CC BY
46
и мерах использования природных ресурсов в хозяйствах помещиков и крестьян.
Сравнительно частые жалобы и прошения крестьян, адресованные представителям власти как на местном, так и общероссийском уровне, явились следствием изъятия из сферы крестьянского землепользования очень ценных для конкретных общин хозяйственных угодий. Именно нарушение привычного, дореформенного режима их использования, введение законодательно оформленных ограничений в их эксплуатации, вызвало к жизни появление комплекса спорных ситуаций, в которых выразилось определенное разочарование части крестьян в результатах распределения природных ресурсов в результате отмены крепостного права.
1. Дружинин Н.М. Русская деревня на переломе 1861-1880 гг. М., 1978.
2. ГАТО. Ф. 26. Он. 1. Д. 230. Л. 39.
3. Там же. Д. 196. Л. 19-20.
4. Там же. Л. 21-22 об.
З. Там же. Д. 2G4. Л. 6-8 об.
6. Там же. Д. 212. Л. 1G-11 об.
7. Там же. Д. 503. Л. 1G-11.
8. Там же. Д. 1G87. Л. З.
9. Там же. Д. 6G7. Л. З.
1G. Там же. Д. 97. Л. 4.
11. Там же. Д. 768. Л. 17-18 об.
12. Там же. Д. 772. Л. 23-31 об.
13. Там же. Л. 43-43 об.
14. Там же. Д. З76. Л. 6-6 об. 1З. Там же. Д. 76G. Л. 1G-11.
16. Там же. Л. 4-З.
17. Там же. Д. 782. Л. 2-14.
18. Там же. Д. 698. Л. 4-4 об.
19. Там же. Л. 3З-36.
2G. Там же. Л. 66-66 об.
21. Там же. Д. 679а. Л. 7-8 об.
22. Там же. Д. 11G7. Л. З-8.
23. Там же. Д. 7. Л. 1G-13.
Поступила в редакцию 26.11.2006 г. Принята к печати 30.11.2006 г.
НАТУРАЛЬНЫЙ ПОСТОЙ В ХУШ-Х1Х вв.: ЧЕРЕЗ ЛЬГОТЫ К ЦИВИЛИЗОВАННЫМ ФОРМАМ ОТНОШЕНИЙ АРМИИ И НАСЕЛЕНИЯ
Л.Е. Субботина
Subbotina L.E. Natural billet in XVIII-XIX centuries: through the benefits to the civilized forms of relations of the army and population. The article reveals the mechanisms of billet obligation functioning in XVIII-XIX centuries, when the state tried to provide billeting of military units in villagers’ houses. The author reveals the mechanisms of the exemption of certain categories of people from the obligation.
Взаимоотношения военных и гражданского населения, армии и общества занимали одно из важных мест в повседневной жизни россиян и россиянок и социокультурном развитии России имперского периода отечественной истории. Военно-мобилизационная деятельность российского государства, постоянное изъятие материальных ресурсов и представителей податных сословий, которые несли рекрутскую повинность, способствовали формированию особого склада самосознания населения страны в ХУШ-Х1Х вв., готовности переносить тяготы и лишения, которые несла не только сама военная служба, но и ее составляющие: постойная и под-
водная повинности, заготовка фуража, ремонт кавалерии и т. п.
Понятно, что появление постоянных, регулярных армий повлекло за собой кардинальные перемены в повседневной жизни как военного, так и гражданского населения. Государство, изнемогавшее под тяжестью военных расходов, старалось по мере возможности сократить размер налогов за счет менее обременительных натуральных повинностей. Одной из таковых повинностей стал постой - обязанность предоставлять кров военным в мирное время. До начала XVIII столетия Россия не сталкивалась с проблемой размещения войск, так как служилые люди в мирное время жили в своих домах, а
в военное - в жилищах обитателей района боевых действий, без специальной регламентации по обычаю того времени, а также в различных временных сооружениях (шатры, палатки, шалаши и т. п.). В допетровской России тяготы этой повинности испытывали на себе только жители сел, лежавших вдоль больших трактов.
Современники признавали, что наиболее отяготительной для гражданского населения страны была именно постойная повинность. В словаре Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона отмечалось, что в прежнее время натуральные повинности «имели широкое распространение, но с переходом к хозяйству денежному и с развитием государственных и местных финансов они постепенно утрачивали значение, и теперь составляют лишь обломки прежнего обширного здания, но обломки необходимые, так что едва ли когда-нибудь этот способ удовлетворения некоторым общественным нуждам совсем исчезнет с лица земли» [1]. По определению В.И. Даля, постойная повинность и рассматривалась как раз как одна из обязанностей, долг, что должно отбыть, исполнить, это натуральная, неденежная земская повинность, обязанность принимать бесплатно военный постой [2].
