CC BY
76
УДК 001.8 ББК Ю25
Рустэм Альбертович Ярцев
кандидат технических наук, доцент, Уфимский государственный авиационный технический университет (Уфа, Россия), e-mail: [email protected]
Научное исследование: «суд разума» или «эволюционный отбор»?
Настоящая статья посвящена анализу аргументации С. Тулмина против существования универсального метода научного познания. Сложность проблем науки и неоднозначность критериев отбора научных решений не означают отсутствия такого метода, а аналогии, устанавливаемые автором между развитием науки, отправлением правосудия и эволюционным процессом, не являются корректными для исследуемого вопроса. Так, «суд разума» в интерпретации С. Тулмина не выходит за рамки отдельной научной «юрисдикции» с её специфическими законами, а «эволюционная форма исторического объяснения» сводит методы науки к участвующим в отборе видовым признакам, тогда как универсальный метод переходит границы между научными дисциплинами и не эволюционирует. Устанавливается, что развитие концепции «суда разума» приводит к открытию данного метода, если принять, что правовым аналогом последнего является общая процедура организации судопроизводства, зафиксированная в законодательстве развитых стран. Перечисляются основные этапы указанной процедуры, соответствующие основным обязательным этапам научного исследования.
Ключевые слова: наука, научное познание, эволюция, универсальный метод, исследование, аналогия, суд.
Rustem Albertovich Yartsev
Candidate of Engineering Science, Associate Professor, Ufa State Aviation Technical University (Ufa, Russia), e-mail: [email protected]
Scientific Research: “the Court of Reason” or “Evolutionary Selection”?
The present article is concerned with the analysis of Stephen Toulmin’s argumentation against the existence of a universal method of scientific cognition. It is shown that the complexity of scientific problems and the ambiguity of the selection criteria of scientific solutions do not imply the absence of such a method, and parallels between the development of science, administration of justice and the evolutionary process found by S. Toulmin are not valid for the matter under inquiry. Thus, the “court of reason” according to S. Toulmin does not go beyond a particular scientific “jurisdiction” with its specific laws, and “the evolutionary form of historical explanation” reduces scientific methods to the specific characters involved in the selection, whereas the universal method goes over the line between scientific disciplines and does not evolve. It is stated that the concept development of “judgment of reason” leads to the discovery of this method, if we accept that the juridical analogue of the latter is the general procedure for the Court, recorded in the legislation of developed countries. The article lists the main steps of this procedure, corresponding to the main mandatory stages of scientific research.
Keywords: science, scientific knowledge, evolution, universal method, study, analogy, litigation.
Одним из выдающихся представителей философии науки является, как известно, С. Тулмин, чей труд «Человеческое понимание» [5] находится в числе «наиболее фундаментальных работ современного постпозитивизма» [4, с. 10]. Проблема, которую С. Тулмин решал, разрабатывая свою концепцию, заключалась в философском обосновании теоретических из-
менений, происходящих в ходе развития науки [5, с. 75]. Решая эту проблему, он пытался найти «средний путь» между двумя крайностями - «абсолютизмом», который утверждает существование исторически инвариантных принципов научного познания, и «релятивизмом», отрицающим всякую историческую преемственность рациональных стандартов науки [5, с. 101].
© Р. А. Ярцев, 2013
153
Несмотря на то, что полученное С. Тул-миным решение является ценным для философии и избегает обеих указанных крайностей, оно всё же не находит «золотой середины» между ними. Так, обнаруживая рациональность причин, приводящих к замене одной научной концепции другой, С. Тулмин всё же придерживается, в первую очередь, историзма и «обосновывает по существу релятивистский подход» [4, с. 12], в соответствии с которым, например, отрицается универсальный метод научного познания [5, с. 181]. Данный вывод противоречит результатам, полученным автором настоящей статьи [8; 9], согласно которым «абсолютистский подход» в равной степени обоснован существованием универсального познавательного метода науки, являющегося, в отличие от её специальных методов, исторически инвариантным. Поэтому статья написана в целях научной полемики с аргументацией С. Тулмина и преодоления возникших разногласий по данному вопросу, важность которого для философии неоспорима.
