Научная статья на тему 'Научные идеи Б. Н. Головина и лингвистика XXI века'

Научные идеи Б. Н. Головина и лингвистика XXI века Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
1806
179
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ОБЪЕКТ ЛИНГВИСТИКИ / «МАГИЯ ТЕРМИНА» / НАУЧНАЯ ТОЛЕРАНТНОСТЬ / «MAGIC OF TERM» / OBJECT OF LINGUISTICS / SCIENTIFIC TOLERANCE

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Лаврова Наталия Николаевна, Рылов Станислав Александрович

Многие научные идеи Б.Н. Головина являются актуальными для лингвистики XXI века: разграничение языка, речи и текста, влияние термина на осознание сущности языкового явления, взаимодействие различных научных школ и направлений.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

B.N. GOLOVIN'S SCIENTIFIC IDEAS AND LINGUISTICS IN THE 21st CENTURY

Many of B.N. Golovin's scientific ideas are relevant in the 21st century: distinction between language, speech and text, influence of terms on the interpretation of linguistic phenomena, interaction of different schools and areas of research.

Текст научной работы на тему «Научные идеи Б. Н. Головина и лингвистика XXI века»

Филология

Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2011, № 6 (2), с. 363-367

УДК 81-11.181.1

НАУЧНЫЕ ИДЕИ Б.Н. ГОЛОВИНА И ЛИНГВИСТИКА XXI ВЕКА © 2011 г. Н.Н. Лаврова, С.А. Рылов

Нижегородский госуниверситет им. Н.И. Лобачевского

sovrusyaz_nngu @ mail.ru

Поступила в редакцию 25.02.2011

Многие научные идеи Б.Н. Головина являются актуальными для лингвистики XXI века: разграничение языка, речи и текста, влияние термина на осознание сущности языкового явления, взаимодействие различных научных школ и направлений.

Ключевые слова: объект лингвистики, «магия термина», научная толерантность.

Профессор Б.Н. Головин, ученик академика В.В. Виноградова, оставил богатое научное наследие, и многие его идеи не утратили своей актуальности в XXI веке. Прежде всего, Б.Н. Головин предвидел взаимодействие лингвистики с другими науками. Осознавая необходимость и неизбежность этого процесса, учёный предостерегал о возможной утрате главного объекта собственно лингвистического исследования, каковым является язык. Так, в своей последней статье («Лингвистика текста» или «лингвистика речи»?) Б.Н. Головин писал о неправомерности рассматривать текст в качестве компонента языка - одного из уровней языковой системы, потому что указанный подход означает «полную потерю теоретических представлений о границах языка как особой системы общения» [1, с. 7]. Настаивая на том, что «не текст является единицей языка самого высшего его уровня, а единицы языка участвуют в построении текста, учёный дал своего рода формулу: текст = речь + её внеязыковое содержание. Соответственно задача «изучать единицы языка в конкретных текстах не может и не должна подменяться задачей изучения текстов как единиц языка» [1, с. 8].

Показательно, что в лингвистических словарях, изданных в нашем веке, «лингвистика текста» определяется как наука, формирующая «новые онтологические основания для анализа взаимоотношения языка и речи», позволяющая «наблюдать данную связь опосредованно, через текст» [2, с. 191]. Таким образом, активно развивавшееся во второй половине прошлого века направление исследований - лингвистика текста - входит в своё исконное русло: изучение речевой трансформации языковых категорий (модальности, темпоральности, персональности и др.).

Актуальными остаются исследования Б.Н. Головина в области терминологии. Он убедительно показал, что термин может воздействовать на наше сознание, и образно назвал это «магией термина». Суть в том, что в термине на первый план выдвигается его соотнесённость с понятием, а не с реальным объектом познания, вследствие чего нередким становится искажённое описание этого объекта: «Возникает даже иллюзия того, что можно изучать <.. .> научные логические абстракции, минуя действительность <...>. Появляются многочисленные «конструкты», выводимые из других «конструктов». Начинается коловращение идей в отрыве от мира вещей и предметов, подлежащих изучению» [3, с. 8-9]. В какой-то степени процитированное высказывание объясняет ту непростую ситуацию с изучением концептов, которая сложилась в настоящее время: концепт стал восприниматься как «ментальный артефакт», он «рукотворен и функционален, создан усилиями лингвоко-гнитологов для описания и упорядочения» некой «духовной реальности» [4, с. 50].

