CC BY
47«Нефтью и газом едиными»
Энергетические перипетии сирийского кризиса
© Дегоев В. В., Сафарян Л. А. © Degoev V., Safarian L. «Нефтью и газом едиными». Энергетические перипетии сирийского кризиса "By Oil and Gas Alone". The Energy Peripeteia of the Syrian Crisis
Аннотация. Проанализированы энергетические аспекты сирийского кризиса. Раскрыты особенности внутрисирий-ской борьбы между ключевыми сторонами. Рассмотрены политика Турции, а также роль России в восстановлении энергетики Сирии вкупе с нарастанием конкуренции между Москвой и Тегераном. Показано, как энергетический аспект сирийского конфликта усложняет его разрешение из-за внутренних энергетических противоречий между Дамаском, террористическими формированиями и курдскими силами, а также воздействия со стороны ведущих региональных и внерегиональных акторов.
Annotation. One of the most intractable elements of the Syrian conflict is the energy confrontation within Syria itself. At the same time the Syrian Democratic Forces were entrenched in the strategic north-eastern regions of Syria. On the other side, the active advancement of Turkey in the north-west of Syria posits new threat to the "energy sovereignty" of Damascus. However the most important player in the process of energy reconstruction is Russia, which is de facto in competition with Iran for leadership in Syria's energy recovery. Thus, the energy aspect of the crisis consists of accumulation of intra-Syrian energy contradictions and the influence of external actors that pursue their own energy interests.
Ключевые слова. Сирия, сирийский кризис, нефтяные месторождения, газовые месторождения, курды, Россия, Иран.
Key words. Syria, Syrian crisis, oil fields, gas fields, Kurds, Russia, Iran.
Сирийский конфликт стал поистине библейским, или, скорее, «ко-раническим» бедствием для энергетики Сирии. Сирийское правительство оказалось в патовой ситуации, сокрушаемое экспансией террористических группировок и планомерным закреплением курдских формирований, что отрезало Дамаск от ключевых месторождений энергоносителей. В совокупности с разрушением инфраструктуры внутри страны и фактической блокадой со стороны западных государств данная зловещая конфигурация привела к масштабному энергетическому «голоду».
ДЕГОЕВ Владимир Владимирович — профессор кафедры международных отношений и внешней политики России МГИМО(У) МИД России, доктор исторических наук.
САФАРЯН Левон Араикович — студент магистратуры факультета международных отношений МГИМО(У) МИД России, независимый публицист.
Нефтяные богатства нового халифата на службе терроризма
Активное наступление оппозиционных группировок и террористических формирований в начальный период кризиса привело к потере правительством Б. Асада контроля над ключевыми районами энергоснабжения. В период своего расцвета к 2015 г. Организация «Исламское государство» (ИГИЛ, араб. — ad-Dawlah al-Islamiyah А 'Н^ wa-sh-Sham — ДАИШ)1 контролировала значительные территории на северо-востоке и в центре САР, где находились крупнейшие нефтяные месторождения страны. Закрепление террористов в Ираке позволило новообразованному «халифату» создать себе небывалую экономическую базу для расширения террористического «жизненного пространства». Однако Ближний Восток не был бы Ближним Востоком без существования парадоксов, достойных одной из апорий Зенона.
Словно обращаясь к «оливковой ветви мира» Я. Арафата в одной руке и «винтовке борца за свободу» — в другой, ИГИЛ как продолжало свою экспансию, так и реализовывало продажу сырой нефти и нефтепродуктов Дамаску, а также осуществляло сбыт нефти на другие рынки через Турцию. К 2014 г. в Сирии сложилась картина, в соответствии с которой порядка 80% нефтяных и газовых месторождений контролировали боевики ИГИЛ, 12% — курдские формирования и лишь около 8% — правительственные силы.
На тот период ДАИШ владело основными нефтепромыслами в провинции Дейр эз-Зор, включая месторождения Вард, Танк, Таим, Джафра и аль-Омар с лучшим по качеству сортом нефти в стране. В Хасаке боевики установили контроль над месторождениями на юге провинции — аль-Холь, Гуна Тишрин, Маргада и аль-Джубейса. Важно отметить, что ИГИЛ удалось распространить свое влияние на нефтяные и газовые месторождения в центральных районах САР, в провинции Хомс, где располагаются ас-Сухна и Арак Шахр. Вдобавок боевики сумели получить контроль над газовыми месторождениями Кунико (на востоке Дейр эз-Зора), НПС аль-Харрата (на юго-востоке Дейр эз-Зора) и Дерро (на северо-востоке Дейр эз-Зора), а также и ^2, которые, что примечательно, находятся вдоль маршрута гипотетического трубопровода из Ирака в Сирию.
Большинство из указанных нефтепромыслов относится к группе с низким содержанием серы в нефти, что облегчает их разработку даже в кустарных условиях. Данный фактор стал одним из решающих для достаточно эффективного сбыта сирийской нефти под контролем ДАИШ. По сравнению с 50 тыс. баррелей нефти в день, добываемыми Дамаском, ИГИЛ сумело наладить добычу от 60 до 90 тыс. баррелей к середине 2014 г. [9]. До лета 2014-го ИГ реализовывало порядка 80 тыс. баррелей в день, что приносило на черном рынке от 1 до 3 млн долларов в день [16]. В условиях дефицита
1 Организация, запрещенная в РФ.
