CC BY
291
ЭКОНОМИКА И ОБЩЕСТВО
С.П Кара-Мурза
УДК: 321 DOI: 10.24411/2071-6435-2018-10013 Не капитализм и не социализм... А что у нас?
Предлагается авторский взгляд на современную ситуацию, в которой находится Россия, на её место в мировом сообществе, состояние политической элиты, определяются перспективы ее будущего. Анализ ситуации затрагивает достаточно длительный исторический период развития страны (дореволюционная Россия — революция 1917 года—перестройка—современный период). Рассматриваются факторы, условия, политические механизмы, которые определяли политическую стратегию правящей элиты нашей страны, включая политическую позицию Западной Европы, её интересы по отношению к России и ее будущему. Анализируется политический потенциал современной России, его несостоятельность в определении истинных перспектив развития страны.
В обоснование авторской позиции раскрывается кризис традиционного общества России в ходе модернизации; выявляются проблемы периферийного капитализма; поясняется роль революция 1917 года, которая направила развитие «в обход капитализма» по пути социализма в нелинейной парадигме. Автор подкрепляет свою точку зрения историческими фактами, касающимися кризиса основы старой солидарности интеллигенции и городских поколений (1960 годы); распада политической системы, краха СССР; появления антисоветского проекта и сдвига к западному капитализму. В статье обосновывается утопичность конвергенции, системного кризиса и дезинтеграции современного российского общества. Приводятся аргументы, которые раскрывают роль Запада в организации постоянного давления на Россию, аргументируются подходы к укреплению суверенитета и баланса социальных отношений в стране, рассматриваются конфликты ценностей и ожидаемого образа будущего России.
На основании анализа исторической ситуации, её экспертной оценки автор приходит к выводу, что выбор России находится в условиях жестких ограничений: невозможности восстановления советского строя и построения капитализма западного типа при запретах Запада. В то же время существует реальная возможность создать институты и системы на основе своей природы и культуры. По мысли автора, в России назрела необходимость найти способ для переговоров главных общностей с рациональными идеологиями.
Ключевые слова: общество и государство, традиционное общество, кризис традиционного общества, система жизнеустройства
Очень грубо наш кризис можно определить как кризис традиционного общества в ходе модернизации, но уже под давлением мировой капиталистической системы с экспортом в Россию структур периферийного капитализма. Революция 1917 года позволила вырваться
© С. Г. Кара-Мурза, 2018
из аналогичной ловушки и создать очень специфическую, новаторскую, но уязвимую советскую систему жизнеустройства. Индустриализация и урбанизация ослабили, а потом ликвидировали ее мировоззренческую основу (общинный крестьянский коммунизм). Исчезла обыденная основа такого коммунизма и солидарности, а отсутствие адекватной общественной науки и теории советской системы сделали ущербным знание о советском строе. Государство не справилось с задачей удержать культурную гегемонию в послевоенных поколениях городского общества, недовольная интеллигенция вела «молекулярную агрессию» в сознании (революция «по Грамши»).
Руководство трех компартий: итальянской, французской и испанской,— осознав невозможность переноса советского проекта на Запад, заняло антисоветскую позицию. Еврокоммунисты совершили самоубийственную ошибку: отвергая СССР, они уничтожили свои партии. Многие наши интеллектуалы КПСС, осознав необходимость преодоления первого советского проекта, также заняли антисоветскую позицию. Так, холодная война с Западом в духовной сфере была проиграна, взял верх антисоветский проект, оживленный в 1960-х годах.
Наши государственные люди тоже совершили ошибку, примкнув к антисоветскому проекту и внедрив в массы идею обновления через самоотречение. Это подорвало основу для восстановления государства и сложных организованных систем. Произошло скачкообразное увеличение количества многообразных, абсолютно не сводимых к сословным, классовым или профессиональным жизненных форм. Все эти стили, возникшие в России в течение последних пятнадцати лет, не соотносятся непосредственно с категориями и целями как советской, так и нынешней «капиталистической» России.
Любое политическое действие или даже представление образа будущего должно собрать общность, которая и станет субъектом реализации этих шагов. Для этого надо исходить из состояния общества. Оно претерпело дезинтеграцию — нет в России «готовых» общностей. В какой-то степени организованы госаппарат и преступный мир. «Среднего класса» как социокультурной общности пока что не существует, и социальной силой он не является.
Мы очень долго переживали крах нашего мира, всем было страшно увидеть дорогу, по которой куда-то идем. Но сейчас мы на распутье и обязаны сделать выбор. Попытаемся разобраться спокойно.
