CC BY
12Humanity space International almanac VOL. 7, No 1, 2018: 65-91
Наука и проблема человека в логике развития культуры Западной Европы (Часть 2)
А.Ю. Бутов
Высшая школа народных искусств (академия) 115573, г. Москва, ул.Мусы Джалиля, д. 14, корп. 2 Higher School of Folk Arts (Academy) Musy Dzhalilya str., 14, building 2, Moscow 115573 Russia e-mail: a.butov2017@yandex.ru
Ключевые слова: образование, культура, архитектура, Барокко, Классицизм, Ампир, ансамбль, античность, эстетика, рациональность. Key words: education, culture, architecture, Baroque, Qassicism, Empire, ensemble, antique, aesthetics, rationality.
Резюме: В статье на обширном историко-культурологическом материале рассматривается процесс изменения, смещения направленности научного познания с антропоцентрической на социоцентрическую, наиболее отчетливо прослеживающийся в период Нового времени, - эпоху, оказавшую огромное влияние на становление и развитие научной мысли. В непосредственной взаимосвязи со сферами культуры и искусства, анализируются основные периоды и этапы процесса формирования европейской науки, прослеживается влияние культурной политики государства на мировоззрение общества. Наука, в данном случае, представлена, как сложный социо-культурный феномен, который, при наличии определенной имманентной логики развития, в рамках своей общественной реализации детерминирован характером культуры и влиянием системы государства, что определяет общую направленность научных интересов и, в определенной степени, самих подходов к постижению мира.
Abstract: The article on the extensive historical and cultural material deals with the process of change, shifting the focus of scientific knowledge from anthropocentric to sociocentric, most clearly seen in the period of the New time - era, which had a huge impact on the formation and development of scientific thought. In direct relationship with the spheres of culture and art, examines the basic periods and stages of the formation of European science, is traced the influence of cultural policy of the state to the society outlook. Science, in this case is represented as a complex socio-cultural phenomenon which, in the presence of a certain immanent logic of development, in the framework of its public implementation is determined by the nature of culture and the influence of the state system that determines the general orientation of research interests and, to some extent, the approaches to understanding the world.
[Butov A.Yu. Science and the human problem in the logic of development of culture in Western Europe (Part 2)]
Падение Константинополя под натиском любителей
наживы, - европейских крестоносцев, так и не доехавших до ожидавшей их Святой Земли, - стало не только величайшей авантюрой доколумбовой эпохи, переведшей из разряда малообеспеченных в богатые десятки тысяч человек, но и явственно свидетельствовало, что позиции Константинополя уже утратили свою несокрушимость. И ни падение завоеваний крестоносцев на Балканах, ни восстановление империи Палеологами не придавали ей уже ни тени блеска прежнего величия. Величайший город, о стены которого, волна за волною, разбивались валы из нашествий варваров, арабов, турок и нормано-русов, пал под натиском отрядов христиан! Все это означало, что империя, неумолимо сокращавшаяся по своим размерам, переставала уже быть убежищем для тех, кто сохранял культуру в продолжении эпох, и многие из них перебираются в ближайшую страну, несущую влияние западного Рима, - непосредственно в Италию.
Развитие Италии являло собой процесс, находившийся в обратном, противоположном отношении с Византией. Чем более ослабевает и хиреет Византия, тем, наоборот, сильней и динамичней развивается сама Италия. И Византия в этом отношении несколько напоминает слишком строгого учителя, который, обучив воспитанника, далее, скорей, уже мешал его развитию. И вот ученик, возненавидевши учителя, стремился как можно быстрее сбросить ненавистное давление и приобрести свободу.
И окончательно этот процесс решается в 1204 году, когда сами итальянцы, во главе с дожем Венеции Дандоло, на венецианских кораблях сумели «навести» на Византию половину рыцарской Европы. Начиная с этого момента, византийская империя уже перестает быть конкурентом для Италии, особенно Генуе и Венеции, и превращается, скорее, в поле для обогащения и завоеваний итальянского патрициата.
Но, однако, параллельно и в единстве с этим, происходит, как обычно, усиление и возрастание культурного влияния побежденной стороны. Тринадцатый век стал эпохой интенсивного развития итальянского искусства и культуры, положив начало наступлению периода Ренессанса, -Возрождения. А уже в XV веке, когда солнце Византии в полной
мере уходило на закат, в Италии во всю цвели искусство и культура кватроченто (Лазарев, Подвойский, Ласкин, 2015).
Специфика эпохи Возрождения в Италии, представившей собой самое яркое цветение, развитие католической культуры под влиянием античности, принципиально заключалось вовсе не в сфере искусства, как это, по большей мере, принято считать. В основе Ренессанса, прежде всего, - специфическое отношение к человеку, как к универсальному, Богоподобному началу и феномену, которое воспроизводит, в сущности, античную систему «человек, как микрокосм, являет собой отражение и воплощение макрокосма». Ренессанс, - единственная, в сущности, в истории Европы периода христианства, уникальная эпоха, когда в центр культуры и мировоззрения был поставлен человек. После периода длительного, долгого господства церкви, утверждавшего ничтожность человека по сравнению с Божественностью высшего начала, Ренессанс вновь обозначил роль и место человека в мире и по отношению к миру и природе, как «малого Бога». Этот явно выраженный антропологизм, поставивший в центр изучения и мировоззрения человека и присущие для человека интересы, безусловно, непосредственно не мог быть как-либо почерпнут и получен на основе христианского средневекового мировоззрения. Здесь требовалось непосредственно влияние иного, собственно античного характера, которое могло являться только лишь наследием культуры, прямо и системно сопряженной с временем античности, и сохраненной под влиянием существовавших в Византии философских школ. А главной деятельностью этих школ являлась практика формирования и развития личности, - универсального и гармонично развитого человека, как объединявшего в себе многообразие свойств и способностей (Лосев, 1978; Лазарев, 2014).
