CC BY
91
6. Дебец Г. Ф. Итоги и задачи доисторической археологии в Западном Забайкалье // Жизнь Бурятии. - Верхнеудинск, 1926.
7. Дебец Г.Ф. Палеоантропология СССР. - ТИЭ. Нов. сер. - М-Л.: Изд-во АН СССР, 1948. - Т. IV. - 392 с.
8. Окладников А.П. Археологические исследования в Бурят-Монголии // История и культура Бурятии. - Улан-Удэ: Бурят. кн. изд-во, 1976. - С. 315-329.
9. Окладников А.П., Запорожская В.Д. Петроглифы Забайкалья. - Л.: Наука, 1969. - Ч. 1. - 220 с.
10. Окладников А.П., Запорожская В.Д. Петроглифы Забайкалья. - Л.: Наука, 1970. - Ч. 2. - 264 с.
11. Потанин Г.Н. Очерки Северо-Западной Монголии. - СПб.: Типография Киршбаума, 1881. - Т. II. - 272 с.
12. Савинов Д.Г. Оленные камни в культуре кочевников Евразии. - СПб.: Изд-во С.-Петербург. ун-та, 1994. - 208 с.
13. Сосновский Г.П. Плиточные могилы Забайкалья // ТОИПК ГЭ. - 1941. - Т. I. - С. 273-309.
14. Талько-Грынцевич Ю.Д. Материалы к палеоэтнологии Забайкалья // Протокол № 8 ТКО ПО РГО за 1896 год. - М.: Тов-во типографии А.И. Мамонтова, 1896. - С. 14-31.
15. Тиваненко А.В. Древнее наскальное искусство Бурятии. - Новосибирск: Наука, 1990. - 208 с.
16. Тиваненко А.В. Древние святилища Восточной Сибири в эпоху раннего средневековья. - Новосибирск: Наука, 1994. - 150 с.
17. Тугутов Р.Ф. Наскальные изображения в Кяхтинском аймаке // Записки БМ НИИК. - Улан-Удэ: Бурят-Монг. гос. изд-во, 1951. - Вып. XII. - С. 109-114.
18. Хамзина Е.А. Археологические памятники Бурятии. - Новосибирск: Наука, 1982. - 153 с.
19. Худяков Ю.С. Херексуры и оленные камни // Археология, этнография и антропология Монголии. - Новосибирск: Наука, 1987. - С. 136-162.
20. Цыбиктаров А.Д. Исследования на юге Бурятии // АО 1983 г. - М.: Наука, 1985. - С. 248-249.
21. Цыбиктаров А.Д. Работы Кяхтинского краеведческого музея // АО 1986 г. - М.: Наука, 1988. - С. 251-252.
22. Цыбиктаров А.Д. О датировке херексуров в Южной Бурятии, Северной и Центральной Монголии // Хронология и культурная принадлежность памятников каменного и бронзового веков Южной Сибири. - Барнаул: Изд-во ИИФиФ и АГУ, 1988. - С. 130-132.
23. Цыбиктаров А. Д., Кузнецов Д.В. Открытие курганов монгун-тайгинского типа на юге Бурятии // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий: материалы год. юбилейной сессии ИАЭ СО РАН. -Новосибирск: Изд-во ИАЭ СО РАН, 2000. - Т. VI. - С. 429-434.
24. Цыбиктаров В.А. О культурной принадлежности и датировке писаниц «кяхтинской» группы Юго-Западного Забайкалья // Человек, среда, время. - Чита: Изд-во ЗабГПУ, 2003. - С. 158-163.
Цыбиктаров Александр Дондопович, доктор исторических наук, профессор кафедры всеобщей и отечественной истории, Бурятский государственный университет, e-mail: kafedra-vist@bsu.ru
Tsybiktarov Alexander Dondopovich, doctor of historical sciences, professor, department of world and homeland history, Buryat State University, e-mail: kafedra-vist@bsu.ru
УДК 930.1 (517.3)
© О.Н. Полянская
Научные направления в российском монголоведении (начало ХХ века)
Статья посвящена одному из периодов развития российской научной школы монголоведения. Начало XX в. в монголистике было ознаменовано становлением нового лингвистического направления, известными представителями которого в России были В.Л. Котвич, А.Д. Руднев, Б.Я. Владимирцов. Одновременно продолжало развиваться и традиционное монголоведение, в основном представленное практическим направлением во главе с А.М. Позднеевым, который организовал работу Практической восточной академии при Императорском обществе востоковедов; это направление критиковалось со стороны лингвистов.