Поколения, рожденные после 1940-х годов, выросли в другой стране — городской, европейски образованной, сытой и — с телевизорами. Старики сталинской школы уже «не знали общества, в котором жили», а продвинутая молодежь пела: «Мы хотим перемен! Мы ждем перемен!»
Каких перемен требовала эта молодежь? На этот вопрос никто не отвечал, как будто разум отключился. Хотели перемен, а об обществе и о жизни знали очень мало. Молодежь была инфантильной, и в этом были виноваты поколения родителей. Все это и привело к национальной катастрофе. Молодежь стала бульдозером, который раздавил поднимавшуюся страну, а за его рычагами—теневая коалиция хищников. Посмотрите, сколько мужчин за 30 лет прошли через тюрьму!
Молодежь, которая «хотела перемен», — сегодня это уже умудренные родители, люди 40—60 лет. Так обдумайте трезво, куда мы пришли, и какие перед нами возможные альтернативы вырваться из порочного круга, в котором мы находимся. Какие перед нами проглядывают образы будущего для страны, а не только для своего кошелька? Говорят, что Россия находится «в переходном периоде». Но пора уже определить возможные пути. Что же за состояние общества — «переход»?
Надо вспомнить, как переживала Россия это состояние в начале ХХ века. Ведь тогда и российские, и западные мыслители обдумывали варианты жизнеустройства и создали новую познавательную систему обществоведения — и определились. Во второй половине ХХ века, в «двухполярной псевдостабильности», эту систему забыли, а сейчас она очень актуальна.
Эту проблему поставил Макиавелли, а в преддверии I Мировой войны этим занялись Ленин и Вебер, наблюдая первую русскую революцию. Позже их представления в 1930-х годах развивал Грамши, с опытом вызревания фашизма. На эту тему указали несколько авторов публикаций к столетнему юбилею революции 1917 года. На это стоит обратить внимание в рассуждениях о нынешнем положении. Речь идет о состоянии общества и государства, когда уклад их существования замедлил развитие и погружается в застой. Вот тогда в воздухе витает: «Мы ждем перемен!»
Появляются разные зародыши новой власти и смуты. Из истории мы знаем такие состояния. Но в ходе русской революции сложилась концепция, а потом и теория: состояние становления. Состояние бытия наука осмыслила уже в ХУШ—ХГХ веках, а состояние, когда старое недееспособно, а новое еще только родилось, — это картина мира ХХ века. Ленин, упрощая, назвал это состояние революционной ситуацией, при которой верхи не могут править по-новому, а низы не хотят жить по-старому. Это — переход порядок-хаос, из которого рождается новый порядок.
В нашем современном положении требуется, чтобы большинство населения выработало, наконец, образ приемлемого будущего, а государство сформировало политическую систему, которая сможет консолидировать расколотое общество. И то, и другое находится в состоянии становления. Чтобы эти ростки окрепли, всем надо поработать головой.
Юбилей революции 1917 года подтолкнул нас к странному и важному факту: перестройка 1985—1991 годов как революция опиралась на картину мира XIX века! Ее цели и логика были составлены из клише Февральской революции. Что это было за явление?
Прежде всего, в обоих движениях — одинаковое отношение к стране. И царская Россия, и СССР были представлены как «империя зла». Коалиции — и та, что организовала Февральскую революцию в 1917 году, и совершившая пе-рестройку—разрушили нашу империю, одна—монархическую, другая — советскую, причем с помощью Запада. Тогда А. И. Гучков признал: «Мы ведь не только свергли носителей власти, мы свергли и упразднили саму идею власти, разруши-
ли те необходимые устои, на которых строится всякая власть» [1]. М. С. Горбачев в Мюнхене 8 марта 1992 года сказал: «Мои действия отражали рассчитанный план, нацеленный на обязательное достижение победы... Несмотря ни на что, историческую задачу мы решили: тоталитарный монстр рухнул» [4].
Одинаково у тех и других реформаторов не было никакой положительной про -граммы действий. И. Г. Церетели, один из лидеров меньшевиков, писал: «История вряд ли знает другой такой пример, когда политические партии, получив так много доверия со стороны подавляющего большинства населения, выказали бы так мало склонности встать у власти, как это было в Февральской революции с русской социал-демократией» [14]. А Горбачев поддакнул: «Нередко приходится сталкиваться с вопросом: а чего же мы хотим достигнуть в результате перестройки, к чему прийти? На этот вопрос вряд ли можно дать детальный, педантичный ответ» [5].
Но главное — попытка войти в клуб западного капитализма.
