CC BY
62
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 11. ПРАВО. 2012. № 4
приглашение к дискуссии
О.В. Костылева, ассистент кафедры уголовного права и криминологии
юридического факультета МГУ*
НАУЧНОСТЬ И НАУЧНАЯ ОБОСНОВАННОСТЬ -
СОМНИТЕЛЬНЫЕ ПРИНЦИПЫ УГОЛОВНО-ПРАВОВОЙ
ПОЛИТИКИ
В статье рассматриваются такие принципы уголовно-правовой политики, как научность и научная обоснованность. Констатируется отсутствие четкого представления о содержании указанных принципов, проводится анализ последних в контексте существующих представлений о научности и обоснованности в философии науки, ставится под сомнение правильность и целесообразность выделения рассматриваемых принципов правовой политики.
Ключевые слова: уголовно-правовая политика; принципы уголовно-правовой политики; научность; научная обоснованность; обоснование в науке.
The article deals with such principles of criminal law policy as scientific character and scientific validity. It is stated that there is no clear idea about the precise content of these two principles, the latter is analyzed in the context of existing ideas about the scientific validity in the philosophy of science, questioned the correctness and appropriateness of detachment of these principles of legal policy.
Keywords: criminal law policy; principles of criminal law policy; scientific character; scientific validity; scientific justification.
Быть может, во всей жизни новейшего времени нет идеи, которая была бы могущественнее, неудержимее, победоноснее идеи науки.
Эдмунд Гуссерль
Практически в любом научно-правовом исследовании можно встретить критические высказывания в адрес тех или иных реформ, концепций, отдельных нормативных актов. Все чаще законодательные решения рассматриваются теоретиками как научно необоснованные или ненаучные. В подавляющем большинстве случаев сложно выявить, какой смысл вкладывают авторы в сами термины «научная обоснованность» и «научность» и каким критериям науки отвечают их собственные предложения.
Наиболее часто эти два понятия упоминаются при рассмотрении принципов правовой политики. Концепция правовой политики, активно разрабатывавшаяся в конце XIX в., предполагала, что последняя является особым научным направлением в юриспруденции. Целью этого направления признавалась выработка предложений по совершенствованию действующего права. «Политика права» (такое название носила тогда правовая политика) была призвана определить «цели и приемы, которыми должны руководствоваться... законодатель и судья»1. Причем это руководство уже само по себе предполагало научный подход. Сущность политики права дореволюционные ученые усматривали в том числе в «научно обоснованном предвидении последствий, какие следует ожидать в случае введения определенных правовых предписаний, а также в разработке таких положений, введение которых в систему действующего права путем законодательной деятельности. оказалось бы причиной определенных желательных результатов» (курсив мой. — О.К.)2. Российские ученые-криминалисты, которым принадлежит заслуга успешной разработки проблем политики права применительно к уголовному праву (ни одной обобщающей работы как по общей политике права, так и по гражданско-правовой политике в дореволюционной России не было3), рассматривали уголовную политику как часть науки уголовного права4 или как самостоятельную, но опять же науку5. Это соответствовало общему пониманию уголовной (уголовно-правовой) политики зарубежными криминалистами, для которых уголовная политика являлась ветвью науки о наиболее целесообразной организации законодательства по вопросам борьбы с преступностью6.
На следующем этапе развития российской правовой мысли (после 1917 г.) развивается и получает признание другой подход. И снова нужно отдать должное уголовно-правовой науке — именно она стояла
1 Муромцев С.А. Определение и основное разделение права. СПб., 2004. С. 28.
2 Петражицкий Л.И. Введение в изучение права и нравственности. СПб., 1908. С. 2-3 (цит. по: Ветютнев Ю.Ю. Развитие правовых представлений о правовой политике в России // Правовая политика России: теория и практика / Под ред. А.В. Малько, Н.И. Матузова. М., 2006. С. 133).
3 См.: Ветютнев Ю.Ю. Развитие правовых представлений о правовой политике в России. С. 134. Исключением является работа Л.И. Петражицкого «Введение в науку политики права» (1896—1897), с которой пока, к сожалению, мало кто знаком из современных исследователей.
4 См.: Чубинский М.П. Очерки уголовной политики: понятие, история и основные проблемы уголовной политики как составного элемента уголовного права / Сост. и вступ. ст. В.С. Овчинского, А.В. Федорова. М., 2008. С. 5-6, 49; Пионтковский А.А. Наука уголовного права, ее предмет, задачи, содержание и значение (1895 г.) // Российский криминологический взгляд. 2007. № 4. С. 64.
5 См.: Гогель С.К. Курс уголовной политики в связи с уголовной социологией / Сост. и вступ. ст. В.С. Овчинского, А.В. Федорова. М., 2009. С. 4-9.
6 Подробнее см.: Александров А.И. Уголовная политика и уголовный процесс в российской государственности: история, современность, перспективы, проблемы / Под ред. В.З. Лукашевича. СПб., 2003. С. 57-59.
в авангарде исследований правовой политики7. На смену представлениям о политике права как научной основе законотворческой деятельности приходит определение правовой политики как вида социальной практики, как деятельности (или направления деятельности) государства. В качестве направления науки уголовная политика даже исчезла на какое-то время. Так, в Большой советской энциклопедии указывалось: «Социалистическая теория уголовного права не знает уголовной политики как особой научной дисциплины»8. Здесь нужно подчеркнуть, что сменилось не только представление о сути правовой политики (раньше это было направление научной деятельности, теперь — государственной), но и произошла неизбежная замена ее субъекта: место ученого заняли государственно-властные органы. Да и на сегодняшний день в научной и учебной литературе субъектами по-прежнему провозглашаются чаще всего государство в целом, государственные органы и должностные лица: «субъект уголовной политики — государство. За ним в борьбе с преступностью всегда последнее и решающее слово»9. Предполагаем, что именно на втором этапе разработки концепции уголовной политики возникает идея ее научности, или научной обоснованности. В дореволюционной традиции предъявление такого требования к правовой политике было бы излишним: будучи частью правовой науки, она и без того предполагалась научной по определению.
