CC BY
420
УДК 94(430).086:271.2 ББК 63.3(4Гем)6-37
НАЦИСТСКАЯ ГЕРМАНИЯ И ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ
Шкаровский Михаил Васильевич, доктор исторических наук, главный архивист Центрального архива Санкт-Петербурга, профессор Санкт-Петербургской Духовной академии
(г. Санкт-Петербург)
Аннотация. Статья посвящена политике нацистской Германии в отношении Русской Православной Церкви. В целом ее можно разделить на два этапа: 1933 - весна 1941 и лето 1941-1945 гг. На первом этапе германские ведомства (главным образом Рейхсминистерство церковных дел) оказывали явное покровительство Русской Зарубежной Церкви, в то же время проводя политику унификации православной диаспоры в III Рейхе. После начала весной 1941 г. военной агрессии Рейха на Балканах, а в июне - против СССР возобладало враждебное отношение к Русской Церкви. С июля 1941 г. она попала в сферу интересов важнейших нацистских ведомств - Партийной канцелярии, Главного управления имперской безопасности и Рейхсми-нистерства занятых восточных территорий. При этом в ряде ведомств разрабатывались планы постепенной ликвидации Церкви и создания новой религии для оккупированных территорий. На Православную Церковь были распространены и даже усилены методы давления, уже опробованные по отношению к другим конфессиям на территории самой Германии. Русскую Церковь также пытались раздробить на несколько частей (главным образом по национальному признаку), эти части поставить под полный контроль, при этом стремились использовать церковные организации для помощи оккупационной администрации и в пропагандистских целях. С осени 1943 г. начинается некоторое смягчение позиции в отношении Православной Церкви, но на практике оно проявлялось малозаметно. В целом же религиозная политика нацистской Германии потерпела неудачу.
Ключевые слова: Нацистская Германия, Русская Православная Церковь, религиозная политика, Вторая мировая война.
M.V. SHKAROVSKY
Abstract. The article discusses the politics of Nazi Germany against the Russian Orthodox Church. In General it can be divided into two phases: 1933 - spring 1941 and summer of 1941-1945 In the first phase of the German authorities (mainly the Reyhsministerstvom Church Affairs) provided explicit protection of the Russian Church Abroad, at the same time pursuing a policy of unification of the Orthodox Diaspora in the III Reich. After beginning in the spring of 1941 the military aggression of the Reich in the Balkans, and in June - against the USSR prevailed a hostile attitude towards
NAZI GERMANY AND THE ORTHODOX CHURCH
the Russian Church. From July 1941 she was in the sphere of interests of the most important Nazi agencies of the Party Chancellery, the Chief manage-Persian security and Reichsministers occupied Eastern territories. In a number of departments have developed plans for the gradual elimination of the Church and creating a new religion for the occupied territories. The Orthodox Church was prevalent and even strengthened pressure methods, already tested in relation to other faiths on the territory of Germany. The Russian Church also tried to split into several parts (mostly on a national basis), these parts are put under full control and thus sought to use the Church organization to assist in the occupation administration and propaganda purposes. In the autumn of1943 begins a softening of position in relation to the Orthodox Church, but in practice it manifested in subtle ways. In General religious policy of Nazi Germany failed.
Key words: Nazi Germany, Russian Orthodox Church, religious policy, the Second world war.
В целом антихристианская политика нацистской Германии в отношении Православных Церквей, прежде всего Русской, со временем претерпевала существенную эволюцию и разделяется на два заметно различающихся между собой этапа: 1933 - весна 1941 и лето 1941-1945 гг. Существовала большая группа факторов, определявших позицию немецких ведомств в этом вопросе: пропагандистский, идеологический, внутригерманский, военный (ситуация на Восточном фронте), международный, внутрироссийский (положение на оккупированных территориях) и советский (влияние религиозной политики руководства СССР). Каждый из указанных факторов по-разному воздействовал на различные ведомства, заставляя их с течением времени в большей или меньшей степени корректировать свою позицию. При всем различии этих позиций решающую роль играли директивы высшего руководства нацистской партии и лично А. Гитлера, что и позволяет говорить о существовании единой направляющей линии.
На первом этапе германские ведомства (главным образом Рейхсминистерство церковных дел) оказывали явное покровительство Зарубежной Русской Церкви, в то же время целенаправленно проводя политику унификации православной диаспоры в III Рейхе. Развернутая таким образом кампания была рассчитана на международный пропагандистский эффект. Нацистский режим хотел предстать в глазах общественности антиподом советского правительства, именно в 1930-е гг. наиболее активно преследовавшего Русскую Церковь. Кроме того, ставились цели смягчить неблагоприятное воздействие просочившихся за границу сведений о начавшихся притеснениях Католической и Лютеранской Церквей, а также расположить к
Рейху населенные православными балканские государства - Болгарию, Румынию, Грецию и Югославию. Со временем Рейхсминистер-ство церковных дел стало преследовать и свою цель, не разделявшуюся другими ведомствами - создание самостоятельной наднациональной Германской Православной Церкви. Уже на первом этапе выявилась внутренняя противоречивость нацистской политики - стремление показать себя защитником Русской Церкви и в тоже время проведение различных акций против Русского Западно-Европейского Экзархата в юрисдикции Вселенского Патриарха.