Ключевые слова: научная школа монголоведения в России, монголоведение в России в начале XX века, Санкт-Петербургский университет, Русский комитет для изучения Средней и Восточной Азии, Общество востоковедения, Восточный институт во Владивостоке.
O.N. Polyanskaya
The scientific trends of the Russian school of the Mongolian Studies (beginning of the XXth century)
The article is devoted to one of the periods in development of the Russian scientific school of the Mongolian Studies. The beginning of the XXth century was marked by the development of a new linguistic trend, which was represented by V. Kotvich, B. Vladimircov, A. Rudnev. At the same time the traditional Mongolian studies went on developing, especially the practical trend represented by A. M.Pozdneev who organized the work of the Oriental Practical Academy of the Imperial Oriental society. This trend was criticized by linguists.
Keywords: the scientific school of the Mongolian Studies in Russia, the Mongolian Studies in Russia at the beginning of the XXth century, Saint Petersburg University, the Russian Committee for research of the Middle and Eastern Asia, the Imperial Oriental society, Oriental Institute in Vladivostok.
Санкт-Петербург - всемирно признанный центр востоковедения. Российская научная школа востоковедения должное развитие получила именно здесь, беря свои истоки еще с петровских времен, когда первые посольства Российского государства привозили «пробные» сведения, фрагменты материальной и духовной культуры далеких, совершенно неизвестных стран Востока. Все это было призвано систематизировать и сохранить для потомков, в чем значимую роль сыграла Кунскамера, а позже и Азиатский музей (1818) и различные научные общества, получившие свой старт во второй половине XIX в. при которых, как правило, работали музеи. Значительно усилил свои позиции Санкт-Петербург как востоковедный центр в середине XIX в., когда в Санкт-Петербургский университет ввиду разных причин был переведен восточный разряд Казанского университета. В Казани значимых успехов достигло университетское востоковедение и монголоведение в том числе. В России в первой половине XIX в. действовали два практически равнозначных по значимости востоковедных центра: Санкт-Петербург, где в большей степени развито было академическое монголоведение и Казань - университетское, а с середины XIX в. в Санкт-Петербурге развивается и академическое и университетское востоковедение, которые имели и взлеты, и падения. Востоковедение, как никакая другая наука, напрямую и полностью зависело от государственной политики России, что определяло приоритет того или другого востоковедного направления. Рубеж XIX-XX вв. был обусловлен дальневосточной политикой России, в связи с чем новый импульс развития получили монголоведение, синология, корееведение и японистика. Практически все эти дисциплины были широко представлены в новом учебном заведении на Дальнем Востоке России - Восточном институте во Владивостоке (1899), директором которого стал блестящий ученый с мировым именем, монголовед Алексей Матвеевич Позднеев (1851-1920), оставив кафедру монгольско-калмыцкой словесности в Санкт-Петербургском университете. И на некоторое время Владивосток становится центром монголоведения, а Петербург в этом смысле переживает кризис. Молодое поколение монголистов еще не сформировалось: старший из этого поколения Владислав Людвигович Кот-вич (1872-1944) был еще студентом восточного факультета Санкт-Петербургского университета, а два других - Андрей Дмитриевич Руднев (1878-1958) и Борис Яковлевич Владимирцов
(1884-1931), которые станут его учениками и соратниками, были еще совсем молоды. Тем не менее начало XX в., несмотря на все трудности, это очередной значимый этап в российском научном монголоведении, ознаменовавший появлением фундаментальных трудов В. Л. Котвича,
A.Д. Руднева, Б.Я. Владимирцова; они не только преподавали монгольский язык, историю, литературу монгольских народов студентам восточного факультета Санкт-Петербургского университета, но и были активными сотрудниками различных научных обществ, где было представлено востоковедное направление. Особое место в их биографиях занимает Русский комитет по изучению Средней и Восточной Азии (1903) под непосредственным руководством академика
B.В. Радлова. Комитет осуществлял взаимосвязь ученых-востоковедов различных научных учреждений и государственных ведомств, связанных с Востоком. Благодаря тесному сотрудничеству монголоведов В. Котвича, А. Руднева, Б. Влади-мирцова стало возможным осуществление многих исследовательских проектов, научных командировок в Монголию, калмыцкие и бурятские кочевья, принесших богатейшие коллекции рукописей, собрание фольклорного наследия монгольских народов. Ими к исследовательской работе были привлечены представители национальной интеллигенции, в дальнейшем ставшие известными учеными: Цыбен Жамсарано, Базар Барадийн, Ноха Очиров.