энергоснабжения Дамаску не оставалось ничего другого, как попытаться наладить поставки углеводородов из захваченных боевиками месторождений в обмен на деньги или электроэнергию.
Примечательно, что главный совещательный орган ИГИЛ — Совет шуры идеологически обосновывал право на владение природными богатствами «халифата» в качестве механизма для выживания и дальнейшего расширения территорий уммы. Вплоть до 2016 г. ИГ контролировало более 60% нефтедобычи в Сирии и 10% в Ираке, доведя количество подконтрольных месторождений до 20 с мощностью в 56—80 тыс. баррелей в день, а по некоторым данным — до 120 тыс. баррелей в день [24]. В совокупности, по имеющимся оценкам, сбыт нефти и нефтепродуктов обеспечивал в период 2014—2016 гг. порядка 730 млн — 1,46 млрд долларов годового дохода для ДАИШ [12].
В указанное время ИГИЛ наладило довольно стабильную систему поставок углеводородов, продавая большую часть нефти спекулянтам на черном рынке. Сирийские и иракские потребители зачастую направлялись прямиком к подконтрольным боевикам месторождениям и покупали необработанную сырую нефть, а после рафинирования «черного золота» его реализация осуществлялась по всей Сирии и Ираку. ИГ продавало нефть как Дамаску, так и Анкаре.
К примеру, сирийское правительство пошло на сотрудничество с ним в разработке газового месторождения Тувейнан, из которого поставлялся природный газ для ТЭС в Алеппо, находившийся под контролем боевиков. Порядка 50 МВт • ч электроэнергии использовалось Дамаском, а 70 МВт • ч — самими террористами.
При этом боевики продавали нефть по более чем комфортным для потребителей ценам — за 20—40 долларов за баррель [15]. ДАИШ удалось создать поистине разветвленную сеть поставок и потребителей, что обеспечивало стабильность денежных поступлений наряду с торговлей антиквариатом, наркотическими средствами, сексуальным рабством и сборами с местного населения.
Кроме правительства Б. Асада и собственно сирийцев, проживающих на контролируемых боевиками территориях, остро нуждавшихся в топливе для автотранспорта и бытовых нужд, некоторые оппозиционные формирования, находившиеся в конфронтации с ИГ, также становились его «клиентами».
Значительную роль в выводе на новый уровень нефтяного бизнеса ИГ сыграла и Анкара. Посредники из Алеппо и Ракки зачастую направлялись для сбыта нефти и нефтепродуктов к сирийско-турецкой границе. Особо активно о сотрудничестве Турции с боевиками начали говорить после конфликта между Анкарой и Москвой в ноябре 2015 г. Как отмечал Генштаб РФ, существовало три основных логистических маршрута по транспортировке нефти из Сирии и Ирака на территорию Турции.
Контрабандисты перевозили порядка 150 баррелей нефти на каждом фургоне, осуществляя продажу за, как отмечалось ранее, 20—40 долларов
за баррель, хотя, по некоторым оценкам, цена достигала 60—100 долларов. Конечные потребители находились либо в районах, подконтрольных ИГИЛ, либо в близлежащих регионах. После транспортировки в границах самого «халифата» контрабандисты обычно направлялись либо в Турцию, либо в Иорданию, а основными транзитными районами служили северные курдские регионы Ирака или северо-западные границы Сирии. Локальным рынком для продажи нефти стали регионы в 8 км к востоку от Манбиджа на севере САР. На открытой местности продавцы из Дейр эз-Зора и Хасаке встречались с покупателями из Идлиба и Алеппо [20].
При этом на данном рынке видную роль играли не только боевики ИГ, но и, к примеру, «Бригада ат-Таухид»2, базировавшаяся вокруг Алеппо на севере страны. «Бригада» контролировала месторождение эль-Джаббуль к востоку от города Сафиры (северо-запад САР).
Формирования под командованием Саддама аль-Науайми, аффилированные со Свободной сирийской армией, владели нефтяными полями в Абу-Камале рядом с сирийско-иракской границей.
Группировка «Джабхат ан-Нусра»3 контролировала крупное месторождение в аш-Шадади в Хасаке.
Таким образом, различные террористические формирования стремились закрепить за собой те или иные стратегические энергетические районы как для борьбы с правящим режимом, так и для решения собственных финансовых задач.
Вновь важно подчеркнуть, что боевики ДАИШ обосновывали свои шаги в данной области необходимостью борьбы за права уммы и расширение «халифата». Вместе с тем очевидно, что деятельность по нанесению ущерба энергетической инфраструктуре и отсталые методы разработки месторождений шли вразрез с религиозными положениями, ведь фактически они разрушали объекты общественной собственности, которая и должна служить во благо мусульманской общине.
Варварские способы нефтедобычи указывали на то, что в ИГ отдавали предпочтение «энергии из ада», а не «из рая», что, например, контрастировало с учениями о необходимости заботы об окружающей среде в рамках экоислама («зеленой теологии») [5. С. 138].
В целом деятельность ИГ, направленная на разрушение энергетической инфраструктуры, которая и является главной целью для различных групп «энергетических террористов», характеризуется тремя основополагающими сферами [3. С. 127].