Релятивистские выводы об универсальном научном методе вытекают непосредственно из концепции развития науки, к которой С. Тулмин пришёл, разрабатывая, по существу, тот же социологический подход, что и Т. Кун [2]. Правда, в результате у него получилось, что научное познание в каждой предметной области представляет собой эволюционирующую «интеллектуальную инициативу», которая направляется активностью специалистов, объединённых в сообщество и взаимодействующих через информационный обмен. По способу производства научных знаний такое сообщество неоднородно, потому что каждые 5-6 лет в науку приходит новое поколение выпускников вузов, которое пересматривает доминирующие здесь методологические нормы и формирует новую культурно-историческую среду на основе собственных рациональных стандартов. Тем самым наука дифференцируется на «рациональные предприятия» [5, с. 107], каждое из которых фактически автономно осуществляет и генерацию («нововведение»), и последующий «отбор» научного знания [5, с. 233]. А раз так, то нет и никакой общенаучной причины, которая заставляла бы все эти «предприятия» «отбирать» в качестве универсального один и тот же метод.
Свою концепцию С. Тулмин вводит весьма оригинально, опираясь на аналогии в таких, казалось бы, далёких друг от друга областях,
как наука, право и животный мир. Однако, любая аналогия корректна лишь тогда, когда связываемые ею объекты адекватны во всех свойствах, существенных для проводимого исследования, или, что то же самое, когда любыми различиями между объектами-аналогами можно пренебречь. Поэтому наша цель теперь -проверить корректность аналогий С. Тулмина. что позволит на научной основе преодолеть имеющиеся разногласия по вопросу об универсальном методе.
Начнём с аналогии между наукой и правом. Прежде всего, С. Тулмин проводит параллель между рациональностью научного исследования и судебного разбирательства, называя первое «судом разума» и требуя от него столь же беспристрастного применения рациональных методов познания. При этом авторство идеи «суда разума» С. Тулмин приписывает себе и П. Хербсту, датируя её возникновение началом 50-х гг. прошлого века [5, с. 59]. Со своей стороны, мы также поддерживаем идею «суда разума» как имеющую большое значение для философского осмысления научного познания. Соответствие методологии науки правилам ведения судебного процесса, на наш взгляд, обусловлено тем, что справедливое разрешение конфликтов в суде невозможно без установления истинного положения дел. Другими словами, беспристрастный поиск истины можно рассматривать как обязательный этап или необходимое условие справедливости судебных решений.
Однако, авторство С. Тулмина данной идеи вызывает большие сомнения. Уже М. По-лани в 1962 г., т. е. за десять лет до выхода книги С. Тулмина, указывает на аналогию между научным открытием и вынесением «трудного судебного решения», имеющую большое значение для теории познания [3, с. 315]. Но гораздо раньше идея «суда разума» использовалась в немецкой классической философии. Так, К. Фишер отмечает, что И. Кант «любил сравнивать свою критическую задачу с судейской, а спор философских направлений с процессом», «который оказалось невозможным прекратить попытками эклектической мировой сделки» [6, с. 3936]. И в подтверждение этих слов мы находим у самого И. Канта мысль о том, что «наши споры надлежит вести не иначе как в виде процесса» [1, с. 625], который должен завершиться вынесением приговора [1, с. 626]. Конечно, вопрос о научном характере его сочинений заслу-
живает отдельного рассмотрения. Однако уже теперь ясно, что И. Кант стремился к решению философских проблем на рациональной основе и что свой метод исследования он выводил из аналогии с судебным процессом.