Не отрицая несомненного таланта, следует признать, что явный и особо проявившийся универсализм способностей, который характерен для творцов эпохи Ренессанса плана Микеланджело, Челлини или Леонардо, когда пребывание в различных сферах творчества, искусства и науки не только не распыляет силы, но, как бы, суммирует и умножает свойства и способности, реализуя некий синтез, позволяя добиваться
гениальных и великих результатов, представляет собой явственный итог особой философской практики, включая, разумеется, и педагогику. Если обычная и характерная универсальность для таланта представляет собой деятельность в разных областях при том, что, в случае возможности сосредоточенности на одном из направлений, результаты могли были быть бы и намного лучше, то здесь можно наблюдать совсем иной процесс. Способности и результаты деятельности как бы умножаются, суммируются, достигая наивысшего порядка и характера. По сути, многоплановость реализуется в единстве на том уровне, который бы нельзя было достичь при непосредственно узко профессиональном взгляде. Это означает, что для данного развития способностей должен присутствовать подход и взгляд на человека в целом, с точки зрения антропологизма, а не с точки зрения выполнения социально-профессиональной функции, задачи. И, конечно, должны так же быть реализованы и технологии, способные достичь желаемого результата. И, что характерно, за эпохой Ренессанса и Барокко универсализм подобного порядка уже, в сущности, практически больше не проявлялся.
Сущностная роль эпохи Возрождения заключалась в том, что, будучи ориентирована на человека, она руководствовалась и методологией, и непосредственно практическими технологиями в их единстве, позволяющими достигать желаемого результата. Главное, - она была нацелена на изучение и совершенствование человека, в чем усматривала свою высшую, центральную задачу. Человек впервые в христианском мире полагался в качестве объекта непосредственно научно-философского анализа. И, наряду с тем, существовали так же технологии, способные реализовывать его развитие и совершенствование в разных областях.
Универсализм, как правило, рассматривался в плане результата слабого развития научного познания, однако представляется весьма сомнительным, что бы, в подобном случае, он мог способствовать столь выдающимся научным результатам. И, по крайней мере, эта точка зрения никак не согласуется с самим характером научных достижений, позволяя в полной мере полагать, что фактор универсализма
представлялся отражением так же других причин и, в дополнение к тому, сам по себе еще способствовал развитию познания. Результативность непосредственно определялась синкретизмом в следствие античного научно-философского влияния, что лишний раз свидетельствует о характере и эффективности полученной в эпоху Ренессанса подготовки. Синкретизм античности, правда, в весьма урезанной влиянием христианства форме, получает проявление в эпоху Ренессанса и реализуется в лице технологических моделей, разработок и конструкций, очень близких периоду эллинизма. За синкретизмом непосредственно располагались технологии поздней античности, в той ровно мере, как для понимания и выявления их был необходим сам синкретизм, явивший собой результат влияния философских школ угасшей Византии. Именно аспект технологического достижения строительных идей и принципов поздней античности в лице здания Пантеона в Риме стал конкретным отражением и доказательством культуры Возрождения - Ренессанса.
Но, однако, при признании влияния в лице архитектурного начала, почему-то упускается из вида степень непосредственно технологической взаимосвязи ситуации поздней античности и Ренессанса, проявлявшаяся далеко не только в отношении самой архитектуры, хотя, впрочем, в этом плане она представлялась, очевидно, наиболее наглядной. Данное влияние охватывало собой разные сферы, хоть и не везде столь явно проявилось или сохранилось в такой мере, как в монументальном зодчестве, осуществляемом на уровне заказа государств и папского престола. И, в конкретном плане, знаменитые изобретения Леонардо представляются осуществленными не без определенного влияния позднеантичных разработок с соответственными изменениями, как и знаменитый купол Брунеллески не являлся прямым отражением и подражанием Пантеону в Риме, но так же привнес и новые архитектурные черты. Без сомнения, войти в одну и ту же реку через тысячу минувших лет было принципиально невозможно, просто неосуществимо.
И, сообразно, при наличии признания феномена византийского культурно-философского, научного влияния, не
уделяется, при том, внимания самой возможности влияния технологического плана. Очевидно, это было связано как непосредственно с недооценкой достижений эллинизма, так и с пониманием консерватизма самой Византии, не сумевшей в должной степени использовать на практике позднеантичное наследие в относительно широкой степени и форме. Но, однако, упускается из вида, что как раз консерватизм империи способствовал сохранности античных разработок и идей. Не обладая должным уровнем развития системы социальных отношений для реализации наследия эпохи эллинизма, Византия, в снятом виде, в то же время, сохраняла, сберегала его для последующего времени. А уже, возможно, следствием недооценки достижений и влияния самой Византии и эпохи эллинизма выступает общая недооценка разработок периода Ренессанса и Барокко, так же, к слову, не имевших непосредственно широкого распространения (Вёльфин, 2004).
В целом, следует признать, что уровень развития технического знания и в эллинизме, и в эпоху Ренессанса был заметно выше, чем нам это представляется сегодня, а характер передачи самого технологического знания заметно более результативен, продуктивен. Близкая модель сознания на основе синкретизма неизбежно порождала общность интересов и модель мышления, воплотившуюся, сообразно, в форме разработок и изобретений.
Удивительная степень глубины и эффективности научных разработок, на многие столетия опередивших свое время, ни в какой возможной степени и мере не способна являть результат несовершенства и несостоятельности методов научно-философского познания, а, напротив, представляет собой результат их, непосредственно, особой эффективности. А малая степень реализации на практике, - прямое следствие «опережения времени» и неготовности системы отношений в обществе для применения идей и разработок. Но это отнюдь не служит указанием на их неэффективность.
Крушение идеалов Ренессанса порождало снова ощущение зыбкости и кратковременности бытия, столь характерное для мрачного, сурового Средневековья. Но только тогда для человека открывалось утешение в вере,
поколебленное под влиянием ожившего дыхания античности. Но, однако, Возрождение в полной мере пробудило силы человеческого жизнелюбия и радость жизни, а поэтому вернуться в период Средневековья вновь уже не представлялось в должной степени возможным. И определенным синтезом, или, вернее, паритетом двух отмеченных эпох стало Барокко, как культура утверждения и стремления к удовольствию и наслаждению в виду столь краткого момента пребывания человека на земле. Барокко смогло сделать вывод из крушения идеалов Ренессанса, но сей вывод был уже, по существу, совсем иным, чем это можно было наблюдать в Средневековье. Вместо подчинения своей тяжелой доле светское влияние и радость бытия сформировало установку на веселье, ощущение «праздника, который всегда с тобой», но который, в то же время, всегда может оборваться, завершиться. Или же «моменто мори». Но необходимо помнить вовсе и отнюдь не для того, что б сохранять смирение, а, совсем напротив, - что бы, не теряя времени, как можно больше и сильнее веселиться.