Лидером «молодых» московских капиталистов был П. П. Рябушинский. Их проект был ясен: «Нам, очевидно, не миновать того пути, каким шел Запад, может быть, с небольшими уклонениями. Несомненно, одно, что в недалеком будущем выступит и возьмет в руки руководство государственной жизнью состоятельно-деятельный класс населения». В. П. Рябушинский добавил, что в России возник тип «западного» капиталиста: «Его не мучает вопрос, почему я богат, для чего я богат? Богат — и дело с концом, мое счастье (а для защиты от недовольных есть полиция и войска)» [10].
В 1990 году академик Т. И. Заславская представила программный доклад, в котором было отмечено: «Единственно разумной политикой является последовательный демонтаж тоталитарной государственно-монополитической системы в целях ее замены более эффективной системой „социального капитализма". Такое развитие советского общества надо рассматривать как переход. к значительно более цивилизованному, гуманному и „социализированному" капитализму» [7].
Однако известный социолог Макс Вебер уже в момент революции 1905 года указал на очень важные изменения капитализма начала ХХ века и объяснил, что успешная буржуазная революция в России уже невозможна. Уже поздно! Российская буржуазия оформилась как класс в то время, когда капитализм Запада уже перешел в стадию империализма, так что Россия могла бы получить только место на задворках периферийного капитализма, как Бразилия. Февральская революция попыталась пробиться «в наш общий европейский дом», не тут-то было. Даже отставному царю, двоюродному брату короля Георга V, категорически не разрешили приехать в Англию. Как вспоминал Керенский, посол Англии Бьюкенен «со слезами на глазах» сообщил об окончательном отказе. В эмиграции все это поняли — и либералы, и меньшевики и революционеры-капиталисты. А в 1990 году наши либералы из КПСС это как будто забыли.
Лозунгом перестройки в числе других было: «Вернуться в лоно цивилизации!» Эту акцию начали уже «шестидесятники»: «Спор об отношении к западному влиянию стал войной за ценности мировой цивилизации. Речь шла уже не о направлении или школе, а об историческом месте России на карте чело-
вечества... Эренбург страстно доказывал, что русские не хуже и не лучше Запада — просто потому, что русские и есть Запад. Ну что может разделять такие замечательные народы? Пустяки» [3].
После 1985 года это стало частью официальной идеологии. Активный «прораб перестройки» И. М. Клямкин утверждал: «Россия может сохраниться, только став частью западной цивилизации, только сменив цивилизационный код». Эти заявления сбивали с толку часть людей, которые и не мечтали отказаться от своей страны, но их соблазняла ложная перспектива быть «принятыми» на Западе. Экономист И. К. Лавровский писал в 2005 году: «К сожалению, „железный занавес" мешал советским идеологам общечеловечества видеть, что все мы скопом уже давно зачислены в разряд нечистых и что неожиданное появление из-за забора бедного дальнего родственника с атомным топором не вызовет сильной радости у родственников богатых» [9].
Было у нас несколько романтиков, например, энтузиастом идеи конвергенции был академик А. Д. Сахаров. Он в 1975 году писал: «Единство требует лидера, таким по праву и по тяжелой обязанности является самая мощная в экономическом, технологическом и военном отношении из стран Запада — США» [11]. Да, часть элиты стала патриотами США, а не СССР. Но нельзя же быть такими наивными! Госсекретарь Бейкер в телеграмме Бушу закончил донесение так: «Горбачев начинает говорить, как обманутый любовник, которого покинули у алтаря».
Ну ладно, Сахаров, Горбачев—они или перешли в стан противника, или отошли от рациональности. А как можно понять наших действующих академиков?
4 мая 1992 года Координационный совет по гуманитарным и общественным наукам при вице-президенте РАН провел заседание «круглого стола», посвященное оценке нынешнего и прогноза будущего общественного устройства России. В дискуссии приняли участие ведущие философы, экономисты, социологи и историки. В обзоре сказано: «Участники „круглого стола" исходили из неизбежности перехода России к рыночной экономике. Под „особым путем России" понималась необходимость сочетать достоинства и исключать недостатки капитализма и социализма. ... Нужно поработать над тем, как идею конвергенции облечь в приемлемые для всех народов и наций страны одежды. Переходная, опирающаяся на смешанную социально ориентированную экономику модель была поддержана участниками обсуждения» [12].
Это поразительно, потому что правящая верхушка США воспринимала и постсоветскую Россию как источник опасности — как иного, который пытается просочиться в «европейский дом» Запада. СССР на это не претендовал и такую угрозу для Запада не создавал. Поэтому враждебное отношение к постсоветской России, государству совсем нового типа, выплеснулось сразу, как только с СССР было покончено. Основания для этого были, возможно, иррациональны, но фундаментальны. Россия по главным вопросам бытия постоянно предлагала человечеству иные решения, нежели Запад, и стала его постоянным оппонентом — как бы ни пытались власть и элита России избежать такого положения. Так возник конфликт США с ослабленной кризисом Россией.