В. Котвич, А. Руднев, Б. Владимирцов относили себя к совершенно новому направлению монголоведения - лингвистическому, которое начало развиваться в начале XX в. «независимо от русской науки, где до той поры монголоведение главным образом и развивалось», и связано оно с именем финляндского ученого G.J. Ramstedta [2, с. 306]. Это направление - чисто лингвистическое, только с некоторым уклоном в область фольклора. Монголоведы-лингвисты представляли так называемое диалектологическое направление, главной задачей которого было исследование современных живых говоров, обыденного, «небрежного языка, точное знакомство с которым было его высшим стремлением, осуждавшего несколько возвышенный, как бы «идеальный язык», считая его чем-то искусственным» [2, с. 307]. Лингвисты-монголисты являлись при этом историками-компаративистами, что было свойственно духу научной мысли второй половины XIX в. «Монголисты новой школы», - так они еще себя называли, - не то, что бы «не интересовались, а были настроены не
интересоваться филологией, лингвистической палеонтологией, общей теорией языка, вопросами взаимодействия монгольского и других языков, раз это выходило за границы вопросов обоснования родства между членами алтайской семьи языков или даже монгольских говоров» [2, с. 307]. И противопоставляли себя предыдущим поколениям российских монголоведов, особенно А.М. Позднееву, который, по мнению Б.Я. Владимрцова, занялся изучением Монголии «во внутрь», и поэтому его период деятельности характеризуется «разрывом связей со смежными областями знания, которые, хотя и слабо, но все-таки были завязаны раньше с тибетоведением, туркологией». «Монголия как-то поворачивается своим новым маньчжурским чиновничьим ликом, - пишет Б.Я. Владимирцов, - на котором ничего нельзя прочесть другого, ничего о пережитом в ином состоянии, в иное время. И «буддийский лик позднеевской Монголии оказался каким-то захолустным и обособленным» от всего другого буддийского мира. В общем надо признать, что этот период монголоведения, несмотря на некоторые положительные приобретения, которые им были сделаны, «можно охарактеризовать, по мнению Б.Я. Владимирцова, как период известного регресса этой ветви знания, оказывающего свое роковое влияние и по сие время. Разрыв с тибетоведением ... особенно дорого обошелся монголоведению» [2, с. 306]. И вот эта так называемая лингвистическая незаинтересованность А. М. Позднеева способствовала тому, что монголисты стояли в стороне от важнейших событий востоковедной науки, одно из которых - расшифровка орхонских надписей. И снова, подчеркивая значимость лингвистического направления, Б.Я. Владимирцов говорил о достижениях «в противоположность позднеевскому периоду, что новое монголоведение сделало чрезвычайно много»: за короткий срок собрало громадный материал и, если не для других, то для себя, для своих адептов, изучило большинство монгольских наречий, прочно обосновало родство монгольского языка с турецким и отчасти с маньчжуро-тунгузскими наречиями...» [2, с. 307]. Монголисты-лингвисты должны были теперь заявить, что они знают монгольские наречия, старые и новые, знают в общих чертах историю монгольского языка, что в их распоряжении находятся письменные памятники, восходящие к эпохе начала «исторических монголов» и почти непрерывной нитью тянущиеся до наших дней. Несомненно, это бесспорный факт, однако, зачем противопоставлять «новое монголоведение» и предыдущие этапы
