CC BY
68
Электронное научное издание Альманах Пространство и Время Т. 9. Вып. 2 • 2015 ПРОСТРАНСТВО И ВРЕМЯ ПРИНЯТИЯ РЕШЕНИЙ
Electronic Scientific Edition Almanac Space and Time volume 9, issue 2 'Space, Time and Decision Making'
Elektronische wissenschaftliche Auflage Almanach 'Raum und Zeit' Bd. 9. Ausgb. 2. 'Raum und Zeit der Entscheidungsfindung'
К практике принятия решений
УДК 005:32
Расторгуев В.Н.
Научно-аналитическое обеспечение принятия решений в процессе политического планирования
Расторгуев Валерий Николаевич, доктор философских наук, профессор кафедры философии политики и права Философского факультета МГУ имени М.В. Ломоносова
E-mail: [email protected]
Политическое планирование не сводится к подготовке и принятию управленческих решений в сфере публичной политики, обеспечивающих системный подход к достижению поставленных и согласованных целей, поскольку соответствующие процедуры имеют косвенное отношение к реальному решению проблем разного класса. Среди рутинного потока административной работы крайне сложно выделить решения, несущие в себе решимость повлиять на будущее, подчинив его определенному плану и тем интересам, которые не артикулированы, а чаще скрыты, но заложены в план. При этом заявленные цели, обеспечивающие консолидацию, зафиксированные в решении, не отражают конфликтующие интересы. Особое внимание уделено планированию в сфере отраслевой политики, где существенно возрастает наукоемкость решений, а также разделению функций и компетенций среди тех, кто участвует политическом планировании на разных его стадиях.
Ключевые слова: политическое планирование, типология решений, управление рисками, публичная и отраслевая политика, наукоемкость решений.
Открытое общество — закрытые планы
Обычно политическое планирование рассматривают в узко-технологическом плане, сводя его к подготовке и принятию управленческих решений в сфере публичной политики, обеспечивающих системный подход к достижению поставленных и согласованных целей. При этом внимание не фиксируется на том, что принятие решений и реальное решение проблем разного класса — далеко не одно и то же, что сам процесс решения проблем чаще всего полностью выпадает из поля зрения «решающих» и вообще не сводится к процедурным аспектам. Еще труднее выделить среди потока решений решения совершенно особого типа, несущие в себе решимость повлиять на будущее, подчинив его определенному плану и тем интересам, которые не артикулированы, но заложены в план. А заявленные цели, обеспечивающие консолидацию, — далеко не то же самое, что неустранимые конфликтующие интересы (личные, групповые, национальные). Собственно, именно эта «многослойность» решений, включенных в рутинное политическое планирование, и превращает его в «приватизацию будущего», о которой вовсе не обязательно всех ставить в известность. Одно это обстоятельство мешает увидеть в ходе подготовки и принятия решений подлинные функции планирования. Впрочем, такая скрытность вполне объяснима. Не касаясь спорных теоретических аспектов этой темы, можно назвать несколько причин повышенной «скромности» людей, знающих эту сферу изнутри, но не склонных к ее популяризации.
Во-первых, такую деятельность при всем желании трудно сделать публичной и даже понятной для непосвященных, так же, как и научно-исследовательскую работу, поскольку это родственные сферы, иногда почти не различимые даже в методологическом плане. И там, и здесь — аналитика, многоходовые комбинации, поиск альтернативных подходов и решений, учитывающих набор альтернатив и возможных сценариев, построение теоретических схем и общие способы обоснования, рассчитанные на специалистов и потому не проникающие на сцену публичной политики. Политическое планирование совершается не на публичных сходках и не в парламентских сражениях, а в тиши кабинетов, требуя не упражнений в словесности с демонстрацией чьих-то «харизм», а качественной умственной работы.
Это касается, разумеется, в большей степени не собственно публичной, а так называемой отраслевой политики, где эффективность решений обычно поддается измерению и оценке. При этом возникает любопытный парадокс: с одной
Towards Decision- Making Practice / zur Praxis der Entschei dungsfindung
Electronic Scientific Edition Almanac Space and Time volume 9, issue 2 'Space, Time and Decision Making'
Elektronische wissenschaftliche Auflage Almanach 'Raum und Zeit' Bd. 9. Ausgb. 2. 'Raum und Zeit der Entscheidungsfindung'
Расторгуев В.Н. Научно-аналитическое обеспечение принятия решений в процессе политического планирования
стороны, именно здесь резко повышается наукоемкость принимаемых решений, что закрывает от непосвященных сам процесс планирования и прогнозирования, но с другой стороны, существенно расширяется возможность получения достоверной и социально значимой информации о самом качестве или подлинных целях политического планирования (как и о его наличии). К примеру, в сфере социальной политики можно сколько угодно демонстрировать на публичных площадках образцы политической риторики, но их эффект будет полностью обесценен, если известно реальное положение дел и «конечная цена» уже принятых решений, которую оплачивают не те, кто их принимает. А эту информацию трудно скрыть, как, к примеру, данные об уровне и характере смертности, индексе ожидаемой продолжительности жизни, статистические данные о доступности государственно-бюджетной системы здравоохранения или отчеты по строительству социального жилья (в настоящее время, кстати, оно приостановлено в масштабах РФ), статус страны в международных рейтингах, основанных на измерении ключевых параметров качества жизни...
Во-вторых, большинство из нас, в том числе и сами политики, искренне уверены, что главное в сфере политики — борьба за власть или за участие во власти, а не специализированные области политики, которые почти всегда находятся, как закрытая сторона Луны, вне поля зрения масс-медиа. Соответственно смещается и фокус — от реального планирования к его имитационным версиям в коротком горизонте выборных стратегий, в который не вмещаются долгосрочные и дальнесрочные проекты, хотя они используются в качестве «сценического задника», что полностью деформирует представление о стратегическом планировании. Его либо нет вовсе, либо о нем мало что известно даже тем, кто стоит у руля власти, но кому всегда кто-то дышит в затылок, напоминая о сменяемости и отвлекая тем самым от дальних временных горизонтов и цене стратегических просчетов. В результате откровенно имитационные планы, выдаваемые за стратегические решения, демонстрируются, а подлинная мотивация скрывается, хотя именно она предопределяет выбор решений.
Таким образом, чем более прозрачной становится или кажется публичная политика, тем более скрытой — механика и сама суть подготовки и принятия решений в сфере политического планирования. В основе этого парадокса лежат две установки. С одной стороны, имеются в виду расчет профессиональных политиков на то, что само заклинание «открытое общество» и доступность социально значимой информации как главный показатель его существования снизят градус недоверия к власти. С другой — надежды людей, лишенных иммунитета к информационной зависимости и поддающихся индоктринации (надежда, как известно, умирает последней, а дефицит информации защищает от пессимизма). Первые делают ставку, к примеру, на популярные модели, якобы открывающие мотивацию и логику принятия решений в процессе планирования (ссылки на «электронное правительство» и «прямую демократию»), а также на потенциал методов индоктринации, осуществляемой с использованием новейших технологий. Это позволяет поддерживать в массовом сознании веру в действенность институтов демократии, а в обществе — стабильность. Вторым намного проще ориентироваться в мире, построенном якобы на основе попперовского принципа «открытое общество и его враги», так как этот принцип возвращает сознание к простым схемам: белое и черное (открытость как благо и враги открытости как источники угрозы: «общество свободы» и «тоталитаризм»). При этом важно учитывать, что
«субъект принятия политических решений (даже если он выступает в функции субститута)оказывается одним из социальных субъектов» [Сорина, Ярмак 1987, с. 25].
