CC BY
325
Морозова Е.Б.
Преподаватель, кафедра немецкого языка для гуманитарных факультетов, Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова
НАЦИСТСКИЙ МИФ СКВОЗЬ ПРИЗМУ ГЕРМАНО-СКАНДИНАВСКОЙ
МИФОЛОГИИ
Аннотация
В статье исследуются принципы конструирования национальной идентичности в нацистской Германии, осуществлявшегося с помощью идеологической пропаганды. Особое место в этой пропаганде отводилось мифологии древних германцев и скандинавов. Мифологический тип мышления содействовал воспитанию безоговорочной преданности нацистским идеалам, апологизировал насилие и жестокость по отношению к другим народам и приводил к нравственному упадку нации.
Ключевые слова: нацистский миф, Третий рейх, массовое сознание, германо-
скандинавская мифология, архетип.
Keywords: the Nazi myth, the Third Reich, collective consciousness, German Scandinavian mythology, archetype.
Послевоенный кризис в Германии обусловил возврат немецкого общества к своим языческим корням и отождествлению себя с предками древней арийской расы. Это дало возможность пришедшему на смену Веймарской республике нацизму создать империю, базирующуюся на национальном мифе. Нацистский миф - это целая система подмифов, создававшаяся в нацистской Германии с целью конструирования определенной национальной идентичности исходя из принципов богостроительства, расового превосходства, возврата к архаическому прошлому и др., которые должны были формировать архетипичное мышление немцев. Такой подход обуславливал апелляцию к коллективному сознанию (Bewusstsein), пробуждению народных сил, с помощью которых должно было вестись строительство новой государственной идеологии. В качестве основного спекулятивного средства пропаганды выступал миф - «могущество собирания основополагающих сил и устремлений индивида или народа, могущество подземной, незримой, неэмпирической идентичности» [4, 46].
Исследователи идеологии Третьего рейха выделяют различные структурные составляющие нацистского мифа, беря за основу те принципы классификации, которые кажутся им наиболее важными. Тем не менее, в данной проблематике существует некоторая унифицированная структура. Важнейшими из подмифов выступают: «арийский миф» («миф Арийца»), «миф расы», «миф крови», «миф национальной религии» [6] и др. Особую роль в идеологии Третьего рейха играла германо-скандинавская мифология.
Следует подчеркнуть, что возрождение языческой мифологии началось в Германии задолго до прихода к власти НСДАП. Примером тому могут служить музыкальные произведения Рихарда Вагнера (1813-1883), самым знаменитым из которых является тетралогия «Кольцо нибелунга», основанная на исландских сагах и средневековой германской поэме «Песнь о нибелунгах». Произведение Вагнера стало своего рода национальным гимном Германии XIX в., а затем получило широкую популярность и в Третьем рейхе. Известный историк Р. Эванс уничижительно назвал как-то Вагнера «культурным антисемитом», подчеркнув, что свои музыкальные драмы он писал «не в последнюю очередь для того, чтобы распространять псевдогерманские национальные мифы, в которых героические фигуры из скандинавских легенд служили идеальными прообразами будущих вождей Германии» [8, 64]. Французский профессор и исследователь
мифологий Ж. Дюмезиль считал XIX в. временем переосмысления и возрождения германской мифологии. В своей книге «Мифы и боги германцев» (“Mythes et dieux des Germains”) он писал: «<...> Третьему рейху не пришлось создавать свои
основополагающие мифы: быть может, наоборот, это воскрешенная в XIX веке германская мифология придала свою форму, свой дух, свои установления - измученной Германии, которую небывалые беды сделали изумительно податливой» [11, 153]. Признавая, что распространение неоязычества носило в те времена искусственный характер, Дюмезиль тем не менее характеризовал актуализацию мифологических конструкций в жизни немецкой элиты и общества как «спонтанный процесс, в ходе которого вожди и народные массы Германии <...> естественным образом облекли свои действия и свои реакции в социальные и мистические формы, соответствующие самым древним организациям, самым древним мифам германцев <...