CC BY
75
НАУЧНАЯ ШКОЛА: ФИЛОСОФСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ НГУ
УДК 78.12(571):316.344
Наука постсоветской России: глобальные тренды и локальная специфика1
В статье описаны ключевые моменты дискуссии, посвященной обсуждению тезиса об «эпохальном переломе» в науке, ее переходе на «постакадемическую» стадию, связанную с коммерциализацией и резким усилением прагматического подхода к планированию, финансированию и оценке результатов научных исследований, что приводит к появлению нового образа современной науки. Выявленные закономерности проиллюстрированы на примере процессов, происходящих в современной российской (постсоветской) науке, зафиксирована их специфика.
Ключевые слова: постакадемическая наука, постсоветская наука, коммерциализация, трансформация, образ науки, эпохальный перелом.
А.М. Аблажей
Периодическое обострение накала дискуссий о будущем науки в России, спор о критериях ее эффективности и оптимальном институциональном устройстве неоспоримо свидетельствуют о том, что на различных уровнях государственной власти, в научном сообществе, в обществе в целом усиливается потребность в поиске «нового лица» науки, проведении реформ, способных превратить отечественную науку в один из ведущих факторов инновационного развития. Фоном этих дискуссий становится уверенность в значительных изменениях условий существования науки, в деформации фундаментальных основ науки как социального института, и это, в свою очередь, требует принятия срочных мер, спектр которых весьма широк, от представления научному сообществу свободы действий как в научном, так и финансовом планах, до перевода академической науки в вузы и ликвидации Академии наук как «бесперспективного» учреждения. В адрес Академии наук все ча-
1 Работа выполнена при финансовой поддержке Минобрнауки в рамках реализации ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России на 2009—2013 гг.». Соглашение № 14.В37.21.0960, проект «Академическая наука и высшая школа в мобилизационной и инновационной моделях отечественного развития».
© Аблажей А.М., 2013
45
Наука постсоветской России: глобальные тренды и локальная специфика
ще звучат упреки в «консерватизме», неумении/нежелании перестроиться, чрезмерном увлечении фундаментальными исследованиями в ущерб прикладным и т.д. Причем речь идет о неприятии именно радикальных реформ, поскольку избрание новым президентом В. Фортова стало ясным знаком того, что изменения будут.
В то же время решение задачи модернизации страны невозможно, и эта мысль ни у кого, кажется, не вызывает сомнений, без самого активного участия науки и научного сообщества. А если так, то жизненно необходим поиск ответов на такие фундаментальные вопросы, как: способна ли отечественная наука решить поставленные перед ней задачи в инновационной сфере, обладает ли она необходимым кадровым потенциалом, фундаментальным научным заделом, адаптационными ресурсами, соответствующей материально-технической (приборной) базой? Как в границах профессионального сообщества, так и на более широком уровне активно обсуждаются:
• виды, объем, способы и принципы получения и распределения денежных средств для финансирования исследований;
• кадровая ситуация в академических институтах, способы ее оптимизации;
• соотношение фундаментальных и прикладных исследований, внедренческие проблемы, шире — пути и способы оптимизации взаимодействия науки с обществом и экономикой;
• принципы и практические методики измерения продуктивности и качества научной деятельности как отдельного ученого, так и целых лабораторий и институтов;
• наконец, инновационный потенциал РАН.
С нашей точки зрения, важнейшее значение приобретает также анализ социальных процессов, происходящих в науке, прежде всего в ее академическом секторе, выявление как кризисных моментов, так и точек роста — имея в виду в первую очередь изменение профессионального менталитета, ценностных установок человека науки.
