CC BY
330
СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ
Т. ЧУМАКОВА, профессор Санкт-Петербургский государственный университет
Вторая половина XIX века была для России временем испытаний. Страну бросало из кризиса в кризис. Воздействие политических и общественных настроений и движений, условия обучения - все это отражалось на уровне университетской науки. Главной функцией российских университетов (согласно университетскому уставу 1804 г.) была не научная деятельность, а подготовка «юношества» «для вступления в различные звания государственной службы» [1]. Науки представлялись министерству народного просвещения полезными «только тогда, когда, как соль, употребляются и преподаются в меру... Излишество их, равно как и недостаток, противны истинному просвещению» [2]. Педагогическая и научно-исследовательская работа регламентировалась государственными структурами, и научная жизнь находилась в зависимости от внешней и внутренней политики государства.
Ученые должны были оставаться прежде всего государственными служащими, о чем свидетельствует «Циркулярное предложение относительно диссертаций на ученые степени» от 13 декабря 1850 года: «По случаю Высочайших замечаний на некоторые из печатных диссертаций, написанных для приобретения ученых степеней, прошу покорнейше сделать распоряжение: 1) чтобы не только самыя диссертации были благонамеренного содержания, но и чтобы извлеченные из них тезисы или предложения, которые испытуемый защищать должен, при таком же направлении, имели надлежащую полноту, определительность и ясность, не допускающие возможности пони-
Наука в российских университетах
(вторая половина XIX века)
мать разным образом одно и то же предложение. 2) При рассмотрении диссертаций и при наблюдении за защищением их не допускать в смысле одобрительном обсуждения начал, противных нашему государственному устройству» [3].
Вся история университетов в XIX веке -это история периодического усиления и ослабления охранительных мер. Особенно настороженно власти относились к социальным наукам. Так, в октябре 1848 г. в директиве попечителям учебных округов министр С.С. Уваров пишет: «Преподавание некоторых частей политических и юридических наук требует особого наблюдения со стороны начальства... Объем сих частей может, по моему мнению, быть постепенно сокращаем без нарушения целости и без ущерба для науки... удаляя все лишнее, все роскошное, все неуместное к настоящим событиям, все могущее служить, хотя косвенным и неумышленным, поводом к заблуждению умов неопытных» [4]. Спустя два года министр народного просвещения кн. С.А. Ширинский-Шихматов подает императору докладную записку, где, сообщая
о результатах своего анализа преподавания в высших учебных заведениях, предлагает запретить преподавать «не соответствующие видам правительства и не обещающие благоприятных последствий» [5, л. 9 об.] философские дисциплины: теорию познания, метафизику и этику [5, л. 7]. «Германская» философия признается вредной для «юношества», а курс истории философии предлагается запретить, поскольку Кант, Фихте, Шеллинг и Гегель вместе со своими последователями «не замечают даже, суще-
ствует ли вера христианская» [5, л. 8]. В отчете министерства народного просвещения за 1852 г. было объявлено о прекращении «провозглашения с университетских кафедр мечтательных теорий под именем философии, с поручением чтения логики и психологии профессорами богословия», что «сроднило» бы эти науки «с истинами откровения» [6].
Но уже через три года, в 1855 году, университетам начинают возвращать утраченные привилегии, в частности, был снят запрет с ввоза из-за границы книг. Объяснялось это отчасти тем, что кризис конца царствования Николая, вызванный во многом поражением в Крымской войне, требовал разрешения. Кризисную ситуацию в обществе государство попыталось решить совершенно новым путем. Оно сознательно спровоцировало рост научных исследований, который не столько бы улучшил экономическое состояние страны, сколько отвлек бы молодежь от участия в беспорядках. Для этого университетам были возвращены привилегии и улучшено их финансирование, прежде всего в области изучения естественных наук. Хотя надо отметить, что по сравнению с другими европейскими державами в России финансирование науки и образования даже в лучшие периоды было скудным. Экономист И.И. Янжул в 1884 году писал: «Как известно, на народное образование, в широком смысле, Россия вообще затрачивает менее всех остальных государств Европы. Собственно, государство тратит у нас пропорционально населению в два с четвертью раза менее, нежели Франция, в три раза - чем Пруссия, почти в четыре раза - нежели Великобритания и в десять раз меньше, нежели Цюрихский кантон в Швейцарии» [7]. В конце столетия Россия оставалась в Европе наименее образованной страной, обладающей наименьшим уровнем доходов на душу населения (включая Болгарию и Сербию) [8].