«Магия терминов», обозначающих в первую очередь раздел науки и лишь затем - объект научного исследования, не преодолена и поныне. Не случайно в «Толковом словаре русского языка» С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой, переизданном в 2005 году, «морфология» даётся с пометой спец., но приоритетным оказывается значение «раздел грамматики - наука о частях речи, об их категориях и формах слова». Точно так же представлены значения термина «синтаксис»: 1) «наука о законах соединения слов и о строении предложений», 2) «система языковых категорий, относящихся к соединениям слов и строению предложений». А в «Полном словаре лингвистических терминов» термины «морфология» и «синтаксис» стали моно-

семантами, обозначающими исключительно разделы грамматики Морфология - «учение о грамматической стороне слова: его грамматическом значении, формообразовании и системах грамматических форм». Любопытно продолжение: «Единицей М. является слово, предметом изучения - грамматические характеристики слова» [5, с. 219]. Получается, что слово - это «единица учения о грамматической стороне слова». По аналогичной схеме строится словарная статья о синтаксисе - исключительно как об «учении о соединении слов в связной речи» [5, с. 413]. Дефиниции, сходные с вышеприведёнными, сохраняются во многих школьных и вузовских учебниках по русскому языку, формируя у читателей ложное представление о том, что «объект лингвистической науки конструируется самой наукой» [6, с. 10], что язык при желании можно упростить так же, как орфографию и пунктуацию (например, почему бы не отменить склонение количественных числительных?).

Стремление разграничить явления самого языка и соответствующие разделы науки о языке побудили Б.Н. Головина ввести новые термины - стилелогия (наука о стилях) и терминоведение (в отличие от «терминологии», обозначающей совокупность терминов). Второй термин вошёл в научный обиход. Так, в энциклопедии «Русский язык» указывается, что термины являются «объектом самостоятельной лингвистической дисциплины - терминоведения» [7, с. 557].

Особое внимание Б.Н. Головин уделял производным терминам как словам, значение которых мотивировано производящей основой. Такие термины должны фиксировать существенный признак обозначаемой языковой реалии. В связи с этим не вполне удачными являются термины «качественные» и «относительные» прилагательные: «они иногда заставляют думать, что различие качественности-относительности произведено наукой «по ошибке»: качественность присуща всем именам прилагательным <...> В сущности же, термин «качественное» указывает скорее на «количественность» соответствующего признака, на способность этого признака изменяться по количеству, по степени обнаружения в том или ином предмете. Термин «относительность» указывает на «неко-личественность» соответствующего признака» [8, с. 120-121]. К сожалению, важное замечание учёного, касающееся мотивированности термина, в частности негативного влияния ложной мотивации на познавательный процесс, осталось без внимания. В учебных пособиях и спра-

вочных изданиях по русскому языку по-прежнему главной особенностью относительных прилагательных считается то, что они обозначают признаки предмета «через отношение к другому предмету (дверной, стеклянный, весенний), процессу (плавательный. надувной, лечебный) или признаку (прежний, вчерашний)» [7, с. 377]. В новейшем (2010 г.) «Полном словаре лингвистических терминов» сохраняется привычное нарушение классификационного принципа релевантности: качественные прилагательные выделяются на одном основании (они «обозначают признаки, которые способны проявляться в разной степени»), относительные прилагательные - на основе производности их основы, «непрямого» обозначения признака [5, с. 340]. Таким образом, традиционные дефиниции прилагательных, во-первых, несколько затемняют принципиальное отличие качественных прилагательных от относительных: обозначение признака, проявляющегося с разной интенсивностью или неизменного в своём проявлении. Во-вторых, дефиниции не обладают «объясняющей силой»: они не дают ответа на вопрос, почему возможно употребление относительных прилагательных в значении качественных («стеклянный сосуд - стеклянный взгляд равнодушных глаз»).