Заслуга С. Тулмина видится, таким образом, не в открытии, а в развитии данной аналогии. Например, он проводит параллель между правовой юрисдикцией и конкретной культурно-исторической средой, выделяя такие важные различия права и науки, как чёткое разграничение юрисдикций и наличие для последних общего способа решения проблем, который позволяет учитывать аргументы, возникшие в других юрисдикциях [5, с. 99]. С существованием первого из этих различий мы согласны. Границы каждой юрисдикции чётко устанавливаются её законодательством, положения которого сформулированы явным образом, относятся к каждому субъекту права в данной юрисдикции и обязательны для него. Учёный же, действующий в культурно-исторической среде некоторого «рационального предприятия», гораздо более свободен в выборе базисных положений и обязан декларировать лишь ту их часть, которая составляет непосредственный предмет исследования. Другими словами, многие познавательные стандарты такой среды не являются обязательными нормами, формулируются нечётко или действуют по умолчанию. А это и приводит, на наш взгляд, к размытости границ «научных юрисдикций», что подтверждается исследованиями на стыке различных школ и направлений.
Хотя данное различие носит объективный характер и, по-видимому, неустранимо, оно всё же не является препятствием для решения вопроса об универсальном методе научного познания. Ведь отсутствие формулировки такого метода ещё ничего не говорит нам о его реальном существовании среди неявно принятых норм науки, каковыми являются, например, этические принципы [9, с. 65]. Отсюда следует, что второе различие также несущественно для нашего исследования, как и первое, поскольку относится не к сравниваемым объектам, а к уровню имеющихся знаний о них. Логично предположить, что если бы наличие явных и чётких методологических предписаний общего характера было столь же важным для науки, как и для права, вследствие чего философия науки и теория права оказались бы сопоставимы по числу задей-
ствованных специалистов, то общепризнанный универсальный метод науки мог бы быть выработан уже на сегодняшний день.
Однако, мы знаем, что С. Тулмин отрицал существование данного метода [5, с. 181], придавая второму выделенному им различию объективное толкование. Отсюда следует, что, придерживаясь аналогии между юрисдикцией и средой, между судами первой и исследованиями второй, между судебными делами и научными проблемами [5, с. 107], он всё же не считал полностью адекватными используемые в двух этих сферах методологии поиска истины. Область действия научных принципов и процедур С. Тулмин ограничивал рамками «рационального предприятия», т. е. уподоблял их только тем судебным положениям, которые действуют исключительно в границах собственной юрисдикции. Но есть и другие положения права, которые по своему действию выходят за пределы какой-либо одной юрисдикции и, следовательно, являются общими для различных юрисдикций: к таким положениям, например, относится упомянутый выше метод, обеспечивающий историческую преемственность рациональной аргументации в юрисдикциях. Более того, подобный метод, рациональность которого носит общий, внеисторический характер, можно обнаружить и в сфере науки - достаточно вспомнить, что многие авторитетные исследования сопровождают постановку проблемы обзором известных решений, которые были получены в различных «рациональных предприятиях» иногда даже со времён античности. При этом его, конечно, нельзя принимать за универсальный метод науки, поскольку для решения новых проблем, не имеющих исторических аналогов, данный метод неприложим. Важно другое: существование таких общенаучных методов опровергает корректность методической аналогии С. Тулмина, поскольку область их применения не адекватна отдельно взятой юрисдикции права.
Причины, которыми С. Тулмин объясняет свой вывод об отсутствии универсального метода науки, состоят в сложности её концептуальных проблем, не позволяющей выработать подобный метод [5, с. 230], а также в отсутствии общепринятых «чётких критериев отбора» научных концепций во времена их переоценки [5, с. 233]: последнее хорошо согласуется с теорией «научных юрисдикций», коммуникация между которыми затруднена.
Оба аргумента, как представляется, критики не выдерживают. Ведь сложность проблем характерна не только для науки, но и для права, где этот фактор не помешал установлению метода, применимого в любой юрисдикции. В области права нет и чёткого содержательного критерия «отбора» решений: есть только общий критерий, чёткость применения которого в каждом конкретном случае определяет суд. Такой же общий критерий, на наш взгляд, нужно выявить и в сфере науки, описав его как составную часть универсального метода познания.
