CC BY
122
НЕФОРМАЛЬНАЯ ЛОГИКА В КОНТЕКСТЕ СОВРЕМЕННОЙ ФИЛОСОФИИ ПОЗНАНИЯ *
И. Н. Грифцова
Аннотация. В статье на примере неформальной логики представлен анализ влияния философских, теоретико-познавательных установок и принципов на трактовку логики, ее образ. В качестве философско-методологической базы неформальной логики рассматривается концепция «человеческого понимания» Ст. Тулмина.
Ключевые слова: логика, неформальная логика, рациональность, образ логики, концепция «человеческого понимания», философия познания.
Summary. The subject of analysis is informal logic in the context of human understanding theory of St. Toulmin. The article shows how the variability of rationality standards, attitudes in theory of knowledge influence the image of logic.
Keywords: logic, informal logic, rationality, image of logic, human understanding theory, philosophical theory of knowledge.
Выступая на IX Международном конгрессе по логике, методологии и философии науки (1991 г., Швеция), Г. фон Вригт, крайне высоко оценивая место логики в философии XX столетия, дает неожиданный прогноз относительно дальнейшей судьбы логики: «...мне кажется маловероятным, что логика будет продолжать играть ту решающую роль в целостной философской картине эпохи, которую она играла в нашем столетии <...> Я не буду пытаться предсказывать, какие направления будут ведущими в философии первого века III тысячелетия. Но думаю, <...> что логики среди них не будет» [1, с. 89].
Пессимистические высказывания относительно логики, утверждения,
что она зашла в тупик, в ХХ в., как впрочем, на протяжении всей истории развития логики раздавались не один раз. Не разделяя подобных выводов о неэффективности и даже бесполезности современной формальной логики, я думаю, тем не менее, что они свидетельствуют о необходимости очередного изменения ее «облика» через переосмысление оснований, задач, сложившихся стереотипов в оценках собственной истории, своего места в философии, роли в науке, культуре, повседневной жизни.
Одно из возможных направлений такого переосмысления я вижу в «ан-тропологизации» логики, необходимости ее «прагматического поворота» в широком смысле слова. Это означает,
Работа выполнена в рамках научно-исследовательского проекта РГНФ № 11-03-00387.
199
200
что логика, с одной стороны, должна задавать общезначимые правила и условия применения логических процедур, а с другой - давать модели анализа этих процедур, осуществляемых реальным субъектом в конкретных контекстах.
Представляется также важным понимание того, что логика сегодня, оставаясь по своей природе философской дисциплиной, не может не учитывать радикальных изменений, происходящих в теории познания, философии науки. Теория познания сегодня становится антропологически ориентированной, осуществляющей пересмотр традиционного понятийного аппарата, методов, познавательных операций через призму антропологической и коммуникативной трактовок познания, становится философией познания. Кроме того, на изменение статуса логики должно повлиять изменение сферы ее приложений, в первую очередь, на пути применения логики к анализу гуманитарного и обыденного знания. Современная неформальная логика, как представляется, дает некоторые перспективы дальнейшего развития логики в названном направлении.
Проблему «логика и теория познания» традиционно чаще всего рассматривают в связи с логическим позитивизмом, который, как известно, логический анализ языка науки осуществлял средствами формальной логики в ее формализованном варианте. В отечественной философской литературе эта же проблематика, но в связи с неформальной логикой, практически не исследована, поскольку неформальная логика, несмотря на то, что за рубежом она появилась в качестве области знания и учебной дисциплины в 70-х гг. ХХ в., до сих пор широко не вошла в наше исследовательское поле.
Поэтому актуальным представляется анализ не только самой концепции неформальной логики [см. 2], но и ее философских, в первую очередь, теоретико-познавательных установок предпосылок.
Каковы же философские корни и предпосылки неформальной логики?