Конечно, нельзя утверждать, что весь советский период развития уголовно-правовой науки уголовная политика не воспринималась как научная область знаний. Уже в 70-е гг. А.А. Герцензон, стоявший у истоков воссоздания теории уголовной политики, ставил вопрос о междисциплинарной научной отрасли — уголовной политике10. Сегодня, как отмечает Н.А. Лопашенко, уголовная политика сложилась и в качестве отрасли научного знания11, что соответствует историческому пониманию уголовной политики, о котором упоминалось выше. Так, например, С.С. Босхолов пишет о неком триединстве интересующего нас явления: это и государственная политика, и научная теория, и особый вид социальной деятельности12. Сходное мнение было высказано В.П. Ре-
7 В современных работах отмечается, что «в теории государства и права проблема правовой политики стала активно разрабатываться лишь несколько лет назад, в то время как в науке уголовного права успело сложиться целое учение об уголовной политике» (Коробова А.П. Понятие и структура правовой политики // Правовая политика России: теория и практика. М., 2006. С. 102).
8 Цит. по: Исмаилов И.А. Преступность и уголовная политика (актуальные проблемы организации борьбы с преступностью). Баку, 1990. С. 96.
9 Бойко А.И. Системная среда уголовного права: Дис. ... д-ра юрид. наук. М., 2008. С. 229; также см.: Энциклопедия уголовного права. Т.1: Понятие уголовного права. СПб., 2008. С. 29 и далее.
10 См.: Герцензон А.А. Уголовное право и социология. М., 1970.
11 См.: ЛопашенкоН.А. Уголовная политика. М., 2009. С. 15.
12 См.: Босхолов С.С. Основы уголовной политики: Конституционный, криминологический, уголовно-правовой и информационный аспекты. М., 2004. С. 29.
виным13. Вместе с тем теоретическая разработка концепции уголовной политики по-прежнему связана с пониманием последней как деятельности. Пишут о ее принципах, содержании, формах, методах и пр. А уголовная политика как наука (направление науки), вопросы ее методологии, критерии научности проводимых исследований, равно как и подобные исследования самой науки уголовного права, не являются на сегодняшний день приоритетными направлениями научного поиска.
Возвращаясь ко времени, когда были заложены основы современного понимания уголовной политики (имеется в виду «деятельност-ный подход»), отметим, что «глубокая научность» этого направления государственной деятельности нередко декларировалась в работах советского периода. В стране, где официальной идеологией был научный коммунизм, настойчиво подчеркивалась научность власти как таковой: «партия коммунистов исходит из того, что строительство нового общества без науки просто немыслимо»14. Полагали, что именно социалистическая наука «отражает» закономерности развития социалистического общества, а законодатель в процессе познания улавливает потребности социалистического общества и, опираясь на закономерности его развития, влияет на последние для достижения определенных целей15. Можно согласиться, что признак научности в то время выполнял определенную идеологическую функцию, подчеркивая отличия между правовой политикой социалистических и капиталистических государств16. Даже в Конституции СССР 1977 г. в небезызвестной ст. 6 указывалось: «Вооруженная марксистско-ленинским учением, Коммунистическая партия определяет генеральную перспективу развития общества, линию внутренней и внешней политики СССР, придает планомерный научно обоснованный характер его борьбе за победу коммунизма» (курсив мой. — О.К.). Наука и идеология в то время признавались неким единым целым: в силу совпадения классовых интересов пролетариев с вектором движения истории противоречие между наукой и идеологией оказывается «диалектически снятым» — пролетарская идеология совпадает с объективной истиной17. Выделяемый в советский период развития правовой науки принцип партийности правовой политики по той же
13 Уголовная политика и ее реализация органами внутренних дел / Под ред. Л.И. Беляевой. М., 2003. С. 7.
14 Материалы XXVI съезда КПСС (цит. по: Основания уголовно-правового запрета. М., 1982. С. 190).
15 См.: Овчинников А.И. Правотворческие ошибки как проблема юридической эпистемологии // Правотворческие ошибки: понятие, виды, практика и техника устранения в постсоветских государствах: материалы Междунар. науч.-практ. круглого стола (29-30 мая 2008 г.) / Под ред. В.М. Баранова, И.М. Мицкевича. М., 2009. С. 222-223.
16 См.: Рудковский В.А. Правовая политика и осуществление права / Под ред. Н.Н. Вопленко. Волгоград, 2009. С. 91.
17 Подробнее см.: БухараевВ.М., СтепаненкоГ.Н. Идеология и научное познание: от конфликта до компромисса // Учен. зап. Каз. гос. ун-та. Гум. науки. Т. 148, кн. 1. Казань, 2006. С. 60, 62.
самой причине также отождествлялся с принципом научности, который вроде бы должен был противостоять, как указывалось, субъективизму и волюнтаризму в государственной деятельности18. Несмотря на то что оба принципа существовали одновременно, в марксистско-ленинской теории подчеркивалось, что «партийность совпадает с научностью»19 или не «наука плюс партийность», а «партийная наука»20.
Если иметь в виду такое положение вещей, то довольно спорными представляются утверждения некоторых авторов о том, что принцип научности правовой политики противостоит ранее выделявшемуся принципу партийности21. Не учитывать при анализе принципа научности то значение и то соотношение с иными принципами, которые прослеживались в советской специальной литературе, значит встать на неверный путь постановки проблемы и ее разрешения.
С учетом вышесказанного о значительной роли уголовно-правовой науки в разработке вопросов правовой политики предполагаем, что именно исследователям уголовной и уголовно-правовой политики мы обязаны существованием принципа научности. Поэтому подключение на современном этапе ученых-криминалистов (раз уж они являются предположительными «виновниками») к решению существующей проблемы понимания принципа научности, возможно, способно приблизить ее разрешение.