Во-первых, террористы атаковывали нефтепромыслы, газовые месторождения, трубопроводы и другие энергетические объекты для того, чтобы достичь контроля над ними с целью использования их для зарабатывания денег.
Во-вторых, ДАИШ осуществляло планомерное разрушение инфраструктуры для нанесения ущерба энергетической отрасли внутри страны или за ее пределами.
2 Организация считается в Сирии и ОАЭ террористической.
3 Организация, запрещенная в РФ.
В-третьих, довольно распространенной практикой стало похищение специалистов из зарубежных компаний для шантажа, выкупа и дестабилизации работы.
В данном контексте сирийскому правительству было необходимо вернуть контроль над утраченными территориями не только по политическим, но и, что важнее, по экономическим причинам. В связи с этим в 2014— 2015 гг. одной из первоочередных задач для Дамаска стала стабильность на западе страны, в районах Хомса и Банияса, где находились крупнейшие НПЗ страны. Отчасти этим объясняется стратегическая важность победы в битве за Хомс в 2014 г. Однако в феврале 2017-го боевики ИГИЛ атаковали трубопроводы на севере, западе и востоке от газового месторождения Хайян, выведя из строя газоперерабатывающий завод в центре провинции Хомс. При этом вышеупомянутые НПЗ мощностью в 250 тыс. баррелей в день в результате боев за Хомс в 2017 г. наполовину утратили совокупную мощность [6. С. 22].
Ранее, в январе 2017 г., ДАИШ устроило взрывы на нефтяном месторождении Джазаль на востоке Хомса, который позднее сирийские правительственные войска сумели отбить.
Примеры ущерба, нанесенного боевиками энергетической инфраструктуре в Сирии, не ограничиваются лишь провинцией Хомс: в 2014 г. ИГИЛ разрушило ЛЭП, предназначенные для военных аэродромов и жилых районов в Дейр эз-Зоре; в декабре 2016-го, после повторного захвата Пальмиры, вновь были атакованы энергетические объекты города; в феврале 2017 г. ракетным обстрелам были подвергнуты ГПЗ в Эбле (Телль-Мардих) и аль-Джанубе в районе Фурклус на востоке Хомса.
«Нефти, газа и зрелищ»: новые гладиаторы сирийского Колизея
Примечательно, что российская сторона обвиняла США в рекрутировании и подготовке джихадистских вооруженных формирований, например «Армии свободных племен», для технологического саботажа объектов энергетической инфраструктуры, а также в продаже сирийских нефти и газа местным племенным лидерам. Смешение террористических группировок и интересов различных племен и кланов, «приправленное» нуждой Дамаска в энергоресурсах и политикой ряда государств, привело к многослойному энергетическому «пирогу», за лакомые куски которого развернулась ожесточенная борьба.
В связи со сложным экономическим положением сирийского режима правительству Б. Асада пришлось не только идти на определенном этапе на сотрудничество с боевиками, но по большей мере опираться на дружественные государства.
В первую очередь стоить отметить роль Ирана, который стал основным «энергетическим донором» для Дамаска.
Теоретически у Тегерана было два маршрута для поставок энергоносителей правительству САР. Первый — наземный через территорию Ирака. Однако в период наибольшего расширения ИГИЛ фактически сирийско-иракская
граница контролировалась именно антиасадовскими силами, что в условиях царящего хаоса и дестабилизации в самом Ираке сводило на нет этот вариант. Оставался морской маршрут через Суэцкий канал. В данном контексте для Ирана было особенно важно обеспечивать контроль проиранских сил в Йемене для эффективного прохода через Баб-эль-Мандебский пролив. Однако и этот путь сталкивался с рядом препятствий.
Во-первых, стоит отметить дороговизну поставок нефти в Сирию из Ирана, общая стоимость которых в период с 2013-го по 2018 г. составила 10,3 млрд долларов, что превышало выданный Тегераном кредит в 7,6 млрд долларов [23]. Всего в указанное время Иран поставлял порядка 2 млн баррелей нефти в месяц для «удержания на плаву» сирийского правительства.
Во-вторых, стороны сталкивались с противодействием со стороны британской территории Гибралтара (при маршруте через Гибралтарский пролив) и, что важнее, Египта, подвергавшихся давлению Вашингтона, который в ноябре 2018 г. ввел новые санкции на экспорт иранской нефти. Против поставок нефти Дамаску также выступали Саудовская Аравия, Израиль и ОАЭ.
Ситуация усугублялась сохранявшимися санкциями в отношении импорта нефти самой Сирией. В результате после 2018 г. поставки иранского «черного золота» сократились, что отрицательно сказалось на энергоснабжении подконтрольных Дамаску территорий. В этой связи для долгосрочного выживания правительства Б. Асада было необходимо отбить территории, которые представляли стратегический интерес с точки зрения энергоснабжения.
Едва ли не самой важной операцией стало наступление на Алеппо, которое по значению можно сравнить с одной из крупнейших битв в европейской истории XIX в. — сражением при Кениггреце (Садовой; 1866). Если для Пруссии победа в ней стала предтечей победы «малогерманского» пути объединения Германии, то для Дамаска таковая явилась первым шагом для «энергетического объединения». Примечательно, что в период с сентября 2015-го по апрель 2016 г. 44% авиаударов российских ВКС пришлось именно на район Алеппо [18].