Ощущение конечности и быстротечности всего вокруг придало этой культуре и архитектуре совершенно особую экспрессию, эмоции, в которых радость жизни органически сменяется трагизмом. По сравнению с величавым и монументальным, гармоничным Ренессансом, период Барокко неустойчив, экспрессивен и парадоксален, как надломленная фаза бытия культуры, и, в этом надломе, заключается начало поиска, оригинальности и ощущения пограничного баланса. Экспрессивность отражала кризис ренессансного мировоззрения и начала, представляясь в общей, равной мере порождением эпохи христианства и, одновременно, в не меньшей и определенной мере, так же, - выступая в качестве реакции на недостижимость цели, идеалов Ренессанса.
Осознание и переживание человеком краткости момента бытия при остром ощущении наслаждения жизни сделали его не расположенным к системе ценностей и интересов государственного плана и масштаба, обратив в сторону личных, индивидуальных и отдельных интересов эмоционально-чувственного уровня. Общая экспрессия культуры породила динамичный и парадоксальный стиль Барокко и, одновременно,
вместе с тем, - проблему самоликвидации и угасания целого ряда государств и стран, которые подпали под ее серьезное влияние. Так, например, та же Италия и Речь Посполитая прекращают период существования в форме независимых стран, оказываясь разделенными соседними державами.
Но, одновременно, ощущение конечности земного бытия и радость жизни не способны были очень долгий период существовать одновременно, параллельно, вместе. Если жизнь все же прекрасна, то велик соблазн и намерение ее продлить, что открывало простор поискам возможного научно -философского решения. И, особенно, тем более, что догмы церкви уже не имели столь серьезного, глобального значения, влияния, а процесс развития науки, обозначенный и заданный в эпоху Ренессанса, было невозможно запретить, остановить.
Специфику научного мировоззрения Барокко проще рассмотреть и оценить при помощи анализа сферы искусства, в частности, - архитектуры, в наиболее наглядной и доступной форме воплощающей особенности мировосприятия эпохи. Характерная стилистика Барокко, обладавшая экспрессией и динамизмом, утверждала и подчеркивала принцип иллюзорности и призрачности человеческого бытия, объединенный с ощущением радостности жизни и веселья. Стиль Барокко придает экспрессии явно завышенную роль, значение, разрушающую ощущение гармоничности, незыблемости бытия. Этот весьма тонкий стиль парадоксально отличался исключительно оригинальными архитектурными решениями, призванными подчеркнуть изменчивость и иллюзорность жизни, мира, в частности, - двойными потолками в некоторых дворцах Сицилии, когда через один, прозрачный потолок просвечивал другой и создавал эффект особой глубины, изменчивости и игры отделки и рисунка. С изменением положения человека изменялся, сообразно, и декор.
И, при этом так же следует отметить, что сама стилистика Барокко просто изобиловала исключительно оригинальными архитектурными и, сообразно, инженерными,
конструкционными решениями, без которых непосредственный полет фантазии вряд ли бы стал осуществим когда-либо на практике. Понятие оригинальности и необычности практически
стало синонимом стиля Барокко, и творившие в нем архитекторы просто изыскивали новые, оригинальные конструкционно-инженерные решения, способные претворить в жизнь самые парадоксальные, невероятные и интересные идеи. Д. Бернини, Борромини, Гуарино Гуарини, Фелиппе Юварра и другие представители архитектурных школ Италии второй половины XVII - первой половины XVIII века создали архитектурные решения, явно выходящие по своей сложности и стилистической направленности за пределы Ренессанса. И, при этом, точно так же, как и Ренессанс, Барокко непосредственно предполагало ситуацию синтеза искусств (Вёльфин, 2004).
Несомненно, что такой полет фантазии художника вполне естественно предполагал определенную свободу обращения с ордером, - основой ренессансного искусства, - что, по сути, так же отражало принцип человеческой свободы и наличие феномена стихийности, случайности, столь значимого после завершения Ренессанса. Человек снова почувствовал себя простой песчинкой мироздания, но, вместе с тем, он, все же, еще не желал сдаваться, просто подчиняясь обстоятельствам.
Непосредственно барочная архитектура органично, характерно отличается вариативностью, предполагая фантазийное разнообразие решений даже в ущерб ордерному плану и решению. В данном отношении, по своей сложности она принципиально не сопоставима со сложностью архитектуры Классицизма. Для сооружения зданий в стиле Барокко нужно обладать прекраснейшей фантазией и, в дополнение к тому, -быть превосходным, творчески ориентированным инженером, на ходу способным находить решение конструкторских проблем.
Представленные и рассмотренные характерные особенности стиля и мировоззрения Барокко, черты деятельности архитектора в процессе возведения и отделки зданий позволяют заключить, что данная эпоха открывала и предоставляла исключительно благоприятные условия для творческой свободы человека, позволяя ему экспериментировать и находить чрезвычайно необычные решения. Будучи подпитываема состоянием экспрессии и эстетизма, наука продолжает интенсивно развиваться в период
Барокко и выходит на новый рубеж, используя как сами наработки и идеи Ренессанса, так и специфичность мировосприятия новой эпохи.
При анализе и осмыслении наследия эпохи Барокко обращает на себя внимание не только явный универсализм воззрений и систем, но так же их естественнонаучная, практико-экспериментальная ориентация. В отличие от Ренессанса, связанного с передачей, восприятием исторического опыта и ориентированного на античность, период Барокко оказался обращенным в поиск и эксперимент, и, вероятно, вовсе не случайно именно в конкретный период процесс развития экспериментального познания и изучения природы обретает исключительно высокое развитие.
Величайшие умы эпохи Маньеризма и Барокко представляются не только основоположниками нового, научного мировоззрения, но и вполне рассматриваются в качестве носителей идей и разработок, вполне применимых в отношении практики. Здесь оказался поколеблен даже сам авторитет античности, и много, поливариантный поиск происходит в самых разных областях. Универсально и с практическим акцентом развивают и реализуют свою деятельность Г. Галилей, Р. Декарт, В. Г. Лейбниц, И. Кант, Х. Вольф, Л. Эйлер, А. Ван Левенгук, семья Бернулли, сэр Кристофер Рен и полумифический граф Сен-Жермен. Общая результативность поиска определялась элементом и началом синкретизма при наличии свободы и экспрессии, которые и побуждали человека к поиску нетривиальных, нестандартных, с точки зрения традиции, решений. Ренессанс с его античной информационной составляющей еще не окончательно изгладился из памяти, но, в то же время, он уже и не довлел своим авторитетом над сознанием эпохи, позволяя, при опоре на имевшиеся достижения, двигаться, развиваться дальше. И, одновременно, экспрессивность, эмоциональность
стимулировала поиск, связывая его непосредственно с началом и идеей человеческого интереса.