Особого пояснения, безусловно, требует используемая терминология. В специальной литературе можно встретить два схожих обозначения интересующего нас принципа уголовно-правовой политики — «принцип научности» и «принцип научной обоснованности». На первый взгляд, терминологическая разноголосица связана с тем, что авторы или не придают должного значения используемой терминологии, или считают понятия однопорядковыми. Так, А.И. Бортенев, В.А. Рудковский, Ю.А. Титенко22 (применительно к правовой политике) и П.Н. Панченко, Е.В. Кобзева23 (относительно уголовной поли-
18 См.: Петров Г.И. В.И. Ленин о путях совершенствования государственного аппарата // Правоведение. 1971. № 1. С. 34.
19 Предисловие к Полному собранию сочинений В.И. Ленина // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 1. С. XXIV.
20 Цит. по: Сычева Т.М. Проблема критериев научности в социальном познании: Дис. ... канд. филос. наук. М., 1984. С. 156.
21 См.: Венгеров А.Б. Теория государства и права: Учебник для юридических вузов. М., 2000. С. 19.
22 См.: Бортенев А.И. Оборонная политика как приоритет российской правовой политики // Пути развития российской юридической науки и образования в XXI веке. Волгоград, 2002. С. 86—87; Рудковский В.А. О принципах правовой политики // Правовая политика и правовая жизнь. 2003. № 4. С. 6; Титенко Ю.А. Принципы, виды и механизм реализации российской правовой политики: общетеоретический аспект: Дис. ... канд. юрид. наук. Тамбов, 2007. С. 34.
23 См.: Кобзева Е.В. К вопросу о понятии и свойствах российской правовой политики как социально-правового феномена (электронный ресурс): сайт Саратовского цен-
тики) используют указанные термины как равнозначные. Их тождественность подчеркивается в том числе через обозначение одного из них в скобках — «научность (научная обоснованность)». Тем не менее при анализе различных позиций остается неясным, предполагают ли сами исследователи какую-либо разницу между указанными терминами и можно ли отличить «принцип научной обоснованности» от «принципа научности»?
Научная обоснованность в качестве принципа уголовной политики (и в широком, и в узком понимании последней) на сегодняшний день выделяется далеко не всеми исследователями. Такой подход характерен для Н.А. Лопашенко, В.Ф. Цепелева, Е.В. Епифановой, Е.В. Коб-зевой24. К сожалению, еще в меньшем количестве работ по уголовно-правовой политике дается определение указанного принципа. Н.А. Лопашенко соглашается со следующим определением принципа научной обоснованности правовой политики: «правовая политика основывается на положениях и рекомендациях юридической науки, ее достижениях, теоретических и прикладных разработках авторитетных научных центров и школ»25.
Указание на принцип научности встречается у С.С. Босхолова, П.С. Дагеля, Н.И. Загородникова, С.В. Иванова, И.А. Исмаилова26. Для С.С. Босхолова и И.А. Исмаилова принцип научности состоит в том, что при разработке стратегии и тактики борьбы с преступностью нужно «исходить из объективных закономерностей, фактического положения дел и реальных возможностей, обеспечивающих достижение максималь-
тра по исследованию организованной преступности и коррупции: иЯЬ: М1р://8аЛгассс. ги/1.рЬр?орег=геад_&1е&й1епате=РиЬДоЬ2еуа(05-01-07).Ыт; Панченко П.Н. Управление применением уголовного законодательства как стратегия и тактика уголовной политики // Проблемы юридической техники в уголовном и уголовно-процессуальном законодательстве: Сб. науч. тр. / Под ред. Л.Л. Кругликова. Ярославль, 1996. С. 104.
24 См.: Епифанова Е.В. Уголовно-правовая политика как основа для осуществления деятельности по противодействию преступности // Противодействие преступности: уголовно-правовые, криминологические и уголовно-исполнительные аспекты: Материалы III Рос. конгр. уголовного права (29-30 мая 2008 г.). М., 2008. С. 385; Кобзева Е.В. Указ. соч.; Лопашенко Н.А. Уголовная политика. М., 2009. С. 45; Цепелев В.Ф. Реформирование уголовного законодательства и его соответствие основным принципам уголовной политики современной России // Уголовное право: стратегия в XXI веке: Сб. материалов III Междунар. науч.-практ. конф. М., 2006. С. 14.
25 См., напр.: Исаков Н.В. Правовая политика России: теоретические аспекты / Под ред. А.В. Малько. Саратов, 2003. С. 134-135; Матузов Н.И., Малько А.В., Шундиков К.В. Правовая политика современной России: предлагаем для обсуждения проект концепции // Правовая политика: от концепции к реальности / Под ред. Н.И. Матузова, А.В. Малько. М., 2004. С. 277; Рыбаков О.В. Правовая политика как юридическая категория: понятие и признаки // Журнал российского права. 2002. № 3. С. 78.
26 См.: Босхолов С.С. Указ. соч. С. 35; Дагель П.С. Проблемы советской уголовной политики. Владивосток, 1982. С. 34; Загородников Н.И. Советская уголовная политика и деятельность органов внутренних дел. М., 1979. С. 73; Иванов С.В. Уголовная политика Российской Федерации: криминолого-политологический и уголовно-правовой аспекты: Дис. ... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2006. С. 46-47.
но возможных результатов в борьбе с преступностью» (курсив мой. — О.К.)27. П.С. Дагель указывал, что принцип научности «означает, что советская уголовная политика вырабатывается на основе глубоко научного познания закономерностей в сфере борьбы с преступностью, анализа состояния и динамки преступности, прогнозирования ее изменений, научного исследования факторов, влияющих на преступность и изучение эффективности мер борьбы с нею» (курсив мой. — О.К.)28. С.В. Иванов считает, что «принцип научности заключается в том, что при разработке стратегического комплекса специальных мер противодействия преступности необходимо руководствоваться объективными данными о ней, ее закономерностях и тенденциях динамики» (курсив мой. — О.К.)29.
Во всех указанных определениях принципа научности уголовной политики, как можно заметить, речь идет о том, что в основе вырабатываемых мер или осуществляемой деятельности должна лежать объективная действительность и ее закономерности.