>. Именно такого рода предустановленное согласие между прошлым и настоящим <...> составляет оригинальность нынешнего немецкого опыта» [11, 152]. Называя связь между массовым сознанием немцев и германо-скандинавской мифологией «предустановленным согласием», Дюмезиль прочерчивает границу между нацистской пропагандой и общественной жизнью Германии и исключает возможность целенаправленного информационного влияния на нее. Такая позиция французского исследователя сводила проблему мифологической трансформации в немецком обществе к обычному стечению обстоятельств, закономерному ходу истории и безосновательно снижала роль пропаганды в Третьем рейхе. При этом сам автор неоднократно подчеркивал связь нацистских принципов с архаикой и проводил прямые параллели между современностью и древнегерманским прошлым. Профессор Карло Гинзбург отмечает, что Дюмезиль вероятно пренебрежительно относился к преемственности германских традиций в Третьем рейхе и не считал нужным концентрировать свое внимание на данной теме [2, 248]. При этом Гинзбург был одним из немногих, кто защищал Дюмезиля от обвинений в «филонацизме», которые ему неоднократно выдвигали такие ученые, как Арнальндо Момильяно и Лучано Канфора [10, 157 - 159; 13, 329 - 342]. К примеру, Момильяно в своей статье “Premesse per una discussione su Georges Dumezil“ заявил, что книга французского профессора «несет явные следы симпатии к нацистской культуре» [13, 33].
Однако даже если учесть, что реинкарнация древнегерманской мифологии началась в XIX в. вместе с операми Вагнера, никак нельзя отрицать, что интенсивность свою она приобрела именно при национал-социалистах. Доказательством тому могут служить многотысячные тиражи книг расолога Ганса Гюнтера и популяризатора «нордической теории» Альфреда Розенберга, чьи теоретические взгляды на нацизм пользовались поддержкой вплоть до конца 1930-х гг. Их обращение к мифологии германцев и переосмысление ее через призму расовой доктрины иллюстрирует, что востребованность древнегерманских мифов было не столько «спонтанным» процессом, сколько пропагандисткой акцией нацистов, с помощью которой шло воспитание «достойных носителей идеи государства» [12, 491]. К примеру, К. Гинзбург писал, что «<...> преемственная связь германской мифологии и политических, военных, культурных принципов Третьего рейха была одним из общеизвестных стержней нацисткой пропаганды. Эта постоянно выставляемая напоказ преемственность служила важнейшим источником легитимации для гитлеровского режима» [2, 247].
В целях создания сильного воинственного государства нацистам требовалось укоренить в сознании немцев новое мировосприятие, повысить градус враждебности общества по отношению к другим народам, пробудить то, что К.Г. Юнг в свое время назвал furor teutonicus («тевтонской яростью») [9, 220] и создать тем самым внутри Германии благоприятные условия для начала войны. Для утверждения такого рода идентичности, базирующейся на расовом и национальном антагонизме, Гитлеру
требовалась серьезная научная и идеологическая база. Причем под наукой здесь нужно подразумевать не только академическое знание, но и псевдонаучные фальсификации, которые в целях поддержки насаждавшейся тогда партийной идеологии должны были стать средством репрезентации нацистского мировоззрения. В таких вопросах научная истина отодвигалась на второй план, а наука становилась служанкой политического мифотворчества. Результатом такой практики стало образование в 1935 г. исследовательского общества «Аненербе» (“Ahnenerbe”) под руководством голландского профессора Германа Вирта (1885-1981), разделявшего идеи народнических кругов Германии. Еще до своего вступления в НСДАП в 1924 г., Вирт интересовался непопулярными (в научных кругах) теориями происхождения человечества, историей и устройством арийского матриархального общества. В 1933 г. им была опубликована «Хроника Ура Линда» - фризская хроника, повествующая об истории расы древних атлантов [1]. Достоверность этой хроники была поставлена под сомнение еще до ее публикации, так как содержащиеся там факты шли в разрез с официальной наукой, и сегодня эта книга по-прежнему не вызывает доверия в академической среде. Идеи Вирта об Атлантиде, сверхлюдях-гиперборейцах, континенте Гондване и пр. не были, да и не могли быть поддержаны немецкими академическими кругами из-за своей слабой доказательной базы, но зато привлекли внимание нацистов: «<...