Но, и, вместе с тем, однако, главная особенность Барокко, по сравнению с последующим периодом, заключалась в изначальной ориентированности на человека, антропологизме,
что, конечно, в много большей мере роднит и сближает его с периодом Ренессанса, чем с той же эпохой Классицизма. И особо характерно в этом плане творчество Рене Декарта, - не только философа и математика, но и основателя психофизиологии, на многие века определившего характер эволюции психологической науки в целом. Если бы произведения Рене Декарта изучались более внимательно, то можно было бы заметить, что его воззрения в сфере эндокринологии, к примеру, были непосредственно осмыслены только в конце XX века, а их реализация на практике лишь только начинается в сегодняшнее время. Но, увы, - в медвузах не преподают историю философии, в то время, как на гуманитарно-философских факультетах на эти идеи и практические разработки смотрят, как на «заблуждения философа» и, по определению, отвергают, - они недостаточно абстрактны. Задача в том, что бы иметь возможность понимания философии Декарта в целом, но здесь явно всплывут ее «ненаучные» основы (Коменский, 1955)
Другим ярким представителем эпохи Барокко выступает величайший чешский педагог Я. А. Коменский, которого отечественная историко-педагогическая мысль рассматривала, как фигуру «переходного характера» от Ренессанса к периоду Просвещения. Та простая мысль, что чешский педагог являет собой выражение и отражение вполне самостоятельного исторического периода, представлявшего собой влияние Барокко, очевидно, оказалась слишком сложной... Я. А. Коменский, на основе взглядов и идей которого педагогическая мысль существовала в продолжении ряда столетий вплоть до периода современности, центральным своим принципом рассматривал природосообразность, как уподобление и соответствие характера процесса обучения и его этапов базовым закономерностям природы. Разумеется, такой подход вполне возможно полагать, как «ненаучный», но дело в том, что именно на нем основана научная педагогическая мысль и существующая на сегодняшнее время модель обучения, -классно-урочная система. К слову, как и непосредственно наследие великого Декарта, общая модель Я. А. Коменского намного обогнала и опередила свое время и была реализована
лишь в конце XIX века, когда, в целях введения массового обучения, вдруг «вспомнили» о его разработках. Интересно в этой связи, в какой мере «ненаучным» по своим основам может быть подход, не только обеспечивающий эффективный и высокий результат на практике, но и, одновременно, служащий основой для науки и научного познания?
Рассмотрев влияние эпохи Ренесанса и Барокко в отношении трансляции античного начала и мировоззрения, вернемся теперь, все же, снова к Франции XVII века. Следует отметить, что, при всем величии фигуры короля Людовика XIV, XVII век Франции произвел на политический Олимп еще одну фигуру, знаковую роль которой был не в состоянии умалить даже блестящий век Версаля. Речь пойдет о наиболее загадочной фигуре властной и официальной Франции эпохи первой половины XVII века, - знаменитом кардинале, герцоге Армане дю Плесси де Ришелье. Этот относительно безвестный изначально по рождению дворянин сумел за двадцать лет вывести Францию к основам наступления «просвещенного абсолютизма», создав непосредственный фундамент для блистательной монархии. И трудно назвать сферу, где бы ни был обозначен и представлен его явный интерес. По существу, эпоху Франции XVII века начинает грозная и мрачноватая фигура кардинала, а заканчивает, - светская, блистательная миссия Людовика XIV. Именно герцог Ришелье, служивший отцу «короля - Солнце» Людовику XIII, был мировоззренческим, духовным отцом самого Луи XIV.
Из числа многих других деяний кардинала, не считая его полу-романтических «сражений» с мушкетерами Дюма, необходимо выделить создание Французской королевской академии наук, известной так же под название «Академии бессмертных» - в сущности, научного подобия Версаля. Эта академия являла собой первую и уникальную, безпрецендентную попытку реализовать объединение ученых в целях их служения интересам и задачам государства. До этого времени подобные научные объединения были весьма спонтанны, а исследования связаны с реализацией научной деятельности, исходя из интересов самого ученого и видения им перспектив научного развития. Такой подход, конечно,
открывал простор развитию и поиску научной мысли, но, одновременно, создавал так же финансовые трудности, поскольку все решение экономических проблем было возложено на самого ученого и щедрость меценатов.
И, конечно, в этом плане, общая идея кардинала оказалась крайне благотворной, - он, по сути, избавлял ученых от финансовых вопросов, позволяя им сосредоточивать внимание на самой научной деятельности. Без сомнения, ресурсы Франции значительно превосходили средства меценатов, не упоминая уже о финансовых возможностях самих ученых. Академия, как некий «клуб ученых», позволяла реализовать научное общение, обмен идеями, что благотворно сказывалось на развитии самой научной мысли.
В сущности, благодаря реализации идеи академии, великий кардинал создал основу для научного, экономического и культурного развития и превосходства Франции, сделав огромный шаг в ее централизации посредством утверждения и поддержки интеллектуализма. И разобщенные, раздробленные силы скромных итальянских академий не могли идти в сколь-нибудь близкое и очевидное сравнение с возможностями королевской академии наук в Париже.
Но, одновременно, финансируя науку, приближая ее представителей к системе власти, Ришелье лишал сферу науки непосредственно свободного развития. Благодаря созданию академии, он перенес вектор эволюции, развития науки на проблемы государства. Ученые должны были исследовать лишь сферы, интересные и нужные, необходимые с позиции государства - Франции. Государство же, вполне закономерно, интересовали более проблемы самосохранения, а не человека и его развития. И, начиная с этого момента, в области науки утверждается приоритетность социально-государственного интереса, как ее ориентированность на проблемы социума, а не на проблемы и вопросы человека.