Полагаем, что такое понимание принципа научности фактически отождествляет принцип научности и принцип социальной обоснованности (обусловленности)30, выделяемый некоторыми авторами. Лишь в качестве одного из примеров, подтверждающих такое предположение, приведем следующий: С.В. Иванов пишет о принципе социально-экономической обусловленности, определяя его следующим образом: «формирование уголовной политики должно быть основано на всестороннем анализе фактического положения дел в стране и соотношения с ним имеющихся ресурсов власти»31. Сравнение такого подхода с определением научности, данным И.А. Исмаиловым и поддержанным С.С. Босхоловым (принцип социальной обусловленности этими авторами не выделяется), дает возможность утверждать, что в данном случае эти принципы практически совпадают.
Правда, есть и иное понимание социальной обусловленности правовой политики. Так, уже упоминавшиеся выше теоретики права считают: социально-политическая обусловленность (ими используется немного отличный термин, но, как представляется, говорят они все о той же социальной обусловленности) предполагает, что «принимаемые в юридической сфере решения, акты и предпринимаемые действия основываются на актуальных, объективно сформировавшихся потребностях и интересах личности, общества и государства»32.
27 Босхолов С.С. Указ. соч. С. 35; Исмаилов И.А. Преступность и уголовная политика (актуальные проблемы организации борьбы с преступностью). Баку, 1990. С. 151.
28 Дагель П.С. Указ. соч. С. 34.
29 Иванов С.В. Указ. соч. С. 46-47.
30 Использование двух терминов «социальная обоснованность» и «социальная обусловленность» свидетельствует о терминологической путанице относительно и этих категорий. Но в рамках данной работы эти вопросы автором рассматриваться не будут.
31 Иванов С.В. Указ. соч. С. 47.
32 Матузов Н.И., Малько А.В., Шундиков К.В. Указ. соч. С. 277.
Некоторая рассогласованность в понимании принципа социальной обусловленности объяснима, поскольку при принятии решений, выработке стратегии и тактики правовой политики необходим учет двух групп факторов: с одной стороны, объективных социальных закономерностей, а с другой — потребностей, интересов членов общества. Как указывает Ю.Ю. Ветютнев, «законодатель обязан изучать объективные закономерности не с той целью, чтобы прямиком перенести их в содержание закона, а с тем чтобы на основании этих закономерностей найти рациональные способы удовлетворения нужд и потребностей общества»33. В принцип научности, как получается, исследователи вкладывают одну из двух указанных сторон социальной обоснованности.
Нельзя не отметить и то, что в представленных определениях научности речь идет и о криминологической обусловленности уголовно-правовой политики. Под криминологической обусловленностью принято понимать зависимость от «причин, состояния, структуры и динамики преступности, личности преступника и других криминологических явлений»34. Напомним, что криминологическая обусловленность является лишь частью общей проблемы социальной обусловленности уголовно-правовой политики35.
Итак, с одной стороны, перед нами принцип научной обоснованности, предполагающий использование достижений уголовно-правовой науки, с другой — принцип научности, в большей степени перекликающийся и даже отождествляемый с принципом социальной обоснованности (обусловленности) уголовно-правовой политики. Но вместе с тем предполагаем, что исследователи, использующие эти два термина (вместе или порознь), зачастую сами не придают значения их отличиям: приоритет отдается одному из терминов лишь по субъективным причинам.
Трудно объяснить, на чем основываются те или иные определения: почему научность есть соответствие определенному основанию (закономерностям права, общественной жизни, общественным потребностям), а научная обоснованность есть основанность политики на положениях правовой науки, ее достижениях? Неужели научность — столь сложная, многозначная, неоднородная категория — может сводиться лишь к одному требованию? Можно ли выявить в современной литературе указания на конкретные способы реализации указанных принципов, чтобы они не оставались лишь декларацией? Как определить, что такое достижения правовой науки, каким образом положения правовой науки могут лечь в основу правовой политики, кто должен
33 Ветютнев Ю.Ю. Государственно-правовые закономерности: вопросы теории и методологии: Дис. . канд. юрид. наук. Волгоград, 2004. С. 169.
34 Филимонов В.Д. Криминологические основы уголовного права. Томск, 1981. С. 3-4.
35 Там же. С. 3. То же мнение было высказано А.В. Наумовым на 4-м Междунар. теорет. семинаре в Академии Генеральной прокуратуры 27 мая 2009 г.
осуществлять подведение этой научной основы под государственную деятельность? Все эти вопросы, остающиеся по большей части без ответа, показывают, что нынешняя теоретическая, доктринальная разработка принципов научности и научной обоснованности далека от своего разрешения.
Ясно одно: такое внимание к обозначенным принципам связано с тем, что в глазах исследователей лишь наука способна дать адекватное отражение действительности и способствовать повышению эффективности правового регулирования36.
Анализ специальной литературы дает основания утверждать, что
в отношении научной обоснованности как используемого понятия налицо противоречие, состоящее в разрыве между признанием принципиальной важности этого понятия и уровнем его научной разработки.
«Научность» и «научная обоснованность» сами по себе являются фундаментальными категориями, рассматриваемыми в рамках философии и методологии науки. Не считаться с этим — значит создавать необоснованные определения.
Термин «научность» не раскрывается, как правило, в толковых словарях русского языка, а его определение дается через отсылку к слову «научный». Научный — значит отвечающий требованиям, принципам, критериям науки. В специальной литературе можно встретить следующее определение научности: это такое качество знания, которое отличает его от различных форм вненаучного знания. При этом отмечается, что научность охватывает множество взаимосвязанных сторон, параметров37. Таким образом, речь как минимум должна идти о том, что научность не одноаспектное понятие — ведь имеется целый ряд критериев, требований науки. В вышеприведенных определениях принципа научности мы выявили главным образом одно требование — соответствие определенным закономерностям, объективной действительности в целом или различным сторонам, сферам последней. Другими словами, главным в указанных определениях является необходимость выявления социальных оснований для проведения конкретной политики.
Подобное определение дает повод вспомнить используемое в правовой науке понятие истинности: как правило, имеется в виду истинность норм права. Истинностью принято называть соответствие норм права существующим реальным социальным потребностям, отражение объективной действительности в нормах, решениях, действиях38.
