CC BY
97
УДК 94 <5711> О. П. ПАЩЕНКО
Омский государственный педагогический университет
НАТУРАЛЬНЫЕ ПОВИННОСТИ КРЕСТЬЯН ЗАПАДНОЙ СИБИРИ ПО ОХРАНЕ ЛЕСОВ ОТ ПОЖАРОВ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX - НАЧАЛЕ XX вв.________________________________
В статье исследуется комплекс натуральных повинностей сельского населения Западной Сибири по охране лесов от пожара. Проблема рассматривается в общем контексте политики казны и Кабинета, направленной на расширение эксплуатации лесных богатств региона. Автор отмечает нарастание противоречий между сокращением права крестьян на пользование лесными угодьями и усилением бремени повинностей, связанных с лесоохранной деятельностью.
Леса всегда были одним из главных природных богатств Сибири. Они играли немаловажную роль в крестьянском хозяйстве, снабжая сельских жителей топливом. Пореформенный период прошел под знаком наступления казны на леса, приписанные к сельским обществам, уже в 1850-1860 гг. из общей площади лесов выделялись «дачи единственного владения казны», «дачи общего пользования казны и крестьян» и крестьянские надельные земли. Однако отмеченное разделение лесов еще не означало ограничения крестьян в правах пользования лесом и его побочными продуктами в хозяйственной практике материалами для строительства и подсобных промыслов. Леса были местом охоты, сбора ягод и грибов, устройства пасек, кедрового промысла. По форме собственности леса подразделялись следующим образом: на казенные дачи приходилось
5 812 680 десятин, на леса, приписанные к сельским обществам, — 10 566 475 десятин, на владения Кабинета — 4 450 252 десятины, остальные леса относились к казенным необмежеванным.[1] Крестьяне Западной Сибири не были собственниками лесов. Они пользовались казенными угодьями на захватных началах. Это пользование клочками вкрапливалось в необъятные просторы свободных необмежеванных земель. В лесных районах крестьяне пользовались лесом безо всяких ограничений. В лесостепных районах пользование лесом регулировалось общиной и проводились переделы лесных участков по душам. В Алтайском округе все леса принадлежали Кабинету, а крестьянам выделялись не лесные участки, а определенное количество деревьев.[2]
Только в 1863 г. последовало издание высочайше утвержденных «Временных правил о попенных и посаженных деньгах за право пользования лесом в губерниях Тобольской и Томской, в областях Акмолинской и Семипалатинской». Правила эти, установленные первоначально в виде опыта на три года, фактически действовали в течение десяти лет вплоть до введения нового Лесного устава.[3]
Право бесплатного пользования лесным материалом было сохранено лишь за лицами крестьянского сословия и только в том случае, когда лес рубился для собственных нужд. При этом постоянно повышались таксы на лесные материалы, крестьяне ограничивались в правах пользования побочными продуктами леса. С 1870 года стала взиматься плата за пастьбу скота в казенных лесах, с 1871 г. — за устройство
пасек, сбор ягод и грибов, с 1868 г.- за право охоты и т.д. [ 4]
В 1875-1878 гг. специально назначенными лесными ревизорами было проведено исследование лесов Западной Сибири и намечена система мероприятий по дальнейшему ограничению прав сибирского крестьянства на леса. В результате их деятельности государственные доходы от лесов резко возросли: в 1875-1877 гг. они составили 200 164 руб., т.е. на 23 % больше, чем за предшествующие 11 лет.[5]
В январе 1878 г. генерал-губернатор Западной Сибири Н.Г. Казнаков представил в Министерство государственных имуществ проект учреждения в Западной Сибири особого управления государственных имуществ, причем указывалось на то, что незаселенные земли остаются почти бездоходными, а казенные леса по недостатку надзора истребляются местным населением и уничтожаются лесными пожарами до такой степени, что в некоторых местностях потребность в лесных материалах уже начинает сильно ощущаться.[6]
В 1884 г. для организации использования природных богатств Западной Сибири в интересах казны в Омске было открыто Управление государственных имуществ. В состав управления вошли 13 классных чинов, 40 лесничих, 332 служащих лесной стражи, писцы и т.д. Для охраны лесных дач, находившихся в общем владении казны и крестьян, использовался институт полесовщиков и пожарных старост. Сельские общества для этой цели должны были выделить в порядке исполнения натуральной повинности 1215 человек, которые за свою работу вознаграждения не получали.[ 7]
В 1893 г. Управление государственных имуществ Западной Сибири было разделено на три самостоятельных управления — Тобольское, Томское и для Степных губерний. Последняя реорганизация напрямую объяснялась ростом интереса казны к эксплуатации лесных богатств региона.