Тот факт, что в экономической столице Сирии располагалась мощнейшая ТЭС, способная положить конец перебоям в поставках электроэнергии в город, лишь повышал ставки в сирийском энергетическом «покере». ТЭС в Алеппо состояла из пяти турбин, каждая из которых вырабатывала порядка 110 МВт электричества в день. Важно отметить, что данная ТЭС на 70% работала на тяжелых сортах нефти, в отличие от остальных ТЭС в стране, ориентированных на природный газ. Несмотря на успех наступления, оказалось, что боевики ИГИЛ разрушили сердечники в энергоблоках. В связи с этим для функционирования ТЭС требовалось пять новых блоков, что повлекло за собой колоссальные финансовые затраты.
Схожую важность для Дамаска имела Пальмира, являющаяся транзитным хабом для поставок природного газа в западные районы САР, окрестности которой представляют собой место скопления газовых месторождений, критически важных для генерации электроэнергии в стране [6. С. 23]. Подобной логики сирийские власти при поддержке российских ВКС придер-
живались и в отношении Дейр эз-Зора, одного из центров нефтегазовых промыслов. Этим объясняется и продолжительность битвы за Дейр эз-Зор. Данная провинция играет одну из ключевых ролей для снабжения центральных и западных районов страны.
Но в целом ситуация в энергетическом секторе остается достаточно напряженной. В зимние периоды сирийцы сталкиваются с перебоями в электроснабжении и теплоснабжении, несмотря на то, что правительство пытается «добыть все, что добывается» из месторождений, находящихся под контролем Дамаска.
При этом правительству Б. Асада пришлось разрешить сирийским импортерам ввозить мазут и топливо, а также расплачиваться за них собственными средствами. Однако Дамаск закономерно стремится расширить контроль и разведку месторождений: открытые три месторождения природного газа к северу от Пальмиры смогут предоставить необходимые объемы добычи «голубого топлива», которых хватит на обеспечение каждого сирийца электроэнергией на час в течение 19 лет.
О жизненной важности доступа к ключевым месторождениям энергоносителей, если не брать в расчет потенциальные запасы в сирийской исключительной экономической зоне (ИЭЗ) в Восточном Средиземноморье, сигнализирует и факт того, что предпринимаемые Дамаском инициативы все равно остаются «половинчатыми».
Так, в начале 2020 г. было объявлено о восстановлении функционирования ЛЭП от Хамы до Алеппо, известной как линия КУА 540. Несмотря на постепенное улучшение ситуации с электроснабжением, данный проект не мог полностью удовлетворить потребности местного населения, особенно в период суровой зимы 2020 г.
В связи с этим Дамаск остается в значительной степени в зависимости от своих главных союзников — Ирана и России, ставших своего рода «Прометеями», которые даруют ему богатство не меньшее, чем то, которое древнегреческий титан открыл людям.
Как отмечалось ранее, в начальный период сирийского кризиса именно Тегеран обеспечивал основное поступление нефти и нефтепродуктов в Сирию. Однако сами поставки нефти в САР уже превысили выданный Ираном кредит. В связи с этим Дамаску пришлось предоставить Тегерану ряд привилегий в сфере добычи нефти, газа, а также фосфатов, об экспорте которых уже заявил один из иранских высокопоставленных военных деятелей Яхья Сафави [1].
Очевидно, что, несмотря на партнерские отношения между Ираном и Россией, Москва не может быть заинтересованной в укреплении позиций Тегерана в сирийском энергетическом секторе. К примеру, как заявил в феврале 2021 г. министр нефти и минеральных ресурсов САР Бассам Туоме, с российской стороной были подписаны контракты на поставки 180 тыс. т дизельного топлива и бензина на период с февраля по конец июля, что в условиях существующих ограничений на использование топлива в стране [7] и снижения иранских перевозок создает более выигрышное положение для Москвы.
Россия вступает в энергетическую игру, и пусть победит сильнейший
Участие в проектах по разработке ливанского шельфа («Новатэк») и возможность подключиться к добыче углеводородов в Восточном Средиземноморье не могут не являться желанным призом для России, издавна тяготевшей к «теплым морям». И если «греческий проект» Екатерины Великой, представлявший собой имперскую мечту о Средиземноморье, не был воплощен в реальность, то новый энергетический проект может стать плодом, достойным сада Гесперид.
В связи с этим закрепление в сирийском нефтяном и газовом секторе потенциально способно конвертироваться в довольно мощный невоенный инструмент для российского усиления в регионе. Российские энергетические компании планомерно осуществляют выход на сирийский энергетический рынок, который сам по себе, конечно, не может считаться равноценной заменой европейскому, но представляет интерес с точки зрения «энергетической геостратегии».
Еще в 2013 г., в самый разгар сирийского конфликта, «Союзнефтегаз» выиграл тендер на разработку сирийского шельфа в Блоке 12. Компания «Татнефть» получила право на эксплуатацию месторождения Южная Кишма, однако с 2014 г. оно находилось под контролем ИГИЛ [6. С. 24]. В условиях дружеских, но в то же время и конкурентных «объятий» Ирана активность российских компаний в сирийской газовой отрасли также направлена на сдерживание иранской экономической экспансии в САР.