Было совершенно ясно, что в клуб западного капитализма Россию ни в какой форме не примут. После ликвидации СССР 2—3 года наши аналитики регулярно ездили на Запад, на совместные конференции и симпозиумы. И приходилось слышать, как их политики и магнаты (и консерваторы, и социалисты) с наслаждением говорили своим бывшим советским коллегам, что Россия не получит от Запада никакой помощи, а потом добавляли популярную тогда пословицу: «Рим предателям не платит!» Вот такая конвергенция...
Таких признаков было достаточно, чтобы признать, что Россия — самодостаточная страна со сложившейся культурой и нормальными связями со всеми локальными цивилизациями. Никто в этом не сомневался ни в XIX, ни в ХХ веке, и желающих плыть в фарватере США в России и СССР было немного, и эта субкультура вела себя прилично и ее принимали, слегка посмеиваясь. Бурная активность этого слоя наблюдалась два раза: во время Февральской революции и перестройки 1990-х годов. Странно, что эти всплески повторяются. Плохо, что мы мало знали о роли монархического государства России в народном хозяйстве. Было непросто понять смысл такого суждения Вебера об историческом фоне революционного процесса в России: «Власть в течение столетий и в последнее время делала все возможное, чтобы еще больше укрепить коммунистические настроения. Представление, что земельная собственность подлежит суверенному распоряжению государственной власти, . было глубоко укоренено исторически еще в московском государстве, точно так же как и община» [6].
Это результат одной из сторон многочисленных расхождений Запада с Россией в понимании картины мира, к которым можно отнести и раскол западного и православного христианства, и разные представления о человеке, и ненависть к имперской России, и холодные и горячие войны против России с Запада.
Историк Кустарев, исследователь Вебера, так поясняет свое суждение: «Негативное отношение власти и ее подданных к частной собственности не было привнесено в русское общество большевиками, на чем так упорно настаивали и сами большевики, и антикоммунистическое обыденное сознание, имеющее очень хорошо оформленную „академическую" ипостась. Можно думать, что эта особенность есть типологический определитель „русской системы", а не свидетельство ее „формационной" или „цивилизационной" отсталости» [8].
Как можно было устроить конвергенцию России и США, соединить их культуры? При всем нашем уважении к великим достижениям Запада, в его мир и порядок невозможно загнать наш народ, как и китайцев или арабов. И Запад никогда не пустит к себе нашу культуру и порядок, только гастарбайтеров. И у них, и у нас остались еще несовместимые корни, еще они поют в земле.
Именно капитализм (с его гражданским обществом и рыночной экономикой) породил тот тип государства, который английский ученый и философ XVII века Томас Гоббс охарактеризовал как Левиафана. Только такой наделенный мощью, бесстрастием и авторитетом ночной сторож смог ввести в рамки закона конкуренцию — эту войну всех против всех (лат. bellum omnium соШга omnes), заставил человека стать эгоистичным и одиноким атомом. Движущей
силой, соединяющей людей в общество, являлся страх. Гоббс вводит такой постулат: «Следует признать, что происхождение многочисленных и продолжительных человеческих сообществ связано с их взаимным страхом». Он еще добавил: «Хотя блага этой жизни могут быть увеличены благодаря взаимной помощи, они достигаются гораздо успешнее, подавляя других, чем объединяясь с ними». У Гоббса утрата желания увеличивать богатства равносильна смерти человека.
При этом страх должен быть всеобщим. Кроме того, должно существовать равенство в страхе. Гоббс пишет: «Когда же частные граждане, то есть подданные, требуют свободы, они подразумевают под этим именем не свободу, а господство». Этот порядок на несколько веков придал Западу большую силу. У других имеются иные источники силы.
В образованном слое России многие мечтали о свободе Англии, ведь кредо английских экономистов звучало так: «свободный работник и свободный рынок». Такое движение буржуазии называлось либерализм (от лат. liberalis—свободный). Но наши романтики не знали (да и еще не знают), что название возникло в 1720-х годах в ходе требований частных предпринимателей работорговли освободить их от государственного контроля. Так появился термин «laissez faire, laissez passer», то есть, «позвольте делать, позвольте идти своим ходом». Позже, в приличном буржуазном обществе стало не принято вспоминать, что именно работорговля стала первым примером свободного рынка, и что капитализм тесно связан с торговлей людьми. Один автор «уколол»: «Как ни парадоксально, отцы-основатели laissez-faire видели в работорговле подтверждение значимости свободы». В коротком американском обзоре недавно сказано: «К 1815 году внутренняя работорговля стала основным видом экономической деятельности в Соединенных Штатах; это продолжалось до 1860-х годов».