В-третьих, многие политические планы, а среди них наиважнейшие, сохраняют свою дееспособность только до того момента, когда посторонние узнают об их существовании. Дело в том, что в наше время размывается граница между бизнесом и политикой (прежде всего — большим бизнесом и большой политикой), государственными планами и биз-
V/ и V и • V/
нес-проектами, государственной и коммерческой тайной. В результате постоянного роста инвестиций в политику, которая все чаще рассматривается во всем многообразии своих форм исключительно как бизнес-проект для отдельных групп (так называемая групповая или плюралистическая демократия), все политическое погружается в «закрытую зону» групповых коммерческих интересов и конкуренции. Отсюда — запрос на закрытое коммерческое сопровождение «открытой политики» и особую науку, которую, если она когда-нибудь институализируется, можно будет назвать экономикой политики. Цель этой науки — оптимизация инвестиций в политику и политиков. Дух этой науки — «ликвидность морали», которая «конвертируется в прагматические ценности и инвестируется в развитие, становясь ликвидной в прямом экономическом смысле слова» (повторяющиеся прямые цитаты из устных выступлений сторонников «рыночной оптимизации» политики).
В-четвертых, возникает невидимая граница между политической витриной (открытый документооборот, обсуждение подготовленных решений в экспертном сообществе) и политическим производством (закрытый оборот интересов, за которым не видна мотивация принятия решений), что резко усиливает роль кланов и семей в политическом планировании, поскольку, постоянно находясь «на витрине», политики вынуждены доверять только «своим». Кроме того, политическое планирование на самых ответственных своих стадиях все чаще обходится без документооборота, а выражение «коридоры власти» подсказывает, что наиболее острые вопросы политики предпочитают обсуждать за гулкими стенами кабинетов... И это никого не должно удивлять, поскольку демократизация основных институтов той демократии — процесс, который пока находится в зародыше даже в странах, называющих себя её колыбелью.
Electronic Scientific Edition Almanac Space and Time volume 9, issue 2 'Space, Time and Decision Making'
Elektronische wissenschaftliche Auflage Almanach 'Raum und Zeit' Bd. 9. Ausgb. 2. 'Raum und Zeit der Entscheidungsfindung'
Расторгуев В.Н. Научно-аналитическое обеспечение принятия решений в процессе политического планирования
К сказанному следует добавить, что планирование жизни вообще подобно лечению ядом: вещь полезная, если постоянно помнить о правилах хранения и употребления, о запретах и дозировке, а также о противопоказаниях и опасностях, сопряжённых с желанием присвоить себе «кусочек светлого будущего», обогнав конкурентов. Планирование в большинстве сфер деятельности — это явная или скрытая конкуренция, предполагающая в человеке планирующем множество качеств, которые в совокупности обеспечивают его конкурентоспособность. А это далеко не то же самое, что честь и совесть. Наверное, дело так и обстоит, поскольку на всех успешного будущего — ресурсов и возможностей — не припасено. Однако, глубоко правы те, кто повторяет, как заклинание, русскую пословицу «на чужом несчастии счастья не построить». Уже по одной этой причине планирование вполне может обернуться большим разочарованием даже для самых успешных людей.
Да и спокойствия планирование не приносит, ибо всегда сопряжено с неопределённостью, нестабильностью, перенапряжением сил и немалыми, а иногда и запредельными рисками. Важнейший из них — потеря собственного будущего. Планирование — игра с судьбой: когда мы что-то планируем, то обращаемся, как правило, не к своему опыту (в любом сообществе мало прорицателей и пророков, но много порицателей и пороков), а к иным источникам. Выбор не велик — либо мы следуем чужим образцам и эталонам, которые издалека кажутся заманчивыми, либо становимся адептами известных идей и рабами навязчивых мечтаний, которые нигде и никогда ещё не сбылись. И маловероятно, что сбудутся. Как говорится, если хочешь рассмешить Бога, расскажи Ему о своих планах...
Политическое планирование — не исключение из правил. Более того, здесь на карту поставлена не отдельная человеческая судьба, а будущее целых народов, государств, цивилизаций. Может быть, прав был Цицерон, подметивший, что будущее вообще «не полезно знать»? Не зря же А. Шопенгауэр в своих «Афоризмах» сравнивал людей, живущих будущим, с ослами, которых заставляют идти быстрее, укрепляя на их голове палку с охапкой сена [Шопенгауэр 1990]. Можно ли популярнее описать одну из основных функций политических учений и стратегий?
Методы стратегического планирования: «часовщики» от политики и политическое время
Наиболее распространенная трактовка политического планирования сводит его к особой разновидности наукоемкой деятельности, которую можно назвать, воспользовавшись метафорой, «искусством политических часовщиков». Этот подотряд специалистов, как правило, редко входит в «близкий круг». Но именно он обслуживает все этажи власти, начиная с ее «шпилей» и заканчивая закрытыми зонами с вышками для часовых. Труд подобных «политпланировщи-ков» действительно напоминает мастеров часовых дел, поскольку они постоянно чинят и совершенствуют важный атрибут власти — ее «политчасы», отслеживающие не только время жизни социальных систем и публичных «звезд», но и предсказывающие неизбежное. Эти «часы» подобны древним астрономическим часам Страсбургского собора, которые и по сей день с абсолютной точностью оповещают горожан о грядущих лунных или солнечных затмениях. Часовщики — создатели этого чуда — «рассчитали», к примеру, пасхалии по григорианскому календарю на 10 тысячелетий, а, следовательно, в какой-то степени и циклы общественно-политической жизни в христианских странах. При этом они не учли одного фактора, который теперь иногда называют феноменом «мечеть Парижской богоматери».
Сходным образом устроены и сложные механизмы контроля за политическим временем (временем лидеров, а, следовательно, в определенной степени и временем, по которому живут государства, народы, социальные группы) с учетом ожидаемых событий и «событийных потоков», вовлекающих в свое течение все властные группы и отдельные фигуры, сколько-нибудь заметные на мировом и национальном «политнебосводе». В деятельность по обслуживанию таких «часов» вовлечена армия специалистов, работающих на стыке наук и способных определить и предопределить на годы вперед пространственно-временные координаты цикличных судьбоносных саммитов или, к примеру, юбилейных дат. Следует заметить, что роль исторических дат, фиксирующих «роковые события», иногда превосходит в политическом планировании роль текущих интересов, поскольку речь идет о глубинных основах коллективной идентичности — политической, национальной, цивилизационной, которая составляет едва ли не основной ресурс власти.
Слева — торжественное шествие по случаю 100-летия войны 1812 г. Ярославская губерния.
Справа — президенты Франции и Германии Ф. Олланд и Й. Гаук на церемонии по случаю столетия начала Первой мировой войны. Эльзас, 3 августа 2014 г. (фото ©Reuters/Thibault Camus с сайта http://ru.rfi.fr/rossiya/20140803-olland-razoshelsya-s-putinym-v-otsenke-urokov-pervoi-mirovoi-i-konflikta-v-ukraine).
Electronic Scientific Edition Almanac Space and Time volume 9, issue 2 'Space, Time and Decision Making'
Elektronische wissenschaftliche Auflage Almanach 'Raum und Zeit' Bd. 9. Ausgb. 2. 'Raum und Zeit der Entscheidungsfindung'
Расторгуев В.Н. Научно-аналитическое обеспечение принятия решений в процессе политического планирования
От «часовщиков» следует отличать политических технологов, участвующих в производстве событий, разработке и продвижении политических проектов, подготовке и проведении выборов с подготовительными стадиями — надуванием «имиджевых пузырей» и использованием «грязных технологий». Кстати, спецкурсы по политическому планированию в западных университетах обычно сводятся к описанию и осмыслению именно этой деятельности, поскольку такие знания востребованы в условиях реальной (не иллюзорной) демократии. В компетенцию планировщиков-политтехнологов входит также совершенствование или адаптация «методов правления», изобретение новых приемов и технологий, обеспечивающих постановку и решение достижимых политических задач с учетом определенного временного горизонта, что поддерживает преемственность и воспроизводство власти.