Новый этап наступления государства и Кабинета на лесные угодья крестьян был связан с осуществлением землеустроительной реформы 1899-1914 гг. В наделении крестьян лесом, по мнению ряда исследователей, наиболее ярко проявился грабительский характер землеустроительной политики казны и Кабинета. В нашей литературе утвердилась точка зрения, что значительная часть сибирского крестьянства лесных наделов не получила (по данным Л.М. Горюшкина - 40%,[8] А.А.Храмкова - 37 % [9]).
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 4 (58), ИЮЛЬ-АВГУСТ 2007
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 4 (58), ИЮЛЬ-АВГУСТ 2007
Оживление экономической жизни региона, рост переселенческого движения, возникновение новых и рост старых населенных пунктов предъявляли все больший спрос на лесные материалы. В этих условиях казна и Кабинет решали две взаимосвязанные проблемы: первая была направлена на расширение площади казенных и кабинетских лесов, вторая — создавала условия для роста спроса на лесные материалы за счет сокращения бесплатного лесопользования населения.
Когда к 1915 г. был устроен весь лесной фонд Алтайского округа, то из 8540 тыс. десятин леса на долю Кабинета пришлось 7040 тыс.[10] Если с 1906 по 1910 гг. Кабинет отпускал лес бесплатно крестьянам на домашние надобности в среднем на 772 731 руб. в год и за плату
— на 600 900 руб., то с 1911 по 1915 гг. бесплатный отпуск упал до 213 374 руб., а за плату — вырос до 1 070 750 руб. (т.е. почти в 2 раза).[11] Не менее впечатляющими были «достижения» казенного ведомства.
К 1902 году сформировалась площадь казеннолесного хозяйства, которая в Тобольской губернии составила 66 138 218 десятин, в Томской губернии
— 38 706 897 десятин.[12]
Доходы казны от эксплуатации лесных богатств выросли с 1882 по 1903 гг. по Тобольской губернии в 15 раз
— с 66,5 тыс. руб. до 1 018 832 руб., по Томской губернии почти в 25 раз - с 20,9 тыс. руб. до 523 429 руб.[13]
Но лесное дело ничего не выиграло от беспрецедентного роста доходов казны и Кабинета. При этом крестьянское население региона терпело огромные убытки от лесоустроительной политики правительства и продолжало нести на своих плечах главную заботу о сохранности сибирских лесов, выполняя целый ряд натуральных повинностей, среди которых выделялись следующие: 1)тушение лесных пожаров; 2) опалка кабинетских лесов; 3) несение служб полесовщиков, лесных сторожей и др.
У сибирского леса было немало врагов, но «самым ужасным, самым беспощадным врагом» были лесные пожары, которые ежегодно с началом весны охватывали десятки и сотни тысяч десятин тайги и лиственного леса.
Об опустошительности лесных пожаров в Алтайском округе можно судить по таким данным: даже в 1905 — 1912 гг., когда лесное хозяйство было взято под охрану многочисленных сторожей, стражников и конных отрядов, здесь было учтено 4257 серьезных загораний леса, уничтоживших 585 982 десятины.[14] Причины лесных пожаров были весьма разнообразны, но чаще всего они являлись следствием не-осторожного обращения с огнем в сухое время года. Умышленные поджоги лесов встречались сравнительно редко. Они были одной из форм сопротивления наступлению казны на свободное крестьянское лесопользование.