Нетрудно заметить, что качественные прилагательные, как и относительные, могут обозначать признак предмета через отношение к другому предмету, например: ленивый - «исполненный лени», лысый - «имеющий лысину», льстивый - «склонный к лести», завистливый -«испытывающий зависть», пыльный — «покрытый пылью» и т.д. Точно так же качественные прилагательные способны обозначать признак предмета через отношение к действию: задумчивый- «склонный задумываться», молчаливый - «склонный молчать»; ворчливый (ср «ворчать»). Прилагательные типа открытый, по происхождению являющиеся причастиями, первоначально тоже обозначали признаки, имеющие отношение к действию. Следовательно, различие качественных и относительных состоит в том, что в значении качественных прилагательных содержится сема ‘в той или иной мере склонный к... / имеющий, содержащий в себе /, обладающий тем, что обозначает производящая основа’. В значении относительных прилагательных заключены иные семы - ‘сделанный из того, что названо производящей основой‘ или ‘существующий в том месте, в то время, которое названо производящей основой‘ (городской, вечерний, здешний) и т.п. Переход относительных прилагательных в качествен-

ные (или развитие значения «качественности» у относительных прилагательных) становится возможным благодаря трансформации сем относительных прилагательных: вместо «сделанный из.» ^ «сходный с тем, что сделано из.». А сходство, как известно, проявляется в той или иной степени, поэтому в художественной речи относительные, развивая значение качественности, могут употребляться в форме компаратива: Его походка становилась деревяннее: Я не видел человека с более железной волей, чем Жуков.

Остаётся неполной, а потому неточной дефиниция термина «притяжательное» прилагательное: «Относительные П., указывающие, кому принадлежит предмет, к-рый они определяют, называются притяжательными» [7, с. 377]. Или: «Относительные П., обозначающие признак через его принадлежность человеку или животному, выделяются в частный разряд притяжательных П.: мамин, <...> соседский, медвежий» [5, с. 340]. Обратим внимание на то, что притяжательным, наравне с «мамин», «медвежий» именуется собственно относительное прилагательное «соседский». Такое смешение слов разных лексико-грамматических разрядов стало возможным потому, что в основе классификации лежит семантический признак и полностью игнорируются формально-грамматические показатели: наличие суффиксов у /ий или ов, ин - при нулевой флексии - у притяжательных прилагательных в начальной форме; соответственно не замечается различие в типах склонения (адъективное - у прилагательного «соседский», притяжательное - у «мамин», место-имённое - у «медвежий»). В результате стирается малозаметная граница между прилагательными типа рыбацкий — рыбачий, лошадиный — лошадкин и выделение притяжательных прилагательных как особой лексико-грамматической группы лишается основания. Неудивительно, что в приложении к журналу РЯШ - «Русский язык в школе и дома» - даётся следующая рекомендация учителям «о морфологическом анализе имени прилагательного»: «Многие притяжательные (выделено нами. — Н.Л., С.Р.) прилагательные в контексте способны выступать в значении относительных и качественных, например: прилагательное в словосочетаниях утиный клюв (принадлежащий утке) - притяжательное, утиный выводок (состоящий из уток) -относительное, так как обозначает признак отношения к составу, утиная походка (похожая на манеру передвижения утки) - качественное» [9, с. 1]. На каком основании «утиный» следует считать «притяжательным» прилагательным,

способным развивать иные значения, учителю остаётся только догадываться.

Если из-за неточной дефиниции не всегда разграничиваются фонетически несхожие термины, то тем больше вероятность отождествления терминов однокоренных. Б.Н. Головин в ряде своих работ отмечал, насколько нежелательна подмена термина «методика» термином «метод». Метод - это общее направление исследования, обусловленное целью, которую ставит перед собой учёный; методика - это система «повторяющихся более или менее стандартизованных приёмов собирания, обработки и обобщения фактов <...> Если метод - это путь, прокладываемый к истине, то методика - инструмент, нужный для прокладывания этого пути» [8, с.190]. В рамках одного метода исследования могут применяться разные методики, и наоборот: одна и та же система «приёмов» оказывается востребованной лингвистами, ставящими разные исследовательские цели. Например, Б.Н. Головин выделял стилистический метод, возникший в связи с необходимостью «познать природу и признаки стилей языка и стилей речи» [8, с. 195]. В рамках стилистического метода можно использовать исключительно традиционные методики (наблюдение, сопоставление), но целесообразно обратиться и к методике статистической, которая «опирается на идеи и обобщения теории вероятностей и математической статистики» [8, с. 203]. С помощью того варианта статистической методики, который был разработан Б.Н. Головиным, удалось описать стилевую дифференциацию грамматической структуры современного русского языка, а также выявить специфику функционирования простых предложений-высказываний в текстах берестяных грамот, в деловых, летописно-хроникальных, в повествовательнохудожественных текстах (в конечном счёте -охарактеризовать синтаксические изменения, происходившие в процессе формирования стилей с XII по XVII век). Статистическая методика была использована проф. М.Р. Львовым для определения тенденций развития речи учащихся и продолжает служить инструментом познания онтогенеза. Вместе с тем, вариант указанной методики становится востребованным и в исследованиях совсем иного направления - в лингвокриминалистике, при проведении судебной экспертизы, в частности «при постановке вопроса об авторе анонимного или псевдоним-ного текста», вопроса об атрибуции текста [10, с. 21]. Следовательно, разграничение терминов (и понятий) «метод» и «методика» является важным для реализации такого коммуникатив-