В России политическое планирование понимается сегодня многими представителями власти и оппозиции, политтех-нологами и даже политологами как законная привилегия правящего класса, дающая возможность распоряжаться по своему усмотрению природной и интеллектуальной рентами, приспосабливать и перестраивать «социальное пространство» под свои интересы, а также как право делать выбор за граждан, но от их имени. При таком подходе потребность в научном обосновании политики или отпадает вовсе, или сводится к информационно-аналитическому сопровождению и научной легитимации уже принятых политических проектов, цели которых могут быть совершенно произвольными, а последствия гибельными.
При этом решение «задачи на выживание» — адаптации к вызовам времени — полностью перекладывается на плечи регионов (которые всегда были частью единого, сильного и ответственного целого), на гражданское общество, с трудом возрождающееся из небытия, и, конечно, на самих граждан. Именно их принуждают к толерантности, приспособлению к постоянно изменяющимся условиям — иногда нечеловеческим. В результате человек остаётся один на один с коррупцией и со стихией рынка, а точнее, откровенного разбоя, организованного «первонакопителями» и не без юмора названного ими «рынком». Социальная адаптация — это или процесс взаимного приспособления народа, крупного бизнеса и государственной власти, или дорога с односторонним движением, дорога в никуда.
Изменение классового общества. Карикатура Х. Бидструпа. Конец 1950-х — начало 1960-х гг. С сайта http://www.bidstrup.ru/ contenty0923.html.
Но как изменить ситуацию? Кто должен быть подлинным субъектом политического планирования и принятия судьбоносных решений? Кому должен быть подконтролен сам процесс их подготовки, да и существуют ли инструменты, делающие его открытым? Как, в чьей голове зарождается политическая идея, кто её «оперяет», как стрелу, придавая полётные свойства и превращая мысль в идею-план и политическую доктрину, овладевающую сознанием миллионов людей? Как относиться к деятельности публичных политиков и когорте политтехнологов, которые готовят идейное варево на политических кухнях мира?
Политическое планирование в его сущностном измерении — это необходимый инструмент адаптации политических институтов, государственного аппарата и крупного бизнеса к вызовам времени и специфи-
Electronic Scientific Edition Almanac Space and Time volume 9, issue 2 'Space, Time and Decision Making'
Elektronische wissenschaftliche Auflage Almanach 'Raum und Zeit' Bd. 9. Ausgb. 2. 'Raum und Zeit der Entscheidungsfindung'
Расторгуев В.Н. Научно-аналитическое обеспечение принятия решений в процессе политического планирования
ке страны, особенностям её регионов с их ресурсным и экономическим потенциалом, природной и этнокультурной спецификой, к жизненным интересам и менталитету основных социальных групп, а также к условиям становления и функционирования мировой политической системы.
Такая дефиниция, конечно, не раскрывает все особенности и атрибутивные функции планирования в политике, но позволяет увидеть противоречие, возникающее между политическими проектами, планами и программами, с одной стороны, и институтами (социальными и политическими), с другой стороны. Дело в том, что институционализация политических идей-проектов (все политические идеи — это потенциальные проекты) призвана максимально вытеснить из политической жизни сам процесс планирования, заменив его гарантиями устойчивого развития. Да, институты сами задают апробированные алгоритмы для решения большинства проблем. Но не всех. Нерешённые проблемы подтачивают и разрушают недееспособные или временно обездвиженные институты.
Именно поэтому, поддерживая адаптационную способность сложившихся институтов власти, мы позволяем их сохранять и модернизировать, не выхолащивая их «проектную природу», что и защищает политические системы и режимы от омертвления. Поэтому, если бы политический класс действительно хотел сохранить «завоевания эпохи демократизации» в России, а «новые узкие» не мечтали бы только о том, чтобы выкачать природные и денежные ресурсы, а стремились вырасти до уровня «национального капитала», то они начали бы с ликвидации неэффективных собственников как класса-паразита. Но такие решения предполагают не только дистанцирование власти и компрадорского бизнеса, но и ставку на индустриализацию (реиндустриализацию) страны.
С учётом этих неизменных (метаисторических) целей, а также намеченных ориентиров и изменяющейся конъюнктуры определяется и корректируется политический курс государства (курс в данном контексте — это лоция в сфере внутренней и внешней политики), формируются национальные стратегии и приоритеты, методология и отработанная технология принятия решений с учетом различных временных горизонтов, открывающих совокупный потенциал кратко-, средне- и долгосрочного развития. В технологическом плане подготовка решений в области политического планирования предполагает прямое или опосредованное управление проектами, реализация которых затруднена или невозможна без участия и контроля со стороны государства. То же касается и проектов, способных оказать влияние (прежде всего, деструктивное) на политическую систему.
Аналогичные цели преследует и конструктивная оппозиция, предлагающая своё видение перспектив развития, свои подходы к определению или коррекции курса. Неконструктивная оппозиция в политическом планировании если и нуждается, то далеко не в полном объёме, поскольку представляет собой либо откровенные симулякры, либо «отвлекающие» политические проекты действующей власти, либо «пятую колонну», иногда выполняющую роль несущей конструкции в политической архитектуре.
Планирование политических рисков
На проблему политического планирования полезно взглянуть и с другой стороны — с учетом политических рисков и методов управления рисками: тот, кто не рискует, как известно, рискует вдвойне, лишая себя и тех, кто ему верит, шанса хоть чего-то добиться в жизни. Граждане России так устали от «запланированного непланирования» и полного отсутствия социальной перспективы, что обоснованно полагают: самая дурная и опасная стратегия куда лучше, чем её отсутствие. К дурной стратегии можно, на худой конец, приспособиться, с ней можно хотя бы бороться, используя допустимый арсенал методов политического давления. С отсутствующей справиться невозможно. Иногда спрашивают: почему в России нет подлинной оппозиции? Ответ неутешителен: чтобы возникла оппозиция к власти, у последней должна быть хоть какая-нибудь позиция. В результате Россия теряет больше, чем приобретает. Её конкуренты не прощают ей ни робости, ни проявлений слабости. В мировой политике недостаёт мира, здесь с пещерных времён безотказно действуют два начала — право силы, пусть даже невежественной, и неправо коварства, которое в любой момент обернёт неправо в правую оболочку (известный гегелевский тезис, в соответствии с которым неправо или «негативное право» отождествляется, в частности, с произволом власти — см. [Гегель 1990]). Тот, кто правит, способен в любой момент «исправить право» по своему желанию и в соответствии со своими интересами. Поэтому вопрос о пользе или вреде планирования надо перевести в конструктивное русло и подумать над тем, как просчитать и минимизировать риски планирования в нашей политике.
Проверенный временем рецепт на все времена существует. Он эффективен, ибо подтверждён опытом многих поколений: устойчивость власти — в создании политических институтов, к которым люди настолько привыкают, что перестают сомневаться в их целесообразности. «Без независимого парламента могут обходиться только варвары», — убеждены европейцы, в том числе и те, кто не понаслышке знает, сколько стоит в денежном выражении «проходной кандидат», как связаны между собой подобная «проходимость» и проходимцы. Догадываются граждане европейских стран и о том, сколь немногочисленна прослойка бескорыстных чиновников и парламентариев. Но они больше верят не своим глазам, а Гердеру, по словам которого, гражданские права — «первое имя, которое дано было общей свободе» [Гердер 1977, с. 603].