Не следует упускать из виду то обстоятельство, что российская наука сегодня стала существенно иной по сравнению с периодом середины 1990-х или даже начала 2000-х годов, не говоря уже об эпохе «советской науки». Резкий слом прежнего вектора развития социального института науки в нашей стране совпал по времени (и это обстоятельство чрезвычайно усиливает общую неустойчивость и неопределенность сложившейся в науке ситуации) с переходом мировой науки в целом на новый этап развития. Профессиональная лексика науковедов пестрит выражениями «эпохальный перелом», «технонаука», «постакадемическая наука», «постнормальная стадия» развития науки, и др. Применительно к современной ситуации в России рассуждения о постакадемической науке направлены в первую очередь на то, чтобы зафиксировать новый тренд развития академической куль-
46
Наука постсоветской России: глобальные тренды и локальная специфика
туры, новый тип взаимоотношений науки и общества, который формируется у нас на глазах. Следует сразу оговориться — в рамках настоящей статьи не делаются попытки доказать, вслед за некоторыми особо ретивыми противниками Академии наук, что время академической науки прошло и чуть ли не единственный способ обеспечить инновационное развитие на российской почве — пойти по так называемому западному пути, «пересадив» науку в вузы. Другими словами, термин «постакадемическая» не означает видение науки вне (или после) границ Академии (в традиции употребления этого термина, идущего с эпохи Просвещения), а в случае с Россией — вне рамок Академии наук, поскольку реализация подобного сценария, с точки зрения автора данной статьи, имела бы катастрофические последствия для национального института науки. В то же время добавление приставки «пост» призвано заострить внимание на том факте, что наука в современном обществе (и Россия здесь не исключение) существенно трансформировалась, вследствие чего мы имеем полное право обсуждать (но отнюдь не всегда с ним соглашаться) популярный сегодня тезис о наступлении такого этапа в развитии института науки, при котором преобразования во взаимоотношениях науки, техники и общества настолько глубоки (произошел «эпохальный перелом»), что привычный нам образ науки, родившийся в эпоху Просвещения, устарел и нуждается в замене [1, р. 2].
Одной из наиболее важных черт «постакадемической науки», как правило, считается переход от традиционной «линейной» (если угодно, бэко-новской) модели, когда наука сама задает себе правила игры, сама определяет объект и конечные цели исследования, требуя от общества социальных льгот и привилегий, к совершенно иной, в рамках которой центральное место занимает взаимоприемлемый компромисс внутренних (представления самих ученых) и внешних (действия государства и гражданского общества) факторов формирования и реализации научной политики. Зарубежные исследователи называют такие причины подобной трансформации: «изменение социального контекста вследствие «ряда громких технологических катастроф — взрыва химического завода в Бхопале (Индия) и чернобыльской катастрофы, которые поколебали общественное доверие к технологическим проявлениям научного знания и способностям науки оценивать и управлять рисками. В области естественных наук исследователи начали поднимать трудные вопросы в области биоэтики». Как результат, «в первом десятилетии XXI века для научного знания характерна двойственность: оно вызывает симпатии и его опасаются», вследствие чего «социальный контракт науки и общества открыт для переговоров» [2, р. 12].
Существенным фактором становится также изменение географии науки. Гегемония небольшого числа традиционных лидеров США, Великобритании, России (СССР) и некоторых других осталась в прошлом. Все более активно о своих достижениях заявляет Китай, начавший «самую
47
Наука постсоветской России: глобальные тренды и локальная специфика
амбициозную, со времен американской лунной гонки 1960-х, программу финансирования науки. Китайское правительство поставило цель довести сумму инвестиций в исследования и разработки до 87 млрд евро к 2020 году, что уже сейчас позволило обеспечить создание весомого потенциала в тех областях науки, которые ранее были прерогативой Соединенных Штатов, Европы и Японии. Возрастающий объем финансирования также ведет к увеличению числа ученых... мощная база науки и инженерии пополняется выпускниками аспирантуры (4,9 млн чел. только в 2004 году), ведется большая работа с представителями научной диаспоры для возвращения их из-за границы». Впечатляющие успехи демонстрируют Индия, Турция, Иран и другие страны. Позиции России на этом фоне постоянно слабеют, даже в тех областях, где мы исторически сильны — физических и технических науках. [2, р. 10]
Важнейший вопрос заключается в том, к чему приводит изменение образа науки, в чем на деле заключается специфика «постакадемической науки». Ряд авторов утверждает, что общество сегодня «ожидает от современных исследований в первую очередь не открытия истины, а решения насущных проблем». Отказ от традиционного образа науки, связанного с именами великих ученых, таких как Кеплер или Дарвин, означает разрыв союза науки и Просвещения, вслед за чем следует выдвижение тезиса об «эпохальном переломе», т.е. признание факта «глубокой переориентации исследовательской практики. глубоких методологических и институциональных преобразований, которые претерпела наука в течение последних десятилетий». Другие, напротив, считают, что «беспокоиться не о чем и что сегодня ситуация мало чем отличается от прошлого, что этого альянса никогда не было и что все слишком высокие оценки науки или Просвещения никогда не были ничем иным, как идеологией. наука никогда не была свободна от интересов и всегда проводилась в расчете на практическое приложение». Утилитаристы уверены: «По крайней мере, со времен Фрэнсиса Бэкона (1561—1626) общество смотрело на науку как на источник ответов на свои проблемы, на стимул экономики, на возможность в целом внедрять полезные приложения» [1, р. 4].