При этом само сирийское правительство заинтересовано в привлечении российских инвестиций в объекты энергетической инфраструктуры страны. Особый интерес представляют потенциальные залежи углеводородов на шельфе в Восточном Средиземноморье, которые могут достигать около 122 трлн м3 природного газа [21]. В условиях, когда доступ западных компаний на сирийский энергетический рынок закрыт, именно Москва может и должна стать основным «мотором» и в то же время бенефициаром в сфере энергоносителей и их возможной реализации в будущем.
Стремление закрепить собственные позиции и придать им институционализированную форму является неотъемлемым атрибутом российской внешней политики, и Сирия не стала исключением. Так, в 2017 г. был подписан меморандум о взаимопонимании между САР и РФ, который включал в себя порядка 40 проектов в сфере энергетики. Основной целью дорожной карты указанного года в энергетической области провозглашалось восстановление мощностей по выработке электроэнергии: предполагалась реконструкция ТЭС в Алеппо, увеличение мощностей электростанций в Тишрине и Мхарде и конструирование электростанции в Дейр эз-Зоре, чтобы возобновить нормальное функционирование и энергоснабжение сирийской энергосистемы с центром управления в Дамаске. Вдобавок российские компании в сотрудничестве с иранской Марпа занимались модернизацией НПЗ в Хомсе.
Слова же сирийского лидера о преференциальном статусе российских компаний в энергетическом секторе страны являлись скорее констатацией самого факта активного проникновения в данную отрасль.
В том же 2017 г. «Стройтрансгаз» начал работы по реконструкции второго ГПЗ близ Ракки, также выиграв контракты на модернизацию двух крупнейших НПЗ страны — в Баниясе и Хомсе [2]. Вдобавок компания заключила контракт сроком на 50 лет по разработке фосфатных месторождений в Пальмире и расширению порта в Тартусе. При этом в декабре все того же 2017 г., после переговоров вице-премьера Д. Рогозина с Б. Асадом, было заявлено, что именно Россия станет «единственной страной, которая примет участие» в восстановлении объектов сирийской энергетической инфраструктуры [27]. В 2018 г. была утверждена новая «дорожная карта» по российско-сирийскому сотрудничеству в сфере энергетики.
Важно отметить, что компания «Технопромэкспорт» получила право на реконструкцию четырех ТЭС в САР [1]. Работы по модернизации НПЗ в Хомсе привели к тому, что в сентябре 2018 г. впервые за семилетний срок он начал обеспечивать страну нефтепродуктами [1]. С учетом того, что в сентябре 2017 г. были подписаны контракты на участие иранских компаний в разработке ряда нефтеочистительных станций и восстановлении поврежденных ЛЭП [11], успехи Москвы в сфере «энергетической реконструкции» Сирии являются фактором закрепления российских позиций и недопущения излишнего роста влияния Тегерана.
Вместе с тем приходится констатировать, что чрезмерная опора на одного или двух союзников в сфере восстановления сирийской энергетики лимитирует возможности по выбору технологий и каналов поступления финансовых средств.
Несмотря на прогнозы о том, что именно возобновляемые источники энергии (ВИЭ), в особенности ветровая и солнечная, должны получить свое развитие в постконфликтной стадии в Сирии и в целом на Ближнем Востоке [9], на данном этапе для Дамаска ключевым является доступ к собственным традиционным нефтегазовым месторождениям. И если ранее, приблизительно до 2016—2017 гг., правительству приходилось иметь дело с террористическими группировками, то теперь на авансцену сирийской энергетической «битвы» вышли другие силы.
«Кто боится курда, встретит его»4
Как известно, именно северные и северо-восточные регионы Сирии являются наиболее богатыми нефтяными и газовыми месторождениями, водными ресурсами и ГЭС. В октябре 2017 г. о захвате крупнейшего нефтяного месторождения аль-Омар заявили «Сирийские демократические силы» (СДС). СДС активно поддерживаются Вашингтоном, что вызывает озабоченность в Анкаре и создает препятствия для продвижения правительственных войск на северо-востоке страны.
1 Перифраз палестинской пословицы.
Примечательно, что месторождение аль-Омар находится в десятке километров к северу от города аль-Маядин, который заняли правительственные войска, не сумев, однако, достичь самого месторождения. Чуть ранее, в сентябре—октябре 2017 г., СДС удалось установить контроль над крупным газовым месторождением Коноко и нефтяным месторождением Джефре. Доминирование курдских формирований на восточном берегу Евфрата позволило овладеть 11 нефтегазовыми месторождениями, которые в совокупности составляют около трети запасов углеводородов САР.
К 2019—2020 гг. курдские силы контролировали территорию примерно в 50 тыс. км2, и что важнее — на них приходится порядка 70% запасов энергоресурсов страны, 95% водного потенциала и 50% всей площади орошаемых земель Сирии [14]. При этом в связи с имеющимися в регионе водными мощностями и ГЭС у курдов нет необходимости разрабатывать большое количество природного газа для нужд электрогенерации. Напротив, они могут использовать поставки «голубого топлива» подконтрольным Дамаску территориям для обеспечения собственных интересов.