Почему же С. Тулмин, несмотря на возможности имеющейся у него аналогии, прошёл мимо признаков использования данного метода в науке? Мы можем только предположить ответ на этот вопрос: скорее всего, «отвлекающим фактором» для С. Тулмина послужили особенности общего права англо-саксонской правовой системы, которое он прежде всего имел в виду, когда разрабатывал указанную аналогию [5, с. 100]. Ведь это право, как известно, основывается на прецедентах судебной практики, используемых в качестве образца при разбирательстве по аналогичным делам. Поэтому внимание С. Тулмина было сосредоточено не на изучении законодательства в различных юрисдикциях с целью выявления общих положений, а на его применении к конкретным случаям внутри юрисдикций, когда единственно возможной связью последних видится аналогия между разбираемыми делами и их прецедентами. И если, как он, считать все «процедуры научного объяснения» аналогами положений закона, действующих строго внутри соответствующих юрисдикций, то любую из данных процедур мы будем рассматривать в качестве уникального явления конкретной среды, вследствие чего вопрос о существовании универсального метода у нас даже не может возникнуть.
Между тем сам автор «Человеческого понимания» отмечает, что прецедентный метод не всегда применим, и «при отсутствии точно сформулированных законов или прецедентов следует реконструировать основные конституционные принципы, которые соответствовали бы требованиям новой ситуации и учитывали бы более глубокие социальные функции этих законов и прецедентов» [5, с. 245]. «Таким образом, в конечном юридическом контексте логика становится слугой тех фундаментальных
человеческих целей, которые составляют само право» [5, с. 240]. Если придерживаться не усечённой, а полной аналогии между методами науки и права, то отсюда ясно, что интересующий нас здесь вопрос следует решать, попытавшись сформулировать основные принципы научного познания и отыскивая среди них внеисторический метод, логика которого также является «слугой фундаментальных человеческих целей», преследуемых данным видом когнитивной практики. Методологические успехи права, а также общие корни рациональности в судебном и научном познании, обусловливаемые здравым смыслом человеческой природы [7], должны внушать нам определённый оптимизм на этом пути.
Что же касается аналогии между наукой и животным миром, то С. Тулмин переносит на науку принятый в биологии эволюционный подход, выдвигая гипотезу о том, что теория Дарвина представляет собой частный случай «более общей формы исторического объяснения» [5, с. 143]. Согласно данной гипотезе наука у С. Тулмина подразделяется на отдельные дисциплины точно так же, как животный мир -на виды, и первые «содержат исторически развивающиеся популяции понятий, подобно тому как органические виды содержат популяции организмов» [5, с. 148]. При этом «популяция» понятий каждой дисциплины включает независимые «семейства» понятий, принимаемые различными «рациональными предприятиями» науки [5, с. 142].
Как и в животном мире, развитие научных «популяций» по С. Тулмину определяется последовательно действующими факторами двух видов - новообразованием и отбором: сначала учёные как «носители интеллектуальной традиции» предлагают научному сообществу новые разработки, а затем сообщество, находящееся под влиянием «авторитетных референтных групп», принимает некоторые из предложенных «нововведений», доказавшие свою предпочтительность, для «модификации коллективной концептуальной традиции» [5, с. 133, 150, 263]. В идеале отбор здесь должен носить интеллектуальный характер, т. е. критерием предпочтительности концепций должны быть рациональные основания, устанавливаемые беспристрастным «судом разума» [5, с. 225]. Таким образом, если материалом естественного отбора являются особи видовой популяции, их «изменчивые формы и черты» [5,
с. 144], то отбор интеллектуальный относится к совокупности «идей и методик», предложенных учёными в качестве «нововведений» [5, с. 147].