Эта революция в науке, по значению весьма сопоставимая с Французской революцией 1789 года, привела к замене антропологической направленности знания направленностью социально-государственной. Меняется сам круг проблем и их характер. Но, принципиально главное, -
меняется так же и сама суть предлагаемых подходов. Вместо изучения человека в целом, как модели отражения вселенной, утверждается подход к его анализу, как частного и производного от социума, государства. Соответственно, сам человек в науке будет с этого момента изучаться и рассматриваться уже как бы в некоторой мере «по частям». Сама проблема человека, с этого момента, постепенно начнет становиться как бы частной, а наука, исходя из общего значения антропологии, - проблемы человека, - прикладной. Очевидно, что такой подход, в определенной мере, тормозил процесс развития науки, потому что ставил направление ее развития в зависимость от нужд и интересов государства, не учитывая, в должной мере, внутреннюю логику развития самой научной мысли.
Этот феномен, который позже будет назван и определен процессом дифференциации в науке, полностью изменит подход к изучению и пониманию человека, породив сосредоточенность на сфере социальной жизни в философской мысли Франции XVIII века. С этого момента человек, как целое, практически перестает быть непосредственным предметом и объектом для научного, научно-философского анализа и уступает свое место обществу. Проблемы социального характера становятся «научными», престижными, и их анализ, разработка, обсуждение все в большей степени волнует «просвещенную» часть населения во Франции, в то время, как сама проблема человека очевидно меркнет в их сознании. И лучшие официальные научные умы сосредотачиваются над проблемой совершенствования общества, вполне естественно рождая ситуацию, которая приводит к 1789 году.
Естественно, такой подход просто не мог не вычленить в роли центрального, главнейшего тезис о социальной сущности, природе человека. А, естественно, - для улучшения жизни, получения удовольствия с позиции мировоззрения Франции дело было уже исключительно за малым, заключаясь в изменении условий в социуме. Так формировалась революция, заботливо взлелеянная «просветителями» и взошедшая на ниве социально-философского познания.
Сам «король - солнце» Луи XIV только продолжает и, в
определенной мере, завершает линию политики, намеченную в свое время кардиналом Ришелье, что получает отражение в лице характера культуры и искусства в целом. Перенося вектор развития науки на проблемы и задачи государства, «король-солнце», завершает то, что было начато великим кардиналом Ришелье и что он не успел закончить. Только король Франции распространяет данную политику по отношению ко всей культуре государства. Вся культура, и наука, и искусство должны были, с этого момента, непосредственно работать на систему интересов государства, как на целое и общее, и возвеличивать единственного человека, - самого монарха Франции, систему королевской власти в целом, - что, соответственно, предполагало изменение их характера по сути. А переключение культуры и науки непосредственно на интересы государства органически предполагало изменение их характера по сути.
Благодаря целенаправленной политике, объединению ресурсов государства, созданной идеологии и, соответственно, влиянию искусства Франция во второй половине XVII века достигает выдающихся успехов во всех направлениях системы социальной жизни, сохраняя свойственный ей централизм. С правления короля Луи XIV, отвергнувшего проект возведения восточного фасада Лувра знаменитого Бернини и инициатора строительства Версаля, непосредственно берет свое начало «золотой век» Франции в сфере искусства и культуры, когда это государство достигает максимальной степени авторитета и влияния в Европе, исключая, разве что, довольно краткий и военный период правления Наполеона I. Именно с эпохи короля Луи XIV Франция перенимает пальму первенства в Европе в области искусства и культуры, превращаясь в признанного лидера, законодательницу вкусов и мировоззренческих основ. Политика мобилизации ресурсов богатейшей, на то время, территории Европы под эгидой королевского начала и влияния обеспечила стремительный подъем культуры и искусства, придав Франции и законный статус лидера в глазах всего цивилизованного мира и, в немалой мере, послужив основой для чрезвычайной популярности научных и общественных идей.
А затем уже французскую культуру, столь удобную в
целях правления и повышения общей статусности власти, стали непосредственно перенимать монархи и князья практически по всей Европе, не желавшие выглядеть заметно хуже по сравнению с «законодательницей мод». Причем, на социальные идеи Франции закономерно так же возникает мода, мало чем отличная от интересов и пристрастий в области искусства. И, в свою очередь, по всей Европе, под влиянием очарования прекрасной Франции, распространяются научные и философские идеи и концепции, приобретая исключительно широкий, массовый характер.
Почти веком спустя после создания Академии, в 1718 году, в ее стенах окажется российский царь Петр I Великий, оценивший по достоинству возможности творения кардинала Ришелье, как института управления наукой и научной мыслью. И, по возвращении в Петербург, организует в 1724 году Академию наук в России. Эта мера станет первым важным шагом на пути развития русской науки и, одновременно с этим, - первым шагом повторения судьбы монархии во Франции.
Когда прежде Р. Декарт и Ф. Бэкон вели речь об объективности научного познания, то они не рассматривали и еще не пробовали реализовать начало массовости в отношении науки. Объективность представляла собой только предпосылку для распространения знания, а ее главной, основной задачей полагалась истинность, научность, достоверность. Со времени правления короля Луи XIV в корне изменился вектор в отношении развития науки, и она, приобретя направленность на общество и социальные процессы и начала, стала утверждать идею, принцип массовости. Будучи взаимосвязана с культурой и аспектом, интересом социального порядка, сфера собственно научного познания, поддержанная осознанием престижности системы королевской власти, получает быстрое распространение и развитие в представленном ключе.
По существу, Луи XIV успел сделать намного больше, чем просто усилить ситуацию авторитета и влияния королевской власти. Он сменил направленность науки и культуры, сделав Францию общекультурным лидером Европы, потому что мощное централизованное государство просто не сопоставимо по своим возможностям с ресурсами хотя не
совсем бедных, но маленьких герцогств или королевств. И, соответственно, используя эти ресурсы и влияние, он фактически распространил культурное влияние Франции на государства почти всей Европы, в том числе Россию, изменив подобным образом характер европейской жизни, моды и культуры в целом.
В области архитектуры стиль Барокко весьма неожиданно сменяет Классицизм, который, разумеется, не смог в полномасштабной мере избежать барочного влияния, поскольку Франция была на тот момент единственной страной, предпочитавшей Классицизм влиянию «законодательницы мод», - Италии. Именно в барочном варианте Классицизма, к слову, строил здания знаменитый русский зодчий В. И. Баженов, проходивший обучение во Франции у Шарля де Вайи.