«...Управление государственных имуществ... оставило сельским жителям лишь валежник и сухостой, несчастье заключалось в том, что в ближайших лесах они давно использованы. Следовательно, [умышленные] палы представляют собой естественное приближение к населению низших сортов лесных материалов». [15] Подобную точку зрения разделяли и участники съезда податных инспекторов Тобольской губернии в 1905 году. Податной инспектор 2 участка Курганского уезда констатировал, что крестьяне ради получения на льготных условиях и даже бесплатно леса (сухостоя) сами его поджигают. Это связано со слишком большой удаленностью в Курганском уезде большей части надельных крестьянских лесов от селений и, напротив, близостью казенных лесов, что нередко и вызывает подобные поджоги. Эти обстоя-
тельства подтвердили податные инспектора Тобольского и первого участка Тюменского уезда.[16]
По иронии судьбы тушение лесных пожаров входило в обязанности крестьян. Повинность эта регулировалась нормами устава Лесного, которые предписывали населению близлежащих от пожара селений по призыву местных старост и сотских, ле-совладельцев либо их управляющих, которые должны были руководить тушением пожара до прибытия полиции, являться на месте стихийного бедствия с лопатами, топорами и другими орудиями и действовать там до потушения огня.[17] Если пожар был силен и не мог быть потушен в течение одного дня, полиция имела право привлекать к подавлению огня сменных рабочих из селений, отдаленных от пожара не далее чем на 25 верст. [18] Вознаграждение за потраченное время и труд крестьяне получали лишь в том случае, если место тушения пожара находилось далее чем в 15 верстах от места их жительства, причем размер вознаграждения определялся в губернских по крестьянским делам присутствиях. [19]
Тушение лесных пожаров было делом трудоемким и достаточно опасным. Наиболее традиционным был способ, при котором производилась закладка охранных полос, располагаемых поперек пути огня и очищаемых от горючего материала. При беглом огне достаточно было очистить узкую полосу почвы от сухого покрова, при вершинном или повальном пожаре приходилось срубать лес на полосе значительной ширины. Вдоль охранной полосы расставлялась цепь рабочих, наблюдающих за тем, чтобы огонь не перескочил через нее. Для очистки охранной полосы и для надзора за нею требовалось большое количество рабочих рук, для чего законом и предусматривалось привлечение к тушению пожара крестьян близлежащих селений. При невозможности, по недостатку рабочих, своевременно очистить охранную полосу прибегали к отжиганию или устройству встречного огня. Для этого использовали встречный по отношению к пожару ветер и, выждав наступление этого момента, зажигали заранее заготовленные по пути пожара костры, которые, разгораясь по направлению, противоположному тому, по которому он движется, уничтожают весь горючий материал. Этот способ был сопряжен с определенным риском, так как несвоевременное зажигание костров могло только увеличить силу пожара.
Повинность по тушению лесных пожаров была одной из самых тягостных для крестьянского населения Западной Сибири, потому что приходилась она на самое «дорогое» для сельских жителей время
— со второй половины апреля до конца октября. Повинность эту невозможно было регламентировать
— пожар мог вспыхнуть в любое время и тушение его могло затянуться на несколько дней. В засушливые годы в лесных районах крестьян могли вызывать на тушение пожаров по нескольку раз в год. К тому же в законе отсутствовало указание на продолжительность времени, в течение которого можно было удерживать на пожаре одну и ту же партию работников.
Затраты крестьянского труда на тушение пожаров неизмеримо возрастали вследствие нерасторопности лесной стражи, которая, пропустив начало стихии, вынуждена была вызывать на пожар гораздо больше крестьян, чем требовалось, если бы к его тушению приступили своевременно. Так, 26 мая 1901 года, в самое горячее время, когда у многих крестьян не был окончен сев и начиналась пахота, на тушение пожара в Орге было вызвано все селение Краснореченско-Заводское (более 150 дворов) и до 60
мужчин из соседнего села Краснореченского Мариинского уезда.[20] По этим цифрам можно составить хотя бы приблизительное представление о размерах этой повинности, тем более что ни в официальных материалах, ни у исследователей мы не находим данных о затратах крестьянского труда и времени на тушение лесных пожаров.