Также нельзя упускать из виду тот факт, что при поддержке США курдам не приходится применять кустарные методы разработки и добычи, как это делали боевики ИГИЛ, что повышает эффективность и отдачу месторождений.
Вашингтон в период администрации Д. Трампа активно вовлекался в нефтедобычу на северо-востоке страны. Как заявлял сам американский президент, «помните, что мы сохраняем нефть. Мы хотим сохранить нефть. Сорок пять миллионов долларов в месяц» [19]. Несмотря на принятое в 2018 г. решение о выводе войск из Сирии, на севере страны остались американские контингенты, главной задачей которых стала охрана нефтяных месторождений и объектов, в основном в провинциях Дейр эз-Зор и Хасаке [22].
Также обсуждалось возможное привлечение энергетических компаний, в том числе ExxonMobil, для разработки нефтяных месторождений.
Однако в случае, если США всерьез намерены участвовать в удержании нефтепромыслов и их эксплуатации, потребуются инвестиции в размере сотен миллионов долларов для того, чтобы в теории сделать их пригодными для освоения.
В связи с этим, не привлекая таких энергетических «гигантов», как ExxonMobil, малоизвестная американская компания Delta Crescent Energy LLC, основанная лишь в феврале 2019 г., стала первой, получившей лицензию на работу в Сирии [17]. В планы компании, которая на протяжении года вела переговоры с курдской стороной, входит продажа сирийской нефти различным потребителям в регионе, в том числе правительству Б. Асада, протурецким боевикам на северо-западе страны и иракским курдам с условием дальнейшей реализации на мировом рынке.
«...Из несчастий ты вынырнешь скоро...?»5
Сирия в полной мере столкнулась с деградацией энергетического сектора. Боевые действия, наслаивающиеся на наличие внутренних интересов
5 Гомер. Одиссея. Песнь XX.
и противоречий между политическими и этническими группами, привели к энергетической катастрофе.
Во-первых, необходимо учитывать, что Дамаск, несмотря на возвращение под свой контроль большей части территорий, не сумел закрепиться в ключевых с точки зрения энергоносителей регионах. На смену террористическим формированиям пришли курдские силы, которые, если перефразировать иорданскую поговорку «хоть и с мечом, но гость», не являются гостями, но и не выпускают из рук свои мечи. С учетом их поддержки со стороны США недопонимание между Дамаском и курдами также переносится на уровень российско-американских противоречий и выступает в качестве очередного трудновычислимого интеграла в российско-турецком уравнении Фредгольма.
Во-вторых, боевые действия стали причиной разрушения порядка 50% инфраструктуры страны, в том числе энергетических объектов. Перспективы вывода энергоснабжения на довоенный уровень остаются довольно призрачными, особенно с учетом того, что период контроля боевиками ДАИШ над 60% нефтяной отрасли страны и применения кустарных методов добычи и переработки в совокупности с массированными бомбардировками Дейр эз-Зора с его нефтепромыслами привел к масштабной деградации нефтеотдачи.
Учитывая факт закрепления курдских формирований, пользующихся поддержкой Вашингтона, на северо-востоке САР с ее важнейшими нефтегазовыми месторождениями и протурецких сил на северо-западе Сирии, где раздаются голоса о возможной синхронизации электросети данного региона страны с турецкой сетью, Дамаск рискует утратить не просто территориальную целостность, но и значительную часть энергетического суверенитета. Лишь усиливающаяся поддержка курдов администрацией Дж. Байдена доказывает, что Вашингтон не планирует расставаться с курдской «картой», которая стала своего рода «тузом» в сирийской энергетической «партии».
При этом перспективы отступления Анкары из северо-западных районов «Большого Идлиба» довольно призрачны, т. к. потеря столь ценной «монеты» в сирийском торге свела бы на нет всю политическую стратегию Турции в отношении Сирии, синтезировавшуюся годами. Подобная конфигурация ставит Дамаск в положение между «энергетическими» Сциллой и Харибдой, поэтому ему, подобно Одиссею, придется не только рассчитывать на помощь Афины и Эола, представленных Россией и Ираном, но и проявить максимальную гибкость и мудрость. Ведь не зря алжирская пословица гласит: «Милосердного славь, но и вперед поглядывай».
В данном контексте актуальными остаются вопросы модернизации и обеспечения безопасного функционирования объектов энергетической инфраструктуры. При этом опасность представляют как действия, которые квалифицируются как проявления «энергетического саботажа», так и вопросы эксплуатации технического характера. Так, в результате крупного пожара на электростанции в провинции Хама в мае 2020 г. жители города Саламии на западе страны и к югу от самой провинции лишились электричества. По-настоящему многострадальной стала стратегически важная электростанция
«Дейр-Али» мощностью 1,584 МВт, расположенная в провинции Дамаск и обеспечивающая порядка 50% электрогенерации по всей стране [4].
В августе 2020 г. в результате диверсии боевиков ИГ на газопроводе, проложенном в рамках сделки по поставкам природного газа из Иордании в Ливан через сирийскую территорию, были повреждены участки трубопровода между районами Адра и Думейр, а также две натяжные башни.