> для тоталитарного режима идеологическая безупречность куда ценнее исторической достоверности» [5, 2]. Познакомившись с руководителем СС Генрихом Гиммлером и немецким народником Вальтером Дарре, известным автором народнической концепции «Крови и Почвы» (В1и und Boden), Вирт на какое-то время стал главным научным популяризатором «нордической теории». Под его руководством исследователи «Аненербе» изучали древние языки, организовывали экспедиции в поисках реликвий, исследовали календари и рунические алфавиты - и все для того, чтобы найти следы древней арийской цивилизации и создать национал-социалистам убедительную научную аргументацию их мифа. Приверженец народнических взглядов и главный партийный идеолог Третьего рейха Альфред Розенберг в своей книге «Миф XX века» отмечал заслуги голландского ученого и писал, что Вирт «дал сильный толчок исследованию истории Древнего Мира» [7, 23], правда добавлял при этом, что «подтвердятся ли его (Вирта. - Е.М.) взгляды, это покажет только будущее» [7, 23]. Сам Розенберг был ярым сторонником теории о «нордической душе» и всячески способствовал тому, чтобы идеи фёлькиш (у61^Л) не противоречили расовой доктрине партии, а наоборот - успешно ее дополняли.
Влияние возрожденного древнегерманского мифа на массовое сознание немцев привело к выработке новых, преимущественно агрессивных и антигуманных, ценностных ориентиров. Общеизвестная воинственность древних германцев, которая так ярко отразилась в древних сагах и легендах, в сочетании с теорией национального превосходства и вседозволенностью одних («избранной расы») по отношению к другим, привела к апологии насилия в отношении неарийских народов. На этой основе формировалась идея национальной целостности, пробудилось народное самосознание, что сделало возможным практическое воплощение нацистского мифа. Ф. Лаку-Лабарт и Ж.-Л. Нанси отмечали, что для пробуждения могущества мифа «следует <...> пробудить могущество расы, или народа, могущество v6lkisch, которое будет характеризоваться как производительная, или формообразующая, сила мифа и как ее запуск в дело, то есть как деятельное участие народа в своем мифе, выходящее за рамки простого верования» [4, 51].
Оправдание насилия транслировалось в частности через возрождение в массовом сознании мифологических архетипов (Archetyp) и мифологического способа мышления посредством их экстраполяции из мифологических источников. Подобную связь легко проследить при анализе дошедших до нас текстов по германо-скандинавской мифологии -
эддических песен («Старшей Эдды») и «Песни о нибелунгах». Одним из первых эту проблему поднял К.Г. Юнг, который в своей знаменитой статье «Вотан», опубликованной в Neue Schweizer Rundschau в 1936 г., сравнил пробуждающееся народное сознание немцев с Вотаном - германским богом войны, грозы и неистовства: «Поскольку поведение расы черпает свою специфику из присущих ей фундаментальных образов, мы можем говорить об архетипе Вотана» [9, 223]. Главным в научной теории Юнга всегда оставалось стремление субъекта мифотворчества - по Юнгу, коллективного бессознательного - к гармонии с трансцендентным миром, миром иррациональным. В период Третьего рейха связь с архаичной трансцендентностью была многократно усилена нацистской пропагандой. Следовательно, архетип Вотана как олицетворение ужесточенного сознания немцев, появился в результате усиливающегося интереса народных масс к древним мифологическим образам. При этом Юнг отмечал, «что боги - это результат персонификации психологических сил» [9, 223], а значит отождествление народного сознания с божественным началом, воплощающим в себе, необузданную ярость и воинственность, вполне оправдано.