Архитектурная доктрина Классицизма была строже, чем Барокко, и всецело ограничивалась ордерными формами, началом. В данном случае, экспериментов и разнообразия идей, фантазии, столь характерных и присущих для Барокко, в принципе не наблюдалось и не допускалось. Классицизм, сравнительно с Барокко, не вариативен, - главная задача заключалась в сохранении и поддержании пропорций при наличии выбора из четырех - пяти центральных вариантов ордеров.
В целом, концепция классицистического плана много проще по своей природе, чем Барокко, она как бы заметно более шаблонна и консервативна. С точки зрения построения сооружений, Классицизм заметно и намного более линеен и предполагает простоту и завершенность, «ясность» форм.
Но, одновременно, этот стиль заметно также менее затратен, чем Барокко, - это наиболее недорогой из «элитарных» стилей и, одновременно, самый дорогой из всех стилей демократичных, чем, соответственно, в немалой степени определялась его предпочтительность для массовой застройки центра городов. Он, в равной степени, способен обеспечить представительность и оказать влияние посредством ассоциативного начала, охватив постройками достаточно обширные пространства при умеренно-разумной дороговизне затрат. Не случайно стилистические вариации на тему
Классицизма доживают в ряде стран до второй половины XX века.
Примечательно, что Классицизм, как стиль, смог все же сохраниться после революции во Франции 1789 - 1793 годов, что представляется свидетельством отсутствия его привязки к непосредственно дворянскому сословию. Он не воспринимался, как дворянский стиль, и был ассоциирован с системой управления государством и верховной властью. А свое «дворянское» значение Классицизм получил лишь потому, что основная роль в системе управления принадлежала исключительно дворянству. Но само дворянство выступало только в роли инструмента управления, тогда как Классицизм являл собой основу идеологемы власти. Он, в свое время, был основан, создан в период правления Людовика XIV в целях централизации и развития Франции и привлечения дворянской фронды к управлению государством. И, соответственно, продолжил дальше свою историческую роль и миссию после того, когда дворянство уже покидало место на арене государства (Обломиевский, 1968).
Эстетически архитектурная система Классицизма лишена экспрессии, динамики. Ее идея, - в утверждении пропорций и гармонии, посредством ордера символизирующих идеал и идеальное начало в человеке. В сущности, архитектура Классицизма утверждает некий социоприродный норматив, это архитектура нормы, и, конечно, норма, в данном плане, по определению, первична, безусловна. В этом отношении и плане, Классицизм заметно более формален, чем Барокко, подменяя живость, экспрессивность и богатство форм системой ордерной модели.
Следует отметить, что характер культуры Барокко, применительно к самым различным сферам, по определению, значительно сложнее, многограннее, чем непосредственно классицистической. Он менее жесткий, в меньшей мере подчинен канону и нормированию, и вариативен, поливариабелен. Предоставляя много больше степени свободы индивиду, он располагает человека к творчеству, интерпретации, и поиску новых, необычных, неожиданных решений. Проявление креативности Барокко в большой степени
являлось обусловленным присущей для этой культуры эмоциональностью и экспрессивностью, что стимулировало интеллектуальный поиск и инсайт, способствуя развитию динамичного и нестандартного, неформального мышления
Стремление Барокко к необычному, парадоксальному и креативному архитектурному решению отчетливо прослеживается, например, в архитектуре преимущественно итальянских школ и мастеров, к примеру, Гуарино Гуарини или же Ф. Юварры. Парадоксальность, необычность зодчества и оформления интерьеров зданий отражает представление о быстротечности и иллюзорности человеческой жизни, пребывания в этом мире, что, в свою очередь, являет собой мощный стимул, импульс поиска путей преодоления подобной ситуации. В органическом единстве с свойственной Барокко креативностью, такое понимание и видение мира представляло собой важное условие и стимул для развития научного познания и постижения человека, органически нацеливая разум на решение антропологических проблем. И, соответственно, вполне возможно и естественно считать, что, проявляясь в отношении всей культуры в целом и, особенно, по отношении к архитектуре, связанной с математической, технической основой, данная специфика Барокко получала отражение в сфере науки в целом.
В свою очередь, стиль Классицизм был непосредственно как бы «зажат» в канон и ордер, что не позволяло реализовать полет фантазии, экспрессии, активизировав мышление и поиск необычного, инвариантного решения, и иссушало творческую мысль, наполнив ее неким состоянием и содержанием академизма. И искусство, и наука развивались и существовали как бы строго «по канону», в соответствии с отобранными образцами и направленностью.
Классицизм являет собой характерную культуру социального форматирования личности, которая в архитектуре отражается посредством ордерного принципа. Классицизм, - это культура общего, он непосредственно «нормирует» и структурирует пространство в отношении человека, подчиняя его ордеру, как нормативу, «общему». Ордер, в идеале, - это отражение и воплощение идеи соответствия системе и началу
социальной нормы.
При всем соответствии античности и ренессансу, ордер в Классицизме отличается принципиально тем, что не несет в себе свободы. В нем нет ни эстетизации функционального начала, как в античности, ни утверждения свободы и величия человека, как в культуре Ренессанса, или творческого поиска Барокко. Хотя он и является приближенным к античным образцам, и это создает определенную иллюзию борьбы за утверждение начала человеческой гармонии, но, однако же, на самом деле, возвращение к античному аналогу, прообразу имеет, в принципе, другое содержание, посвященное совсем не человеку, а «вписанию», включению его в контент общественной системы. Стройные и строгие ряды классицистических и, в еще большей степени, позднеклассицистических, ампирных колоннад непосредственно символизируют общественную управляемость, организацию системы.
Ежели в Барокко экспрессивный поиск вариантов при решении задачи и интерпретации являет собой самую суть и основу содержания культуры, позволяя реализовать разнообразие, богатство, то при Классицизме предстает формальная гармония, как некий достижимый и конечный, уже завершенный идеал. На деле же, - суть явный, жесткий формализм системы, у которой пройден и истрачен весь потенциал развития.
Свобода и разнообразие, многообразие Барокко явственно прослеживалось в характерности отделки и декора, где, по сути, не существовало нескольких подобных, однотипных в полной мере элементов. И колонны, и декоративные детали отличались, делаясь вручную, обладая индивидуальным проявлением. И даже маски над замковым камнем в окнах были индивидуальны и не повторяли непосредственно одна другую. А Классицизм реализует принцип однотипной повторяемости форм, колонн, которые отстроены, построены, как будто полк, пришедший на парад, не говоря уже об однотипности деталей мелкого, декоративного масштаба и порядка.