Впервые наиболее остро проблема постоя встала во времена Петра I, когда образовалась регулярная русская армия и возникла необходимость размещения войск. Естественно, что население негативно относилось к такого рода повинностям, тем более что постой и подводная повинность были неравномерно распределены на территории России, и часть населения могла испытывать на себе все тяготы содержания военных практически беспрестанно. Отсюда и желание и горожан, и сельчан каким бы то ни было способом уйти от нежеланной повинности, избавиться от постоя любым - законным или незаконным путем.
Вполне естественным было стремление жителей страны попасть в ряды освобожденных от этой повинности, так как ряд льгот все же предусматривался законодательством. Однако при Петре I от постоя были освобождены очень немногие. Напротив, в его законотворчестве постоянно встречаются подтверждения о равномерности распределения постойной повинности. Так, в инструкции, данной Санкт-Петербургскому полицмейсте-
ру, рукой Петра было приписано: «солдат ставить всем на дворы по пропорции, какого бы кто рангу ни был» [3].
Автор исторического очерка, исследовавшего в XIX столетии вопрос о развитии постойной повинности в России и о постройке помещений для войск, Н. Абельдяев считает, основываясь на инструкции московскому обер-полицмейстеру, что преимущество при освобождении от постоя давалось тем обывателям, которые имели уже дома в Петербурге. В пользу петербургских домовладельцев исключение сделано было, по его мнению, в виду поощрения постройки домов в новой столице. Однако, если говорить об исследованиях историка Е.В. Анисимова, то он указывает на тот факт, что именно в Петербурге постойная повинность была одной из самых тяжелых и от нее, как и во всей стране, освобождались только избранные. Автор особенно акцентирует внимание на том, что постои были сущим наказанием для петербуржцев. В каждом доме селили по 15-20, а кое-где и по 25 солдат, которые, судя по жалобам жителей, причиняли им большое беспокойство. Исследователь, конечно, не имел в виду убийства, насилие и воровство - такие случаи были все-таки редкостью. Несмотря на существование целого ряда нормативных актов, определявших взаимоотношения постояльцев и их хозяев, отношения между теми и другими редко были безоблачными, особенно в деревне, где отсутствие властей и забитость крестьян делали военных полными хозяевами положения. Самоуправство постояльцев, бесчинства были чрезвычайно распространенным явлением. В жалобах жителей указывалось: «По избе ходить не велят и бранятся непрестанно; лошадь в огороды пускают; из избы выбил и в избу не велит ходить; погреб запер ключом; дрова берет без спросу; кур из избы бьют, если в избу войдут и ногами пинают; ограду жгут, ломают и т. д.» [4]. Конечно, все это не являлось отличительной стороной постойной повинности именно в Петербурге, жалобы на солдат имели место во всех губерниях, однако вполне очевидно, что жители столицы не имели особых преимуществ перед обывателями других регионов страны.
В то же время, российское законодательство о постое выделяло льготные категории российского общества, к которым относились:
1) дворцовые плотники (Указ 22 апреля 1713 г.);
2) подьячие канцелярии Правительствующего Сената (Указ 13 сентября 1713 г.);
3) священники в Петербурге, так как было признано, что льгота им необходима из-за признания неприличным наличие постоя при подготовке к священнослужению (Указ 19 октября 1724 г.);
4) двинские мирские посельщики Архангелогородской губернии. Здесь необходимо уточнить, что последние освобождались не от самого воинского постоя, а от бесплатного занятия у них квартир канцелярскими и торговыми подьячими. Ведь кроме непосредственно военных жители обязаны были предоставлять квартиры ряду лиц, среди которых были сыщики, чиновники, курьеры, и пр. Таким образом, из Архангельской губернии от жителей была отправлена жалоба государю на обременение их постоем от подьячих, на что и последовал Указ от 30 августа 1716 г. [3, с. 403].
Однако на протяжении всего столетия число освобожденных росло, и уже к концу
XVIII в. сформировался довольно широкий круг лиц, получивших освобождение от постоя. В исследовании петербургского историка В.В. Лапина отмечается, что к 1799 г. в Москве временные или постоянные льготы имели 22,3 % зданий, правда автор указывает на тот факт, что большую часть освобожденных составляло московское духовенство, бедность которого делала эту ситуацию не столь драматичной, так как их дома состояли, в основном, из 2 покоев, и потому при освобождении от постоя они лишали квартирные комиссии только 1/3 льготных покоев. Гораздо менее травматичным, по мнению историка, было освобождение содержателей съезжих домов, несостоятельных должников и особо заслуженных лиц, поскольку именно эти категории располагали самыми большими домами в Москве [5].