ного качества речи, как точность. Тем не менее, во многих кандидатских диссертациях последнего десятилетия первый термин вытесняет второй. Кроме того, непоследовательно употребляются терминологизированные словосочетания «предмет исследования» и «объект исследования» - роль терминологии в научном общении недооценивается.

Влияние терминов на осознание сущности языковых категорий обнаруживается в процессе вузовского преподавания синтаксиса. Так, с нашей точки зрения студентам необходимо видеть специфику односоставных предложений -словесных конструкций, отражающих особенности русского национального мышления. Это предложения, которые строятся вопреки логической формуле S+P и позволяют автору речи сосредоточить всё внимание либо на процессе-состоянии, либо на бытии предмета. На теоретическом уровне студенты, как кажется, воспринимают доказательства особого положения односоставных в синтаксической системе русского языка. Принимается комментарий природы безличных предложений (они дают ответ на извечный русский вопрос Кто виноват? — Никто, нет производителя действия), предложений инфинитивных, часто отражающих русский фатализм (примерами могут служить состоящие из цепочек инфинитивных предложений стихотворения А. Блока «Грешить бесстыдно...»,

О. Мандельштама «Твоим узким плечам под бичами краснеть...», С. Есенина). Понятен и сам производный термин «односоставное» предложение. Однако в ходе синтаксического анализа главный член так называемых «процессуальных» односоставных приходится обозначать термином «сказуемое», и сам термин побуждает студентов указывать на «пропуск» подлежащего, поскольку со школьной скамьи усвоено, что сказуемое - главный член предложения, зависящий от подлежащего. Главный член номинативного предложения приравнивается к подлежащему. В итоге специфика односоставных «размывается». Неэффективным оказывается употребление термина «главный член односоставного», поскольку длинный трехкомпонентный термин в устной речи учащихся сокращается до двухкомпонентного («главный член»), а «главным членом» является как подлежащее, так и сказуемое двусоставного предложения. Терминологическую многозначность удалось устранить благодаря введению термина «монопредикат», т.е. ‘единственный выразитель предикативного значения односоставного предложения’. «Магия терминов» сказуемое, подлежащее была преодолена.

В последний год своей жизни Б.Н. Головин работал над учебником по синтаксису. Некоторые сомнения были им высказаны в связи с введением в вузовское преподавание структурносемантической классификации сложноподчинённых предложений (СПП). Эта классификация противопоставлялась логико-грамматической как современная - архаичной. Позиция Б.Н. Головина, выступившего в защиту традиционной классификации, показалась некоторым его коллегам консервативной, старомодной. Но вот в 2010-м году со статьёй «В защиту традиционной классификации сложноподчинённых предложений» выступила В.В. Бабайцева -профессор, чей авторитет в научном мире не подвергается сомнению: «Преимущества традиционной классификации СПП и соответственно придаточных предложений доказываются историческим опытом преподавания синтаксиса сложного предложения, а также теоретическими и (особенно!) методическими достоинствами» [11, с. 30]. Стало ясно, что время подтвердило правоту автора пособия «Основы теории синтаксиса современного русского языка».

