3. Колин К.К. Информационная цивилизация. - М.: Институт проблем информатики РАН, 2001. - 112 с.
4. Yukio T. The dominance of English and Linguistic discrimination // Media Development. - N.Y., 1992. - 192 р.
5. Риэрдон Б.Э.Толерантность - дорога к миру. - М.: ЮНЕСКО и др., 2001. - 301,[2] с.
6. Roszak T. The Cult of Information. The Folklore of computers and the True Art of Thinking. - NY., 2000. - 360 p.
7. Этика и права человека в информационном обществе: материалы Европейской региональной конференции / под ред. А.В. Паршакова. - М.: ЮНЕСКО, 2009. - 64 с.
8. Асмолов А. Г. Толерантность, как культура XXI века [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.zaoisc.ru/metod/publikacii/asmolov-toler-kak-kultura.html (дата обращения: 25.12.2011).
НАУЧНАЯ ФАНТАСТИКА В СИСТЕМЕ СОВРЕМЕННОГО НАУЧНОГО ЗНАНИЯ
© Маслов В.М.*
Нижегородский государственный технический университет им. Р.Е. Алексеева, г. Нижний Новгород
Научная фантастика есть форма художественно-футурологического осмысления, выражения новейших тенденций, экзистенциального и социального влияния научно-технического развития. Быстрота изменений, общая специфика постиндустриального, постмодернистского общества, массовой культуры и массового общества - есть объективные основания для того, чтобы научная фантастика становилась значимым и респектабельным для учебной, научно-технической деятельности источником информации и деятельности.
Теоретические разработки «рациональности», введение представлений об «открытой» и «закрытой» рациональности [5] могут служить основой для современной характеристики / понимания науки как науки. Современная наука есть форма ухода от модели закрытой рациональности с ее четкими критериями научности и демаркационными линиями, например, в духе позитивизма, к модели открытой рациональности, оставляющей без окончательных ответов многие вопросы о научности или не научности. Важнейшая задача представителей современной науки удержать диалектическое равновесие между определенностью науки и ее открытостью.
* Доцент кафедры «Методология, история и философия науки», кандидат философских наук, доцент.
В негативном случае открытость, к примеру, оставление пустых надежд на то, что очень слабая, беззащитная к разрушающей критике позиция когда-то - «при появлении правильной научной парадигмы» - будет восприниматься настоящим научным достижением. В позитивном случае, открытость - это готовность к новым обогащающим возможностям. Примером подобного является постепенное подключение научной фантастики к системе научного знания. Начало этого процесса можно связать с уходом от отмечаемого Э. Дрекслером представления, что «если что-либо «звучит как научная фантастика», то это основание - не думать об этом» [12, с. 215], и общим согласием с тем, что внимание научных фантастов есть форма идентификации чего-то важного для науки. Идеальным или логичным завершением этого процесса является включение научной фантастики в современный образовательный процесс и успешную научно-техническую деятельность.
Научная фантастика и новоевропейская наука появляются в одно и то же время; научная фантастика отражала этапные моменты развития науки. Связь со становящейся наукой есть форма идентификации первых научно-фантастических произведений: «Утопия» Т. Мора (1516), «Город Солнца» Т. Кампанеллы (1623) (стремящиеся построить новое общество на научных основаниях); «Новая Атлантида» Ф. Бэкона (1627); «Государства Луны» С. де Бержерака (1650), где используются «многоступенчатые ракеты»; «Франкенштейн или новый Прометей» М. Шелли (1818). Известные успехи науки в XIX в. ведут к утверждению временем появления научной фантастики творчество Ж. Верна (1828-1905), в многочисленных романах прославлявшего науку («Таинственный остров»). Определенное сомнение и опасения, связанные с реальным осуществлением научно-технического развития, заставляют предполагать, что научная фантастика началась не только с, в общем, оптимистичного Ж. Верна, но и с, достаточно, пессимистичного Г. Уэллса (1866-1946). В целом, можно сказать, что уже общее обозначение начала научной фантастики показывает ее формой дополнения научно-технической деятельности, серьезно проясняющей перспективы ее развития и жизненного влияния.