Если воспользоваться различением типов авторов, предложенным М. Фуко в его докладе «Что такое автор?» [3, с. 30-31], то окажется, что Аристотель - не только автор работ, объединенных затем под общим именем «Органон», но и автор дисциплины, традиции, «внутри которых, в свою очередь, могут разместиться другие книги и другие авторы», и в этом смысле Аристотель находится в «транс-дискурсивной позиции». Наука (в данном случае - логика) и соответствующая дискурсивность располагаются по отношению к Аристотелю как к неким первичным координатам [3, с. 35]. Действительно, все последующее развитие логики в лице самых различных авторов так или иначе определяло себя по отношению к аристотелевской логике. Не является исключением здесь, на мой взгляд, и неформальная логика, несмотря на декларированную некоторыми неформальными логиками ее принципиальную новизну и оригинальность.
Однако есть и такие представители неформальной логики, которые сами усматривают ее истоки в аристотелевской логике, в трактате Аристотеля «О софистических опровержениях». Это связано с тем, что одним из центральных понятий неформальной логики является понятие ошибки (fallacy), и задачей неформальной логики, с этой точки зрения, является описание и классификация так называемых не-
формальных ошибок в рассуждениях, то есть тех, которые не входят в сферу интересов логики формальной. Названная же работа Аристотеля посвящена, как известно, описанию и классификации с целью выявления и преодоления логических ошибок, парадоксов, приемов рассуждений, вводящих собеседника в заблуждение. При этом, как опять-таки хорошо известно, эта тематика вошла в учение традиционной логики, а с начала XIII в. - и в учебные курсы логики: «В 1202-1208 гг. преподаватель Оксфордского университета Эдмунд из Эбингтона впервые включил в свой курс логики изложение содержания этого учения (трактата "О софистических опровержениях" -И. Г.)» [цит. по: 4, с. 662].
Трактовку логики как средства предохранения от ошибок и заблуждений можно найти и гораздо позже, в книге В. Минто «Дедуктивная и индуктивная логика», вышедшей более ста лет назад в Шотландии и не раз переиздававшейся в России (пять раз до 1917 г. и в конце прошлого века, в 1995 г.) [см. 5]. Эта книга примечательна тем, что автор, как он сам говорит, «старался достигнуть двух целей, которые, на первый взгляд, могут показаться несовместимыми. Первая из них состояла в том, чтобы поставить изучение теорий логики на историческую почву. <...> Другая - ... подчеркнуть значение логики, как практической дисциплины» [там же, с. 6]. В результате исторического анализа как дедуктивной, так и индуктивной логики Минто делает вывод, что «в основе всех этих учений лежит одно и то же стремление предотвратить заблуждения и предохранить разум от ошибок (курсив мой - И. Г.)» [там же, с. 22]. Именно в этом предназначении логики усматривает Минто практический характер ло-
гики: «она имеет значение, как практическая наука, предохраняя ум от заблуждений... Упражнение над голыми логическими формами, без изучения ошибочных уклонений от них, это - просто детская, пустая забава... Таким образом, перечень типических форм неправильного мышления, иллюстрированный примерами, должен параллельно, pari passu, сопровождать изложение форм мышления правильного» [там же, с. 25]. А это уже почти цитата из современного учебника по неформальной логике.
Таким образом, налицо некоторая «перекличка» тематики вроде бы совершенно нового направления в логике, неформальной логики, чаще всего противопоставляющей себя формальной логике, с идеями основателя формальной логики и его последователей. Но это дает основание говорить, что, скорее всего, новизна неформальной логики заключается не в самой ее тематике, в той или иной степени звучавшей в логике на протяжении долгого периода ее существования, а в чем-то другом - возможно, в удачном выборе «места и времени», в осознании потребности создания логики, которая реально поможет конкретному человеку (а не абстрактному субъекту) приобрести элементарные навыки мыслительной деятельности, облегчающие его деятельность в сфере науки, образования, бизнеса, политики, юридической практики и так далее, а также в его обычной повседневной жизни.