Electronic Scientific Edition Almanac Space and Time volume 9, issue 2 'Space, Time and Decision Making'
Elektronische wissenschaftliche Auflage Almanach 'Raum und Zeit' Bd. 9. Ausgb. 2. 'Raum und Zeit der Entscheidungsfindung'
Расторгуев В.Н. Научно-аналитическое обеспечение принятия решений в процессе политического планирования
Заседание английского Картины У. Хогарта из серии «Выборы в Парламент» (1754—1758):
парламента при Елизавете I. слева — «Предвыборный банкет»; справа — «Подкуп голосов»
Гравюра XVI в.
А несколько столетий назад предки нынешних европейцев — те самые варвары, что сокрушили Рим, задавались другим вопросом: «Кому нужны эти бессмысленные гражданские права и свободы?» Когда в России либералы и социалисты всех сословий сообща добивали монархию, верноподданные граждане, составлявшие основную часть населения, не могли даже представить себе, как жить без царя-помазанника. С тех пор прошло много лет, было пролито много крови, были истреблены в войнах лучшие из лучших. Но большинство наших сограждан до сих пор пристально всматриваются в портреты очередных правителей в надежде увидеть, наконец, подлинного отца нации, а не очередного функционера или политического менеджера. Должно пройти немало времени, чтобы мы с таким же священным трепетом, какой характерен для многих европейцев, относились, к примеру, к конституции и (или) монархии, т.е. к устоявшимся институтам, без которых почти любой среднестатистический европеец не представляет свою жизнь. По его мнению, так было, есть и будет, ибо речь идет об атрибутах цивилизованного общества.
Но главная трудность в том и заключается, что привыкание к институтам, их «опривычнивание» («хабитуализация») растягиваются на десятилетия и даже столетия. А нам, гражданам России, приходится сейчас, в режиме реального времени, и планировать своё будущее, и строить по плану новые политические институты, которые, по сути, не столько расширяют, сколько сужают набор альтернатив, свёртывая до минимума вариативность решений в области политического планирования: сделанный единожды выбор — это отсутствие выбора. В условиях стабильности такая функция институтов — великое благо, избавляющее власть предержащих от необходимости идти на эксперименты, а народ — от экспериментаторов при власти. Однако новая Россия вынуждена идти именно по пути рискованных экспериментов: если мы не сделаем этого сами, выбор сделают за нас.
К слову, в похожей ситуации находится и Европейский Союз: почти вся энергия политического планирования уходит у наших европейских коллег в монтаж новых институтов, что, увы, не только дает возможность управлять рисками, но и поднимет планку рисков, а в контексте «нового вселенского нашествия» ставит крест на возможности сохранения национальной и конфессионально-цивилизационной идентичности. Но кто конкретно определяет и синхронизирует стратегические курсы и планы строительства политического образования по имени Единая Европа (в реальности «Европа минус Россия») и самой России, а точнее, того, что от неё осталось с точки зрения цивилизационной идентичности после распада России исторической? Не будем забывать, что «счастливое меньшинство» (новые хозяева мира), как предостерегал А.С. Панарин, явно склоняется к тому, чтобы приватизировать и будущее, вместо того чтобы сделать его всеобщим достоянием («Глобальное прогнозирование»). Панарин обращал внимание на ключевой момент — на риск тотальной унификации политических институтов, построенных под нужды «сытого меньшинства», во всех странах мира, что лишь сужает круг «избранных» и расширяет круг обречённых. Он задает вопрос — возможен ли общечеловеческий прорыв в будущее не на основе обезличивания, а с сохранением культурно-цивилизационного многообразия человечества? И сам же отвечает:
«Положительное решение данного вопроса возможно при условии, если мы отыщем такую цивилизацию, которая не имеет никаких поползновений решать проблемы сепаратным образом, вынося за скобки всю мировую проблематику (в том числе западную) и сосредоточившись на своей исключительности» [Панарин 2014, с. 57].
При этом Панарин возлагает надежды на возвращение России к своей особой цивилизационной модели развития.
Но если высокая степень унификации национальных институтов власти — требование времени, как нам пытаются внушить, то сохранение самого исторического времени, то есть культурной самобытности, преемственности развития и
Electronic Scientific Edition Almanac Space and Time volume 9, issue 2 'Space, Time and Decision Making'
Elektronische wissenschaftliche Auflage Almanach 'Raum und Zeit' Bd. 9. Ausgb. 2. 'Raum und Zeit der Entscheidungsfindung'
Расторгуев В.Н. Научно-аналитическое обеспечение принятия решений в процессе политического планирования
коллективной культурной памяти народа — условие народосбережения. А природосбережение и народосбережение — высший критерий оправдания власти перед Богом, историей и гражданами. Иоанн Златоуст в «Толковании на св. Матфея Евангелиста» (беседа LXX) сформулировал принцип, позволяющий соединить уважение к власти и её планам с чувством долга, совестью человека и гражданина, не отступающего от своей веры и служения:
«Когда ты слышишь: отдавай кесарево кесарю, разумей под этим только то, что нисколько не вредит благочестию; всё, противное благочестию, не есть уже дань кесарю, но дань и оброк диаволу»
[Святитель Иоанн Златоуст... 1993].
Итак, риск политического планирования для России в нынешних условиях возрастает на порядок, а надежда на «кесаря» даёт сбои. Этому способствует и тот факт, что мы (в отличие от большинства «старых» европейцев) переносим на российскую почву в основном чужие и чуждые нашим традициям политические институты-трансплантаты, не зная, как они приживутся, да и приживутся ли вообще. Если верить идеологам «перестройки» и ускоренной демократизации, то власть просто вынуждена была в интересах самого народа предупреждать неизбежное отторжение чужеродных, но жизненно необходимых пересаженных органов. Она, власть, не от хорошей жизни целенаправленно подавляла и подавляет иммунитет российского общества, прививая — через подконтрольные СМИ, да и личным примером — терпимость к явным проявлениям абсолютного зла и низменным порокам. Без такой толерантности произойдёт якобы отторжение от народного тела столь непривычной для него демократии.
Можно ли доверять подобным суждениям тех, кто взял на себя труд спланировать наше завтра? Разумеется, нет. Но как тогда определить предмет исследования с учётом уже названных противоречий между планированием и институ-ционализаций, ломкой устойчивых форм и их консервированием, трансплантацией новых политических институтов и их отторжением?
Политическое планирование всё чаще становится предметом (содержанием) специализированной деятельности, подчинённой подготовке стратегически значимых решений в различных областях профессиональной политики. Впрочем, как подметил один из немногих отечественных специалистов в области теории и методологии политического планирования А.А. Кокошин, успешное стратегическое планирование и последовательные, согласованные действия по реализации избранной стратегии — это сравнительно редкое явление во внутренней и во внешней политике государств. Одна из причин неэффективности — трудно предсказуемые последствия планирования (как индикативного, так и директивного, как стратегического, так и оперативного) в сфере государственного управления. Планирование в политике и геополитике (грань размыта) Кокошин сравнивает с одновременной игрой в многомерные шахматы на нескольких шахматных досках [Кокошин 2007].
Эта игра далеко не прозрачна для её участников в силу ряда причин.
Во-первых, следует, видимо, указать на очевидную несопоставимость уровней подготовки, класса и «весовых категорий» игроков — акторов мировой политики, среди которых есть те немногие, кто разрабатывает и навязывает миру свои правила, и те, кто им по необходимости подчиняется — угодливо и упреждая волю хозяев, смиренно и безропотно (плетью обуха не перешибёшь) или через силу, публично проклиная «глобалистов-гегемонистов».