Богатство исторического развития научной фантастики (Р. Хайнлайн, А. Кларк, А. Азимов, С. Лем, Р. Бредбери, Р. Шекли, К. Чапек, С. Кубрик, А. Беляев, И.А. Ефремов, А.Н. Стругацкий, Б.Н. Стругацкий, У. Гиббсон, Б. Стерлинг, С. Лукьяненко и др.) наглядно демонстрирует, как много интересной, важной, глубокой информации может почерпнуть здесь научная мысль. Скорее всего, любая, действительно, значимая, неоднозначная, перспективная проблема научно-технической деятельности, так или иначе, затрагивается в научно-фантастических произведениях. Это можно продемонстрировать на примере виртуальной реальности. Последняя тема стала интенсивно обсуждаться в научно-философских кругах в 80-90-х годах ХХ в. Существуют веские основания считать, что виртуальная реальность - это со-
здаваемая с помощью новейших технология (прежде всего, информационных) реальность, которая воспринимается реальной реальностью [8, с. 79]. До сих пор подобная трактовка не обрела парадигмальный статусе, что, объективно, снижает общие возможности теоретического углубления проблематики виртуальной реальности. Научная фантастика давно сделала свой выбор, ведущий к современному информационно-технологическому пониманию виртуальной реальности. Тематика различных реальностей стала обсуждаться в научной фантастике с сер. XIX в. Вехами на этом пути являются роман Г. Уэллса «Машина времени» (1895) и книга Дж.К. Сквоерса «Если бы это было иначе» (1931), которая послужила началом жанра альтернативной истории [4]. Возможно, что первым о чем-то близком современной виртуальной реальности написал в 20-х гг. ХХ в. Э.М. Фостер, который представил общество, где человеческое взаимодействие совершаются теле-матически (через экраны, напоминающие телевизионные), а реальные прикосновения людей друг к другу воспринимаются с ужасом и отвращением [3, с. 91]. До сих пор впечатляет теоретический уровень осмысления виртуальной реальности, фантоматики, данный в начале 60-х годов ХХ в. С. Ле-мом [7, с. 268-325].
Общее указание на значимость научной фантастики следует конкретизировать через соотнесение с известной традицией перспективной связи между наукой и искусством, ярко представленной в области наук о духе. Классическим примером связи научного, философского и художественного является экзистенциализм. Многие его создатели и представители были не только философами, но также талантливыми художниками, литераторами (С. Кьерке-гор, Ж.П. Сартр, А. Камю). Здесь же отметим философские «выходы» или прямое обращение к философской, мировоззренческой проблематике Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого, Г. Гете. Очень впечатляют недавние примеры наложения, взаимодействия между миром искусства и философией у философского структурализма и постмодернизма, сторонники которых не раз подчеркивали колоссальное значение для своих идей творчества Э.А. По, Х.Л. Борхеса, А. Роб-Грийе и других художников. В области научного изучения истории искусство всегда играло значимую роль. Любой хороший (сделанный с опорой на имеющиеся научные данные или гипотезы) исторический роман есть форма теоретической реконструкции прошлого. В этом русле современный историк, М.В. Аникович, ставит вопрос о «создании в популярной литературе нечто вроде нового жанра ... сочетающего изложение научных данных с тем, что называется «художественной реконструкцией» [1], и демонстрирует как теоретическое осмысление жизни людей Русской равнины в XXIII-XIV тысячелетиях до н.э. органично дополняется описаниями из художественного произведения. Необходимая связь научной психологии и искусства постулируется известными психологами: Г. Олпортом («Личность: проблема науки и искусства?»), А.Р. Лурия («Маленькая книжка о большой
памяти»). Актуальность «романтической науки» последнего горячо отстаивает современный нейропсихолог О. Сакс [11, с. 15].