развития научной школы монголоведения. Ведь все эти знания монголистами древних памятников стало возможным благодаря продолжительным, блестящим научным изысканиям основоположников научного монголоведения: И. Я. Шмидта и О.М. Ковалевского, А.В. Попова, Д. Банзарова, К.Ф. Голстунского и, конечно, А.М. Позднеева, совершивших неоднократные научные командировки в кочевья монгольских племен. И благодаря тому, что предшественниками В. Котвича, А. Руднева и Б. Владимирцова были собраны богатейшие коллекции рукописей на монгольском, тибетском, санскрите, стало развиваться новое лингвистическое направление. Б.Я. Владимирцов в своей критике ссылается на рецензию востоковеда-индолога И.П. Минаева (1840-1890) на книгу А. Позднеева «Очерки быта буддийских монастырей и буддийского духовенства в Монголии в связи с отношениями сего последнего к народу» (СПб., 1887) [6], где рецензент находит один недостаток - незнание автором тибетского языка, отсюда некоторое неправильное понимание доктрин буддизма. В.П. Васильев (1818-1900) - востоковед, академик, который прожил в Китае в течение десяти лет (1840-1850), изучал философию буддизма, называл работу А.М. Позднеева «Очерки буддийских монастырей.» превосходной, восхищался скрупулезностью автора и новизной материала, который представлял собой «новый вклад в науку», изложенный «с такой картинностью», как не смог сделать бы никто другой, как это осуществил А.М. Позднеев [1]. Обвинять российское научное монголоведение в изолированности от других отраслей востоковедной науки не совсем правильно. Тем более что А.М. Позднеев пропагандировал практическое монголоведение, которое было призвано, кроме всего, изучать современную его поколению страну. С его точки зрения главное - практические знания, т.е. с помощью языка добывать достоверные сведения о монгольских народах, сделать центрально-азиатский регион более понятным и открытым для большинства, для проведения грамотной государственной политики. И называть лингвистов-монголистов XX в. как «новая школа» не совсем верно, правильно то, что это одно из направлений в научном монголоведении, основанное на предыдущих достижениях, одновременно с которым продолжало развиваться и практическое монголоведение под эгидой А.М. Позднеева. Ученый после возвращения из Владивостока, где был директором Восточного института, убедил правительство в создании центра «практического востоковедения» и в Санкт-
Петербурге, а не только во Владивостоке, где Восточный институт готовил «востоковедов-практиков», хорошо владеющих языками и вопросами, связанными с современным состоянием восточных государств. В 1909 г. по его инициативе при Императорском обществе востоковедения (1900) была создана Практическая восточная академия, чтобы готовить кадры для службы «на восточных окраинах и сопредельных с ними странах». В учебную программу Академии наряду с китайским, японским, монгольским, персидским и тюркским языками были включены исторические, политические и экономические дисциплины [9]. А.М. Позднеев был и автором учебных программ для Академии и пособий по монгольскому языку, а также преподавателем для ее слушателей. Читал лекции по политической ситуации в Монголии начала XX в. дипломат и востоковед Н.Я. Коростовец
[9].