Важнейший вопрос заключается в том, какие цели ставит перед собой современная наука. По мнению зарубежных коллег, проводимые сегодня научные исследования представляют собой, как правило, «научно-исследовательскую деятельность с целью управления сложными социотехническими системами, без особых ожиданий на всеобъемлющее понимание». Другими словами, прикладная составляющая науки в современных условиях становится ведущей по сравнению с фундаментальной. В то время, как ученые видят свою главную задачу в достижении «понимания», считая его единственной целью, по-настоящему достойной внимания и потраченных усилий, общество, напротив, выдвигает на первый план утилитарную задачу прикладного «применения». Понимание здесь, скорее, побочный
48
Наука постсоветской России: глобальные тренды и локальная специфика
эффект, даже без достижения которого задача будет считаться успешно решенной — если окажутся успешными результаты внедрения. Одновременно подчеркивается мысль о том, что новые условия функционирования науки (приоритет «науки в контексте применения») требуют тщательного изучения и новых, более изощренных способов контроля за ее результатами, безусловного отказа от идеи «чистой науки».
Дж. Зиман [3], предложив концепцию постакадемической науки, дал описание норм, которыми она руководствуется. Согласно Зиману, ее отличительные признаки следующие: а) частное, а не общественное благо; б) явление локальное, а не универсальное; в) авторитарная, а не бескорыстная; г) заказная, а не оригинальная; д) экспертная, а не критическая. Отмечается также деформация классического этоса науки под влиянием промышленной или предпринимательской науки. Дальнейшие исследования, в том числе на российском материале, подтвердили глубинные последствия коммерциализации для преподавательской и управленческой практики в университетах, усугубленные усилением влияния неолиберального мировоззрения и политики.
Обсуждая «новый социальный контракт» науки и общества, ряд авторов оперирует понятием «режим исследований». Традиционное научное исследование (в интерпретации авторов — «Режим исследований-1») представляло собой «анализ проблем, выдвинутых внутри научного сообщества и при помощи одобренных им процедур, [налицо было] цель его заключалась в изучении исключительно научных вопросов». Важно, что исследователь при этом был «довольно хорошо изолирован и защищен от непосредственного вмешательства извне». Классическим примером здесь могут служить «большие научно-исследовательские лаборатории, за замкнутыми стенами которых проводились эксперименты». Сегодня все чаще речь идет о «Режиме исследований-2», который представляет собой «более открытое предприятие, характеризующееся трансдисциплинарной ориентацией на социальные, экологические, промышленные или медицинские проблемы... [в этом случае] граница между наукой и обществом становится все более проницаемой, что рассматривается как успех, поскольку предполагает новые возможности для социальной детерминации науки и техники» [4, р. 24].
В аналитических исследованиях, посвященных специфике современной научно-исследовательской практики, все чаще используется термин «технонаука», введенный в оборот Г. Хоттосом и получивший известность благодаря таким науковедам, как Б. Латур [5] и Д. Харавэй [6]. Они утверждают, что технонаука радикально отличается от предыдущего этапа научного развития, поскольку радикально изменились наши взгляды на природу научного предприятия. В течение долгого времени предпринимались усилия по сохранению науки как способа поиска знания, отделения ее от технологии как способа изменить условия жизни, аналогично жела-
49
Наука постсоветской России: глобальные тренды и локальная специфика
нию противопоставить природу как не зависимую от разума реальность культуре как продукту человеческой деятельности. В современных же условиях подобного рода попытки бесполезны, что и подчеркивает сам термин «технонаука». Ряд авторов утверждает, что обозначившаяся перспектива синтеза науки и технологий в виде технонауки совпадает с эпохой постмодерна, и технология начинает рассматриваться как прикладная наука, тогда как наука — как своего рода прикладная технология, интеллектуальный и физический контроль над которой зависит от технологического модуса мышления. Но если Латур и Харавэй подчеркивают значение технонауки как нового понимания природы исследования, дающего новые способы действия и взаимодействия, то наука в логике постмодерна оказывается подчинена реализации желаемых целей любыми средствами. Все более популярной становится также интерпретация «эпохального перелома» как перехода научного предприятия в режим технонауки. Если для классического этапа развития научного предприятия характерно наличие промежутков: между природой и культурой, наукой и технологией, то для технонауки (и это критическая точка различения) подобное разделение не только невозможно, но и не требуется [1, р. 11].