У нас мало кто это помнит. А в многотомной «Истории идеологии», по которой учатся в западных университетах, сказано: «Гражданские войны и революции присущи либерализму так же, как наемный труд и зарплата — собственности и капиталу. Демократическое государство — исчерпывающая формула для народа собственников, постоянно охваченного страхом перед экспроприацией. Начиная с революции 1848 года устанавливается правительство страха: те, кто не имеет ничего, кроме себя самих, как говорил Локк, не имеют представительства в демократии. Поэтому гражданская война является условием существования либеральной демократии. Таким образом, эта демократия есть не что иное, как холодная гражданская война, ведущаяся государством» [15].
Запад стабилен, потому что его жизнеустройство основано как «война всех против всех», то есть конкуренция. Есть там такая формула: «Война—душа Запада». Она фундаментальна, выражается во множестве проявлений. О чем думали наши либералы, когда лезли в эту мышеловку? Одно дело, когда мы жили под зонтиком СССР при уравновешенном балансе сил, но сегодня совсем другое положение. Уже и с Украиной трудно договориться, за ее спиной стоит громила с дубиной.
Наши идеологи и политики смягчают образ мировых процессов. Сейчас западные стратеги, похоже, решили представить в устрашающем образе — арха-
ическим. Н. Хомский обращает внимание на методы Стратегического командования США в 1995 году, вошедшие в «Основные положения доктрины сдерживания после холодной войны». Авторы считают, что США должны использовать свой ядерный потенциал, чтобы «в случае, если их жизненно важные интересы поставлены под угрозу, выставить себя в роли иррациональной и мстительной страны». Как сказано, «это должно быть частью нашего образа как нации, который мы демонстрируем нашим противникам... Представлять себя абсолютно рациональным и хладнокровным — значит оскорблять себя. Тот факт, что некоторые элементы могут казаться потенциально „неконтролируемыми", способен принести выгоду; ведь это только вселит страх и сомнения в умы тех, кто принимает решения на противоположной стороне баррикады».
Эта доктрина родилась не после холодной войны. Н. Хомский пишет: «Этот доклад воскрешает никсоновскую „теорию сумасшедшего": наши враги должны осознавать, что мы безумны и непредсказуемы, имея при этом в своем распоряжении невероятную разрушительную силу; и поэтому страх заставит их подчиниться нашей воле» [13].
Это было в 1995 году, но сейчас есть и более крутые инновации. Еще в Древнем Риме для оправдания его экспансии сложились понятия «справедливой войны» (лат. bellum justum) и «незаконного врага» (лат. hostis injustus). В средневековье римские понятия соединили с ветхозаветным понятием «обязательной священной войны», которую ведут против врагов Бога, то есть против зла. И. Кант добавил, что «право государства по отношению к незаконному врагу не имеет ограничений».
Исходя из этих средневековых категорий США и стали действовать в конце ХХ и начале XXI веков. На деле до сих пор действует разработанная еще Локком презумпция естественного права цивилизованного государства («гражданского общества») вести войну с варварской страной. В частности, Запад имел право захватывать территорию варварской страны, экспроприировать достояние (в уплату за военные расходы) и обращать в рабство ее жителей. Так были легитимированы рабовладение и геноцид в ХУ1—Х1Х веках.
Когда исчез СССР, международное право было отброшено, действовала норма «право Запада по отношению к незаконному врагу не имеет ограничений». И при этом США ясно и во многих формах заявляли, что Россия и есть «незаконный враг», источник зла, а также Сербия, Ирак, Ливия и другие. Как в этих очевидных условиях элита наших обществоведов продолжала проектировать конвергенцию с Западом? Это не какая-то частная ошибка, это принципиальная неадекватность, методологический провал.
Ф. Бродель писал: «Капитализм является порождением неравенства в мире; для развития ему необходимо содействие международной экономики. Капитализм вовсе не мог бы развиваться без услужливой помощи чужого труда». Бродель сделал этот вывод после подсчета притока ресурсов из колоний в Англию. «Услужливая помощь чужого труда» есть условие выживания капитализма. В промежутке между 1750 и 1800 годами Англия только из Индии извлекала еже-
годно доход в 2 млн фунтов стерлингов, в то время как все инвестиции в Англии оценивались в 6 млн фунтов стерлингов. Доход от колоний Англии оплачивал все инвестиции и уровень жизни англичан, включая образование, культуру, науку, спорт и так далее.