Во-вторых, игра становится трудно предсказуемой из-за того, что её правила, по словам Кокошина, «время от времени обновляются — по мере изменений в составе основных игроков, многие из которых ведут такую же многомерную (и многошаговую) игру».
В-третьих, как уже говорилось, следует постоянно помнить о степени риска в политических играх, ибо «на кон» здесь поставлено слишком многое —
«национально-государственная, культурно-цивилизационная идентичность, угроза размывания которой резко возрастает при развитии процессов глобализации, во многом носящих деструктивный характер» [Кокошин 2007, с. 13].
Геополитический срез стратегического планирования
Интерес к политическому планированию в настоящее время существенно возрастает, хотя из этого вовсе не следует, что само планирование — и оперативное, и, тем более, стратегическое (различение условно, так как в большинстве случаев мы сталкиваемся с необходимостью оперативно принимать стратегические решения) — становится более доступным и открытым для понимания и участия. Данное противоречие сравнительно легко объясняется, если выделить три основных фактора, косвенно влияющих на отношение общества к этому виду деятельности.
Фактор первый — доминировавшая и постоянно набиравшая силу в ХХ веке геополитическая тенденция, возникшая в западных странах — лидерах технократического развития, а точнее, в мозговых центрах, которые обслуживают транснациональный капитал. Его главная особенность — потребность в максимальном расширении контролируемой ресурсной базы и управляемого «жизненного пространства», а также, соответственно, в разрушении бастионов традиционализма, прежде всего, в самих очагах христианского мира. Речь идёт, в первую очередь, о церкви, династи-
Electronic Scientific Edition Almanac Space and Time volume 9, issue 2 'Space, Time and Decision Making'
Elektronische wissenschaftliche Auflage Almanach 'Raum und Zeit' Bd. 9. Ausgb. 2. 'Raum und Zeit der Entscheidungsfindung'
Расторгуев В.Н. Научно-аналитическое обеспечение принятия решений в процессе политического планирования
ческой власти и о тех государствах, которые рассматриваются в рамках такой стратегии как потенциальные оплоты традиционализма. Россия была и остаётся первой в этом списке не из-за избранного ею курса (каким бы он ни был, отношение не изменится) и не из-за постоянно тлеющей русофобии, которую искусственно и искусно поддерживают, как «вечный огонь», а в силу совершенно объективных причин — особого геополитического положения, военного и ресурсного потенциала. Русофобия в данном случае — это всего лишь предсказуемая реакция на раздражающий источник стратегической непредсказуемости.
Доминирование этой тенденции связано с существенным изменением функций «великих учений» (политических идеологий и доктрин), которые давно (уже в начале ХХ века) перестали быть уделом узкого круга политиков и дипломатов. Политические учения перестают быть инструментом в руках специалистов и, овладевая массовым сознанием, подменяют собой религиозные доктрины (преимущественно христианские) и религиозную регламентацию поведения человека и общества, вытесняя на периферию основные традиционные формы самоидентификации — конфессиональ-
V/ V/ и | I
ной, гражданской, этнокультурной. Именно поэтому важнейшие центры распространения христианской цивилизации, прежде всего, Европа и Россия, не только стали основным театром и полигоном «идейных войн» — гражданских и мировых (самых разрушительных и бесчеловечных за всю историю становления цивилизаций), но превращены в антиподов. Механизм реализации такой самоистребительной стратегии — навязанная политическим элитам конкуренция взаимоисключающих геополитических проектов, предполагающих полную перестройку всех межкультурных связей, социальных и экономических отношений.
В результате политические, геополитические и военные аспекты планирования стали в ХХ столетии и в начале третьего тысячелетия почти неразделимы, соединились «в одних руках», а круг пассивных объектов такого триединого планирования постоянно расширяется, включая в себя все новые страны-клиенты (государства с поврежденным суверенитетом), великие и малочисленные народы. Такие изменения превращают человеческое сообщество в мягкую глину, поддающуюся манипуляциям, а политические системы и институты, складывавшиеся столетиями, — в трансформеры. Об этой роковой инверсии свидетельствует повсеместное насаждение демократических и псевдодемократических моделей радикально-либерального (преимущественно неолиберального) толка, которые пришли на смену столь же упорно насаждаемым в начале и середине ХХ в. радикально-социалистическим образцам мирового переустройства.
В основе конкурирующих глобальных экспериментов в области «генно-политической инженерии» заложена, по сути, одна и та же богоборческая идея — план-схема «перманентной мировой революции» (кровавой или «бархатной», красной или оранжевой — по ситуации), дарующей людям особую свободу. Свобода эта действительно особого рода. Она узконаправленна и сводится, по сути, к избавлению от «пут веры» и прочих «химер традиционализма», то есть от иерархии ценностей, которые всегда связывали и связывают судьбу отдельного человека с судьбой его народа, а жизнь индивида с вечностью, подчиняя тем самым личный выбор абсолютному долженствованию, а произвол творчества — законам творения. Но парадокс в том и заключается, что борьба с мнимыми химерами порождает самые опасные химеры нашего времени, отнимающие у людей смысл жизни и надежду, а у народов их историю. Как писал Борхес,
«без вечности, без этого сокровенного и хрупкого зеркала, в котором отражается то, что прошло через души людей, всеобщая история — утраченное время, в котором утрачена и наша личная история, и все это превращает жизнь в какую-то странную химеру» [Борхес 1997, с. 88].
При всех внешних отличиях и даже кажущейся разнонаправленности этих моделей «освобождения» (либерал-радикализм и догматический социализм) для них в равной степени характерны, с одной стороны, размывание исторических границ и демонтаж суверенитетов, а с другой стороны, новое разделение народов, конструирование псевдосуверенитетов и тотальный ресурсный передел. В результате все традиционные ценности (демократические в том числе) испытываются на прочность в условиях небывалой глобальной мобильности и великого смешения языков, культур, цивилизаций. И, как показывает жизнь, испытание не всегда выдерживают не только «варварские племена», где сохраняется верность политическим традициям и верованиям предков, но и «цитадели демократии».
Вспомним в этой связи, что строители Вавилонской башни работали тоже по великому и, очевидно, тщательно проработанному плану, но до того момента, когда потеряли общий язык. Исследуя природу нигилизма (как оборотную сторону атеизма) и его формулу «всё дозволено», легализующую «утверждения царственности и божественности людей», А. Камю в книге «Бунтующий человек» [Камю 1990] ссылается, прежде всего, на авторитет Ф.М. Достоевского. Великий русский мыслитель, по мнению Камю, предвозвестил наступающую катастрофу. Он доказал устами своих героев, что социализм есть не только рабочий вопрос, но по преимуществу атеистический вопрос, «вопрос Вавилонской башни» не для достижения небес с земли, а для сведения небес на землю.
Второй фактор, объясняющий природу повышенного интереса к политическому планированию, — не менее важная тенденция, связанная с изменением «качества человеческого капитала» (о том, что эти изменения далеко не всегда направлены в лучшую сторону, мы будем говорить особо) и, в частности, с постоянно повышающимся образовательным цензом «среднестатистического гражданина» в большинстве стран мира. Но достаточно высокий образовательный ценз сам по себе ещё не является гарантией того, что повышенный интерес к политическому планированию действительно
Electronic Scientific Edition Almanac Space and Time volume 9, issue 2 'Space, Time and Decision Making'
Elektronische wissenschaftliche Auflage Almanach 'Raum und Zeit' Bd. 9. Ausgb. 2. 'Raum und Zeit der Entscheidungsfindung'
Расторгуев В.Н. Научно-аналитическое обеспечение принятия решений в процессе политического планирования
открывает людям доступ к этой сфере деятельности или способствует постижению её механизмов. Чаще он порождает лишь иллюзию «включённости» индивида в политический процесс, чему способствует, с одной стороны, мнимая простота и доступность процесса выработки политической стратегии, а с другой стороны, тот факт, что «дегуманитаризиро-ванные» и, несомненно, политически ангажированные образовательные стандарты выхолащивают саму способность критического отношения к политике определённого толка.