Необходимо отметить, что иметь лучший, да и просто хороший добротный дом в городе было в некоторой степени опасно, так как это являлось прямым поводом для назначения хозяевам непрекращающегося потока военных постояльцев. Более того, постой был одним из возможных препятствий для роста и дальнейшего развития городов, так как люди не только боялись иметь большие
дома, но и подчас занимались вредительством того имущества, которое имели. В донесении новгородского губернатора Сиверса на имя императрицы Екатерины II как раз видно, что население было отягощено натуральной формой постойной повинности до такой степени, что «город и жители, как дворяне, так и посадские и разночинцы, от многочисленного постоя в разорение пришли, и почти все из дворян, чьи дворы в городе имели, их из-за этого покинули, а посадские не осмеливаясь от домов отлучаться... Не меньших жалоб принесено было от весьма большого числа около города живущих дворян и крестьян о несносных им от постоя причиняемых притеснений» [6].
Как видно из законодательства XVIII столетия, при подходе правительства к разрешению различных спорных вопросов по устройству казенного постоя, одной из важнейших его черт был задекларированный еще Петром I всесословный характер повинности. Этот принцип неоднократно повторялся последующими правителями, и многие указы косвенно это подтверждают, даже грамота о вольности дворянства указывает на освобождение от постоя только помещичьей усадьбы, тем самым подразумевая все тот же принцип всесословности. Сами же льготы по постою были вынужденной мерой для создания приемлемых условий существования тем жителям, которым натуральный постой кроме бытовых неудобств создавал препятствия для нормального исполнения общественных функций: так, освобождались дома священнослужителей, соляных промышленников, содержателей питейных домов, иностранных купцов, после длительной борьбы выбили себе право освободиться от постоя казенные поставщики и содержатели съезжих домов.
Ряд льгот имели стимулирующий характер: от постоя освобождались промышленники, производившие важные для государства товары - владельцы суконных фабрик, шелководы, переселенцы на новые необжитые земли, строители новых домов в городах (каменные на 8 лет, с деревянной надстройкой - на 6 лет, деревянные дома на каменном фундаменте - 5 лет, полностью деревянные -4 года).
Также от постоя освобождались дворцовые плотники и сенатские подьячие, тульские оружейники, содержатели вольных
почт, лесные стражи, невские мостовики, плавильщики золота и серебра, дрессировщики соколов, ямщики, гробокопатели, генералы, министры, придворные, профессора, а затем и все преподаватели высших и прочих учебных заведений, обыватели городов, имеющие только один покой, отдельные личности за особые заслуги (за благотворительность, за постройку церкви, за выдающиеся боевые заслуги).
Освобождались от постоя дома, принадлежавшие лечебным, судебным и благотворительным учреждениям, публичным библиотекам. Пятилетнее освобождение от постоя получали города, «учреждаемые» и пострадавшие от пожаров. Освобождались от постоя несколько городов в связи с их особым положением [5, с. 160].
Однако при всем этом необходимо учитывать, что льготы распространялись только на производственные помещения и на то жилье, в котором жил сам домовладелец. Вся прочая недвижимость облагалась сбором или служила для натурального постоя.
Несмотря на то, что к XIX столетию перечень лиц, освобожденных законодательством от данной повинности был четко регламентирован, имелось множество жалоб по вопросам освобождения из-за крайней бедности населения, по снятию дома из реестра подлежащих обложению постоем, по снятию задолженностей, по мнению обывателя, несправедливо начисленных квартирной комиссией (середина XIX в.), или по снижению тяжести данной повинности [7].
И только после выяснения всех обстоятельств, осмотра дома гласными от Городской думы, после донесения и рассмотрения на заседании всех сопутствующих и открытых в ходе дела вопросов, если выяснялось, что дом состоит из одной избы, очень ветхого вида, угрожает обвалиться и хозяин не имеет средств к его восстановлению, только тогда выносилось решение, что постой для данного г-на или г-жи является действительно весьма обременительным, и возможным было согласие на освобождение дома от казенного постоя. Однако такого рода решения, выносимые по прошениям, были скорее исключением из правил, чем одним из равных звеньев в цепочке дел, рассматриваемых Городской думой. Сталкиваясь с целым рядом подобных прошений, становится видно, что
убедить Городскую думу вынести решение об освобождении от постойной повинности как натурой, то есть непосредственно постоем, так и снятия повинности уже в денежном эквиваленте (середина и вторая половина
XIX в.) было затруднительно из-за того, что такого рода обращения приобретали в некоторых губерниях практически массовый характер.