Скудная материальная база университетов не создавала условий для исследовательской работы и подготовки профессо-
ров и ученых. До середины столетия правительство предпочитало получать уже готовые научные кадры из Западной Европы (чаще всего это были Германия или Франция) либо отправлять туда на стажировку «профессорских стипендиатов». Число иностранных преподавателей в российских университетах было столь велико, что, по воспоминаниям современников, «многие из ученых Германии были даже убеждены, что и лекции в наших университетах читаются на немецком языке» [9, с. 76]. Такая кадровая политика и невысокие оклады приводили к тому, что университетские кафедры оказывались неукомплектованными. В 1872 г. в Казанском университете не хватало по штату 22 профессоров, 24 доцентов, 2 лекторов [10]. Как отмечалось в «Трудах комиссии по преобразованию высших учебных заведений», «научный труд для многих талантливых молодых ученых ... превратился в научный аскетизм. Посему и университетские кабинеты и лаборатории значительно опустели, а научная работа в них увяла. Многие способные научные работники покидают ныне университет, находя себе на других практических поприщах лучшее обеспечение и жизнь. Посему и научные силы России и поныне все еще малочисленны по сравнению со странами Запада» [11].
В середине 50-х - начале 60-х годов о науке в университетах можно было говорить скорее условно, среди естественных наук значительные успехи университетскими исследователями были достигнуты лишь в области математики. И.М. Сеченов в 1883 году писал, что «деятельность русских университетов по естествознанию за 30-летний период, до 60-х годов настоящего столетия, нельзя не назвать в общем бледною - университетских работников в науке с русскими именами было мало, и стоят они как-то изолированно, мало влияя на среду» [12, с. 331].
Причин такого положения было немало. Но все они коренились в самом взгляде на университеты в России в XIX веке. Отношения государства, общества и универси-
тетов хорошо прослеживаются на университетских уставах. В XIX веке в России было принято четыре университетских устава: 1804 г., 1835 г., 1863 г. и 1884 г. Если первый устав даровал университетам относительную автономию, то устав 1835 г. усилил власть попечителей, ограничив тем самым автономию, и запретил заграничные командировки, третий устав - 1863 г. - восстановил права университетов, даровал им широкую автономию, разрешил командировки «профессорских стипендиатов» за границу, устав 1884 г. отменил их вовсе. В середине XIX века университеты имелись лишь в семи городах Российской империи: Москве, Дерпте, Вильно, Казани, Харькове, Варшаве, Санкт-Петербурге, во второй половине столетия открылись университеты в Одессе (1865 г.) и Томске (1885 г.). К началу XX века университеты стали крупными учебными и научными центрами: из 124,6 тыс. студентов российских вузов в 1914 году в университетах обучались 32,2 тыс. человек, т.е. 27% от общего количества студентов. Но в XIX веке картина была иной.