Но доходами капиталисты и государство начали делиться с рабочими только к концу XIX века. Это уже не свободный рынок рабочей силы, а дележ добычи от колоний и полуколоний. Известный английский экономист Дж. А. Гобсон писал: «Господствующее государство использует свои провинции, колонии и зависимые страны для обогащения своего правящего класса и для подкупа своих низших классов, чтобы они оставались спокойными». Сесиль Родс сказал: «Если вы не хотите гражданской войны, вы должны стать империалистами». Не будем вспоминать о совести, но надо вспомнить хоть факт, что «уже поздно», место занято. Бесполезно нашим либералами кусать локти. Нам всем следовало бы прочитать небольшую книжку Ленина «Империализм как высшая стадия капитализма» (на материалах английских экономистов).
В своей «Структурной антропологии» Леви-Стросс пишет: «Общества, которые мы сегодня называем „слаборазвитыми", являются таковыми не в силу своих собственных действий, и было бы ошибочно воображать их внешними или индиферентными по отношению к развитию Запада. Сказать по правде, именно эти общества посредством их прямого или косвенного разрушения в период между XVI и XIX веками сделали возможным развитие западного мира». Он сказался так: «Запад построил себя из материала колоний».
Но это уже история, материально Запад вырвался вперед. Ну и что, плакать об этом и идти к ним в холопы? Какая глупость, пожалеть можно. Ведь космополитов, которые находят там хорошее место и не страдают без своей земли и людей, очень немного.
Наверняка, все, в большой или малой мере, знают, что было сказано выше. У кого-то есть иллюзии устроиться на Западе, у других—более реалистические планы побывать и поработать на Западе и вернуться с хорошим доходом, но и эти люди чувствуют, что для страны и населения необходимо выработать определенную стратегию хоть на десяток лет. На этом распутье долго топтаться нельзя — слишком много разных сил подступает к России. Не говоря о потенциале новой холодной войны, провокациях и мелких диверсиях этих сил, нельзя не констатировать, что развернута огромная машина манипуляции сознанием большой части всего человечества с помощью Интернета и телевидения, кино и прессы, театра и молодежной музыки.
Посмотрим на близкие нам народы, которые были нашими согражданами или союзниками,— сколько из них хотели бы стать лояльными и послушными партнерами Запада? А сколько таких лояльных и послушных, а то и радикальных среди нас? Ведь с ними нет диалога, и они постепенно отдаляются от основной массы. Этой проблемы как будто не замечает общество, на эту тему наложены запреты — а процесс идет.
Думаю, многие считают нынешнее положение общества и государства очень
сложным. По многим признакам никакая политическая организация и научное сообщество не имеет готовой доктрины, которую можно было бы предложить обществу. Может быть, где-то какая-та инстанция уже определила цели и образ будущего, создала план действий и направление усилий. Но это маловероятно, без низового неявного плебисцита такой тектонический сдвиг в политике произвести не сможет никакая власть. Пока что приходится нейтрализовать угрозы и удары по ситуации в режиме «ручного управления». Но ведь и в населении не видно попыток обсуждать ход событий и вариантов действий. Возникло застойное состояние.
Попытаемся осторожно подойти к одной фундаментальной проблеме, которая уже обнажилась. Она имеет две стороны, каждая поставила нас в тупик. Два символических образа—социализма и капитализма—столкнулись в перестройке, а за тридцать лет оба потускнели на фоне новых и необычных противоречий нашего кризисного общества. Власть вынуждена маневрировать между двух общностей с враждебными образами будущего, но обе они — с нелогичными шкалами ценностей. В такой ситуации власть избегает сказать, какой у нас возник общественный строй и в какую сторону ведет нас политика и народное хозяйство. Если долго быть в таком состоянии — в любой стране зародится смута.
Первый тупик: наше общество и государство в обозримой перспективе не сможет вернуть нам советским строй (или строй с близким ему типом). Пытаться пробиться в прошлое — это значит истратить силы разума, ресурсы хозяйства и международного сотрудничества. Практическая попытка сдвига к реальному социализму—авантюра, которая усугубила бы наше состояние в нынешнем тупике. Причины неудачи такой попытки объективны:
СССР как целостность разрушен, бывшие советские республики срочно разошлись по разным коридорам. От Прибалтики и Грузии до Украины бывшие наши республики преобразовались в проблемных соседей, а союзники из Восточной Европы — в членов НАТО и потенциальных противников. С самого начала реформ была произведена деиндустриализация России и демонтаж научной системы. Их восстановление потребует значительных средств и больших групп квалифицированных кадров. Условий для реальной интеграции расколотого общества и народов, а также возрождения ключевых систем пока нет, это процессы постепенные и требуют консолидации.