Нежелание населения принимать у себя в доме постояльцев накладывало негативный отпечаток на функционирование всего государства, тогда как даже возможное урегулирование частных проблем объективно приводило к решению многих общегосударственных задач. Прямую взаимозависимость указанных вопросов отмечали и представители зарубежной исторической школы. В частности, американская исследовательница
Э.К. Виртшафтер указывала, что желание избежать постоя и проблемы, с ним связанные, были весьма широко обсуждаемы в самых разных кругах как на городском, губернском уровне, так и государством в целом, которое предпринимало попытки урегулирования отношений между армией и населением. Однако сама система расквартирования войск и размещения большинства отрядов полностью зависела от решения властей, при котором плотность населения и экономическое развитие региона отнюдь не являлись решающими факторами [8].
Таким образом, вся система о назначении казенного постоя строилась на протяжении более полутора веков исходя из того, что при самой системе распределения постоя с ее несомненной неравномерностью на территории огромного государства существовало достаточно большое количество освобожденных слоев по принципу вида деятельности граждан, их достатка и пр., и также возможности решить проблему через многочисленные жалобы и путем тяжб с представителями городской и государственной власти. Лишь при переходе от натуральной формы постоя к денежной согласно Положению о преобразовании воинской квартирной повинности 1874 г. пришли к единой системе, при которой от постоя освобождались:
1) здания дворцовые, казенные, удельные, церковные и монастырские, кроме отдаваемых в наем, архиерейские дома;
2) помещения церквей, учебных, ученых и благотворительных учреждений;
3) дома в городе, имеющие не более одной комнаты (покоя), и нежилые помещения, занятые торговыми и промышленными заведениями.
Прочие же льготы, допускавшиеся ранее, были отменены [9].
Таким образом, наличие большого количества граждан, избежавшего постоя, не могло не сказаться на уменьшении тяжести этой повинности для населения в целом. Прежде всего, освобождение торгово-промышленных заведений и домов их хозяев должно было значительно ослабить негативное воздействие квартирования войск на городское хозяйство. Однако сам характер льгот, при котором вся тяжесть повинности ложилась на плечи сельчан и небогатых горожан, не мог не влиять на еще большую неравномерность распределения. Среди этого пласта граждан лишь имеющие самое ветхое однокомнатное строение могли рассчитывать на избавление от повинности, а среди остальных лишь священники были наиболее значимой частью лиц, подлежащих освобождению.
Переход армии в период правления Александра II в казарменные помещения и включение в бюджет государства статей расходов на их содержание через налогообложение граждан за квартирную повинность было долгожданным и желанным во многих регионах решением. Очевидно, что реформирование постоя было важным событием в жизни российского общества, поскольку непосредственно затронуло самые широкие его круги. Россия была еще далека от закона о неприкосновенности жилища, но реформа
постойной повинности стала шагом в направлении правового государства.
Впрочем, необходимо отметить, что и после принятия законов 1874 г. довольно долгое время имели место случаи, когда войска помещались в дома к гражданским обывателям, причем на срок намного превышающий установленные три дня. Все же в последней четверти XIX в. Россия выходит на уровень большинства европейских государств намного раньше избавивших граждан от натуральной формы военного постоя.
1. Энциклопедический словарь / сост. Ф.А. Брокгауз, И.А. Ефрон. СПб., 1897. Т. 4G. С. 687.
2. Даль В.И Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. М., 1998. Т. 3. С. 144, 343.
3. Абельдяев Н. // Записки для чтения. 1869. Август-декабрь. С. 4G3.
4. Анисимов Е.В. Царь и город: Петровский Петербург. СПб., 2GG4. С. 279.
3. Лапин В.В. // Английская набережная,
4: ежегодник Санкт-Петербургского научного общества историков и архивистов. СПб., 2GGG. С. 136-137.
6. Российский государственный исторический архив. Ф. 23. Оп. 1/121. Д. 468а. Л. 16.
7. Государственный архив Тамбовской области (ГАТО). Ф. 16. Оп. 23. Д. 2G; Ф. 16. Оп. 46. Д. 39; Ф. 16. Оп. 46. Д. 68; Ф. 16. Оп. 46. Д. 137; Ф. 16. Оп. 47. Д. 27; Ф. 16. Оп. 47. Д. 29; Ф. 17. Оп. 2. Д. 131.
8. Wirtschafter E.K. From Self to Russian Soldier. Princeton University Press, 199G. P. 83
9. ГАТО. Ф. 17. On. 3. Д. 28. Л. 3.
Поступила в редакцию 3G.11.2GG6 г. Принята к печати 3.12.2GG6 г.