Помимо персонифицированных образов воинственности и насилия, германоскандинавская мифология возродила в немецком сознании архаичное представление о структуре окружающего мира. Образ мира любого народа зависит от образа его жизни, бытовой повседневности, а германо-скандинавские народы постоянно жили в окружении враждебной им природы, «которую их богатая фантазия легко населяла враждебными силами» [3, 17], что выражалось в их сознании как противоборство мира людей, мира культуры (Мидгарда), существовавшего в пределах поселения или усадьбы, и мира дикого хаоса (Утгарда), населенного великанами, чудовищами и пр. Это упрощенное представление действительности нашло свое специфическое отражение в немецком массовом сознании 1930 - 1940-х гг., но под миром культуры уже понималась вся нацистская Германия, окруженная кольцом врагов, представленных неарийскими народами. В рамках подобных психологических категорий родная страна представлялась немцам осажденной крепостью и для ее спасения требовалась консолидация всех общественных сил и ресурсов. Подобная мифологическая конструкция оказалась чрезвычайно выгодна нацистам, так как при осознании враждебности окружающего мира, пускай даже и вымышленной, людские массы более подвержены идеологическому внушению и утверждению народной воинственности по отношению к врагам режима.
Важным моментом в осмыслении истории древних германцев играла идеология расизма, которой была подчинена большая часть всей гуманитарной науки Третьего рейха. В этом случае германские племена позиционировались как единый народ, сумевший в древние времена сохранить свою расовую чистоту и национальную самобытность. По мнению немецких расологов, именно «чистопородной» [7, 64] крови германцы были обязаны своими достижениями на пути образования нации и успешному противодействию силам - как называл их Х. Ст. Чемберлен - «народного хаоса». Превознося вклад арийцев в развитие мировой культуры, Розенберг подчеркивал, что именно «германская Европа подарила миру самый светлый идеал человечества: учение о ценности характера, как основе всякой цивилизации, с одой высочайшим ценностям нордической сущности, идее свободы, совести и чести» [7, 86].
Подобный идеологический прагматический взгляд на архаику привел к варваризации немецкого сознания. Духовное и нравственное развитие немцев было уничтожено чувством расового превосходства, а патриотизм стал пониматься как готовность в любое время пролить кровь и безоговорочно положить себя на алтарь ради вождя и государства, что объясняет ту бесчеловечность, с которой нацисты расправлялись с врагами рейха и сами шли на смерть. Подобный процесс свойственен любому тоталитарному государству, где мифотворчество и возрождение языческих архетипов
осуществляется в целях легитимации насилия в сознании легко внушаемых масс, в которых с помощью пропагандистских мифов воспитывается преданность правящему режиму.
Литература
1. Вирт Г.Ф. Хроника Ура Линда. Древнейшая история Европы. М., 2007.
2. Гинзбург К. Германская мифология и нацизм // Мифы - эмблемы - приметы. М., 2004.
3. Гуревич А. Средневековый героический эпос германских народов // Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о нибелунгах. М., 1975.
4. Лаку-Лабарт Ф., Нанси Ж.-Л. Нацистский миф. СПб., 2002.
5. Липман М. От редактора // Pro et Contra. М., 2009. № 3.
6. Родионов В. Расовые мифы нацизма. М., 2010.
7. Розенберг А. Миф XX века. Таллин, 1998.
8. Эванс Р. Третий рейх: Зарождение империи. М., 2010.
9. Юнг К.Г. О современных мифах. М., 1994.
10. Canfora L. Ideologie del classicismo. Torino, 1980.
11. Dumezil G. Mythes et dieux des Germains. Paris, 1939.
12. Hitler. A. Mein Kampf. Leipzig, 1943.
13. Momigliano A. Premesse per una discussione su Georges Dumezil // Opus. Vol. 2. 1983.