В образе ряда колонн, пусть гармоничных, но, однако, в то же время, совершенно однотипных, идентичных, и сокрыт
реальный смысл классицистической культуры, как ориентированной не на человека и его гармонию, а на реализацию идеи управления обществом и человеком. Где каждый элемент, колонна, маска, горельеф, являясь совершенными, одновременно не являются оригинальными и могут быть в любой момент заменены аналогичными другими. Ценность, сообразно, представляет только здание само как целое, ассоциируя в себе систему государства. Все другие элементы, в сущности, не выделяясь в отношении друг друга, выступают в плане только лишь частей и дополнения км этой основе.
Вполне естественно, что утверждение идеи Классицизма, в некоторой степени, являло собой отрицание общей экспрессивности Барокко, мало согласуемой с гармонией античности. Но, в то же время, Классицизм, избавившись от соответственных барочных «наслоений», переходит затем, соответственно, в другую крайность. Собственно, стиль Классицизма, при его стремлении к гармонии, через свою формальность выступает в плане отрицания гармонии, поскольку в малой степени учитывает эмоционально -чувственную сферу личности. Если Барокко непосредственно транслирует культуру Ренессанса, в свою очередь, основанную на влиянии эллинизма, неоплатонизма в частности, то Классицизм, при всей его нацеленности и настроенности на античность, данную культуру формализовал, и перенес интерес с человека на общество.
Классицизм - это культура, изначально ориентированная на интересы и задачи государства, полагающая себя с точки зрения утверждения идеи и начала целого и общего, как социального. Поэтому вполне естественно, что Классицизм принципиально утверждается и постулируется в качестве культуры, утверждающей идею «просвещенного монарха и монархии», а не реализации задачи просвещения по отношению к самой личности и человеку. (Обломиевский, 1968).
Но то, что предпочтительнее для системы управления обществом и государством, еще вовсе не является подобным в отношении человека. Классицизм не озадачен разрешением проблемы человека в антропологическом ключе. У него для
этого, по меньшей мере, нет и не присутствует мотива, основания, к примеру, - знаменитого «моменто мори», как это имело место, например, в том же Барокко, выступающего в роли стимулятора научного познания в конкретном отношении.
Но, причем, влияние Классицизма получает проявление не только относительно сферы культуры, но и, в том числе, сферы науки, так же составлявшей, представлявшей собой непосредственный контент и содержание эпохи. Причем, если характер изменения культуры, в целом, справедливо и закономерно признается всеми, то по отношению к самой науке вывода подобного характера не наблюдается. А сами тенденции, которые присутствуют в развитии и эволюции научного познания начиная с середины XVII века, представляются и полагаются простым развитием подходов и влияния идей Ф. Бэкона и Р. Декарта.
Формализация, присущая культуре Классицизма и ее оторванность и опосредованность от живых начал и родников античного влияния отчетливо заметно и прослеживаемо на примере обучения в классической гимназии. Система подготовки и формирования человека в рамках Классицизма полагала своей базовой основой гимназическую модель образования, акцент в которой делался на изучение гуманитарных дисциплин и математики. В своей основе, это была измененная со временем модель образования Аристотеля посредством изучения мифологии, литературы и, конечно, древних языков. При изучении Аристотеля необходимо разделять его научно-философские воззрения и подходы к обучению, которые носили массовую ориентацию и отражали веяния эпохи эллинизма. Но, помимо «общего» позднеантичного образования, не стоит забывать, что Аристотель так же воспитал и Александра Македонского.
Основной акцент, согласно Аристотелю, был сделан на формировании мышления при помощи формальной логики, что не позволяло реализовать в необходимой мере синкретизм сознания и использовать резервы подлинно античного характера в развитии личности. С позиции воззрений современной педагогики, подобное образование вполне можно назвать воспитывающим обучением, но само воспитание, как таковое, к
сожалению, не являлось сильной стороной конкретного подхода. Активность развивалась только в отношении мышления, что было слишком узко для формирования универсальной и глубокой деятельности человека.
При этом, в качестве основы для развития и формирования личности рассматривалась непосредственно сама античная культура в целом, под влиянием которой ученик был должен двигаться по направлению к совершенству. Не смотря на факт наличия математики, гимназия носила непосредственно гуманитарную, культуро-ориентированную направленность, и была ориентирована на ознакомление с античной культурой в целом.
В сущности, как и в лицее Аристотеля, речь шла об обучении на основании мифологии и литературы, к которым, сообразно времени, прибавились история античности и пара древних языков - латинский с древнегреческим. Но ни методологии античности, ни непосредственно ее конкретных достижений в сфере технологий не рассматривалось, - о них даже, по сути, не упоминалось. Сами технологии формирования личности, реализованные в Византии и, так же, в эпоху Ренессанса, в процессе практике преподавания в гимназии не применялись. А обучение не имело индивидуального подхода и, по своей сути, было преимущественно массовым (Подвойский, Бутов, Оленев, Лазарев, 2012).
В некоторой мере, это было изучение античности, а отчасти, - и нечто просто как бы «об античности», на ее тему. При той степени ознакомления с культурой, относительно которой и происходило становление, развитие мышления, в образовании превалировала формально-гуманитарная направленность. В строгом значении, оно не было ни научным, ни фундаментально-философским, тяготея, в большей мере, к области культурологии или искусствоведения. Это собственно гуманитарное образование культуро-ориентированного плана и характера.
В результате, получился некий «идеальный социальный индивид», как человек, отстроенный по социальным меркам под конкретную модель правления, что позволяло сделать само обучение довольно массовым и широко распространенным.
Задача гармоничного развития и совершенствования человека Классицизм, по сути, не интересует, - в лучшем случае, возможно вести речь о достижении многосторонности в формировании личности. А главное являет социальный интерес и соответствие системе и началу социальной нормы. Для успеха нужно соответствовать определенному формату, - как это, по сути, все же, далеко от бесконечного разнообразия, многообразия Барокко!