Это последнее соответствие, которое связывает методы науки с видовыми признаками конкретных особей, также является у С. Тулмина неадекватным, потому что ни один общий, а тем более универсальный метод, претендующий на принадлежность любому «семейству понятий», любой научной «популяции», нельзя считать результатом эволюционного процесса, т. к. данная «форма исторического объяснения» описывает происходящие изменения строго в пределах каждого конкретного вида «организмов». По степени общности указанный метод аналогичен, скорее, самому алгоритму эволюции, который не является видовым признаком реальной особи и не участвует в эволюционном отборе. Следовательно, прежде чем отрицать существование универсального метода научного познания, С. Тулмин должен был, по крайней мере, убедиться в том, что алгоритм (или «механизм») эволюции не может претендовать на роль такого метода. И с этим последним выводом мы бы согласились, потому что научные задачи не всегда настолько сложны, чтобы в ходе любого исследования обязательно требовалось осуществлять генерацию и отбор различных вариантов решения. Однако он предпочёл рассматривать общие методы науки в качестве конкретных видовых признаков, что, как и при сопоставлении первых с частными законами права, нарушает корректность используемой аналогии.
С. Тулмин также оставляет без внимания тот факт, что его книга содержит немало указаний на существование универсального метода в науке. Например, даётся краткое описание общей задачи научного исследования: «если мы постараемся полностью понять истинный характер стоящей перед учёным задачи - изобрести лучшие понятия и процедуры объяснения, - только в этом случае мы сможем с полной осведомлённостью критиковать его достижения» [5, с. 231]. Другое дело, что автор при этом никак не объясняет возникающее расхождение между теми познавательными принципами науки и её философии, которых он придерживается. Ведь если считать, что в сфере науки вопрос об истинности теоретических положений теряет смысл и от учёного здесь требуется только «изобретение лучшего», то неясно, почему для философской теории вдруг оказывается важным понимать «истинный характер»
научной деятельности, да ещё достигать при этом всей полноты необходимого знания. Появление данного различия особенно удивляет ввиду того, что свою философию С. Тулмин выстраивал, руководствуясь декартовым принципом методологического сомнения [5, с. 49], характерным для научной традиции.
Другим указанием служит выявляемое автором соответствие эволюционного подхода в науке методу К. Поппера «как диалектической последовательности “гипотез” и “опровержений”», описание которого «сразу же можно вновь интерпретировать в эволюционных терминах» [5, с. 148]. Данный метод мы уже разобрали [8], выяснив, что он противоречит некоторым общим требованиям научного познания, например, принципу скептицизма [8, с. 162]. Однако для С. Тулмина общий характер метода и его сходство с алгоритмом эволюции не послужили толчком к пересмотру собственной позиции по рассматриваемому вопросу. Он игнорирует и такие указания на внеисториче-ский характер некоторых общенаучных принципов, как важность идеалов объяснения [5, с. 158], существование процедур самокритики [5, с. 171], «нормальных» процедур дисциплинарного развития [5, с. 258] и др.
Невнимание ко всем этим свидетельствам, скорее всего, объясняется увлечением С. Тулмина своими аналогиями, в некорректности которых для нашей задачи мы уже убедились. Кроме того, он был решительно настроен против догматизма в науке, справедливо полагая, что ни один её метод нельзя объявлять универсальным без доказательства [5, с. 66, 231]. Однако догматизмом будет и необоснованное отрицание такого метода. Доводы же С. Тулми-на на этот счёт, рассмотренные выше, мы считаем неубедительными. Таким образом, ничто не препятствует нам искать универсальный метод научного познания, тем более что идея его существования выглядит очень правдоподобно и известна уже давно [5, с. 33].
Когда же С. Тулмин утверждает, что «учёные, принадлежащие другому времени, другой культуре, не только по-разному видели миссию своей дисциплины, но и имели полное на это право» [5, с. 255], он фактически отказывается от поисков методологического единства в науке и абсолютизирует её культурно-историческое, а также дисциплинарное дробление. Между тем на многочисленных примерах известно, что любой дееспособный человек, оказавшись в
иной культурной среде, через некоторое время интеллектуально адаптируется к ней и начинает более или менее успешно решать её типовые задачи. На наш взгляд, это доказывает, что при всём разнообразии человеческих культур их рациональные основы строятся на некоторых фундаментальных принципах, инвариантность которых обусловлена единством природы человека. Благодаря этим принципам, которые мы и называем здравым смыслом [7], человек способен познавать достижения различных культур универсальным методом, составляющим неявное «ядро» любой научной методологии. Дело, следовательно, заключается в том, чтобы выявить данный метод и описать его хотя бы с приблизительной точностью.