Кроме того, сама трактовка образовательного ценза, заложенная в доктринальных документах, свидетельствует о девальвации человеческого капитала. Если следовать, к примеру, за авторами проекта «Концепции государственного стандарта общего образования», под образовательным цензом, следует понимать «допустимый (!?) уровень образования», соответствующий стандарту, «относительно которого в обществе достигается конвенция (договор) как о необходимом и достаточном уровне для возможности продолжения образования на следующей его ступени».
Иллюзии «яйцеголовых» укрепляет и постоянная демонстрация действительных преимуществ демократического выбора: если в условиях «додемократического правления» решения стратегического характера принимались персонально «кесарем» или узкой группой избранных, то в условиях широкой демократизации этот процесс в немалой степени зависит от воли граждан, ибо «избранные избираются и переизбираются». Эффект «полного политического присутствия», гласности и даже интерактивности политического планирования многократно усиливается в восприятии образованных слоёв общества благодаря доступным им современным коммуникационным технологиям — от превращения выборов в интерактивное телешоу до возможностей «электронного правительства» (e-Government) и комбинации технологий.
Предвыборные дебаты в США: слева — выступление Х. Клинтон 14 июня 2015 г., справа — IV ежегодная конференция «Государ-
теледебаты кандидатов-республиканцев. С сайтов ственные услуги: электронное прави-
https://www.youtube.com/watch?v=KPas5uUkNPk и http://www.ntv.ru/novosti/1458121/ тельство» 6 июня 2013г. (Москва,
Swissotel Конференц-центр). Фото с сайта http://info.vedomosti.ru/events/elekpr13/
При этом проявляется закономерность: чем разнообразнее и эффективнее технологическое обеспечение «интерактивной политики», чем масштабнее информационный вал, тем труднее большинству пользователей-участников «выудить» сколько-нибудь ценную информацию и реконструировать причинно-следственные связи. Соответственно, чем шире возможности «электронного правительства», тем уже круг её реальных акторов. Последние всё меньше нуждаются в услугах «шифровальщиков» и «дешифровке», поскольку, во-первых, хорошо защищены от стереотипов массового образования и «электронного зомбирования», а во-вторых, научаются говорить на особом языке (всё больше похожим на «тайные языки» и криминальный жаргон). Кстати, именно по этой причине в настоящее время качественно изменяются требования к защите государственных, военных и корпоративных тайн, о чём говорил, к примеру, Д. Нейсбит в своей нашумевшей книге «Мегатренды» [Нейсбит 2003].
Впрочем, есть и более тонкие объяснения того факта, что образование, даже качественное массовое образование, основанное на действительно хорошей информированности и фундаментальном знании политических процессов, не делает политическое планирование доступным для образованного слоя общества. Более того, блестяще образованные люди, включённые в политическое планирование не через интернет-паутину, а вполне реально, далеко не всегда обнаруживают какие-то преимущества по сравнению с неучами и невежами, составляющими немалую часть правящего класса. Дело заключается даже не в мотивации, которая в какой-то степени поддаётся рефлексии и самоконтролю, и не в заинтересованности, хотя групповые и личные интересы почти всегда вживлены в политические планы, программы и проекты, а в особом императивном характере политической деятельности, где над разумом и рассудком почти всегда довлеет желание.
На это обстоятельство обращает пристальное внимание Коллингвуд. Он утверждает, что не только «необразованный простолюдин», но и образованный человек делает то, что ему хочется, а не обдумывает разумный план своих действий:
«Желание — это не укрощённый конь платоновской метафоры, а бешено мчащаяся лошадь, закусившая удила. Своими благими делами человек обязан не собственной воле и интеллекту, но чему-то, отличному от него
Electronic Scientific Edition Almanac Space and Time volume 9, issue 2 'Space, Time and Decision Making'
Elektronische wissenschaftliche Auflage Almanach 'Raum und Zeit' Bd. 9. Ausgb. 2. 'Raum und Zeit der Entscheidungsfindung'
Расторгуев В.Н. Научно-аналитическое обеспечение принятия решений в процессе политического планирования
самого, чему-то, что заставило его желать добиваться целей, достойных того, чтобы к ним стремиться. Поэтому, с точки зрения историка... хотя человек и ведёт себя так, как если бы он был мудрым архитектором своей судьбы, мудрость, обнаруживаемая в его действиях, принадлежит не ему, а Богу, милостью которого желания человека направляются к достойным целям. Отсюда — планы, реализуемые в человеческих действиях (я имею в виду такие планы, как завоевание мира Римом), возникают не потому, что люди задумывают их, устанавливают их ценность и находят средства их осуществления, но потому, что люди, поступая в каждый данный момент в соответствии со своими желаниями, фактически осуществляют предначертания Бога» [Коллингвуд 1980, с. 47—48].
Завершая свою мысль, Коллингвуд делает вывод, что такое понимание благодати вполне согласуется с теорией первородного греха, поскольку «грех (используя технический теологический термин), совершить который мы стремимся, — это не грех, свободно выбранный нами, это — врождённый, первородный грех, присущий нашей природе» [Коллингвуд 1980, с. 47—48].
Над этой же дилеммой, акцентируя внимание не на образовательном уровне общества, а на «элитологических» аспектах проблемы, задумывался и К. Манхейм, посвятивший последние годы своей жизни работе над трактатом «Свобода, власть и демократическое планирование». По его мнению, в додемократические времена массы, обречённые на пассивность, имели то преимущество, что не были обременены ответственностью за свою собственную судьбу: «Мир был прост, традиционная рутина обеспечивала разрешение большей части экономических и социальных проблем, и принятие решений было возложено на центральную элиту». Но если демократизация, связанная с возрастающей сложностью социального и экономического развития, «включает необходимость делать выбор и использовать анализ, заменяющий веру в автоматическое действие традиции», то «это не означает, что современный аналитический подход способствует лишь расширению элиты». Напротив, если участие в принятии решений и станет более широким и демократичным, то это не будет связано с заметным прогрессом в области аналитического мышления, поскольку, подчёркивал Манхейм, в подобной ситуации существенно возрастает роль «критически настроенного ума, способности преодолеть суггестивную власть символов, являющуюся результатом «дистанцирования» [Манхейм 2000, с. 204].
ш W W I ^ V/
Третии и наиболее важный фактор, стимулирующий вполне обоснованный и конструктивный интерес граждан к методологии и технологии политического планирования, — острая общественная потребность в совершенствовании методов стратегического политического планирования. Но этот фактор в полной мере проявляет себя далеко не во всех регионах, а преимущественно на основных «политстройках мира», среди которых безусловно лидирующее положение занимает грандиозное строительство Европейского Дома. Как бы мы ни относились к паневропей-ским идеям в целом и конкретным стратегиям ЕС в частности (при этом следует учитывать принципиальные различия, существующие между теоретическими идеями, политическими, доктринами и порождёнными ими стратегиями), вызывает уважение мощный рывок европейцев, участвующих в этом процессе, поскольку он демонстрирует возможности открытого политического планирования.
Этот факт не отрицается даже в филиппиках жёстких оппонентов «брюссельских евростроителей» и многих антиглобалистов, обличающих «евро-номенклатуру» и рассматривающих интеграцию по-брюссельски как попытку скрыть под предлогом «политического евроремонта» демонтаж национальных суверенитетов ряда великих европейских стран.