Новым поколением монголоведов XX в. (В. Котвичем, А. Рудневым, Б. Владимирцовым) было сделано много, и они обратили внимание на то, что монгольский язык «необычайно архаичный и богатый и в то же время благодаря различным историко-социальным условиям необычайно легкий для проникновения в него разных иноязычных элементов» [2, с. 308]. Лингвистическому направлению в российском монголоведении дает старт В.Л. Котвич, исследования в области сравнительно-исторической алтаистики были начаты им еще в 1902 г. при подготовке лекций по грамматике монгольского языка. В дальнейшем он продолжил эти исследования и создал полную картину сходства и различия основных групп языков алтайской семьи: тюркской, монгольской и тунгусо-маньчжурской и показал общий ход их развития, говоря о степени их взаимного проникновения [8]. Владислав Котвич, хотя и изучал монгольский язык у А. М. Позднеева, однако своим учителем считал О.М. Ковалевского (1801-1878), придававшего большое значение изучению эволюции языка [8]. Вслед за В. Котвичем продолжили развивать лингвистическое направление в монголоведении его ученики А.Д. Руднев и Б.Я. Владимирцов. На А. Д. Руднева значительное влияние оказали труды и личное знакомство с такими учеными, как финн Г. Рамстедт, В. Радлов, К. Залеман, С. Ольденбург. А. Руднев восхищался работами Г. Рамстедта и пропагандировал его научные идеи, сделал первые шаги на пути изучения разговорного монгольского языка со студентами восточного факультета Санкт-Петербургского университета. Одной из его первых научных работ ста-
ли «Материалы для грамматики монгольского разговорного языка» (1902). В 1905 г. А.Д. Руднев издал «Лекции по грамматике монгольского письменного языка, читанные в 1903-1904 академическом году», где отмечал, что «невозможно составить грамматику монгольского языка, вполне удовлетворяющую современным научным требованиям, ввиду неизученности диалектов живого языка» [11 , с. III.]. Много времени он уделял экспедиционной работе: и к калмыкам Астраханской губернии, и бурятам Забайкалья, и в Монголию. Результатами его научных командировок стали фундаментальные работы: «Материалы по говорам Восточной Монголии» (1911), «Хори-бурятский говор (опыт исследования, тексты, перевод и примечания)» в трех выпусках (1913-1914), совместно с Ц. Жамцара-но подготовил работу «Образцы монгольской народной литературы» (Вып. 1. 1908) и другие, собрал коллекцию рукописей на монгольском языке, записал фольклорный материал монгольских народов. А. Руднев и Ц. Жамсарано были активными сотрудниками Русского комитета для изучения Средней и Восточной Азии (1903), который брал на себя организации экспедиций на Восток, в том числе и в Монголию [9].
После Октябрьской революции А.Д. Руднев вынужден был уехать в Финляндию. Однако условий для плодотворной работы там не было: в стране, где с обретением независимости закрылись кафедры русского языка, обосновать важность изучения монгольского, тюркского было трудно. А. Рудневу, как и многим другим эмигрантам, пришлось зарабатывать на жизнь другим способом: занятиями музыкой. В эмиграции ученый не опубликовал фактически ни одной работы по монголистике, одна из причин его «молчания» - ярко выраженные антирусские настроения, царившие в среде финских ученых, а также то, что ему пришлось оставить в Санкт-Петербурге все свои материалы [13].
Приведенные выше выдержки из работ Б.Я. Владимирцова о лингвистическом направлении в монголоведении и о предыдущих исследованиях монгольского языка позволяют сказать о том, что он своими работами вывел монголистику на широкий исследовательский простор, тогда как прежде монголоведы редко выходили за рамки изучения самих монгольских языков. Этому предшествовала кропотливая, планомерна экспедиционная работа: в 1907 г. еще студентом был направлен к калмыкам Астраханской губернии, в 1908 г. - в Западную Монголию -изучать дэрбэтов, в 1911 г. - к баитам. Все эти экспедиции начинающий исследователь осуще-
ствлял под руководством своих наставников В. Л. Котвича и А. Д. Руднева, которые в качестве членов Русского комитета по изучению Средней и Восточной Азии способствовали организации командировок для изучения языка монгольских народов [9]. Собранный в экспедициях материал лег в основу ряда лингвистических работ ученого [2, 3, 4]. В 1920-е годы Б.Я. Владимирцов был дважды командирован в Монголию: в 1925 г. он обследовал районы Кэнтея и верхнего Керулена, а в 1926 г. посетил Улан-Батор, а также Пекин [12, с. 189] с целью этнолого-лингвистических исследований, по итогам этих командировок он написал подробный отчет [5].
В. Л. Котвич, и А. Д. Руднев, и Б.Я. Влади-мирцов - ученые широкого исследовательского диапазона: история, язык, литература, письменные памятники, этнография. Это предметы их исследований и не только монгольских народов, что требовало историко-сравнительное изучение языка. Вопросы взаимных языковых отношений, заимствований одного языка из другого интересны не только с одной лингвистической точки зрения. «Изучая заимствования, мы изучаем передвижения идей и вещей», отмечал Б. Влади-мирцов. То есть через призму эволюции языка познаются прошлые этапы истории народов.