А.Н. Бекетов писал в 1868 году: «Университетские города разбросаны в России, как оазисы в пустыне, а в самих городах этих университеты являются какими-то монастырями, в стенах которых каждая наука имеет по одному, много по два служителя» [13]. И действительно, в середине столетия на все университеты России приходилось около 300 профессоров и преподавателей. Часто это были лишь преподаватели, а не ученые. Университеты в 50-е годы перестали быть научными учреждениями. В официальной записке, составленной министерством народного просвещения, отмечалось, что «...научная деятельность университетов видимо падала; многие кафедры оставались вакантными; другие замещались лицами, не имеющими ученых степеней» [14]. Современники видели источник беды университетов в том, что они стали в первую очередь «правительственными, церковными, учебно-общественными и национальными учреждениями» [15], и «утилитарные стрем-
ления» стали превалировать над интересами фундаментальной науки. Все это привело к тому, что университеты превратились лишь в школы, «рассадники готового знания», профессора которых должны были лишь читать лекции, не отвлекаясь вовсе на науку, которая при этом отделялась от учебного процесса. Несколько лучшая ситуация сложилась у естественников Петербургского университета, но и то лишь благодаря его тесной связи с Академией наук [12, с. 343].
Ситуация изменилась с вступлением на престол Александра II в 1855 году. Наступила «оттепель» [16]. Современники вспоминали об этом времени: «...бывают моменты, к которым целые поколения приурочивают повороты в своих судьбах. Такою гранью было 18 февраля 1855 г. В этот момент умственному взору каждого мыслящего русского человека представлялось, что он стоит на перевале, на водоразделе двух исторических течений. Позади, в даль прошлого, уходила длинная и, благодаря своему гнетущему однообразию, казалось, бесконечная вереница лет <...> Впереди - впереди были только розовые мечты, опиравшиеся на вполне реальный, неотразимый аргумент - что так далее идти нельзя, что надо отправляться от чего-то иного. В числе этого иного оказалась и наука <... > С того момента наука, очевидно, могла развиваться уже не вопреки предержащим властям или, в лучшем случае, не замеченная ими, а будто бы при их благосклонном содействии. Это движение... всего заметнее отразилось на развитии естествознания» [17, с. 2].
Но для этого было необходимо изменить всю жизнь научного сообщества, которое было плохо организовано: важнейшие условия функционирования научного сообщества на Западе - ученые общества, научные съезды, да и научная периодика - в России практически отсутствовали.
В развитии науки либералы 60-х увидели предпосылку успешного реформирования страны, путь «нравственного и экономического сближения всех классов общества между собою в интересах общей
пользы» [18]. Общественное настроение, поэтизация труда ученого, столь характерная для последней трети столетия, не могли не сказаться на формировании того идеала русского ученого, который во многом определил облик русской науки конца XIX
- начала XX веков. В конце столетия физик
Н.А. Умов запишет: «Пролетариату мысли и воли, несущему знамя научного творчества, а не пролетариату физического труда принадлежит, с нынешнего века, всемирноисторическая миссия. Не в подрываемом человеческим творчеством лозунге «продукт труда должен принадлежать обрабатывающему» кроется разрешение бедствий человеческой жизни, а в увеличении человеческим творчеством богатств второй природы, измененного вне-человека, и в приобщении возможно большей части рода человеческого к царству мысли и воли» [19].
Преобразования не заставили себя ждать. В 1856 г. в Киевском, Московском и Харьковском учебных округах были удалены от университетских дел военные (Ко-кошкин, Назимов, Васильчиков). В Санкт-Петербурге попечителем стал князь Г.А. Щербатов, в Москве - сенатор Е.П. Ковалевский, в Одессе - Н.И. Пирогов, в Казани - князь П.П. Вяземский. В это время появляется множество публикаций в периодической печати, посвященных университетскому вопросу и спорам о месте и роли науки в университетах. Реформа университетского образования должна была привести к повышению уровня образования, к улучшению положения естественных наук и к увеличению научной производительности. Еще до появления нового университетского устава делаются важные шаги для улучшения положения университетов. Сокращенные почти полностью заграничные командировки возобновляются, а с 1862 г. министр народного просвещения А.В. Головнин возобновляет заграничные командировки профессорских стипендиатов. Их отчеты с осени 1862 г. начинает публиковать «Журнал министерства народного просвещения». Среди стипендиатов «первой
волны» можно упомянуть имена физика М.П. Авенариуса, химиков П.П. Алексеева и А.А. Вериго.