За тридцать лет антисоветская коалиция обустроилась и деформировала или ликвидировала системы советского государства, общества и культуры. Инерция этого удара продолжает действовать.
Возможно, самый разрушительный фактор в этом распаде состоит в том, что глубоко преобразована культура населения. За тридцать лет удалось втянуть большую часть граждан в зависимость от «шопинга» — потребительства не по карману. Вирус этой социальной болезни Запада диверсанты рассеяли по всей России.
Видный социолог З. Бауман сказал на лекции в Москве: «Последний кредитный кризис показал наглядно, к чему это может привести. Почему люди по
уши попали в долги? Потому что видение будущего по общему согласию должно было выразиться в том, что из года в год стоимость вашей квартиры, высота ваших заработков должны были расти. Нечего бояться долгов, потому что этот прирост благосостояния будет достаточен, чтобы заплатить за все долги. Это такой пузырь, который должен был лопнуть. Если бы так случилось, мы бы выучили этот урок, тогда одна из иллюзий общества потребителей бы исчезла. Если это не состоится, если мы ничему не научимся, тогда придут в действие другие лимиты экономического роста—природные» [1].
Измененная культура стала у нас барьером для возрождения гражданской солидарности, без которой не только невозможно вернуть справедливость в отношениях людях, но и не выбраться из нашей исторической ловушки.
Соблазн «шопинга» так силен, что люди даже из западного среднего класса, воспитанного расчетливой буржуазией, «по уши попали в долги». Но социолог, говоря с нашей аудиторией, сомневается в том, что «если бы мы выучили этот урок, тогда одна из иллюзий общества потребителей бы исчезла».
Этих причин достаточно, положение очень тяжелое. Второе ограничение еще сложнее.
Второй тупик: наше общество и государство в обозримой перспективе не сможет создать в России суверенный дееспособный капитализм.
Главные причины известны, так как уже в начале XX века Россия не смогла войти в клуб мирового капитализма: западный капитализм приобрел специфическую форму цитадели империализма. Он экспортировал капитал в зависимые страны и насаждал там анклавы своего капитализма. Одновременно в странах, которые не могли закрыться, Запад архаизировал остальное население и его уклады. В них устраивался «периферийный капитализм», который долго держал в состоянии слаборазвитости. Ни царская, ни советская Россия на это не пошли и не приняли капитализм (а СССР также помог ряду стран вырваться из периферийного капитализма).
Россия долго развивалась на основе советского строя, и векторы развития с капитализмом разошлись на слишком большое расстояние. Поэтому Россия за 1990-е годы не смогла, а Запад и не собирался организовать конвергенцию. В результате взаимные отношения России и США стали хуже чем отношения СССР и США.
Это важный фактор для стратегических программ России с попытками войти в систему мирового капитализма. В какой же капитализм тянет Россию богатое меньшинство? Неразумно лезть в больной и кризисный западный капитализм и открывать ему все национальное достояние. И еще более странно лезть туда, куда их не пустят, а укажут место на краю периферийного архаичного капитализма.
В действительности кризис индустриализма (и модерна) принципиально изменил и девальвировал понятия капитализм и социализм, да и само понятие формация стало слишком абстрактным. Большие культурные ареалы (прежде всего, цивилизации) уже в большой мере вырвались из удавок империализма. Китай и Индия, Иран и Бразилия по инерции классифицируют в терминах формаций,
но более продуктивно представлять их как сложные самобытные целостности. И Россию после ее тридцатилетней эпопеи надо изучать как особый феномен.
Разумно не имитировать периферийный капитализм, а создавать наш свой общественный строй. У нас есть опыт СССР, и многие созданные тогда системы будут обновлены и развиты — в новых условиях и в новом обществе. У нас теперь есть опыт капитализма — и своего, и западного. Этот опыт дал нам важные уроки, и они нам помогут. Но придерживаться завершающего цикла «рыночной реформы», которая нас погрузила в кризис, неразумно.
Это осторожное предложение разобраться с образом и структурой, с нашим нынешним строем и найти способ для переговоров и диалогов главных общностей с рациональными идеологиями. И этой работы будет много.
Литература
1. Бауман З. Текучая модерность: взгляд из 2011 года // [Электронный ресурс]. URL: роШ:.ги/агйс1е/2011/05/06/Ьаитап/(дата обращения: 20 апреля 2018 года).
2. Буржуазия и помещики в 1917 году. Стенограммы частных совещаний членов Государственной Думы. М.—Л., 1932. С. 4—5.