В качестве современной философ-ско-методологической базы неформальной логики может быть названа концепция «человеческого понимания» С. Тул-мина. Джонсон и Блэр, которых можно считать лидерами неформальной логики, прямо признают это в своем анализе оснований неформальной логики
201
202
[см. 6]. Однако они ссылаются только на одну работу Тулмина - а именно "The Uses of Argument" [7], в которой Тул-мин предлагает рассматривать юридическую практику в качестве модели того, как должна осуществляться рациональная оценка рассуждений, и утверждает, что функции рассуждения более многочисленны и разнообразны, нежели простое выдвижение посылок для обоснования заключения.
Однако несмотря на действительную значимость этой работы Тулмина для становления идей неформальной логики, на мой взгляд, его более поздняя фундаментальная книга "Human Understanding" (переведенная на русский язык в 1984 г. как «Человеческое понимание») позволяет «погрузить» неформальную логику в более широкий современный философский контекст и выявить ряд ее существенных, в первую очередь, эпистемологических и методологических, предпосылок. Именно такую цель преследует дальнейшее изложение.
В отечественной литературе Стивен Тулмин рассматривается как представитель постпозитивизма в англоамериканской философии науки. Как известно, постпозитивизм не представляет собой какого-то одного течения, одной концепции. Его название говорит само за себя - то, что пришло после позитивизма. Такая позиция выразилась в том, что все представители постпозитивизма, несмотря на большое разнообразие развиваемых ими концепций, «в той или иной мере отталкиваются в своих рассуждениях, в постановке и решениях методологических проблем от позитивистской методологии и начинают, как правило, с ее критики. <...> ...практически каждый философ науки должен был так или иначе выра-
зить свое отношение к позитивистскому наследству» [8, с. 242]. Другими словами, для философии науки ХХ в. позитивизм (в первую очередь, логический) стал выполнять в некотором смысле ту же функцию первичных координат, что и Аристотель для логики (несмотря на различие в «дистанциях»). Представители постпозитивизма создали различные образы науки, особенности которых не раз обсуждались и в зарубежной, и, что важно подчеркнуть, в отечественной литературе по философии науки. За рубежом такое обсуждение и привело к появлению, в частности, неформальной логики. В то же время аналогичное обсуждение в нашей стране практически не коснулось того образа логики, который создавался в контексте логического позитивизма. Этот образ и по сей день остается доминирующим как в теоретической логике, так и в учебных курсах.
Вот почему, думаю, будет небезынтересным в методологическом отношении попытаться выявить на примере концепции Тулмина влияние изменений, происходящих в общих философских установках, на принимаемый образ логики. Для этого необходимо вспомнить те основные черты, которые определяют созданный в первой половине ХХ в. образ логики.
В первую очередь, это символическая логика, то есть логика, использующая в качестве основного метода исследования мыслительных процедур искусственные формализованные языки -специально построенные языки с точными правилами образования и преобразования своих выражений. С помощью этих языков в силу их четкой структуры и свойства эффективности возможно четкое, наглядное представление мыслительных процедур. Этим
же определяется и круг этих процедур -это, в первую очередь, дедуктивные рассуждения, используемые в математике и математизированных областях естественных наук. Соответственно, основным методом неопозитивизма был, как известно, логический (формально-логический) анализ языка науки, а само научное знание рассматривалось при этом как готовое, ставшее знание, что отвечало особенностям принимаемого метода. Вопросы истории науки, развития знания, субъекта знания, коммуникативный аспект и так далее не исследовались, считались сферой интересов психологии. Если совсем коротко охарактеризовать образ логики, сложившийся в работах Фреге, Рассела и Уайтхеда, Гильберта, Карнапа и других крупнейших логиков ХХ в., то этот образ может быть назван «формалистским». Так, согласно Гильберту, характерные признаки науки ХХ в. заключаются в том, что любая теоретическая наука в своих исследованиях применяет «формальные процессы мышления и абстрактные методы», в первую очередь, аксиоматический метод. Неслучайно одна из книг по неформальной логике называется «От аксиомы к диалогу» [см. 9], что, по замыслу ее авторов, должно подчеркнуть принципиально иную исходную установку в понимании круга логических проблем.