Указанная проблематика из области наук о духе, кажется, не имела и не имеет аналога в области наук о природе. На самом деле, такое представление складывается из-за, традиционно, поверхностного, невнимательного отношения к феномену научной фантастики. Сама суть научной фантастики говорит о том, что в ее рамках все науки могут быть приобщены к художественному миру. Точнее, все науки могут получить возможность в рамках «мысленно-художественных», всесторонних экспериментов исследовать самые интересные, сложные, едва намеченные научно-технические реалии, максимально - до потенциальных утопий и антиутопий - вскрывать моменты влияния научно-технической деятельности на жизнь человека и общества. Серьезнее, любая ставящая глубокие, неоднозначные проблемы наука, объективно, нуждается в научной фантастике.
Словосочетание «научная фантастика» (science fiction). внутренне противоречиво. Научное - доказанное и истинное, фантастическое - вымышленное, фиктивное, фантазийное, которое, вообще, может не иметь никакого отношения к истине (в конечном счете, слово «фантастика» восходит к древнегреческому «phantasma» - «призраки», «иллюзии».) Но в данном случае это противоречие есть форма фиксации объективной, диалектической связи и отторжения, оригинального синтеза научности и художественности [9, с. 234]. Именно это и позволяют науке через научную фантастику получать новое, актуальное для себя знание.
Из истории науки можно привести ряд примеров плодотворного сочетания научно-технической и научно-фантастической деятельности (Ф. Бэкон, К.Э. Циолковский, В.А. Обручев, И.А. Ефремов, А. Азимов). Но сегодня нужно подчеркнуть, что речь идет не просто об общем теоретическом рассуждении, а о настоятельной необходимости приобщения мира науки к научной фантастике. В основании последнего тезиса лежит бурный рост научно-технических знаний и реальных возможностей. Наша цивилизация начинает балансировать на грани возможности появления постчеловеческого мира. Возникающие здесь вопросы, касаются неизвестных, глобальных тем. К примеру, что будет, если к 2050 г. может появиться сильный искусственный интеллект? Можно ли согласиться с тем, чтобы биосоциальная природа человека ушла в прошлое на пути прогрессивной киборгизации? Подобные вопросы сразу отсылают к тематике ценностей. Современные представители науки и техники должны понимать, что происходит. Но на подобные вопросы нет строгого, однозначного ответа. Именно здесь обнаруживается важнейшая роль, даже, миссия научной фантастики. Последняя есть последний рубеж научной мысли, выдвинутой в неизвестное.
Отметим еще две причины необходимости или желательности актуализации внимания к научной фантастике со стороны современного научно-
технического сообщества, вообще, и российского, в частности. Во-первых, эстетические образы, идеи и представители искусства играют все более весомую роль в жизни. Сегодня художественное мировоззрение не только мировоззрение великих художников, но значительный компонент - учитывая факт массового общества и массовой культуры («восстания масс», по Х. Ор-теге-и-Гассету) - обыденного мировоззрения миллионов людей. Через научную фантастику научно-философская традиция может быть более понятной и значимой для них. Во-вторых, российская мысль сравнительно менее открыта к принятию научной фантастики важным феноменом Показательным примером может служить уровень научно-философского, теоретического интереса к фильму «Матрица» (1999), который, как известно, стал культурным явлением и широко обсуждался. Две статьи в «Искусстве кино» [1, 6] -все, что мы нашли в серьезных отечественных источниках об этом событии. Это не сравнимо даже с одним из зарубежных сборников, посвященному данному феномену [10]. А, ведь, он не был единственным! В этом случае стремление «догнать Запад» вполне оправдано и актуально.
Список литературы:
1. Аникович М.В. Повседневная жизнь охотников на мамонтов / М.В. Ани-кович. - М.: Молодая гвардия, 2004. - 234 с.