Уважительное отношение к опыту (даже отрицательному!) нашего ближайшего соседа — Европейского Союза, так же как и стремление усвоить навыки политического планирования (многие из которых, кстати, заимствованы европейцами у Советской России) — залог того, что в недалёкой перспективе и в нашей стране можно будет без иронии говорить о культуре политического планирования. И дело не только в том, что разумные люди учатся на чужих ошибках. Как остроумно подметил Ф. Бэкон в своих «Наставлениях нравственных и политических», если даже какой-то план будет отвергнут, «такое отрицание больше содержит положительных указаний, чем неопределённость, подобно тому, как зола плодоноснее пыли» [Бэкон 1978, с. 406].
Исключительный интерес для России, с огромным трудом вступающей в последние годы на путь самостоятельной внутренней и внешней политики, представляет отработанная в Европейском Союзе в последние десятилетия методология политического планирования. Разумеется, речь не идёт о стратегическом военно-политическом планировании: ЕС в этом отношении больше напоминает ельцинскую Россию, чем вполне самостоятельное политическое образование. Имеется в виду, прежде всего, уникальная методология управления проектами в рамках единой стратегии пространственного развития (spatial development). Эта методология предполагает высокую наукоёмкость политической деятельности и опережающий законотворческий процесс, что и обеспечивает тщательно продуманные и скоординированные действия всех заинтересованных органов исполнительной и законодательной власти в интересах устойчивого развития территорий.
В организационном плане пространственное развитие осуществляется как по линии Европейского Союза (Европейская перспектива пространственного развития), так и по линии Совета Европы (Европейская конференция министров). Но во всех случаях работа осуществляется на основе общих целей: (экономическое и социальное согласие; сохранение и управление природными ресурсами и культурным наследием; сбалансированная конкурентоспособность европейской территории) и основополагающих принципов, принятых после широко обсуждения и закреплённых, в частности, в «Ев-
Electronic Scientific Edition Almanac Space and Time volume 9, issue 2 'Space, Time and Decision Making'
Elektronische wissenschaftliche Auflage Almanach 'Raum und Zeit' Bd. 9. Ausgb. 2. 'Raum und Zeit der Entscheidungsfindung'
Расторгуев В.Н. Научно-аналитическое обеспечение принятия решений в процессе политического планирования
ропейской хартии регионального планирования», «Европейской перспективе пространственного развития (К сбалансированному и устойчивому развитию территории ЕС)», в так называемом «Ганноверском документе» и других многочисленных доктринальных актах и декларациях.
* * *
В заключение можно подчеркнуть, что важное условие и предпосылка политического планирования — социальная перспектива долгосрочного развития страны и её регионов. Все понимают, что власть обязана открыть обществу эту перспективу, какой бы она ни была. Даже если необходимо готовиться к войнам нового типа, которые волнами уже прокатываются по планете, а также к надвигающимся экологическим и социальным катастрофам или иным испытаниям, силы для мобилизации и выживания можно почерпнуть не только в прошлом, в великих традициях национальной культуры, но и в будущем. Речь идёт о стратегии — ясном, закреплённом в государственных доктринах представлении о реальных долгосрочных социальных целях и этапах их достижения. Уверенность в том, что цель достижима, ценится иногда куда дороже самой цели, а наличие стратегии становится жизнеутверждающим фактором не только задолго до её успешной реализации, но и, зачастую, независимо от самого результата — успеха или провала. В противном случае даже сытая жизнь утратит опору и смысл. Социальная перспектива позволяет установить масштабы явлений и свершений, а также оценить значимость сделанного.
ЛИТЕРАТУРА
1. Борхес Х.Л. Сочинения. Т. 1. М.: Полярис, 1997.
2. Бэкон Ф. Сочинения: В 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1978.
3. Гегель Г.В.Ф. Философия права. М.: Мысль, 1990.
4. Гердер И.Г. Идеи к философии истории человечества М.: Наука, 1977.
5. Камю А. Бунтующий человек. Философия. Политика. Искусство /Пер. с фр. М.: Политиздат, 1990.
6. Кокошин А.А. О стратегическом планировании в политике. М.: КомКнига, 2007.
7. Комлева Н.А. Структура мирового господства / / Пространство и Время. 2012. №1 (7). С.
8. Комлева Н.А. Маргинальное Отчество. Заметки на полях геополитического процесса / / Пространство и
Время. 2014. № 3(17). С. 24-33.
9. Коллингвуд Р.Дж. Идея истории. М.: Наука, 1980.
10. Манхейм К. Избранное: Социология культуры. М.; СПб.: Университетская книга, 2000.
11. Нейсбит Д. Мегатренды. М.: АСТ, Ермак, 2003.
12. Панарин А.С. Православная цивилизация. М.: Институт русской цивилизации, 2014.
13. Поппер К. Открытое общество и его враги: В 2 т. М.: Феникс, Международный фонд «Культурная ини-
циатива», 1992.
14. Святитель Иоанн Златоуст, архиепископ Константинопольский. Иже во святых отца нашего Иоанна Злато-
устого архиепископа Константинопольского избранные творения. Толкование на святого Матфея
Евангелиста: В 2 кн. М.: Издат. отд. Московского Патриархата, 1993 [Электронный ресурс] / / Онлайн
библиотека сайта Православие и мир. Режим доступа: http://lib.pravmir.ru/library/readbook/1904.
15. Сорина Г.В., Ярмак Ю.В. Политический интеллект: философско-методологический анализ / / Ценности
и смыслы, № 6, 2012. С. 23-36.
16. Тынянова О.Н. Власть и знание: к топологии «других пространств» / / Пространство и Время. 2014. № 4.
С. 10-13.
17. Тынянова О.Н. В поисках ускользающего пространства: система отношений как абсолютная система ко-
ординат / / Пространство и Время. 2015. № 3(21). С. 10 — 14.
18. Шопенгауэр А. Афоризмы и максимы. Л.: Изд-во Ленинградского университета, 1990.
19. Albrechts L. "Bridge the Gap: From Spatial Planning to Strategic Projects." European Planning Studies 14.10 (2006):
1487—1500.
20. Albrechts L., Healey P., Kunzmann K.R. "Strategic Spatial Planning and Regional Governance in Europe." Journal
of the American Planning Association 69.2 (2003): 113 — 129.
21. Cornish P., Edwards G. "The Strategic Culture of the European Union: A Progress Report." International Affairs
81.4 (2005): 801 — 820.
22. Heeks R., Bailur S. "Analyzing e-Government Research: Perspectives, Philosophies, Theories, Methods, and Prac-
tice." Government Information Quarterly 24.2 (2007): 243 — 265.
23. Lau R.R., Redlawsk D.P. "Advantages and Disadvantages of Cognitive Heuristics in Political Decision Making."
American Journal of Political Science 45.4 (2001): 951 — 971.
Electronic Scientific Edition Almanac Space and Time volume 9, issue 2 'Space, Time and Decision Making'
Elektronische wissenschaftliche Auflage Almanach 'Raum und Zeit' Bd. 9. Ausgb. 2. 'Raum und Zeit der Entscheidungsfindung'
Расторгуев В.Н. Научно-аналитическое обеспечение принятия решений в процессе политического планирования
24. Luukkonen J. "Planning in Europe for 'EU'rope: Spatial Planning as a Political Technology of Territory." Planning
Theory 4.2 (2015): 174-194.
25. Moisio S., Luukkonen J. "European Spatial Planning as Governmentality: An Inquiry into Rationalities, Tech-
niques, and Manifestations." Environment and Planning C: Government and Policy 32.4 (2014): 828 — 845.