В 1863 г. появляется новый университетский устав, возвращающий университетам автономию. Н.И. Пирогов в написанной им по поводу этого устава статье «Университетский вопрос» отмечал важность автономии, считая, что для поднятия научного духа университетов необходима «свобода исследований, свобода обучения и учения», подразумевая под этим не только большую открытость университетов, но и отказ от обязательного посещения лекций и экзаменов. Устав 1863 г. также увеличивает количество кафедр и улучшает финансирование университетов, столь необходимое для естественнонаучных исследований. Наука, а не государственная служба впервые становится для университета (да и для общества) главной. Увеличивается штатное расписание естественнонаучных кафедр [20, с. 6]. Огромную роль в развитии науки сыграло то, что в результате реформ 60-х годов при естественных и медицинских факультетах университетов были созданы лаборатории и стали проводиться практические занятия, на которых студенты знакомились с методами исследования и получали навыки к работе с приборами и к постановке опытов [20, с. 49].
В 1880г. в правительственных кругах делаются заявления о необходимости «восстановить утраченное учебным ведомством доверие всех сословий и всех слоев общества» [21, с. 483], и в мае 1881 г. с целью «привести наши университеты в нормальное положение и обратить их из рассадников политической агитации в рассадники науки» [21, с. 613] создается комиссия под председательством И.Д. Делянова. Деятельность этой комиссии сложно оценивать однозначно, поскольку улучшение финансового состояния высших учебных заведений было сопряжено с усилением контроля над ними. Суть этих «охранительных» идей хорошо отражает заявление министра народного просвещения И.Д. Делянова, сделан-
ное им в 1887 г.: «Лучше иметь на кафедре преподавателя со средними способностями, чем особенно даровитого человека, который, однако, несмотря на свою ученость, действует на умы молодежи растлевающим образом» [22, с. 230].
Причины расцвета естествознания в России во второй половине XIX столетия, конечно же, не объясняются лишь переменами в государственной политике: ведь это время расцвета естествознания в Европе, где появляется множество блестящих исследователей, которые не только совершают открытия в области органической химии, спектрального анализа, физиологии, цитологии и т.д., но и, что не менее важно, проводят полную реорганизацию преподавания естественных наук. Отказываясь от привычного схоластического метода, они начинают учить студентов не только с кафедры, но и в научно-исследовательской лаборатории. Впервые новые способы преподавания были применены в лаборатории Ю. Либиха (1803-1873), у которого учились Н.Н. Зинин и многие другие русские химики. Либих создал в Германии первую научную школу, куда со всего мира съезжались ученые. Система научного воспитания, внедренная его учениками в России, была основана на идее о том, что «преподаватель должен сообщать ученику не один только запас знания, но, что не менее важно, и запас уменья, т.е. должен выпускать готового, нового работника, нового двигателя новой науки» [17, с. 8]. Эти идеи и легли в основу научной школы, созданной Н.Н. Зининым в Казанском университете. Преемниками переехавшего в Петербург Зинина стали в Казани А.М. Бутлеров, а после его ухода из Казанского университета - В.В. Марковни-ков и А.М. Зайцев. Вслед за Казанским университетом химическая школа возникла в Петербургском университете, куда переходит Бутлеров и где на кафедре органической химии в 57-59 гг. появляются Д.И. Менделеев и Н.Н. Соколов.