Неоценимую помощь здесь, на наш взгляд, оказывает представление о научном исследовании как «суде разума»: словами М. Полани можно сказать, что «эта аналогия проливает свет на одну из важнейших проблем теории познания» [3, с. 315]. Однако юридическим прообразом универсального метода науки является не порядок исполь-
зования прецедентов в различных правовых юрисдикциях, как это следует из теории С. Тулмина, а общая процедура организации судопроизводства, зафиксированная в законодательстве развитых стран. Так, в работе [9] на примере законодательства Российской Федерации мы показываем, что данная процедура включает постановку вопроса, беспристрастное рассмотрение доказательств каждой из сторон процесса, их объективную оценку и вынесение законного, обоснованного решения, которое в дальнейшем может быть пересмотрено с учётом вновь открывшихся обстоятельств [9, с. 63-64]. Там же показывается, что эти задачи соответствуют основным обязательным этапам научного исследования [8, с. 163]. Концепция «суда разума» открывает, таким образом, новые возможности для философии и методологии науки, касающиеся изучения гипотезы о существовании её универсального познавательного метода, в качестве которого, как мы установили выше, не может выступать метод эволюционного отбора.
Список литературы
1. Кант И. Соч. в 6 т. М.: Мысль, 1964. Т. 3. 799 с.
2. Кун Т. Структура научных революций. М.: АСТ, 2003. 605 с.
3. Полани М. Личностное знание. М.: Прогресс, 1985. 345 с.
4. Сивоконь П. От неопозитивизма к постпозитивизму: эволюция философского эволюционизма С. Тулмина // Тулмин С. Человеческое понимание. М.: Прогресс, 1984. С. 5-22.
5. Тулмин С. Человеческое понимание. М.: Прогресс, 1984. 328 с.
6. Фишер К. История новой философии. М.: Директмедиа Паблишинг, 2008. 15547 с.
7. Ярцев Р. А. Может ли мировоззрение быть научным? // Философская мысль и философия языка в истории и современности: сб. науч. ст. Уфа: Восточный ун-т, 2008. С. 224-233.
8. Ярцев Р. А. О научном и ненаучном познании // Вестн. ЯГУ, 2010. № 2. С. 161-166.
9. Ярцев Р. А. О значении демаркации научного познания // История науки и техники. 2012. № 4. Спецвыпуск № 1. С. 62-67.
References
1. Kant I. Soch. v 6 t. M.: Mysl’, 1964. T. 3. 799 s.
2. Kun T. Struktura nauchnyh revoljucij. M.: AST, 2003. 605 c.
3. Polani M. Lichnostnoe znanie. M.: Progress, 1985. 345 s.
4. Sivokon’ P. Ot neopozitivizma k postpozitivizmu: jevoljucija filosofskogo jevoljucionizma S. Tulmina // Tulmin S. Chelovecheskoe ponimanie. M.: Progress, 1984. S. 5-22.
5. Tulmin S. Chelovecheskoe ponimanie. M.: Progress, 1984. 328 s.
6. Fisher K. Istorija novoj filosofii. M.: Direktmedia Pablishing, 2008. 15547 s.
7. Jarcev R. A. Mozhet li mirovozzrenie byt’ nauchnym? // Filosofskaja mysl’ i filosofija jazyka v istorii i sovremennosti: sb. nauch. st. Ufa: Vostochnyj un-t, 2008. S. 224-233.
8. Jarcev R. A. O nauchnom i nenauchnom poznanii // Vestn. JaGU, 2010. № 2. S. 161-166.
9. Jarcev R. A. O znachenii demarkacii nauchnogo poznanija // Istorija nauki i tehniki. 2012. № 4. Specvypusk № 1. S. 62-67.
Статья поступила в редакцию 15 мая 2013 г
i58