Для Тулмина проблемы трактовки логики являются производными от проблем понимания и рациональности. Конкретно-исторический подход к анализу развития науки приводит его к обсуждению вопроса о том, что же каждый раз при очередных изменениях научного знания обеспечивает ученым его понимание. Позитивизм, как известно, не ставил таких вопросов в принципе, в результате образовался
разрыв между практикой познания и его теорией, между «естествознанием» и «эпистемологией», между «учеными» и «философами» [10, с. 23]. В конечном счете, необходимо исследование стандартов рациональности, а решающей тогда оказывается следующая проблема: «В какой шкале можно дать оценку нашим собственным понятиям и суждениям? Центральные проблемы философии познания - оправдание и оценка, суждение и критика - никогда не были связаны только с фактическим содержанием (курсив Тулмина, выделено мною - И. Г.)» [там же, с. 31]. Выделенные мною понятия - практически центральные в неформальной логике. Однако еще необходимо раскрыть, как они в ней понимаются.
Несомненно, что основной идеей тулминовского подхода к философии познания является идея изменчивости самих стандартов рациональности, их зависимости от исторических, культурных, практических контекстов. «Может быть, идея неизменных вечных стандартов, применимых к доказательствам вообще, при абстрагировании от их практического контекста, всегда была (как 203 заявлял Вико) картезианской иллюзией» [там же, с. 43]. Таким образом, с точки зрения Тулмина, эпистемологические проблемы ХХ в. все еще покоятся на устаревших лет на триста научных и исторических предпосылках, сформулированных Декартом и Локком, согласно которым «человек - рациональный субъект познания - сталкивался с природой -неизменным объектом познания и, таким образом, возможности выбора, которыми могла располагать эпистемология, были ограничены» [там же, с. 4344]. Эти эпистемологические «аксиомы» лежат и в основе большинства современных концепций - «в начале ХХ века Рас-
204
сел и Мур поставили ... эпистемологические вопросы, основанные на традиционном эпистемическом автопортрете» [там же, с. 44]. Эпистемологию и, шире, философию, в основе которой лежит классический идеал рациональности (а именно его Тулмин имеет в виду), он называет формальной философией. Программа, как говорит сам Тулмин, новой теории человеческого понимания, имеет своей основной целью составить новый «эпистемический автопортрет», отказавшись от признания существования некоторых неизменных принципов понимания. В таком случае, основной вопрос, исследование которого предполагает сформулированная таким образом цель, будет звучать следующим образом: «Как можно рационально сравнивать интеллектуальное состояние или аргументы, существующие в различных исторических и культурных контекстах, при отсутствии неизменных принципов человеческого понимания?» [10, с. 47].
В основе признания существования универсальных и неизменных принципов понимания, стандартов рациональности лежит, с точки зрения Тулмина, неявное отождествление рациональности с логичностью, поскольку именно логика задавала образцы последовательного, строгого рассуждения: «рациональные достоинства интеллектуальной позиции идентифицировались с ее логической последовательностью, а для философа мерой человеческой рациональности стала способность признавать без дальнейших аргументов законность аксиом, формальных выводов и логической необходимости» [там же, с. 60]. Именно «уравнение» рациональности с логичностью сделало «неизбежным конечный конфликт с историей и антропологией» [там же, с. 60]. Этот конфликт проявился тогда, когда стало очевидным
реальное многообразие человеческих практик, принятых в различных эпохах и культурах, а также тот факт, что то, «какими понятиями человек пользуется, какие стандарты рационального суждения он признает, как он организует свою жизнь и интерпретирует свой опыт - все это, оказывается, зависит не от свойств универсальной "человеческой природы", не от одной только интуитивной самоочевидности основных человеческих идей, но и от того, когда человеку пришлось родиться и где ему довелось жить» [там же, с. 65]. Фактически, возникает вечная философская проблема «согласования требования рациональной беспристрастности с многообразием действительных человеческих способов мышления», однако спецификой ее постановки во второй половине ХХ в. является, на мой взгляд, самое непосредственное «участие» логики. Поскольку именно в ней, в логике, как кажется, возможно достижение этой «рациональной беспристрастности» - и она же - основное препятствие на пути этого «согласования», о котором говорит Тулмин, поскольку не позволяет «впустить» в свои формы, «чистота» которых составляет, как ей кажется, ее главное достоинство, никакого многообразия. Есть ли выход из этого положения? Видимо, он должен заключаться в изменении образа той «логичности», отождествление с которой рациональности не позволяет, по Тулмину, построить адекватную развитию науки философию, сблизить «эпистемологию» с «естествознанием».