Тяжесть этой повинности увеличивалась еще и тем, что за свой тяжелый и зачастую связанный с опасностью для жизни труд крестьяне в большинстве случаев не получали никакого вознаграждения. Это приводило к тому, что принудительный и притом безвозмездный способ тушения лесных пожаров почти не достигал поставленной цели, так как сельские жители выполняли повинность крайне не-охотно и небрежно, всеми способами уклонялись от явки на место пожара, а явившись, признавая несправедливыми требования от них даровой работы, старались как можно меньше обременять себя.
Несправедливость подобного положения признавали и местные власти. В 1881 году Уфимское губернское земство ходатайствовало перед Министерством внутренних дел о необходимости установить вознаграждение для лиц, призываемых на тушение лесных пожаров, независимо от места их проживания. Но, по заключению Министерства государственных имуществ, в случае установления подобного вознаграждения было бы справедливым и требование платы за помощь ближайшим соседям при любых стихийных бедствиях. На этом основании ходатайство министром внутренних дел было отклонено. [21] Однако лесные пожары продолжали бушевать, нанося огромный вред казенному лесному хозяйству. В 1905 году МВД, под давлением с мест, вынужденно было смягчить свою позицию, предоставив губернским властям право сообразно местным условиям самостоятельно сокращать расстояния от места проживания до места пожара, при котором участники его тушения получали бы вознаграждение.[22]
Еще дальше пошли участники съезда податных инспекторов Тобольской губернии, которые, признав меру, предложенную МВД, недостаточной, высказались за коренное изменение существующего порядка вознаграждения за тушение лесных пожаров и за установление его всем без исключения лицам независимо от расстояния до их места жительства. Причем размер этого вознаграждения должен быть установлен не ниже местных цен за поденный труд. Особое мнение высказал при этом податной инспектор Ялуторовского уезда, заявив, что эта мера может вызвать лишь учащение поджога лесов самими крестьянами с целью получить плату за тушение пожара и тем самым увеличить свой заработок.[23]
Однако даже выплата вознаграждения вряд ли могла бы в полной мере решить проблему тушения лесных пожаров в Сибири. Дело в том, что существующая постановка лесного хозяйства преследовала исключительно интересы казенного лесного ведомства, которые далеко не совпадали с интересами крестьянского населения, отсюда и борьба с лесными пожарами была малоуспешной и почти не достигала поставленной цели. Интересные сведения на этот счет приводит Н.Я.Новомбергский. Он пишет, что в своем приговоре крестьяне одного из сибирских селений, обессиленные беспрерывными нарядами и стесненные до последней степени в лесопользовании, постановили: «Мы не будем тушить пожары и не будем выполнять приказы нашего сельского старосты захлапывать палы. Леса не наши, пользы от них нам нет никакой, пусть горят; нам они не дороги».[24]
Похожая ситуация складывалась и в кабинетских лесах Алтайского округа. Здесь наряду с повинностью по тушению лесных пожаров издавна существовала повинность по весенней опалке сосновых боров. Опалковая повинность состояла в том, что в определенные сроки, после схода снегов, обычно в середине апреля, алтайские крестьяне по назначению горной администрации обязаны были являться в назначенные места для выжигания сухой прошлогодней травы по кромке боров с целью предотвращения лесных пожаров. Выполнение этой повинности отвлекало массу крестьян от весенних полевых работ на довольно длительное время, которое уходило на переходы, переезды, на саму опалку лесов, которые занимали в округе огромную площадь.