После начала весной 1941 г. военной агрессии Рейха на Балканах, а в июне - против СССР прежняя политика претерпела очень сильные изменения (первые признаки этих изменений были заметны уже в созданном на части оккупированной территории Польши Генерал-губернаторстве в 1939-1940 гг.). Возобладало враждебное отношение к Русской Православной Церкви. На нее были распространены и даже значительно усилены методы давления, уже опробованные по отношению к другим конфессиям на территории самой Гер -мании, где направляющая линия в решении «религиозного вопроса» была ориентирована на разрушение (внутреннее и внешнее) сложившихся традиционных устойчивых структур, «атомизацию» Церквей. Русскую Церковь также пытались раздробить на несколько несообщающихся между собой частей (главным образом по национальному признаку), эти части поставить под полный контроль; при этом стремились использовать церковные организации для помощи администрации на оккупированных территориях и в пропагандистских целях. С этим было связано и изменение отношения к русскому духовенству в эмиграции - его стара-
лись полностью изолировать от событий в России и от пленных или вывезенных в Германию на работы соотечественников. Только с осени 1943 г., в основном под влиянием военного, советского и международного факторов, начинается некоторое смягчение позиции в отношении Православной Церкви. Но на практике оно проявлялось очень малозаметно. Основные принципы направляющей линии, выработанной во второй половине 1941 - первой половине 1942 гг., сохранялись, поэтому говорить о начале нового периода осенью 1943 г. нельзя.
С июля 1941 г. проблема Православных Церквей попала в сферу интересов важнейших нацистских ведомств - Партийной канцелярии, Главного управления имперской безопасности (РСХА), Рейхсминистерства занятых восточных территорий (РМО) и Министерства иностранных дел. Рейхсминистерство церковных дел было «отодвинуто на задний план», на оккупированные территории СССР его вообще не допустили. Следует отметить, что оно при этом осталось верным прежнему курсу, в основном благожелательному к русскому православию, проявляя в этом деле большое упорство. Но влияние министерства уже было незначительным. В случае военной победы III Рейха Православной Церкви пришлось бы столкнуться с новым, третьим этапом нацистской церковной политики. В РСХА и Партийной канцелярии разрабатывались планы постепенной ликвидации этой Церкви и создания новой религии для занятых восточных территорий.
При всей первоначальной внешней разнице нацистской и советской (1920-1930-х гг.) религиозной политики между ними было много общего. Это хорошо видно на примере области Вартегау (с центром в Познани), которая была в 1939 г. избрана «испытательным полигоном» для нацистских церковных экспериментов. Как и в СССР, там были закрыты монастыри, вся религиозная деятельность низводилась до уровня общин и т.д. Социалистическая (советская) терминология явно чувствуется в указаниях военным частям об отношении к религиозному вопросу на занятых восточных территориях с августа 1941 г. и в проектах так и не принятого закона о свободе религиозной деятельности на Востоке. Впрочем, подписать этот закон было, вероятно, выше сил Гитлера из-за его внутренней антихристианской позиции, а не только из-
за опасения отрицательного для нацистов воздействия указа на Церкви в самой Германии.
Реальная религиозная политика германской оккупационной администрации, как справедливо отмечало местное население, также имела много общего с довоенной советской. В своем приказе от 16 августа 1941 г. шеф РСХА Гейдрих приказывал подразделениям полиции безопасности и СД постоянно сообщать о развитии ситуации в церковной области в оккупированной части СССР, а также проявлял большой интерес к сохранению Московского антирелигиозного музея. Изучение опыта движения воинствующих безбожников в СССР казалось германскому правительству очень полезным [1].
В III Рейхе, как и в СССР, религиозным организациям, в частности Православной Церкви, уделяло внимание высшее руководство страны, в том числе Сталин и Гитлер лично. В некоторых деталях совпадала нацистская и советская религиозная политика на контролируемых территориях за пределами собственных стран. Например, в Генерал-губернаторстве в 1939-1944 гг. германские ведомства стремились противопоставить лояльную, как им казалось, Православную Церковь, оппозиционной и преследуемой Католической. И во второй половине 1940-х гг. новые власти Польши отчасти действовали подобным образом. Как и Сталин, Гитлер в период войны, опасаясь раскола в обществе и дестабилизации режима, старался избегать открыто антицерковных акций.