В большей степени гуманитарным университетом в начале 50-х гг. оставался Мос-
ковский университет. Только с появлением
В.В. Марковникова Московский университет не только стал вторым после Петербурга центром науки, но и опередил его, поскольку, в отличие от Петербурга, в Москве благодаря работам А.Г. Столетова активно развивалась физическая наука. Стараниями ученых в университетах возникают настоящие научные лаборатории, в которых начинает кипеть такая же научная жизнь, как и в любом другом европейском университете. Новые методы работы обеспечили и успехи биологической науки в российских университетах. Произошедший переворот в биологии проявился особенно ясно в двух направлениях: изучении простейших организмов и в эволюционной теории. Клеточная теория и публикация труда Ч. Дарвина «Происхождение видов путем естественного отбора» (который был включен в читаемый в Петербурге С.С. Куторгой курс уже через год после первой публикации) дали мощный толчок наступлению периода специализации биологических наук и развитию в стенах университетов зоологии, в первую очередь зоологии простейших (И.И. Мечников, А.О. Ковалевский), эмбриологии, гистологии и ботаники. В ботанике выделяются анатомия, физиология, история развития и география растений. В Петербургском университете заслуга в развитии новой ботаники принадлежала Л.С. Ценковскому (1822-1887) и его преемникам А.Н. Бекетову (1825-1902) и А.С. Фаминцыну (18351918). К этому же времени относится и установившееся в российских университетах деление кафедры ботаники на две основные специальности: морфологию и физиологию растений. Успехи биологических наук были столь велики, что в 70-х годах в немецких учебниках по гистологии и физиологии отдельные главы пишутся русскими учеными [12, с. 341].
Об успехе науки в российских университетах говорит и тот факт, что число сту-дентов-естественников с 60-х годов постоянно росло [12, с. 336]: В.И. Вернадский, окончивший Петербургский университет в
1885 году, вспоминал о своей учебе там: «Университет имел для нас огромное значение. Он впервые дал свободный выход той огромной внутренней жизни, какая кипела среди нас и не могла проявляться в затхлых рамках гимназии... Менделеев, Меншуткин, Бекетов, Докучаев, Фаминцын, Богдагов, Вагнер, Сеченов, Овсянников, Костычев, Иностранцев, Воейков, Петрушевский, Бутлеров, Коновалов оставили глубокий след в истории естествознания в России. На лекциях ... открылся перед нами новый мир, и мы все бросились страстно и энергично в научную работу, к которой мы были так несистематично и неполно подготовлены прошлой жизнью» [23].
Важнейшим фактором развития университетской науки во второй половине столетия стали съезды. Первый всероссийский съезд естествоиспытателей и медиков состоялся в 1867 г. Своим открытием он был обязан стараниям ректора Петербургского университета К.Ф. Кесслера. Второй съезд состоялся в 1869 г. в Москве, третий в 1871 г. в Киеве. И если в первом принимали участие лишь 465 человек, то на съезде 1890 года только Петербург представил 1200 специалистов. Важно и то, что русские ученые начали участвовать в международных съездах [9, с. 73-91].
На первом всероссийском съезде естествоиспытателей и врачей (декабрь 1867 -январь 1868) было принято решение о создании обществ естествоиспытателей [24]. Значение этих обществ должно было состоять в распространении естественнонаучных знаний в России, а также в геологических, зоологических и ботанических исследованиях российских территорий. После официального разрешения общества естествоиспытателей стали открываться в январе-мае при Петербургском университете, университете св. Владимира в Киеве, а также в Харьковском и Новороссийском университетах. В конце 80-х подобные общества были созданы в Варшаве и Дерпте. Благодаря деятельности обществ и при финансовой поддержке государства организовыва-
лись экспедиции, пополнившие коллекции университетских музеев и кабинетов. С помощью этих обществ были изучены Крым, Урал, берега Волги и Камы, Туркестан, Хива, Арало-Каспийская область, Белое море, Алтай и др. В экспедициях принимали активное участие студенты. Стали создаваться научно-исследовательские станции. Так, Петербургское общество естествоиспытателей открыло первую Северную биологическую станцию (1882) на территории Соловецкого монастыря, а в 1895 г. пресноводную биостанцию на Бологовском озере. Общества также стали играть ведущую роль в связях российских ученых с иностранными коллегами. Поскольку университеты имели право на беспошлинный ввоз научной литературы без внешней цензуры, они могли обмениваться трудами и поддерживать связь с другими обществами. Так, общество естествоиспытателей при Московском университете в 1887 г. обменивалось трудами и поддерживало связь с 97 обществами в России и 512 научными учреждениями 17 европейских стран [25].