36 См.: Босхолов С.С. Указ. соч. С. 36; Рудковский В.А. Правовая политика и осуществление права: теоретико-методологический аспект: Автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. Саратов, 2009. С. 30; Рыбаков О.Ю. Правовая политика как юридическая категория: понятие и признаки // Журнал российского права. 2002. № 3. С. 78.
37 См.: Магомедов Н.Г., Качабеков А.Г. Критерии научности социального знания. Махачкала, 2003. С. 6.
38 Подробнее см.: Баранов В.М. Истинность норм советского права. Саратов, 1989.
Как можно видеть, в основе понимания истинности норм и научности уголовно-правовой политики, проанализированной выше, лежит одна и та же основа. Таким образом, принцип научности в специальных исследованиях часто фактически означает истинность в традиционном ее понимании для вопросов законотворчества. Это подтверждается и тем, что в некоторых работах научность напрямую отождествлялась с объективностью, т.е. истинностью39. Так, например В.А. Рудковский пишет: «Научная истина при описании, объяснении и прогнозировании государственно-правовых явлений и процессов должна быть превыше всего. Только так раскрывается современное содержание принципа научности»40. Истинность действительно является одним из критериев научности, но не единственным. Получается, что содержание принципа научности с неизбежностью обедняется теоретиками правовой науки, поскольку отождествляется лишь с одним из требований научности. В данном случае научность понимается учеными-правоведами в своем более обыденном значении — как направленность на объективную истину. Хотя удивительным это не является, поскольку именно истинность является «наиболее сильным, центральным методологическим регулятивом науки»41.
Итак, научность предполагает определение целого ряда критериев научности и сравнение последних с теми явлениями, которые претендуют называться научными, в целях установления соответствия. Не имея возможности в рамках данной статьи подробно рассматривать критерии научности, да и не ставя перед правовым исследованием подобную цель, ограничимся лишь их перечислением. Еще раз подчеркнем, что четкого, закрытого, общепризнанного перечня критериев научности не существует. К ним, в частности, относят: истинность, системность, логическую организованность, рациональность, эври-стичность, проблемность, предметность, интерсубъективную проверяемость, обоснованность и пр.
Применительно к вырабатываемому правовой, и в частности уголовно-правовой, наукой знанию мы можем и даже обязаны их применять. В этом смысле мы говорим о нормах, методологических регуля-тивах, ориентируясь на которые должно развиваться научное знание. Та или иная концепция, теория, положение, вырабатываемые в ходе научно-правового исследования, подвергаются анализу с точки зрения соответствия, соблюдения указанных требований. В итоге решается вопрос о научности того или иного результата исследования.
Можно ли переложить эти критерии, безусловно применимые к
39 См.: Алиев Н.Б. Теоретические основы советского уголовного правотворчества. Ростов н/Д, 1986. С. 80; Явич Л.С. О принципе научности в работе советского государственного аппарата // Правоведение. 1967. № 2. С. 60-61.
40 Рудковский В.А. Правовая политика и осуществление права. С. 99.
41 Кезин А.В. Научность: эталоны, идеалы, критерии. М., 1985. С. 31.
уголовно-правовой науке, на уголовно-правовую политику? Иными словами, может ли отвечать критериям научности область жизни, которая наукой не является? Как представляется, столь же бесспорно — нет. У политики и науки разные цели, деятельность в рамках политики и науки строится на разных принципах, они характеризуются разными формами познания действительности. А значит, государственная деятельность не может оцениваться с точки зрения соблюдения критериев научности — это удел лишь научных исследований.
Что же имеют в виду исследователи, когда научность возводят в принцип уголовно-правовой политики? Дело в том, что отдельные авторы полагают, что рассмотрение научности в качестве свойства, признака правовой политики невозможно, а вот в качестве принципа — вполне. Есть ли действительно существенная разница между свойством, признаком научности политики и одноименным ее принципом? Здесь считаем важным подчеркнуть, что по своей социальной сущности и властно-управленческому потенциалу правовая политика — это феномен преимущественно именно политический42.
Для ответа на поставленный вопрос необходимо определить, что понимается под принципом уголовно-правовой политики. Под принципами уголовной политики чаще всего понимаются основополагающие идеи, руководящие начала, лежащие в основе системы мер, обеспечивающих ее выработку и осуществление43. Что же может представлять собой идея научности? Конечно, идея не может рассматриваться только как некоторое знание о ней. Идея, тем более применительно к деятельности, есть определенная программа поведения для действующего субъекта. Идет ли речь о переложении указанных критериев научности на рассматриваемое направление государственной деятельности, в результате чего политика должна стать не просто государственной, но и приобрести черты научной деятельности? Некоторые авторы делали именно такой вывод: «Принцип научности отражает ... два основных момента. С одной стороны, он подчеркивает научную основу организационных и правовых форм деятельно -сти государственного аппарата, значение теории в установлении его структуры, определении основных направлений работы и методов ее осуществления, с другой — показывает, что сама государственная деятельность включает . такую работу, которая по своему характеру является исследовательской, теоретической, по своим целям и методам аналогичной любой иной научной работе»44. Данному мнению
42 Рудковский В.А. Правовая политика и осуществление права: Автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. Саратов, 2009. С. 15.
43 См., напр.: ЛесниковГ.Ю. Уголовная политика современной России: Методологические, правовые и организационные основы: Дис. ... д-ра юрид. наук. М., 2005. С. 73.
44 Явич Л.С. О принципе научности в работе советского государственного аппарата // Правоведение. 1967. № 2. С. 61-62.
противостоят, указывая на то, что «функционирование государственных органов на научной основе отнюдь не приводит к адекватности науки и практики и не превращает практическую деятельность в научную деятельность»45. Предъявление требования научности к государственной деятельности будет означать, что эта деятельность становится в некотором смысле деятельностью научной. Соглашаясь с тем, что ни при каких условиях политика, осуществляемая государственными органами, не может стать видом научной деятельности, тем не менее считаем, что предъявление к уголовно-правовой политике требования быть научной не может означать ничего иного, как попытку внести в нее элементы научной деятельности.