Тулмин рассматривает две крайние позиции, одна из которых, образно говоря, отрицает историю, другая - склоняется перед ней, одна является позицией крайнего абсолютизма и догматизма, другая - позицией столь же крайнего релятивизма. В основе первой -
идеал неизменной рациональности, в основе второй - практически полное отсутствие каких-то критериев рациональности. Выход, по Тулмину, заключается в историческом подходе к самой рациональности. Эпистемология в таком случае выступает как теория, «основной целью которой является изучение истории формирования и функционирования "идеалов естественного порядка" - исторически обусловленных "стандартов рациональности и интел-лигибельности", составляющих основу научных теорий» [цит. по: 11, с. 267].
Рассматривая в качестве представителей двух названных позиций Фреге и Коллингвуда, Тулмин показывает, что «при всей своей внешней несовместимости обе позиции объединяются одной общей предпосылкой. Обе они все еще принимают знакомое допущение, согласно которому рациональность должна быть приравнена к логичности и различные понятия и убеждения можно сравнивать "рационально" только постольку, поскольку все они могут быть соотнесены с единой "логической системой"» [10, с. 68]. Не вдаваясь в подробности проводимого Тулминым анализа концепций Фреге и Коллингвуда, отмечу лишь несколько высказанных Тулми-ным соображений в адрес Фреге, помогающих осознанию той роли, которую концепция Тулмина играет в появлении неформальной логики.
Тулмин рассматривает философские принципы, принимаемые Фреге, его антипсихологизм как возрождение декартовских идей о том, что способность правильно рассуждать и отличать истину от заблуждения от природы одинакова у всех людей. Именно антипси-хологистская установка, с точки зрения Тулмина, привела Фреге к «отрицанию истории» в том смысле, что «...челове-
честву, наконец, удается достичь знания понятия в его чистой форме, снимая все посторонние наслоения, которые скрывают его от очей разума (курсив Тулмина -И. Г.)» [цит. по: 13, с. 7]. Если в математике такой подход оправдан (да и то только до тех пор, пока не встанет вопрос о смене одной системы понятий другой), то в других областях знания «освобождение» от проблемы «исторического релятивизма» достигается ценой ее замены другой, не менее сложной проблемой - «исторической релевантности», под которой Тулмин понимает проблему «оправдания» применимости, адекватности методов, разработанных в рамках формализованной логики, конкретным областям знания, в том числе и обыденного. «...Генерализация абстрактного, платонистского подхода Фреге не освобождает нас от проблемы культурно-исторической релевантности; мы настаиваем на том, чтобы нам сказали, как подобный формальный анализ применяется к аргументам реальной жизни, выраженным в исторически существующих понятиях, причем эта проблема все время остается в силе... Едва ли можно ожидать, что мы 205 без всякой проверки примем за доказанное универсальную применимость методов Фреге; конечно же, она должна быть продемонстрирована явно, с богатыми историческими иллюстрациями (курсив мой - И. Г.)» [там же, с. 76].