В.В. Бабайцева очень точно выявила главное в научной позиции Б.Н. Головина, процитировав его оценку двух классификаций СПП: «При внимательном и непредвзятом взгляде на традиционную и новую классификацию таких предложений оказывается, что первая не так плоха, чтобы от неё отказываться, а вторая - не так хороша, чтобы её принимать без оговорок, закрывая глаза на её недостатки» [там же]. Б.Н. Головину действительно был свойствен «внимательный и непредвзятый взгляд» на те научные теории, которые не были ему близки. В идеях своих научных противников он умел найти позитивное и по достоинству оценить его. В связи с этим есть основания предполагать, что, если бы судьба отмерила Б.Н. Головину ещё несколько лет жизни, он разработал бы новую классификацию СПП, объединив то лучшее, что есть в логико-грамматической и структурно-семантической классификациях. Действительно, традиционная классификация СПП базируется на признании изоморфизма тех атрибутивных, объектных, обстоятельственных отношений, которые складываются внутри словосочетания, простого предложения и СПП. Однако при этом игнорируются отношения восполнения, присущие синтаксически несвободным словосочетаниям. В отличие от традиционной, структурно-семантическая классификация СПП не только фиксирует наличие ком-плетивных отношений, но и закладывает их в основу выделения местоимённо-соотноситель-

ных СПП. Справедливо признать, что если при изучении морфологического уровня языка лингвисты противопоставляют местоимения, обладающие указательным типом значения, знаменательным словам с номинативным типом значения, то вполне обосновано отграничение местоимённо-соотносительных СПП от иных сложноподчинённых. Анализируя синтаксическую структуру предложений типа Я тот, кого никто не любит, мы не погрешим против истины, если охарактеризуем его как СПП с придаточным сказуемным, которое наполняет конкретным содержанием местоимение «тот» (сказуемое главной части СПП); соответственно между придаточной и главной частью есть отношения восполнения. Однако не будет искажения языковых фактов и в том случае, если рассматриваемую конструкцию назвать синтаксически несвободной, местоимённо-соотноси-тельной, с особым типом смысловых отношений (опять-таки «восполнения»). А далее формулировки могут быть разными: «фразовое наименование бытийного признака предмета («Я + никем не любимый»), «фразовое наименование сказуемого тот» и т.п. Главное - видеть специфику языковой единицы, которой является сложноподчинённое предложение во всех его разновидностях.

Принципиально отстаивая свою научную позицию, Б.Н. Головин всегда стремился увидеть рациональное зерно даже в тех лингвистических идеях, которые он подвергал критике. Это

уважительное отношение к чужому мнению, «научная толерантность», остаётся актуальной в наши дни.

Список литературы

1. Головин Б.Н. «Лингвистика текста» или «лингвистика речи»? // Термины в языке и речи. Межвуз. сб. Изд. ГГУ. Горький, 1984. С. 3-9.

2. Стилистический энциклопедический словарь русского языка / Под ред. М.Н. Кожиной. М.: Флинта: Наука, 2003. 696 с.

3. Головин Б.Н. Термин и слово // Термин и слово. Межвуз.сб. Изд. ГГУ. Горький, 1980. С. 3-12.

4. Воркачев С.Г. Счастье как лингвокультурный концепт. М.: Гнозис, 2004. 236 с.

5. Матвеева Т.В. Полный словарь лингвистических терминов. Ростов н/ Д : Феникс, 2010. 562 с.

6. Березин Ф.М., Головин Б.Н. Общее языкознание. М.: Просвещение, 1979. 416 с.

7. Русский язык. Энциклопедия / Под ред. Ю.Н. Караулова. М.: Большая Российская энциклопедия, 1997. 704 с.

8. Головин Б.Н. Введение в языкознание. Изд. 4-е. М.: Высшая школа, 1983. 231 с.

9. Вороничев О.Е. О морфологическом анализе имени прилагательного // Русский язык в школе и дома. 2010. № 5.

10. Леонтьев А.А., Шахнарович А.М., Батов В.И. Речь в криминалистике и судебной психологии. М.: Наука, 1977. 62 с.

11.Бабайцева В.В. В защиту традиционной классификации сложноподчинённых предложений // Русский язык в школе. 2010. № 10. С. 2934.

B.N. GOLOVIN’S SCIENTIFIC IDEAS AND LINGUISTICS IN THE 21st CENTURY

N.N. Lavrova, S.A Rylov

Many of B.N. Golovin’s scientific ideas are relevant in the 21st century: distinction between language, speech and text, influence of terms on the interpretation of linguistic phenomena, interaction of different schools and areas of research.

Keywords: object of linguistics, «magic of term», scientific tolerance.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.