Разверстка опалковой повинности производилась по числу годных работников, чаще подеревенно, реже участком и еще реже - волостью. В южных волостях Томского округа, относящегося к владениям Кабинета, порядок был таков: на сходе годных работников разбивали на 3-5 групп, из которых каждая должна была отбывать повинность по очереди. На время опалки назначали выборных, которые проводили всю работу, остальные платили им посуточно; первые сутки выборные работали бесплатно, относя свою очередь, в каждый последующий день — за определенную плату: в 20-30, реже 50 коп. с души. Не явившихся на опалку подвергали штрафу до 1 руб. и за их счет нанимали рабочих.[25] Похожей была организация опалки и в Бийском округе. Только в Барнаульской волости этого округа ежегодно на опалку выходило 232 работника, продолжалась опалка 2-3 дня. Многие крестьяне предпочитали не являться на работу лично и нанимали за себя работников.[26]
Общая стоимость опалковой повинности была сравнительно невелика, она составляла около 5 процентов от стоимости оцененных натуральных повинностей, отбываемых крестьянами Томской губернии. По подсчетам Н.А. Ваганова, в 1882 году опалка лесов Алтайского округа обходилась населению в 54 892 руб.[27] Похожие сведения приводит официальная губернская статистика. В 1887 году на опалку лесов в Бийском округе было назначено 7285 рабочих, которым повинность стоила 14 570 руб., в Кузнецком округе - соответственно 4072 и 8144, в Барнаульском -29 416 и 58 832. [28] Из этого документа видно, что губернские власти оценивали стоимость опалки в 2 руб. на каждого привлеченного к ней работника, при пересчете на каждого годного работника губернии -в среднем 49 коп.
Для сравнения: дорожная повинность в 1887 году обходилась крестьянам Томской губернии в 3 руб. на годного работника, земская гоньба — в 2 руб. 35 коп. В Барнаульском и Кузнецком округах к опалке привлекалась одна треть всех годных работников, в Бийском округе — 12 % (подсчитано автором).[29] В Барнаульском округе один только Кислухинский бор, протянувшийся на 80 верст, требовал ежегодно до 500 опальщиков. В это число не включены должностные лица волостного и сельского управления, приставленные для надзора за порядком.[30]
Тяжесть повинности усиливалась тем, что некоторые крестьянские общества были приписаны к опалке боров в других волостях и даже в других уездах. Так, опалка участка Бобровского бора в Барнаульском округе по расписанию 1891- 1893 гг. лежала на обязанности крестьян Уксунайской волости Кузнецкого округа, которым каждый год приходилось совершать многоверстные переходы к месту работы.[31] Мешали и неблагоприятные погодные условия, которые
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 4 (58), ИЮЛЬ-АВГУСТ 2007
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 4 (58), ИЮЛЬ-АВГУСТ 2007
затягивали опалку, и крестьянам вместо обычных 2-3 дней приходилось проводить на месте работ неделю и более.
Опалковая повинность была ненавистна крестьянам не только своей тяжестью, но и бесполезностью. Корреспондент «Сибирской газеты» писал по этому поводу: «Громадные лесные пожары на Алтае в 1894 или 1895 году доказали, что у нас выгорают леса не потому, что в степи были пущены палы, которые добрались до кромки боров и произвели опустошение, - нет, а потому, что крестьяне умышленно, преследуя свои хищнические цели, производят поджог прекрасных сибирских лесов... С увеличением таксовой стоимости лесных материалов не проходит ни одного года, чтобы лесные пожары на Алтае не производили своего опустошительного действия. [32]
Таким образом, попытки властей создать сколько-нибудь эффективную защиту казенных и кабинетских лесов Западной Сибири от лесных пожаров с помощью натуральной повинности крестьян потерпели неудачу. Причина кроется в том, что цели казны и кабинетского ведомства — создать высокодоходное лесное хозяйство и за счет эксплуатации сибирских лесов укрепить позиции самодержавия и помещичьего землевладения в центре страны - коренным образом противоречили интересам сибирского крестьянства, которое всячески сопротивлялось наступлению на свои права.