26. Pinkleton B.E., Um N.-H., Austin E.W. "An Exploration of the Effects of Negative Political Advertising on Politi-
cal Decision Making." Journal of Advertising 31.1 (2002): 13 — 25.
Цитирование по ГОСТ Р 7.0.11—2011:
Расторгуев, В. Н. Научно-аналитическое обеспечение принятия решений в процессе политического планирования [Электронный ресурс] / В.Н. Расторгуев // Электронное научное издание Альманах Пространство и Время. — 2015. — Т. 9. — Вып. 2: Пространство и время принятия решений. — Стационарный сетевой адрес: 2227-9490e-aprovr_e-ast9-2.2015.71.
SCIENTIFIC AND ANALYTICAL MAINTENANCE OF DECISION MAKING IN POLICY PLANNING PROCESS
Valery N. Rastorguev, D.Phil., Professor at the Chair of Philosophy of Politics and Law, Philosophical Department of Lomono-sov Moscow State University
E-mail: [email protected]
The problem of political planning is one of the most important in the modern internal politics in the practice of decisionmaking in governance. This issue is particularly acute in Russia, where to the present day there is no tradition of mature political culture and strategic planning, like the European one.
The subject of my study is specificity of the modern policy planning practice, namely the ratio of its open and backstage side, which I examine using social-philosophical approach.
The political plan is not limited to the preparation and management decisions in the field of public policy, providing a systematic approach to the achievement and agreed goals, because the relevant procedures are indirectly related to the real address the problems of a different class. Among the stream of routine administrative work, it is extremely hard to identify solutions that carry the commitment to influence the future, subordinating it to a definite plan and those interests that are not articulated, and often hidden, but are incorporated in the plan. At the same time, the stated goals, providing consolidation, recorded in the decision did not reflect the conflicting interests. I pay special attention to planning in sectorial policy, which significantly increased research intensity decisions, as well as to the division of roles and competences among those who are involved in various political planning stages.
Spatial planning in the EU is for me an example of the successful use of a scientific approach to domestic policy. So, I conclude it is acute important for Russia to implement this experience in governmental decision making. My general conclusion is as follows: even if it is necessary to prepare for new kind of war, as well as the looming environmental and social disasters or other hardships, and to mobilize the forces of survival can be found not only in the past, in the great tradition of national culture, but also in the future. Such source for strength is governmental strategy, i.e. clear ideas of the real long-term social goals and steps to achieve that are enshrined in state doctrine.
Keywords: policy, policy science, governance, political philosophy, rationality, management, political science, solidarity, consensus, political choice, legitimacy.
References:
1. Albrechts L. "Bridge the Gap: From Spatial Planning to Strategic Projects." European Planning Studies 14.10 (2006):
1487-1500.
2. Albrechts L., Healey P., Kunzmann K.R. "Strategic Spatial Planning and Regional Governance in Europe." Journal
of the American Planning Association 69.2 (2003): 113 — 129.
3. Bacon F. Writings. Moscow: Mysl Publisher, 1978, volume 2. (In Russian).
4. Borges J.L. Writings. Moscow: Polaris Publisher, 1997, volume 1. (In Russian).
Electronic Scientific Edition Almanac Space and Time volume 9, issue 2 'Space, Time and Decision Making'
Elektronische wissenschaftliche Auflage Almanach 'Raum und Zeit' Bd. 9. Ausgb. 2. 'Raum und Zeit der Entscheidungsfindung'
Расторгуев В.Н. Научно-аналитическое обеспечение принятия решений в процессе политического планирования
5. Camus A. The Rebel: An Essay on Man in Revolt. Moscow: Politizdat Publisher, 1990. (In Russian).
6. Collinwood R.G. The Idea of History. Moscow: Nauka Publisher, 1980. (In Russian).
7. Cornish P., Edwards G. "The Strategic Culture of the European Union: A Progress Report." International Affairs
81.4 (2005): 801-820.
8. Heeks R., Bailur S. "Analyzing e-Government Research: Perspectives, Philosophies, Theories, Methods, and Prac-
tice." Government Information Quarterly 24.2 (2007): 243 — 265.
9. Hegel G.W.F. Philosophy of Law. Moscow: Mysl Publisher, 1990. (In Russian).
10. Herder J.G. Ideas for a Philosophy of the History of Mankind. Moscow: Nauka Publisher, 1977. (In Russian).
11. Kokoshin A.A. On the Strategic Planning Policy. Moscow: KomKniga Publisher, 2007. (In Russian).
12. Komleva N.A. "Marginal Fatherland. Marginal Notes of Geopolitical Process." Prostranstvo i Vremya [Space and
Time] 3 (2014): 24 — 33. (In Russian).
13. Komleva N.A. "World Dominance Structure." Prostranstvo i Vremya [Space and Time] 1 (2012): 37—46. (In Russian).
14. Lau R.R., Redlawsk D.P. "Advantages and Disadvantages of Cognitive Heuristics in Political Decision Making."
American Journal of Political Science 45.4 (2001): 951 — 971.
15. Luukkonen J. "Planning in Europe for 'EU'rope: Spatial Planning as a Political Technology of Territory." Planning
Theory 4.2 (2015): 174 — 194.
16. Mannheim K. Selected Writings. Sociology of Culture. Moscow and St. Petersburg: Universitetskaya kniga Publish-
er, 2000. (In Russian).
17. Moisio S., Luukkonen J. "European Spatial Planning as Governmentality: An Inquiry into Rationalities, Tech-
niques, and Manifestations." Environment and Planning C: Government and Policy 32.4 (2014): 828 — 845.
18. Naisbett J. Megatrends. Moscow: AST Publisher, Ermak Publisher, 2003. (In Russian).
19. Panarin A.S. Orthodox Civilization. Moscow: Institute of Russian Civilization Publisher, 2014. (In Russian).
20. Pinkleton B.E., Um N.-H., Austin E.W. "An Exploration of the Effects of Negative Political Advertising on Politi-
cal Decision Making." Journal of Advertising 31.1 (2002): 13 — 25.
21. Popper K. The Open Society and Its Enemies. Moscow: Feniks Publisher, International Foundation "Cultural Initia-
tive" Publisher, 1992. (In Russian).
22. Schopenhauer A. Essays and Aphorisms. Leningrad: Leningrad State University Publisher, 1990. (In Russian).
23. Sorina G.V., Yarmak Yu.V. "Political Intellect: Philosophical and Methodological Analysis." Values and Mean-
ings 6 (2012): 23 — 36. (In Russian).
24. St. John Chrysostom, Archbishop of Constantinople. Selected Creation of Our Holy Father John Chrysostom, Arch-
bishop of Constantinople. Commentary on St. Matthew the Evangelist. Moscow: Moscow Patriarchate Publisher, 1993. Online Library of Website 'Orthodoxy and World.' N.p., n.d. Web. <http://lib.pravmir.ru/library/ readbook/1904>. (In Russian).
25. Tynyanova O.N. "In Quest of Elusive Space: System of Relationships as Absolute Frame." Prostranstvo i Vremya
[Space and Time] 3 (2015): 10 — 14. (In Russian).
26. Tynyanova O.N. "Power and Knowledge: Toward the Topology of 'Other Spaces'." Prostranstvo i Vremya [Space
and Time] 4 (2014): 10 — 13. (In Russian).
Cite MLA 7:
Rastorguev, V. N. "Scientific and Analytical Maintenance of Decision Making in Policy Planning Process." Elektronnoe nauchnoe izdanie Al'manakh Prostranstvo i Vremya [Electronic Scientific Edition Almanac Space and Time: Space, Time and Decision Making] 9.2 (2015). Web. <2227-9490e-aprovr_e-ast9-2.2015.71>. (In Russian).