2. Артюх А. Экшен познания / А. Артюх, Д. Комм // Искусство кино. -2003. - № 8. - С. 73-78.
3. Дрейфус Х.Л. Телеэпистемология: последний рубеж Декарта / Х.Л. Дрейфус // Виртуалистика: экзистенциальные и эпистемологические аспекты. - М.: Прогресс-Традиция, 2004. - С. 91-107.
4. Ганн Дж. Парадокс реальности в «Матрице» / Дж. Ганн // Прими красную таблетку: наука, философия и религия в «Матрице»: Сб. - М.: Ультра. Культура, 2005. - С. 74-86.
5. Лекторский В.А. Рациональность как ценность культуры / В.А. Лекторский // Вопросы философии. - 2012. - № 5. - С. 26-34.
6. Комм Д. Перезагрузка окончена, революция отменятся? / Д. Комм // Искусство кино. - 2004. - № 1. - С. 108-115.
7. Лем С. Сумма технологии / С. Лем. - М.: Мир, 1968. - С. 607.
8. Маслов В.М. Виртуальная реальность: основы, постчеловеческие перспективы и критика: монография / В.М. Маслов. - Н.Новгород: НГТУ 2009. - 180 с.
9. Научная фантастика // Большая советская энциклопедия. - М.: Изд. Сов. энциклопедия, 1973. - Т. 15. - С. 234.
10. Прими красную таблетку: Наука, философия, религия в «Матрице». Сб. - М.: Ультра. Культура, 2005. - 312 с.
11. Сакс О. Человек, который принял жену за шляпу, и другие истории из врачебной практики / О. Сакс. - СПб.: Science Press, 2006. - 301 с.
12. Drexler K.E. Engines of Creation 2.0: The Coming Era of Nanotechnolo-gy. Updated and Expanded [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http:// www1.appstate.edu/dept/ physics/nanotech/ EnginesofCreation2_8803267.pdf.
ОТРАЖЕНИЕ ФИЛОСОФСКОГО ЗНАЧЕНИЯ ИДЕЙ А.Л. ЧИЖЕВСКОГО В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ СПРАВОЧНОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
© Отюцкий Г.П.*
Российский государственный социальный университет, г. Москва
Дается обзор публикаций в отечественной справочной литературе, рассматривающих философское значение идей А.Л. Чижевского.
В обыденном сознании граждан России имя Александра Леонидовича Чижевского (1897-1964), одного из основателей космического естествознания, основоположника космической биологии и гелиобиологии, биофизика, основоположника аэроионификации, электрогемодинамики, философа, поэта, художника неизменно ассоциируется с пресловутой люстрой... Однако какую иную информацию, в частности, информацию о философском значении идей выдающегося русского ученого, мог получить из учебной и справочной литературы последней четверти ХХ - начала XXI века отечественный гуманитарий, не получивший специального философского образования и не занимавшийся исследованием творчества А.Л. Чижевского самостоятельно?
Уже через шесть лет после смерти русского исследователя, казалось, было положено начало традиции философского осмысления новаторских идей А.Л.Чижевского в справочной литературе. Так, в 1970 году в последнем томе Философской энциклопедии приведена краткая статья Л. Голованова, в которой А.Л. Чижевский охарактеризован как «биофизик, историк, один из основателей космической биологии». Подчеркнута его пионерская роль в выявлении непосредственного влияния физических факторов космоса и космических ритмов на все уровни организации биологических систем; показано значение открытия А.Л. Чижевским корреляции между циклами солнечной активности и явлениями в биосфере, а также влиянии солнечной активности на психическую возбудимость человеческих коллективов [5, с. 489].
Через восемь лет информация о Л.В. Чижевском появляется в третьем издании Большой советской энциклопедии [3]. Автор ее - тот же Л.В. Голованов, главное внимание в небольшой статье уделено конкретным биогра-
* Профессор кафедры Социальной философии, религиоведения и теологии, доктор философских наук, профессор.