Этой позиции можно возразить: обозначение принципа как «научность» еще не означает того, что авторы, выделяющие его, пытаются вложить в него какой-то глубокий смысл, сделать из государственной деятельности науку. Да, не спорим: возможно, используемый термин «научность» имеет лишь обыденное значение, ассоциируется с истинностью, эффективностью, чем-то «позитивным», «хорошим», «правильным». Но нужно ли тогда применять столь «сильный» по своему смыслу термин для обозначения, как оказывается, весьма ограниченного по глубине содержания?
Научность, будучи категорией, принадлежащей исключительно науке, не может являться ни свойством, ни даже принципом уголовно-правовой политики, если понимать последнюю в качестве направления государственной деятельности.
Теперь проанализируем другое используемое понятие — научную обоснованность.
Обоснованность, как уже отмечалось, является одним из критериев научности знания. Специалистами в области философии отмечается: «когда то или иное знание оказывается обоснованным в необходимой мере, оно, как правило, удовлетворяет различным критериям научности — объективной истинности, логической организованности, системности, рациональности, эвристичности и др.»46. В связи с этим можно утверждать, что обоснованность является в некотором роде связующим критерием научности знания. Как писал В.Ф. Асмус, обоснованность — «первейшее и необходимейшее условие научности всякого утверждения. Наука и научная мысль не терпит голословности. Научным любое утверждение становится только тогда, когда оно обоснованно»47. Действительно, в результате процедуры обоснования
45 Шеремет К.Ф. Некоторые теоретические вопросы развития связей юридической науки и практики // Связь юридической науки с практикой / Отв. ред. В.Н. Кудрявцев. М., 1986. С. 18.
46 Тарарина В.В. Обоснование в социальном познании: гносеологическая природа и структура: Дис. канд. филос. наук. Махачкала, 2006. С. 3.
47 Цит. по: Кезин А.В. Указ. соч. С. 34.
знание приобретает организованную и системную форму, сама процедура обоснования опирается на разум, таким образом, знание становится в самом общем смысле рациональным и приближается к истине, т.е. выполняются иные требования научности. Быть может, поэтому представители правовой науки часто используют (скорее всего не осознанно, а интуитивно) термин «научная обоснованность», заменяя им категорию научности.
Необходимо отметить, что в философии науки в центре внимания чаще оказывается не понятие «обоснованность», а категория «обоснование», которая признается «центральной в теории познания вообще и в методологии научного познания в частности»48. Тем не менее исследователи констатируют отсутствие в отечественной философии сформированной, законченной и общепризнанной теории обоснования49, что, конечно, создает трудности для исследования указанной категории в различных отраслях науки, где термин «обоснование» чаще всего используют только в его обыденно-интуитивном значении.
Специалисты в области философии науки чаще склонны рассматривать обоснование как элемент лишь научного, а не иного мышления, использовать категорию обоснованности только к знанию, получаемому в рамках научного исследования. И действительно, ведь можно заметить, что обоснованность признается одним из критериев научности без дополнительного указания на то, что она является научной. Это считается излишним, раз она существует лишь в рамках научного знания. Как отмечается, «обоснование имеет ограниченную применимость, являясь прежде всего процедурой науки», и «автоматическое перенесение образцов обоснования, сложившихся в одних областях (прежде всего в науке), на любые другие области недопустимо»50. Но существует и иная позиция, согласно которой обоснование не есть прерогатива научного познания, оно широко применяется и во всех иных формах познавательной деятельности51.
В отечественной литературе по философии и методологии науки часто цитируется и многими в целом поддерживается определение, данное Е.П. Никитиным: «обоснование есть такая процедура сознания, в ходе которой путем установления той или иной связи между идеальными объектами — основанием и обосновываемым — сообщают второму какие-либо характеристики первого»52.
В классической философии решение задачи обоснования сводилось к обнаружению таких оснований, которые бы носили бесспорный
48 Ивин А.А. Основы теории аргументации: Учебник. М., 1997. С. 8.
49 См.: Алиев Н.И. Гносеологические аспекты обоснования в научном познании: Дис. ... д-ра филос. наук. СПб., 2002. С. 6.
50 Ивин А.А. Указ. соч. С. 12.
51 Алиев Н.И. Указ. соч. С. 46.
52 Никитин Е.П. Природа обоснования (субстратный анализ). М., 1981. С. 27.
характер. Речь шла о нахождении такой совокупности утверждений, которые были бы абсолютно незыблемыми, к которым могло быть сведено все остальное знание53. Развитие философской мысли к середине XX в. пришло к отрицанию возможности выявить абсолютно надежные и не пересматриваемые со временем основания знания. Стали говорить лишь об относительной их надежности. В ряде работ западных философов прозвучало и мнение, что сама проблема обоснования является псевдопроблемой, поскольку невозможно одну систему знаний сводить к другой54. Тем не менее в отечественной философской литературе подчеркивается, что такое решение вопроса не является правильным. Смысл обоснования состоит в том, чтобы отделить знание от незнания, а от этой задачи наука отказываться не собирается, поскольку утратила бы свой непосредственный смысл.
Вместе с тем со временем пришло понимание того, что получение абсолютного знания невозможно, тем более в социально-гуманитарных науках, которые вынуждены оперировать лишь вероятностным знанием. И кстати, именно благодаря обращению философов к методологии гуманитарных наук стали возможными указанные выводы, хотя относительность знания стала осознаваться уже в начале XX в. в связи с открытиями в естественных науках, которые поколебали истины, казалось бы, установленные на века. Итак, возникает разделение обоснования на абсолютное и относительное: под первым понимается «приведение убедительных, или достаточных, оснований, в силу которых должно быть принято обосновываемое положение»; относительное же обоснование есть «система убедительных доводов в поддержку того, что лучше принять обосновываемое положение, чем иное, противопоставляемое ему положение»55. И «классическая» проблема обоснования трансформировалась в задачу исследования способов обоснования знания, с помощью которого достигается приемлемый в данной области — но никогда не абсолютный — уровень обоснованности»56.