К концу столетия процесс специализации науки несколько снизил роль университетов. Существование и развитие специализированных высших учебных заведений рассматривалось еще в 60-е годы как альтернатива университетскому образованию. Министр народного просвещения А.В. Головнин сказал в 1865 г.: «Для удовлетворения современным потребностям высшего технического и реального образования ... желательно учредить в разных местах Империи несколько училищ сего рода, подобно тому, как в царствование Государя Александра Павловича было учреждено почти одновременно несколько университетов. ... У нас же, при предстоящей необходимости в ученых механиках для железных дорог, для внутреннего и морского пароходства, заведения эти совершенно необходимы» [26]. Особенно заметен этот процесс стал в начале XX века. Если в 1898 г. 46% (1130 человек) профессорско-преподавательского корпуса высших учебных заведений Рос-
сии преподавали в университетах, то в 1913 г. это число значительно сократилось и составило 33,7% (1510 человек) [22, с. 208].
С конца XIX века начинается также процесс институциализации естественных наук в российских университетах, что приводит к созданию специализированных физических институтов при университетах в Санкт-Петербурге (1901) и Москве (1903). Их строительство было продиктовано стремлением улучшить подготовку студентов, число которых постоянно росло (лекции физики в Московском университете посещали до 900 человек [27]), и поднять университетскую науку на новый уровень, объединив воедино теорию и практику научного исследования [28].
Раздумывая о развитии российской науки во второй половине XIX века, невольно приходишь к несколько парадоксальному выводу. Внутриполитические кризисы Российской империи не только не противодействовали научному прогрессу, но напротив, они порой ему способствовали, поскольку государство, желая отвлечь молодежь от политики, способствовало развитию университетской науки, финансируя лаборатории, кабинеты, обсерватории, институты, научные общества и т.д. Общественное мнение также повернулось к науке, сделав ученого почти культовой фигурой. Все это дало возможность русской науке к началу ХХ столетия занять лидирующее положение по многим направлениям.
Литература
1. Параллельный свод общих уставов импе-
раторских российских университетов 1863, 1835 и 1804 годов и Дерптского 1865 года. - СПб., 1875. - С. 20.
2. Из речи министра народного просвеще-
ния А.С. Шишкова 11 сентября 1824 г. (Цит. по: Соловьев И.М. Русские университеты в их уставах и воспоминаниях современников. Вып. 1. Университеты до эпохи 60-х гг. - СПб., 1914. - С. 51).
3. Цит. по: Соловьев И.М. Русские универси-
теты в их уставах и воспоминаниях современников. Вып.1. - С. 58.
4. РГИА. Ф.733. Оп.88. 1848 г. Ед.хр.27. Л.7-7
об.
5. РГИА Ф.733. Оп.90. 1850 г. Ед.хр.140.
6. Журнал министерства народного просве-
щения. Ч. VXXVП. - 1853. - С.153.
7. Янжул И.И. О городских общественных
библиотеках // Очерки и исследования. В 2 тт. - Т.1. - М., 1884. - С. 310.
8. Янжул И.И. Значение образования для ус-
пехов промышленности и торговли // Экономическая оценка народного образования. - СПб., 1899. - С. 1-26.
9. Модестов В.И. Русская наука в последние
двадцать пять лет // Русская мысль. Кн. V.
- М., 1890.
10. Казанский университет 1804-1979. - Казань, 1979.
11. Труды высочайше учрежденной Комиссии по преобразованию высших учебных заведений. - СПб., 1903. - Вып. IV. -С. 132-133.
12. Сеченов И. Научная деятельность русских университетов по естествознанию за последнее двадцатипятилетие // Вестник Европы. - Кн. 11. - Ноябрь, 1883.
13. Отечественные записки. - 1868. - №2. -С. 195.