Библиографический список
1. Памятная книжка Западной Сибири. Омск,1882. С.367.
2. Крестьянство Сибири в эпоху капитализма. Новосибирск, 1983.С.60.
3. Штыбин Т.А. Об изменении порядка управления лесами Западной Сибири во второй половине XIX в. // Проблемы экономических и социальных отношений Сибири. Омск.1998. С.10.
4. Худяков В.Н. Аграрная политика царизма в Сибири в пореформенный период. Томск, 1986 С.236.
5. Соловьева Е.И. Промыслы сибирского крестьянства в пореформенный период. Новосибирск, 1981. С. 203.
6. Штыбин Т.А. Указ. соч. С. 13.
7. Худяков В.Н.Указ. соч. С.243.
8. Горюшкин Л.М. Аграрные отношения в Сибири периода империализма (1900-1917 гг.) Новосибирск, 1976. С. 272.
9. Храмков А.А. К вопросуоб итогах поземельно-устроительной
реформы в Сибири (1896-1916) / В книге «Из истории Алтая». Томск, 1978. С. 63.
10. Соболева Т.Н. Основные этапы лесоустройства в Колывано-Воскресенском (Алтайском) округе в XIX - начале XX
в.// Вопросы историографии истории и археологии. Омск, 1996. С. 52.
11. Асалханов И.А.Сельское хозяйство Сибири конца XIX -начала XX вв.Новосибирск, 1975. С.63.
12. Отчет по лесному хозяйству за 1902 год. СПб., 1903. Приложение. С. 52-53.
13. Худяков В.Н. Указ. соч. С.247,248.
14. Асалханов И.А. Указ. соч. С.62.
15. Новомбергский Н.Я. По Сибири. СПб., 1910. С. 11.
16. Журнал заседаний съезда податных инспекторов и их помощников Тобольской губернии в августе 1905 г. Тобольск, 1906. С.176.
17. СЗРИ. Т.8. Ч.1. Устав Лесной. Изд. 1867 г. По прод. 1893
г. Ст. 613-615.
18. Там же. Ст. 616.
19. Там же. Ст. 618.
20. Сибирская жизнь. 1901. 10 июня.
21. Журнал заседаний съезда податных инспекторов..,С.
177.
22. Там же. С. 177.
23.Там же .С.178.
24. Новомбергский Н.Я. Указ. соч. С.11.
25. Швецов С.П. Материалы по исследованию крестьянского и инородческого хозяйства в Томском округе Томской губернии. Т.2.Вып. 4. Барнаул, 1900. С.62.
26. Материалы по исследованию крестьянского и инородческого хозяйства в Бийском округе. Вып. 1. Барнаул, 1898. С.78.
27. Ваганов Н.А. Хозяйственно-статистическое описание волостей Алтайского округа. СПб., 1886. Свод. таблицы.
28. Обзор Томской губернии за 1887 год.Томск,1887. С.21.
29. Там же.
30. Бородавкин А.П. Реформы 1861 года на Алтае. Томск, 1972. С. 177.
31. ГАТО. Ф.3. Оп.20. Д. 187. Л.431.
32. Сибирская жизнь. 1899. 2 сентября.
ПАЩЕНКО Олег Петрович, соискатель кафедры отечественной истории Омского государственного педагогического университета.
Дата поступления статьи в редакцию: 11.04.2007 г.
© Пащенко О.П.
Книжная полка
Смоленский Н.И. Теория и методология истории: учеб. пособие. — М.: ИЦ «Академия», 2007. — 272 с.
В учебном пособии анализируются теоретические проблемы истории как науки: проблемы истории как целого, исторической необходимости, динамики исторического развития, детерминизма в истории, принципа историзма и др. Рассматриваются методы исторического исследования.
Для студентов учреждений высшего профессионального образования. Может быть полезно аспирантам исторических факультетов университетов, а также всем, кто интересуется проблемами истории.
Рекомендовано УМО.
