровенно и точно выразил политик и одновременно предприниматель С. Родс в своем известном афоризме: «Империя, я всегда говорил это, есть вопрос желудка». Если использовать эту «анатомическую» метафору в отношении России, то для нее державность - это вопрос всего «тела» страны и ее выживания в целом.
Несомненно, что с геополитической точки зрения Россия уже в XVI в. приобрела положение огромной территориальной державы, возникновение и существование которой предполагало наличие не только социально-экономических и политических условий, но и соответствующего мировоззренческого (в том числе и историософского) определения места этого государства в мировой истории. Объединить на обширной территории многообразное в этническом, культурном, религиозном и т. д. аспектах население в одну страну было невозможно только на основе рационально-прагматичных идеологем. Поэтому для осознания негативных последствий использования концепта «империя» для характеристики российского государства необходимо рассматривать этот исторический факт в контексте общей тенденции вестернизации и секуляризации сознания образованной части общества, которая сопровождалась поспешным и некритическим использованием иностранных слов. Этот процесс не был формальным и нейтральным, а существенно препятствовал достижению отечественной элитой цивилизационной, в том числе и политической, самоидентификации.
Начавшийся в XVIII в. процесс активного заимствования западноевропейской политико-правовой культуры привел к тому, что многие исконно русские слова получили искаженный и даже противоположный смысл. Ф. Гиренок пишет: «С переводом на русский язык западных терминов начинается беспочвенность русского мышления. История интеллигенции» [Гиренок 1998: 34]. Так, роковое последствие имело отождествление западноевропейского абсолютизма с русским самодержавием. Абсолютизм соответствует этапу зарождения капитализма и национальных государств в компактных метрополиях Западной Европы, а российское самодержавие - это политическая форма
возникновения централизованной евразийской державы. Приняв термин «империя» для самоназвания, Россия оказалась как бы заложницей эволюции значения этого концепта в западноевропейском общественном сознании.
В Западной Европе в XVIII в. в концепте «империя» еще преобладали позитивные коннотации; империя ассоциировалась с религиозным единством, стабильностью и законностью в отношениях государей и их поданных [Левен 2007: 39]. Но в XIX в. у значительной части западных интеллектуалов начинает формироваться негативное отношение к империи как противоположности демократии и форме угнетения колониальных народов. Разумеется, русская интеллигенция с энтузиазмом включилась в эту пришедшую извне политическую полемику. Самодержавию вынесли «смертный приговор», в целом отождествив его с деспотизмом, а российскую державу назвали «тюрьмой народов». Речь не идет о том, что перед Россией не стояли проблемы демократизации политической системы и решения национальных вопросов. Но обсуждение этих проблем проходило в стиле, который В.О. Ключевский точно охарактеризовал так: «В знание уверовали прежде, чем успели овладеть им» [Ключевский 1993: 450]. Эту манеру вести возвышенно-абстрактные разговоры с восклицаниями «Так жить нельзя! Надо что-то менять!» без глубокого уяснения сути обсуждаемых вопросов раскрыли авторы известного сборника «Вехи»: «Консерватизм и косность в основном душевном укладе у нас соединялись со склонностью к новинкам, к последним европейским течениям, которые никогда не усваивались глубоко» [Бердяев 1991: 24].
Разумеется, в XVIII в. в условиях первичного этапа модернизации страны было трудно сохранить прежний концепт «Святая Русь» по причине европеизации сознания и речи представителей российской элиты. Но в большей степени природе российского государства, его геополитическому положению и целям развития соответствовал бы статус «Державная Россия». Стоит признать, что образ и цель, выраженные в словосочетании «Великая Россия», звучат возвышенно, но крайне неопределенно, что, возможно, косвенно и предопределило отсутствие должной последовательности, осторожности и целесообразности во внешней политике, которая, как известно, непосредственно влияла на внутреннее состояние страны. В словосочетании «Великая Россия» можно обнаружить скрытый плеоназм: в силу своего геополитического положения Россия не может не быть великой, она или великая, или ее нет. Происходит смешение необходимых условий и предпосылок существования государства с целью и смыслом его бытия. Всегда существует проблема: в процессе необходимого решения задач «Града земного» - не допустить обмирщения сознания в целом и не утратить идеократическую составляющую российской цивилизации. В настоящее время лишь «нащупывается» эта цель бытия Российского государства как охранителя традиционных ценностей. Формирование генеральной линии внешней политики Российской Федерации в направлении многополярного мира можно рассматривать как начало процесса геополитической самоидентификации России.