14. Цит. по: Джаншиев Гр. Из эпохи великих реформ. - М., 1893. - С. 236.
15. Пирогов Н.И. Университетский вопрос // Дополнение к замечаниям на проект общего устава императорских российских университетов. - СПб., 1863. - С. 1.
16. Корнилов А.А. Общественное движение при Александре II (1855-1881). Исторические очерки. - М., 1909.
17. Тимирязев К.А. Пробуждение естествознания в третьей четверти века // История России в XIX веке. Т.7. - СПб., 1906.
18. Наше время. - 1860, 22 мая. - № 19. - С. 298.
19. Умов Н.А. Эволюция живого и задачи пролетариата мысли и воли // Собр. соч. Т.3. - М., 1916. - С. 325-326.
20. Университетский устав 1863 года. - СПб., 1863.
21. Цит. по: Рождественский С.В. Исторический обзор деятельности министерства народного просвещения. 1802-1902. -СПб., 1902.
22. Цит. по: Иванов А.Е. Высшая школа России в конце XIX - начале XX вв. - М., 1991.
23. Вернадский В.И. Из прошлого. Февраль 1916 // Очерки и речи. Ч.2. - Пг., 1922. -
С. 104.
24. См.: Общества естествоиспытателей при университетах дореволюционной России: К 125-летию начала деятельности: Сб. ст. / Отв. ред Е.В. Соболева. - Л., 1990.
25. Отчет о состоянии императорского Московского университета за 1887 год. - М., 1888. - С. 145.
26. Всеподданнейший доклад А.В. Головнина 7.09.1865 // Рождественский С.В. Исторический обзор деятельности министерства народного просвещения. - С. 430.
27. Умов Н.А. Доклад о сооружении физического института при Императорском Московском университете // Собрание сочинений. Т.3. - М., 1916. - С. 579.
28. Умов Н.А. Физический институт Московского университета // Собр. соч. Т. 3. - С. 146.
А. АНДРЕЕВ, профессор МГУ им. М.В. Ломоносова
Как уже отмечалось1, зарождение университетского образования в России XVIII в. не было напрямую обусловлено внутренними потребностям развития русского общества, но носило характер просветительского проекта, целиком поддерживаемого государством и направленного на воспитание нового типа подданных, «образование полезных деятелей на поприще государственной службы» [1]. Если Академическому университету с этой задачей справиться не удалось, то первый в подлинном смысле российский университет, основанный в 1755 г. в Москве, получил куда больший успех. Он оказался достаточно тесно связан с обществом через гимназию, куда принимались как дворяне, так и разночинцы и которая должна была готовить будущих студентов к восприятию университетских наук. Ведущим способом наполнения гимназии и университета студентами было избрано установление определенных преимуществ, которые давал аттестат университета при прохождении государственной службы [2]. Университетская учеба открывала тем самым сравнительно легкий
1 Высшее образование в России. - 2005. - № 1.
«Национальная модель» университетского образования: возникновение и развитие (Часть 2)
путь к преодолению начальных ступеней в Табели о рангах, что объясняло стабильный поток учащихся в Московском университете уже с первых лет его существования.
Та же идея в гораздо более полной форме была закреплена в первом российском университетском Уставе 1804 г. (распространенном на Московский, а также новые
- Казанский и Харьковский, а позднее и на Петербургский университеты). С учреждением в России Министерства народного просвещения, призванного развивать университетскую систему, была установлена однозначная связь подведомственных министерству университетских должностей и ученых степеней, с одной стороны, и классных чинов - с другой. С принятием Устава 1804 г. любой студент университета при переходе из ведомства народного просвещения в другой род службы должен был причисляться к XIV классу и являлся, таким образом, по крайней мере личным дворянином, в знак чего ему на торжественном университетском акте вручалась шпага [3].
Мундир и шпага сразу вошли в самосознание русских студентов в качестве важных атрибутов, оправдывающих их пребывание в университете и обещающих даль-