Применительно к Фреге эта проблема ставится Тулмином в виде двух вопросов:
«(1) подходят ли вообще понятия в любой области исследования к стилю формального анализа Фреге, и
(2) как этот формальный анализ освещает рациональность интеллектуальных изменений в соответствующей области» [там же, с. 74].
ф
206
Фактически, отрицательные (в универсальной форме) ответы на эти вопросы и лежат в основе появления неформальной логики, центральной идеей которой является разработка способов анализа, «к стилю» которых будут подходить мыслительные формы и процедуры, реально используемые людьми в самых различных областях.
В заключение отмечу еще одну особенность анализируемой концепции Тулмина, которая, на мой взгляд, сказались на «образе» неформальной логики. Существенной чертой неформальной логики является внимание к рассуждениям, выраженным в естественном языке и используемым в публичном дискурсе. Эта позиция в явном виде содержится у Тулмина: «Мысли каждого из нас принадлежат только нам самим; наши понятия мы разделяем с другими людьми. За наши убеждения мы несем ответственность как индивиды; но язык, на котором выражены наши убеждения, является общественным достоянием (курсив Тулмина - И. Г.)» [там же, с. 51]. Идея принципиальной «коллективности», «коммуникативности» рациональности и здесь отличает подход Тулмина от отвергаемого им рационализма Декарта - Канта. Именно рассмотрение людей как «индивидуальных потребителей» «коллективных понятий» позволяет Тулмину говорить о «социальных контекстах» «употребления понятий» и соответственно, о принимаемых коллективно тех или иных стандартах рациональности, позволяет попытаться избежать характерного для традиционной эпистемологии противопоставления субъекта с его индивидуальным, «внутренним» мышлением внешнему миру.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Вригт фон Г. Х. Логика и философия в ХХ веке // Вопросы философии. - 1992. - № 8.
2. Грифцова И. Н. Логика как теоретическая и практическая дисциплина. К вопросу о соотношении формальной и неформальной логики. - М., 1998.
3. Фуко М. Что такое автор? // Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет. - М.: Касталь, 1996.
4. Нарский И. С., Стяжкин Н. И. Примечания к трактату «О софистических опровержениях» // Аристотель. Соч.: В 4-х т. - Т. 2. - М.: Мысль, 1978.
5. Минто В. Дедуктивная и индуктивная логика. - СПб.: ТИТ Комета, 1995.
6. Informal Logic. The First International Symposium / Ed. by A. J. Blair and R. H. Johnson; Univ. of Windsor, Ontario. - Edgerpress, Inverness, Calif., 1980.
7. Tulmin St. The Uses of Argument. -Cambridge, 1958.
8. Никифоров А. Л. Постпозитивизм // Современная западная философия. - М., 1991.
9. Barth E. M., Krabbe E. C. W. From Axiom to Dialogue. - Berlin; N.-Y., Walter de Gruyter, 1982.
10. Тулмин Ст. Человеческое понимание. -М.: Прогресс, 1984.
11. Порус В. Н., Черткова Е. Л. «Эволюцион-но-биологическая» модель науки С. Тулмина // В поисках теории развития науки (Очерки западноевропейских и американских концепций ХХ века). - М.: Наука, 1982.
12. Порус В. Н. Тулмин // Современная западная философия. - М., 1991.
13. Тулмин Ст. Концептуальные революции в науке // Структура и развитие науки. Из Бостонских исследований по философии науки. - М.: Прогресс, 1978.
14. Freeman J. B. The Place of Informal Logic in Logic // New Essays in Informal Logic. -Windsor, Ontario, Canada, 1994.
15. Freeman J. B. The Place of Informal Logic in Philosophy // Proceeding of 20 International Congress of Philosophy. - Boston, 1998.
16. Kiersky J. H., Caste N. J. Thinking Critically. Techniques for Logical Reasoning. - N-Y, 1995.
17. Spangler M. M. Logic: an Aristotelian approach. - Univ. Press of America, 1986. ■