Литература
1. Васильев В.П., Позднеев А.М. Очерки быта буддийских монастырей и буддийского духовенства в Монголии в связи с отношениями сего последнего к народу. - СПб., 1887 // Журнал Министерства народного просвещения. - 1888. - Ч. CCLVII. - С. 417-434.
2. Владимирцов Б.Я. Об отношении монгольского языка к индо-европейским языкам Средней Азии // Записки коллегии востоковедов при Азиатском музее Российской Академии наук. - Л: Госиздат, 1925. - Т. I. - С. 305-341.
3. Владимирцов Б.Я. О двух смешанных языках Западной Монголии // Яфетический сборник. - Пг., 1923. - Вып. II.
4. Владимирцов Б. Я. Сравнительная грамматика монгольского письменного языка и халхаского наречия. Введение и фонетика. - Л.: Изд-во Ленингр. Восточного ин-та им. А.С. Енукидзе, 1929.
5. Владимирцов Б.Я. Этнолого-лингвистические исследования в Урге, Ургинском и Кентейском районах // Северная Монголия. Предварительные отчеты лингвистической и археологической экспедиций о работах, произведенных в 1925 году. - Л.: Изд-во АН СССР, 1927. - Вып. II.
6. Минаев И.П. Апология ламства // Журнал Министерства народного просвещения. - 1888. - Ч. CCLVII. - С. 434-448.
7. Полянская О.Н. Монголоведение в университетах России в XIX - начале XX в. Восточный институт во Владивостоке // Гуманитарный вектор. - 2011. - № 3 (27). - С. 48-52.
8. Полянская О.Н. Монголоведные исследования В.Л. Котвича (1872-1944). К 140-летию со дня рождения // Вестник Бурятского госуниверситета. - 2012. - Вып. 7. История. - С. 108-114.
9. Полянская О.Н. Монголоведные направления в исследованиях Русского комитета для изучения Средней и Восточной Азии // Вестник Бурятского госуниверситета. - 2013. - Вып. 7. История. - С. 123-130.
10. Полянская О.Н. Поездка В. Л. Котвича в Монголию в 1912 г. По материалам Польской академии наук // Буддийская культура: история, источниковедение, языкознание и искусство: Пятые Доржиевские чтения. - СПб.: Гиперион, 2013. -С. 334-338.
11. Руднев А.Д. Лекции по грамматике монгольского письменного языка, читанные в 1903-1904 академическом году. -СПб., 1905.
12. Улымжиев Д. Б. Монголоведение в России во второй половине XIX - начале XX в.: Петербургская школа монголоведов. - Улан-Удэ: Изд-во Бурят. гос. ун-та, 1997.
13. Янхунен Ю. Г.Й. Рамстедт и А.Д. Руднев - основатели современной монголистики // Петербург - окно на Восток, 1809-1914 гг.: программа и тезисы XII российско-финляндских гуманитарных чтений (Санкт-Петербург, 24-25 октября 2002 г.). - Хельсинки: Ин-т России и Восточной Европы, 2002.
Полянская Оксана Николаевна - кандидат исторических наук, доцент Бурятского государственного университета, e-mail: PolGrab@mail.ru
Polyanskaya Oksana Nikolaevna - candidate of historical sciences, associate professor, Buryat State University, e-mail: PolGrab@mail.ru
УДК 323 (571.5)
© Г. С. Митыпова
Сведения об участниках Первой мировой войны в региональных архивах
Статья посвящена предварительным научным изысканиям в региональных архивах на предмет увековечивания памяти участников и героев Первой мировой войны, о возможности выявления персональных данных, дислокации войсковых соединений в регионе, деятельности буддийских иерархов в годы Первой мировой войны.
Ключевые слова: память, участники и герои войны, фронт, ратники, лазарет, общество, эмчи - ламы, буддийские иерархи, реквизиция, тыловые работы, награды.