Предлагается также радикальный контрапункт для тезиса об «эпохальном переломе». Вместо утверждения, что наука больше не заинтересована в теоретическом понимании мира и стремится прежде всего его переделать, ряд аналитиков предлагают принять мысль о том, что наука всегда ставила перед собой предельные цели, но только сейчас она способна выполнить свои обещания. Понятие науки как в первую очередь теоретического предприятия, которое бесспорно заинтересовано в поисках истины, предложенное в качестве широкой дороги к большой цели полезности и пользы, сохраняет свою актуальность и сегодня, поскольку теоретическое понимание до сих пор необходимо для достижения технических целей. В этом смысле современная наука была и остается эпистемическим предприятием [7].
Обратимся к российскому опыту. Споры о том, какова современная наука, должно ли государство и общество тратить деньги на ее поддержку, остается ли наука общественным благом в новых условиях, идут давно. С развалом СССР и началом «шоковой терапии» науки одним из способов выживания для многих ученых стала организация бизнеса в сфере науки, что можно интерпретировать как постоянное усиление, наряду с «Режимом исследований-1» (наука как понимание), «Режима исследований-2» (наука как применение). В новосибирском Академгородке появилось большое число фирм, которые пытались торговать технологиями и разработками. По данным на начало 2000-х годов, в Новосибирском научном центре было около 200 так называемых малых фирм, причем около 50 из них было создано самими институтами, а остальные — силами только сотрудников, без участия институтов. В совокупности масштаб их деятельности,
50
Наука постсоветской России: глобальные тренды и локальная специфика
по оценкам руководителей СО РАН, был примерно равен работе крупного института.
Практическое участие в наукоемком бизнесе существенно стимулировало научную деятельность. Сотрудники наукоемких фирм испытывали чувство профессионального удовлетворения, которого, возможно, им не хватало в сфере академической науки. Инициатива создания малых инновационных предприятий исходила от самих ученых и инженеров, и крайне редко — от руководства институтов. Ведущие кадры фирм составляли, как правило, учредители, обычно это были активно работающие ученые и инженеры, связанные с исследовательской сферой. Почти все они одновременно продолжали работать в институтах СО РАН. Это означало, что подобные предприятия нельзя назвать в полном смысле коммерческими, поскольку главным был не коммерческий успех, а успешная самореализация. [8]
Сегодня в Сибирском отделении РАН параллельно существуют несколько способов коммерциализации научных достижений:
1) модель Института ядерной физики — все делается в учреждении, которое является своего рода холдингом, все предприятия находятся под контролем дирекции института;
2) модель Института автоматики и электрометрии — коммерческие структуры созданы при лабораториях, институт не вмешивается в процесс осуществления и не претендует на долю прибыли (кроме арендных платежей);
3) модель Института катализа — промежуточная модель, есть фирмы, созданные институтом и работающие под его контролем, а также предприятия, созданные независимо от дирекции.
С середины 2000-х годов ведущим вектором развития наукоемкого бизнеса стало создание технопарков, представляющих собой в первую очередь форму поиска перспективных людей и технологий, а также информационной, юридической, технологической поддержки инновационных фирм. В последнее время наметилось острое противостояние между руководством Сибирского отделения РАН и технопарком новосибирского Академгородка, который, кстати, является одним из немногих реально существующих и успешно работающих отечественных технопарков. По сути, спор сводится к тому, за кем будущее Академгородка — за академической фундаментальной наукой или бизнесом в сфере наукоемких технологий. Председатель СО РАН А. Асеев утверждает, что время от времени отдельные представители власти и бизнеса заявляют, что Академгородок — наследие давно кончившейся холодной войны и пора его перекраивать в соответствии с реалиями современной России, а академическая наука — ненужный реликт советского прошлого. По его мнению, подобные представления находятся в вопиющем противоречии с реалиями современной России, с завещанием основателей Академгородка, мировой практикой развития технологий и экономики на основе новейших достижений на-
51
Наука постсоветской России: глобальные тренды и локальная специфика
уки, интеграции инновационных компаний с университетами и научными институтами.
По мнению Д. Верховода, руководителя технопарка новосибирского Академгородка, городок вряд ли выживет как научный центр в чистом виде. Государство просто не сможет создать для ученых действительно достойное качество жизни. Надо зарабатывать деньги самим, на свои средства развивать Академгородок, Новосибирск и всю Россию. Технопарк в Академгородке создан именно для этого, он представляет собой продуманную инфраструктуру для поддержки инновационной деятельности. Сейчас научные институты получили законную возможность организовывать малые инновационные предприятия для коммерциализации своих разработок. Эти предприятия не должны мешать ученым заниматься наукой, поэтому бизнес из институтов наверняка будет переезжать в технопарк. По словам Д. Верховода, в идеале хотелось бы добиться для Академгородка таких же льгот, какие уже есть у «Сколково», или ставить перед собой цель получения особого нормативно-правового режима для территории Академгородка. Но встает вопрос: будет ли СО РАН заниматься инновационной деятельностью и инновационным бизнесом? Возможно, из хороших ученых и могут получиться успешные бизнесмены, но кто же тогда будет развивать науку?