Итак, в первую очередь требование обоснованности должно предъявляться к вырабатываемому уголовно-правовой наукой знанию. Обоснование в научном исследовании является неотъемлемой частью развития любой теории, если она действительно теория: «точность исходных представлений теории и корректность логической структуры должны быть гарантированы критической рефлексией»57, которая и обеспечивается самой процедурой обоснования. Именно критика составляет специфику обоснования как процедуры научного познания. Приступить к обо-
53 См.: МетловВ.И. Основания научного знания как проблема философии и методологии науки. М., 1987. С. 26.
54 См.: Лекторский В.А. Субъект. Объект. Познание. М., 1980. С. 264 и далее.
55 Ивин А.А. Указ. соч. С. 10.
56 Там же. С. 14.
57 Печенкин А.А. Обоснование как процедура научного исследования // Вопросы философии. 1984. № 1. С. 71.
снованию значит сосредоточиться на внутренних связях и отношениях теоретического знания, усомниться в правильности выбранного пути58. Обоснование состоит в критическом поиске и уточнении исходных понятий и принципов, в логически последовательном построении теории.
Всякий научный результат в перспективе должен быть раньше или позже, но обоснован. Обоснование изменяет тот хаотический, стихийный порядок понятий и предложений, который образовался в результате научного поиска результата. Но в процессе создания порядка посредством процедуры обоснования ученый наталкивается на скрытый логический разрыв, возникающий между имеющимися основаниями, теми «общепринятыми», «хорошо известными» положениями, и новым знанием59. В связи с этим некоторые из таких оснований подвергаются критическому анализу, в ходе которого их приходится пересматривать. Конечно, пересмотр имеющихся исходных понятий и принципов возможен не всегда, и тогда обнаруживается принципиальная необоснованность полученного результата. Нацеленность на постижение истины в научном познании дает возможность признать ошибочность своих умозаключений, выводов, прогнозов, и обоснование в этом играет немалую роль. В процессе обоснования осуществляется своеобразная чистка знания: вместе со стереотипами выявляется и устраняется то, что привносится преходящими традициями, школами, вкусами и т.д.
Сказанное позволяет согласиться с тем, что одной из важнейших характеристик научного обоснования, отличающих его от иных типов обоснования, является ориентация на истинность как высшую цен-ность60.
Иными отличительными характеристиками называют следующие:
1) неукоснительное требование соблюдения принципа субординации, раскрывающегося в осуществлении обоснования путем соотнесения обосновываемого с превосходящим его по различным критериям обосновывающим положений. В качестве критериев превосходства могут выступать: теоретическая разработанность, осмысленность, понятность, очевидность, степень мировоззренческого обобщения и пр.
2) построение обоснования на базе научных законов;
3) обоснование происходит посредством эксперимента, выявления эффективности функционирования обосновываемых положений в системе обосновательных процедур (определения, объяснения, предсказания, доказательства и т.д.)61.
Исследуемая в рамках данной статьи категория «обоснованность» предваряется прилагательным «научная». Проведенный анализ даваемых учеными-правоведами определений свидетельствует о том, что
58 Там же. С. 72.
59 Там же. С. 72-73.
60 См.: АлиевН.И. Указ. соч. С. 280-281.
61 Там же.
прилагательное «научный» не подразумевает здесь какого-либо более «таинственного» смысла, чем указание на то, что основанием принимаемых решений являются положения, выработанные наукой. Иными словами, вопрос основания, имеющий столь проблемный характер в философии и методологии науки, в правовой политике вроде бы решен. Достаточным, достоверным, убедительным основанием для проведения определенной политики, принятия конкретного законодательного решения провозглашается выработанное юридической наукой знание. Таким образом, констатируется, что наука представляет обществу результат, который по своей истинности и эвристической силе превосходит иное знание.
Тем не менее в самой науке уголовного права (да и в общей теории права) высказываются сомнения в том, что уголовно-правовая наука «должна быть значимее всех иных аргументов»62. Как отмечал А.Э. Жа-линский, «трудно сказать, является ли она в уголовно-правовой сфере наиболее оптимальным и надежным способом изучения и переработки информации, имеющей отношение к уголовному закону»63. Другой известный специалист в области уголовного права Н.М. Кропачев пишет: «.прямые запросы науке ... столь же прямых ответов не находят. Все это заставляет с сожалением признать, что действительные возможности научных учреждений весьма ограничены»64. Отдельные специалисты в области общей теории права также отмечают: «В юриспруденции . едва ли не все знания носят вероятностный, дискуссионный характер; нет почти ни одной проблемы, по которой не высказывались бы различные точки зрения. Никто не владеет монополией на истину. В таких условиях довериться "науке в целом" фактически означает некритически присоединиться к мнению произвольно выбранного специалиста, что чревато субъективизмом»65.
Такой взгляд на правовую науку и ее роль в механизме законотворчества делает проблему обоснования куда более важной для самой науки уголовного права, чем для уголовной политики. Представляется, что для подобного утверждения есть весомые причины. Необходимо сначала обосновать знание, вырабатываемое в рамках научного мышления (в этом случае оно будет выступать в роли обосновываемого), а уже потом его возможно использовать в качестве основания. Именно поэтому в философской литературе указывается, что в первую очередь объ-
62 Жалинский А.Э. Наука современного уголовного права // Современное уголовное право и криминология: Сб. науч. тр. / Отв. ред. А.Э. Жалинский. М., 2007. С. 10
63 Там же. С. 13.
64 Кропачев Н.М. Уголовно-правовое регулирование. Механизм и система. СПб., 1999. С. 3.
65 Ветютнев Ю.Ю. К вопросу о механизме отражения теоретических знаний в правотворчестве // Правотворчество и технико-юридические проблемы формирования системы российского законодательства в условиях глобализации: Сб. ст. / Под общ. ред. С.В. Полениной, В.М. Баранова, Е.В. Скурко. М.; Н.Новгород, 2007. С. 104.