В январе 2022 г. в работе электростанции произошел технический сбой, который привел к частичному отключению электроэнергии не только в провинции Дамаск, но и в Сувейде, Кунейтре и Дераа [8].
Очевидно, что, несмотря на активное участие Москвы и Тегерана в восстановлении энергетической инфраструктуры Сирии, Дамаску жизненно необходимо искоренить имеющиеся проблемы в сфере административного управления «на местах» в целях эффективного функционирования электростанций.
На фоне локальных успехов турецкой стороны в сфере энергетики на северо-западе Сирии подобная конфигурация может привести к нарастанию недовольства части населения. Так, в феврале 2021 г. стало известно, что турецкие энергетические компании сумели обеспечить электроэнергией электростанцию «Гарем» в Идлибе [26]. Представляется немаловажным, что в подобных акциях активное участие принимают именно частные турецкие компании. Электроэнергия, необходимая для функционирования электростанции, будет поставляться с территории Турции, из приграничного города Искендерун.
Турецкая стратегия в данной области заключается в максимально возможной «привязке» электросистем на сирийских территориях, подконтрольных лояльным Анкаре вооруженным формированиям, к турецким приграничным энергосистемам. В данном контексте значительным успехом для Анкары и болезненным ударом для энергетического суверенитета Дамаска стало круглосуточное бесперебойное обеспечение электричеством Идлиба, достигнутое впервые за шесть лет [13].
Несмотря на то, что в основном электричество подается в некоторые центральные районы провинции, планируется распространение его подачи на весь Идлиб. Примечательно, что ремонт поврежденной инфраструктуры производился турецкими частными компаниями совместно с некоторыми местными сирийскими фирмами. Более того, в ряде населенных пунктов, например в городе Аазаз на северо-западе страны, плата за электричество осуществляется в турецких лирах.
Довольно красноречивой стала ситуация вокруг подачи электричества жителям в сельской местности Телль Абьяд в провинции Ракка после того, как в ноябре 2019 г. ГЭС «Тишрин», вторая по мощности электростанция (630 МВт), перешла под контроль правительственных сил. Именно после российско-турецкого соглашения, достигнутого в декабре того же года, Анкара сумела добиться от российских коллег согласия на подачу электроэнергии с ГЭС «Тишрин» для жителей Телль Абьяда и Рас аль-Айна [25]. Параллельно турецкая сторона курировала восстановление электростанции «Мабрука» в провинции Хасаке.
Таким образом, сегодня «энергетический фронт» сирийского конфликта остается одним из наиболее напряженных и стратегически значимых направлений для Дамаска. В сфере энергетики в полной мере проявляются актуальные проблемы и особенности сирийского кризиса — наслаивание сугубо внутриполитических и внутриэкономических противоречий на активную конкуренцию со стороны крупных держав. Если отбросить геоэнергетические аспекты конфликта, то энергетика представляет собой «открытую рану» для правительства Б. Асада по причине того, что она непосредственно связана с жизнью сирийского населения.
Перебои с подачей электроэнергии, нестабильные поставки углеводородов, скачки цен на бензин — именно эти аспекты выступают в качестве раздражителей в повседневной жизни сирийцев. Положение усугубляют отсутствие контроля над жизненно важными углеводородными месторождениями на северо-востоке и активно пропагандируемые успехи и помощь Анкары жителям на территориях северо-запада. К тому же максимально интегрируемых к энергосистемам пограничных провинций Турции посредством участия турецких компаний в восстановлении инфраструктуры, перехода на расчет в лирах, а также прямых поставок электроэнергии на сирийские электростанции из турецких регионов.
В результате складывается сложный «энергетический пазл», составные элементы которого — зачастую диаметрально противоположные интересы сторон конфликта.
В связи с этим первенство в энергетической реконструкции Сирии с большой долей вероятности станет одним из наиболее действенных рычагов влияния на весь последующий ход конфликта: тот, кто сумеет дать сирийцу возможность отапливать свой дом, пользоваться горячей водой, Интернетом или включать свет в комнате, сумеет получить взамен своего рода «политическую ренту». Именно та сторона, которая будет «в поте лица своего добывать нефть и газ свои», окажется на шаг впереди в сирийской «энергетической гонке».
Литература
1. Азизи Х., Исаев Л. Российские и иранские экономические интересы в Сирии // GCSP. 2019. —https:// www.hse.ru/mirror/pubs/share/4l6768083-pdf (дата обращения: 27.01.2022).
2. Аль-Ахдаф ат-Такавийа ли Русия фи Сурия [Энергетические цели России в Сирии] // Fikra Forum. 2017. 30.08. — https://www.washingtoninstitute.org/ar/policy-analysis/alahdaf-altaqwyt-lrwsya-fy-swrya (дата обращения: 14.04.2022).
3. Боровский Ю. В. Проблема энергетической безопасности в отношениях России и международного сообщества: сотрудничество и соперничество. М. : МГИМО-Университет, 2018.
4. ИГ* взяло на себя ответственность за диверсию на газопроводе в Сирии // Газета.М 2021. 19.09. — https://www.gazeta.ru/politics/news/2021/09/19/n_16555472.shtml (дата обращения: 14.04.2022).
5. Исламская общественно-политическая мысль перед вызовами современности / под ред. Л. М. Ефимовой, М. А. Сапроновой. М. : МГИМО-Университет, 2018.