Проведенные в академических центрах Сибири социологические исследования выявили наличие интересного феномена. Отрицательно относясь к процессу коммерциализации науки, ученые в то же самое время категорично утверждают, что низкий уровень доходов в науке остается главным фактором, из-за которого люди уходят в другие сферы деятельности, а молодежь не идет в науку (около 2/3 ответивших) [9, с. 72]. Следом за этим важнейшим фактором по значимости следует нерешенность жилищных проблем, что также имеет непосредственное отношение к проблеме доходов. Получается, что процесс увеличения доходов в науке, процесс, от которого зависит само выживание науки, с точки зрения наших респондентов, не должен сопровождаться процессом ее коммерциализации, что полностью противоречит государственной политике (как на уровне федерального центра, так и на уровне регионов) в отношении и фундаментальной, и вузовской науки в России.
Мы являемся свидетелями борьбы за лидерство в сфере производства и внедрения инноваций, борьбы за то, кто первый в связке — наука или технологии (технонаука!), и выявить победителя пока невозможно. Однако уже сегодня можно уверенно говорить о том, что академическая наука, в том числе в Сибирском отделении РАН, смогла успешно адаптироваться к условиям рынка, нашла способы взаимовыгодного сотрудничества с промышленностью, корпорациями в сфере энергетики и лесного хозяйства, успешного участия в крупных международных проектах, таких как Большой андронный коллайдер. Сильный толчок к развитию получил Ново-
52
Наука постсоветской России: глобальные тренды и локальная специфика
сибирский университет, получивший статус национального исследовательского. Академическая наука де-факто является элементом инновационной системы страны.
Наши исследования показали, что из числа аспирантов академических институтов около 40% хотели бы сделать классическую карьеру ученого, тогда как около 50% предпочли бы работу в сфере наукоемкого бизнеса или в негосударственном научном центре [10]. Этот факт ярко показывает двоякую природу современной науки, которая продолжает сохранять, с одной стороны, классический образ социального института, нацеленного на производство достоверного знания («понимание»), с другой — нацелена на утилитарные цели, имеющие вполне конкретное коммерческое выражение («применение»). Задача состоит в том, чтобы создать условия для взаимовыгодного сосуществования этих двух тенденций. Другими словами, современная ситуация в отечественной науке представляет собой соединение двух тенденций, академической (классической) и постакадемической (неолиберальной). Следует предположить, что их одновременно конкурентное, но взаимовыгодное сосуществование продолжится и в дальнейшем.
Литература
1. Science Transformed. Debating Claims of an Epochal Break. Pittsburgh: University of Pittsburgh Press, 2011.
2. Global Governance of Science. Report of the Expert Group on Global Governance of Science to the Science, Economy and Society Directorate, Directorate-General for Research, European Commission. Brussels, 2009.
3. Ziman J. Real Science: What It Is, and What It Means. Cambridge: Cambridge University Press, 2000.
4. Nowotny H, Scott P, Gibbons M. Rethinking Science: Knowledge and the Public in an Age of Uncertainty. Cambridge, Mass.: Polity, 2001.
5. Latour B. We Have Never Been Modern. Cambridge: Harvard University Press, 1993.
6. Haraway D. Modest Witness and Second Millennium. N.-Y.: Routledge, 1997.
7. Carrier M, Nordmann A. Science in the Context of Application. Dordrecht: Springer, 2010.
8. Гордиенко А. А., Еремин С. Н, Тюгашев Е. А. Наука и инновационное предпринимательство в современном обществе. Социокультурный подход. Новосибирск, 2000.
9. Аблажей А. М. Современное состояние научных сообществ Сибири (по материалам социологических исследований 2003 г.) // Гуманитарные науки в Сибири. 2004. № 1. С. 71—74.
10. Аблажей А. М. Научная карьера в представлениях студентов и аспирантов. Факторы выбора и критерии успеха // Вестн. Новосиб. гос. ун-та. Серия: Философия. 2006. Т. 4, вып. 2. С. 98—104.
53