ясняются «научные факты, законы и теории, и только благодаря этому объясняются также и отображаемые ими внешние объекты»66.
Конечно, это не означает, что наука должна отстраниться от внешнего мира, работать исключительно на себя, стать «наукой для науки». Безусловно, законодатель не может оставаться вне критики, и назначение правовой науки состоит, в частности, в наличии оппозиции мнению законодателя, но оппозиции конструктивной: «Наука должна вырабатывать правовые идеи, которые могли бы послужить достаточным основанием для глубокой и всесторонней критики положительного права»67. Именно в последней видел одну из важнейших обязанностей науки профессор С.В. Познышев. Повторить эту истину за дореволюционным криминалистом с уверенностью можно и век спустя. Но нужно иметь в виду, что излишняя ориентация на поиск ошибок законодателя порождает своего рода обвинительный уклон, что мешает рациональной оценке деятельности законодателя68. Кроме того, у последнего есть основания для претензий к научному знанию, как уже отмечалось. По справедливому замечанию Н.А. Лопашенко, нередко предложения, исходящие от науки, представляют оригинальничание в позициях69, формулируются ради предложений как таковых, что, конечно, не может не отражаться на их качестве, в том числе и на способности быть реализованными в законодательстве. Соглашаясь с профессором Н.А. Лопашенко, подчеркнем, что часто в научном исследовании как раз более важно получение научного результата, а не его обоснование, т.е. на первое место в научном поиске выходит смелость, оригинальность предположений. Строятся же они первоначально на основе «общепринятого», «весьма вероятного», «хорошо известного». «Поэтому при получении результата в научное знание могут вкрадываться противоречия, круги в определениях, пропуски шагов в доказательствах и прочие логические непоследовательности»70. И те исследователи, кто пренебрегает последующим обоснованием выдвинутых гипотез, пусть даже смелых, остаются лишь «оригиналами», но не учеными. Ведь получение результата не может протекать слишком долго без процедуры обоснования; без которой невозможна сама наука: обоснование есть «жизненный нерв научного мышления»71. Демаркация между наукой и не наукой произ-
66 Никитин Е.П. Указ. соч. С. 26.
67 Познышев С.В. Задачи общественных наук в связи с основами этики. М., 1908. С. 104.
68 См.: Давыдова М.Л. Явные и неявные ошибки законодателя: проблемы классификации и правовые последствия // Правотворческие ошибки: понятие, виды, практика и техника устранения в постсоветских государствах. С. 325.
69 См.: ЛопашенкоН.А. Состояние уголовно-правовой науки в сфере исследования экономических преступлений: достижения и недостатки // Конституционные основы уголовного права. М., 2006. С. 357.
70 Печенкин А.А. Указ. соч. С. 72.
71 Кезин А.В. Указ. соч. С. 34.
водится на основе критерия обоснованности знания: научное знание, в отличие от ненаучного, включает логически обоснованную, систематически выведенную, а потому отчетливо выраженную всеобщую истину.
На наш взгляд, обоснование — это процедура, используемая не только в рамках научного исследования. Обоснование может быть свойственно и другим сферам, в том числе политике. Вместе с тем научное обоснование в силу уже названных причин используется лишь в научных исследованиях. Совершенно справедливо отмечал Дж. Белл: «В науке истина достигается через споры и критику, в процессе которой вырабатывается единственно правильный ответ. В политике консенсус достигается посредством торга и уступок, и окончательное решение является компромиссом»72.
Политике свойственны не только заблуждения, но и сознательное искажение действительности, которым научное мышление призвано противостоять.
Правовая наука действительно является тем инструментом, который может помочь в выборе и проведении грамотной, эффективной уголовно-правовой политики. Но эта помощь не может заключаться в обучении государственных деятелей научному мышлению, в частности научному обоснованию. Научное сообщество должно представлять альтернативные решения той или иной проблемы, участвовать (не номинально, а реально) в разработке мер, предпринимаемых субъектами уголовной политики, в сфере борьбы с преступностью. Если научное сообщество считает важным обозначить эту свою роль в уголовной политике посредством выделения особого принципа последней, то более подходящим представляется такое обозначение: принцип научной обеспеченности уголовно-правовой политики, или принцип научного сопровождения.
Отказывая принципам научности и научной обоснованности в праве называться принципами уголовной (уголовно-правовой) политики, мы ни в коем случае не пытаемся умалить значение уголовно-правовой науки. Напротив, этим мы лишь подчеркиваем ее привилегированное положение, не давая возможности присваивать «полномочия» науки другим видам деятельности. «Онаучивание» многочисленных сфер жизни приведет, да и подчас уже приводит к негативным последствиям. И основное из них — это реализация весьма сомнительных, опасных, вредных идей, скрывающих свою истинную сущность за красивым «научным» фасадом.
Весьма необычное, даже «возмутительное» решение заявленной проблемы, надеемся, привлечет к ее обсуждению и других исследователей. Быть может, это и является основной задачей настоящей публикации.
72 Цит. по: Философия и методология познания: Учебник / Под общ. ред. В.С. Обухова и др. СПб., 2003. С. 222.
Список литературы
1. Алиев Н.И. Гносеологические аспекты обоснования в научном познании: Дис. ... д-ра филос. наук. СПб., 2002.
2. Босхолов С.С. Основы уголовной политики: Конституционный, криминологический, уголовно-правовой и информационный аспекты. М., 2004.
3. Исаков Н.В. Правовая политика России: теоретические аспекты / Под ред. А.В. Малько. Саратов, 2003.
4. Лопашенко Н.А. Уголовная политика. М., 2009.
5. Магомедов Н.Г., Качабеков А.Г. Критерии научности социального знания. Махачкала, 2003.
6. Печенкин А.А. Обоснование как процедура научного исследования // Вопросы философии. 1984. № 1.
7. Правовая политика России: теория и практика / Под ред. А.В. Малько, Н.И. Матузова. М., 2006.
8. Рудковский В.А. Правовая политика и осуществление права / Под ред. Н.Н. Вопленко. Волгоград, 2009.