Гармония при Классицизме переносится принципиально на саму трактовку общества, как общего, исходным принципом которого является правитель, государь, и обеспечивающий это состояние гармонии посредством просвещения и разума а, может быть, - божественного провидения и воли. Потому что непосредственно гармония, являясь постигаемой и вычисляемой, одновременно предстает пред нами в качестве явления высшего, сакрального порядка и характера. И сам правитель, так же, будучи «помазан Богом», в то же время, выступает актором разумной, просвещенной и ответственной политики, являя собой важный компонент системы управления государством. Гармония в общественном масштабе, - это упорядоченность и исполнение необходимых социальных функций со стороны власти и правителя, в чем скрыто его внутреннее алиби. Просвещение и Классицизм являют собой алиби со стороны центральной, светской власти на осуществление легитимности или же право легитимности ее правления. Власть просвещает и ведет к гармонии, и потому она имеет право оставаться, называться властью. Общим принципом существования и сохранения власти представляется рациональность, просвещенность управления. Она просто разумнее, умнее, «просвещеннее», и в этом, - ее ценность и значение (Корбюзье, 1976).
Но только постановкой тезиса «разумного» значения власти Просвещение, по существу, лишало монархический принцип правления его сакрализованной, божественной основы. Вера в справедливость и значение короля была основана на вере в Бога, отражением которой и являлась непосредственно сама система королевской власти. Монархическая власть, - всегда, по своему определению, власть одного, и смысл ее в том, что бы
суметь убедить общество, что этот один, - лучший. Но ведь и лучшим он был не всегда... По существу, сакральные основы власти не являют собой сферу, легитимную рассудку и практическому разуму, скорее даже напротив. И, даже, сколь бы ни был, в сущности, разумен сам монарх, но принцип управления не был рационален, и, с этих позиций, можно было найти более рациональную, разумную систему управления.
В подобном случае, вполне закономерно возникал вопрос, - почему власть короля разумнее, умнее? Просто потому, что она, - власть? Но кто ей обеспечил это знание, и есть ли оно у нее на самом деле? Если его нет, то кто ей предоставил право называться властью? Если она есть, как власть, то от кого? Если власть возможно полагать, определить, как просвещенную, то ей необходимо подчиниться. А вот если нет, - то уже зреют, созревают постепенно зерна, предпосылки революции. Власть, будучи не просвещенной, не умеет и не может, просто не способна управлять. То есть, - если просто она не рациональна в плане управления. И, в данном случае, сакральное божественное право и природа власти явно приносимы в жертву принципу рациональности и просвещенности правления. По сути, происходит замещение Божественного права власти на правление по праву собственно ее рациональному, разумному достоинству.
Идея «просвещенного абсолютизма» представляется попыткой и стремлением верховной власти к адаптации в условиях развития и роста буржуазного рационального сознания. В данном случае, ей было важно и необходимо оправдать свое существование наличием разумности и просвещенности. Но, предоставляя передышку и отсрочку, эта ситуация лишала власть сакральности идеи самого правления, в то время, как рациональность населения продолжала постоянно, неуклонно возрастать.
В итоге становилось очевидным, что такой подход и взгляд на власть в один момент когда - либо поставит ее за предел рационального начала. И она, когда-либо, покажется или окажется не полностью «разумной» или «просвещенной», как не соответствующей функции и назначению, что, вполне естественно, поставит, в свою очередь, вопрос о смене власти.
И, причем, не только о замене данного конкретного правителя, монарха, но и так же всей самой системы, или способа правления, организации, поскольку институт божественного права оказался не приемлем с точки зрения понимания рационально-буржуазного сознания и рассудка. По существу, эпоха Просвещения подложила мину, некое устройство исторически-замедленного действия, под институт монархии, который, с ходом времени, закономерно сдетонировал, взорвав, в виде цепной реакции, все монархическое здание Европы.
Проанализировав архитектуру Классицизма,
соответственно, весьма понятно, что сама культура Классицизма открывала явно меньшие возможности для проявления свободы поиска, полета и фантазии научной мысли. По определению, она мало вариативна по сравнению с Барокко и стремится к упорядочению научной мысли в лоне социального пространства, - то есть, с точки зрения социума и с позиции других лиц и исследователей. Можно даже говорить, что она более конформна в этом смысле, плане. При этом, общая формализация принципиально не способствует началу поиска и проявления оригинальных и новаторских идей, поскольку ограничивает, даже просто нивелирует влияние эмоционального начала.
ЛИТЕРАТУРА
Бутов А.Ю. 2017. Наука и проблема человека в логике развития культуры Западной Европы (Часть 1). - Гуманитарное пространство. Международный альманах. 1(2): 120-130. Вёльфин Г. 2004. Ренессанс и барокко. Пер. с нем. Е.Г. Лундберга. СПб.:
«Азбука-классика». 286, [1] с. Коменский Я.А. 1955. Избранные педагогические сочинения М.: Учпедгиз. 655 с.
Корбюзье Ле. 1976. Модулор. MOD 1. MOD 2: Опыт соразмерной масштабу человека гармоничной системы мер, применимой как в архитектуре, так и в механике. Стройиздат. 240 с. Лазарев М.А. 2014. Языковая картина мира: анализ теоретических подходов. - Гуманитарное пространство. Международный альманах. 3(3): 465-475.
Лазарев М.А., Подвойский В.П., Ласкин А.А. 2015. Истоки античной культуры образования. - Педагогика искусства. № 1: 1-12 - URL: http://www.art-education.ru/sites/default/files/journal_pdf/lazarev_laskin_podvoycky.pdf
[15.02.2015]
Лосев А.Ф. 1978. Эстетика Возрождения. М.: Мысль. 623 с. Обломиевский, Д.Д. 1968. Французский классицизм. Очерки. Москва: Наука. 374 c.
Подвойский В.П., Бутов А.Ю., Оленев С.М, Лазарев М.А. 2012. Коэволюция как инновационная идея в системе психолого-педагогических наук. -Гуманитарное пространство. Международный альманах. 1(1): 163-174. Фельдштейн Д.И. 1996. Психология развивающейся личности : избранные психологические труды. М.; Воронеж: Институт практической психологии; НПО «Модек». 512 с. - (Психологи отечества: избранные психологические труды: в 70 т. Гл. ред. Д.И. Фельдштейн). Фельдштейн Д. И. 1989. Психология развития личности в онтогенезе. М.:
Педагогика, 1989. 206 с. Фельдштейн Д.И. 2005. Психология развития человека как личности : избранные труды : в 2 т. М.; Воронеж: МПСИ; МОДЭК. 566 + 455 с.
Получена/Received: 03.02.2017 Принята/Accepted: 16.01.2018