6. Катона В., Мамедов Р. Системные интересы России в Арабском Машрике: нефть и газ Ирака и Сирии. М. : Российский совет по международным делам, 2019.
7. Министр нефти Сирии рассказал об ограничениях на топливо в рамках кризиса // Seldon.News. 2019. 05.05. — https://news.myseldon.com/ru/news/index/210539629?ysclid=l1zfldnulv (дата обращения: 14.04.2022).
8. Электростанция «Дейр-Али» в провинции Дамаск полностью возобновила работу // Сирийское арабское информационное агентство САНА. 2022. 22.01. — https://sana.sy/ru/?p=302698 (дата обращения: 14.04.2022).
9. Ahmad A., Chite P., Saghir J. Post-Conflict Energy Planning in the Middle East / The Payne Institute for Public Policy. 2019. — https://www.aub.edu.lb/ifi/Documents/programs/energy_policy_and_security/articles/20191105_ post_conflict_energy_planning_in_middle_east.pdf (дата обращения: 27.01.2022).
10. Almohamad H., Dittman A. Oil in Syria between Terrorism and Dictatorship // MDPI. Social Sciences. 2016. Vol. 5. № 2.
11. Bodasiuk K. Change in Russia's Energy Geopolitics: The Cases of Ukraine And Syria. Final master's thesis Political science. Kaunas, 2019.
12. Brisard J-C., Martinez D. Islamic State: The Economy-Based Terrorist Funding. N. Y ; L. : Thomson Reuters Accelus, 2014.
13. Electricity supplied from Turkey illuminates Idlib in Syria // Anadolu Agency. 2021. 25.05 — https://www. aa.com.tr/en/middle-east/electricity-supplied-from-turkey-illuminates-idlib-in-syria/2253970 (дата обращения: 14.04.2022).
14. Guler M. C. The Geopolitical Importance of the YPG-Controlled Areas in Syria: Energy And Water Resources, And Agricultural Lands // Seta. Perspective. 2019. № 52.
15. ISIL sells its oil, but who is buying it? // Al Jazeera. 2015. 06.12. — https://www.aljazeera.com/ opinions/2015/12/6/isil-sells-its-oil-but-who-is-buying-it (дата обращения: 14.04.2022).
16. ISIS' Sources of Revenue Unclear, But Group Well Financed // Newsmax. 2015. 16.02. — https://www. newsmax.com/Newsfront/oil-ISIS-revenue-Islamic-State/2015/02/16/id/625045/ (дата обращения: 14.04.2022).
17. Little-known U.S. firm secures deal for Syrian oil // POLITICO. 2020. 03.08. — https://www.politico.com/ news/2020/08/03/delta-crescent-energy-syrian-oil-391033 (дата обращения: 14.04.2022).
18. Maher D., Moritz P. Russian Intervention in Syria: Exploring the Nexus Between Regime Consolidation and Energy Transnationalisation. Political Studies. 2021. Vol. 69. № 4.
19. Reality Check: Syria war: Who benefits from its oil production? // The Muslim Times. 2019. 21.11. — https:// themuslimtimes.info/2019/11/21 /reality-check-syria-war-who-benefits-from-its-oil-production/ (дата обращения: 14.04.2022).
20. Rebels, Inc. // Foreign Policy. 2013. 21.11. — https://foreignpolicy.com/2013/11/21/rebels-inc/ (дата обращения: 14.04.2022).
21. Russia-Syria Offshore Gas Deal Injects New Factor into Peace Talks // The Washington Institute. 2013. 27.12. — https://www.washingtoninstitute.org/policy-analysis/russia-syria-offshore-gas-deal-injects-new-factor-peace-talks (дата обращения: 14.04.2022).
22. "Secure the oil": Trump's Syria strategy leaves Pentagon perplexed // The Guardian. 2019. 08.11. — https:// www.theguardian.com/us-news/2019/nov/08/secure-the-oil-trumps-syria-strategy-leaves-pentagon-perplexed (дата обращения: 14.04.2022).
23. Shaar K. The Syrian Oil Crisis. Causes, Possible Responses, and Implications. Wash. (DC) : Middle East Institute, 2019.
24. Tichy L. Energy Infrastructure as a Target of Terrorist Attacks From the Islamic State in Iraq and Syria // International Journal of Critical Infrastructure Protection. 2019. № 25.
25. Turkish-Russian agreement to deliver electricity to Tel Abyad and Ras al-Ain through Tishreen Dam // Enab Baladi. 2019. 12.10. — https://english.enabbaladi.net/archives/2019/12/turkish-russian-agreement-to-deliver-electricity-to-tel-abyad-and-ras-al-ain-through-tishreen-dam/ (дата обращения: 14.04.2022).
26. Under test | Turkish power companies provide Harem power station with electricity // SOHR. 2021. 22.02. — https://www.syriahr.com/en/206196/ (дата обращения: 14.04.2022).
27. Why Syria Is A Critical Part Of Russia's Energy Strategy // OilPrice.com. 2020. 21.09. — https://oilprice.com/Geo-politics/Middle-East/Why-Syria-Is-A-Critical-Part-Of-Russias-Energy-Strategy.html (дата обращения: 14.04.2022). ♦