Тот факт, что в конце ХХ в. Россия оказалась в состоянии глубокого кризиса и опасности дезинтеграции объясняется тем, что вместе с идеологией либерализма невольно стала реализовываться архитектоника пространственной организации цивилизаций-метрополий - «процветающий центр и окраины, как источник процветания»; роль не просто центра страны, а метрополии стала играть Москва. В цивилизациях-державах столицы играют важную роль, что проявляется в их особом положении как центра обеспечения единства страны; но процветание столицы не было самоцелью, а символизировало благополучие всей державы. Указанный дисбаланс в последние полтора десятилетия пытаются устранить, но ситуация остается крайне опасной, прав В.Н. Синюков: «В новом веке в связи с укреплением вертикали власти, роль столичных структур в управлении государством вновь возросла; в сфере законодательства, федеративного его измерения, переключения финансовых потоков Москва опять стала «подменять» Россию» [Синюков 2010: 338].
В заключение укажем, что в данной статье в постановке вопроса о соотношении концептов «империя» и «держава» проявилось стремление обосновать необходимость преодолеть компилятивно-подражательный стиль развития России. Разумеется, иностранный политико-правовой опыт стоит изучать и знать, но признаком адекватного понимания этого опыта является, во-первых, осознание его не универсального, а особенного содержания, и, во-вторых, возникновение установки на «думанье своей головой». Заметим, что внесенный в 2020 г. комплекс поправок в Конституцию РФ 1993 г. необходимо рассматривать не только с содержательной точки зрения, но как возникновение принципиальной методологической установки на самостоятельное мышление. Важно понять, что процесс «думанья своей головой» предполагает погружение в историю и семантику родного языка.
Литература
Бердяев Н.А. Философская истина и интеллигентская правда / Вехи; Интеллигенция в России. Сб.ст. М., 1991. Гадамер Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. М., 1988. Гиренок Ф. Пато-логия русского ума (Картография дословности). М., 1998. ДелезЖ., Гватари Ф. Что такое философия? М., 2009.
Генри Киссинджер: Чтобы понять Путина, надо читать Достоевского, а не Mein Kampf. URL: http://www.russiapost.su/archives/96042.
Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций в 3-х книгах. Кн. 2. М., 1993. Левен Д. Российская империя и ее враги. М., 2007. Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990.
МаккиндерХ. Географическая ось истории / Политология: хрестоматия. М., 2000.
Мартин Т. Империя «положительной деятельности». Нации и национализм в СССР. 1923-1939. М., 2011.
Синюков В.Н. Российская правовая система. Введение в общую теорию. М., 2010. Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. М., 2001. Федотов Г.П. Судьба империй / Г.П. Федотов Новый Град. Нью-Йорк, 1952. Филин Ф.П. Очерки теории языкознания. М., 1982.
References
Berdyaev, N.A. (1991). Philosophical truth and intellectual truth / Milestones; Intelligentsia in Russia. Sat.st. Moscow (in Russian).
Gadamer, G. (1988). Truth and method. Fundamentals of philosophical hermeneutics. Moscow (in Russian). Girenok, F. (1998). Pathology of the Russian mind (Cartography of verbatim). Moscow (in Russian). Deleuze, J., Gwatari, F. (2009). What is philosophy? Moscow (in Russian).
Henry Kissinger: To understand Putin, one must read Dostoevsky, not Mein Kampf. Available from: http://www.russiapost.su/archives/96042 (in Russian).
Klyuchevsky, V.O. (1993). Russian history. Full course of lectures in 3 books. Book. 2. Moscow (in Russian). Leven, D. (2007). Russian Empire and its enemies. Moscow (in Russian). Linguistic encyclopedic dictionary. (1990). Moscow (in Russian).
Mackinder, H. (2000). Geographical axis of history / Political science: chrestomathy. Moscow (in Russian).
Martin, T. (2011). The positive action empire. Nations and nationalism in the USSR. 1923-1939. Moscow (in Russian).
Sinyukov, V.N. (2010). Russian legal system. Introduction to General Theory. Moscow (in Russian).
Stepanov, Yu.S. (2001). Constants: Dictionary of Russian Culture. Moscow (in Russian).
Fedotov, G.P. (1952). The fate of empires / G.P. Fedotov New City. New York (in Russian).
Filin, F.P. (1982). Essays on the theory of linguistics. Moscow (in Russian).
Citation:
Насыров Р.В. Негативные аспекты использования концепта «империя» для определения геополитической сущности Российского государства // Юрислингвистика. - 2022. - 24. - С. 5-10.
Nasyrov R.V. (2022). Negative Aspects of Using the Concept of "Empire" to Determine the Geopolitical Nature of the Russian State. Legal Linguistics, 24, 5-10.
I ("ОЕ^^^ИтИк work is licensed under a Creative Commons Attribution 4.0. License