3. ВайльП., Генис А. 690-е. Мир советского человека / [Электронный ресурс]. URL: https://unotices.com/book.php?id=114263&page=10 (дата обращения: 20 апреля 2018 года).
4. Горбачев М. Декабрь-91. Моя позиция. M.: Изд-во «Новости», 1992. С. 193.
5. Горбачев М. С. Перестройка и новое мышление. М.: Политиздат. 1988. С. 7.
6. Донде А. Комментарий Макса Вебера к русской революции // Русский исторический журнал. 1998. № 1.
7. Заславская Т. И. Социализм, перестройка и общественное мнение // СО-ЦИС. 1991. № 8.
8. КустаревА. Тема России в работах Макса Вебера // [Электронный ресурс]. URL: http://www.univer.omsk.su/omsk/socstuds/maksveb/index5.htm1 (дата обращения: 20 апреля 2018 года).
9. Лавровский И. К. Странострой // Главная тема. 2005. № 4.
10. Петров Ю. А. Буржуазия и революции в России // Политические партии в российских революциях в начале ХХ века. М.: Наука, 2005.
11. Сахаров А. Тревога и надежда. М.: Интер-Версо, 1991. С. 146.
12. Старушенко Г. Б. Общественный строй: какой он у нас может быть? // СО-ЦИС. 1992. № 12.
13. Хомский Г. Государства-изгои. Право сильного в мировой политике. М.: Логос. 2003. С. 29.
14. Церетели И. Г. Воспоминания о Февральской революции [Электронный ресурс]. URL: http://krotov.info/1ibrary/23_ts/er/ete1i_3.htm (дата обращения: 20 апреля 2018 года).
15. Historia de la ideología (Eds. F. Chatelet, G. Mairet). 3 Vol. Madrid: Acal, 1989.
He KanumaAU3M u He covtuaAU3M... A nmo y Hac?
Reference
1. Bauman Z. Tekuchaya modernost, vzglyad iz 2011 goda [Liquid modernity: a view from 2011]. Available at: polit.ru/article/2011/05/06/bauman/ (accessed March 20, 2018) (in Russian).
2. Burzhuaziya ipomeshchiki v 1917 godu. Stenogrammy chastnyh soveshchaniy chlenov Gosudarstvennoy Dumy [Bourgeoisie and landlords in 1917 Transcripts of private meetings of members of the state Duma], Moscow-Leningrad, 1932, pp. 4-5 (in Russian).
3. Weil P., Genis A. Mir sovetskogo cheloveka [World of Soviet man]. Available at: https://unotices.com/book.php?id=114263&page=10 (accessed March 20, 2018) (in Russian).
4. Gorbachev M. Dekabr, 91. Moyapozitsiya [December-91. My position], Moscow, 1992, p.193 (in Russian).
5. GorbachevM. S. Perestroyka i novoe myshlenie [Perestroika and new thinking], Moscow: Politizdat, 1988, p.7 (in Russian).
6. Donde A. Max Weber's Comment on the Russian revolution. [Russian historical journal], 1998, no. 1 (in Russian).
7. Zaslavskaya T. I. Socialism, perestroika and public opinion. Sociological research [SOTSIS], 1991, no. 8 (in Russian).
8. Kustarev A. Theme of Russia in the works of max Weber. Available at: http://www. univer.omsk.su/omsk/socstuds/maksveb/index5.html (accessed 20 March, 2018) (in Russian).
9. Lavrovsky I. K. Stranstroi. Glavnaya tema [The Main theme], 2005, no.4 (in Russian).
10. Petrov Yu.A. Burzhuaziya i revolyutsii v Rossii. Politicheskie partii v rossiyskih revolyutsiyah v nachale XX veka [Bourgeoisie and revolutions in Russia. Political parties in Russian revolutions in the early twentieth century], Moscow: Science, 2005 (in Russian).
11. Sakharov A. Trevoga inadezhda [Alarm and hope], Moscow: Inter-Verso, 1991, p. 146 (in Russian).
12. Starushenko G. B. Social system what is it can we have? Sociological research [SOTSIS], 1992, no. 12 (in Russian).
13. Chomsky G. Gosudarstva-izgoi. Pravo sil'nogo v mirovoy politike [Rogue States. The right of the strong in world politics], Moscow: Logos. 2003, p. 29 (in Russian).
14. Tsereteli I. G. Memories of the February revolution Available at: http://krotov. info/library/23_ts/er/eteli_3.htm (accessed 20 March, 2018) (in Russian).
15. Historia de la ideología (Eds. F. Chatelet, G. Mairet). 3 Vol. Madrid: Akal. 1989.