Но, в отличие от советских руководителей, почти все «вожди» III Рейха были мистически, псевдорелигиозно ориентированы и уделяли этой стороне заметное внимание. С конца 1930-х гг. разрабатывались и планы создания «новой религии». Об одном из них, вероятно, добытом американской разведкой, говорилось в официальном заявлении президента США Рузвельта от 28 октября 1941 г. Правда, подлинность этого документа вызывает сомнения. Примерно в 1939 г. другой детальный, поэтапный, рассчитанный на 25 лет, «План национал-социалистической религиозной политики» разработала служба рейхсляйтера А. Розенберга. В нем говорилось о необходимости через 25 лет ввести обязательную для каждого гражданина нацистскую государственную религию [2]. Таким образом, в случае выполнения этого плана
традиционные конфессии ждала бы печальная судьба.
Предпринимая нападение на СССР, нацисты рассчитывали активно использовать религиозный фактор в своих целях. Они уже имели богатый опыт проведения подобной политики, как в Германии, так и на захваченных ими территориях в Европе. Методы и практика нацистской церковной политики были перенесены и на религиозные организации в СССР. Кроме того, эта политика здесь определялась в значительной степени общим отношением к славянам и к русским в частности. Уже после начала войны с СССР, 22-23 сентября 1941 г., в Берлине состоялось совещание ведавших церковными делами служащих государственной полиции. В ходе него группенлейтеры Главного управления имперской безопасности (РСХА) зачитали 10 докладов, содержащих указания о направлении дальнейшей деятельности, в том числе доклад «Проблематика Восточных Церквей и служебно-информационные выводы». В нем говорилось: «В результате наступления германских войск на Балканах и Востоке для нас очень остро встала проблема Православных Церквей... Большая часть членов Православной Церкви находится на территории Советского Союза. С течением времени эта Церковь была инфицирована большевизмом, так что о восстановлении Германией Церквей в завоеванном восточном пространстве не может быть и речи» [3].
Существовало несколько германских государственных организаций, занимавшихся делами Русской Церкви. По степени жесткости их позиций они распределялись следующим образом: самую мягкую занимало Рейхсмини-стерство церковных дел, практически не допущенное на оккупированную территорию СССР, далее следовало Верховное командование армии (ОКХ) и военная администрация в России, затем РМО, значительно большей жесткостью отличалось РСХА, и уже открыто враждебной была позиция партийного руководства в лице самого А. Гитлера и руководителя Партийной канцелярии М. Бормана.
Церковными делами в прифронтовой полосе (на практике почти на всех занятых русских и отчасти украинских территориях) занималась военная администрация в лице ко -мандующих тыловыми областями групп армий
«Север», «Центр» и «Юг». Непосредственно же к решению религиозных проблем были причастны руководящие отделы и отделы пропаганды при командующих, а на местах полевые и постоянные коменданты. Кроме того, существовали территориальные командующие в областях, управляемых гражданской администрацией, которые, правда, имели гораздо меньшее значение, в том числе командующий вермахтом в «Остланде» (с 25 июля 1941 г.). В своей зоне управления военная администрация старалась не провоцировать лишних конфликтов с гражданским населением, усиливавших антигерманские настроения и различные формы сопротивления. Поэтому и деятельности православного духовенства открыто не препятствовали. Не случайно единственная разрешенная на оккупированной территории СССР Духовная Миссия Русской Церкви - Псковская - существовала в тыловой области группы армий «Север».
С опубликованием указа фюрера об управлении занятыми восточными территориями от 17 июля 1941 г. была определена передача управления этих земель, как только они окажутся «умиротворены», от военной к гражданской администрации, и рейхслейтер идеолог Национал-социалистической германской рабочей партии (НСДАП) Альфред Розенберг назначен рейхсминистром новых территорий [4]. Аппарат созданного РМО состоял из 4 главных отделов, из которых наибольшее значение имел политический. Правда, на практике компетентность министерства была сильно ограничена вмешательством других органов власти рейха и стремлением к независимости назначенных вскоре рейхскомиссаров, которые часто не обращали внимания на указы РМО. В главный отдел политики, возглавляемый Г. Лейббранд-том, входил отдел культурной политики, в свою очередь состоявший из 8 групп, в том числе группы религиозной политики. В 1941-45 гг. ее бессменно возглавлял К. Розенфельдер, лично занимавшийся составлением большинства циркулярных документов относительно Русской Церкви.
Следует отметить, что практически сразу после создания гражданского управления на оккупированной части СССР начала проводиться политика различных ограничений сферы его компетентности. Так, уже приказом
А. Гитлера о полицейской безопасности новых занятых восточных территорий от 17 июля 1941 г рейхсфюреру СС и шефу германской полиции Г. Гиммлеру было поручено ведение ими в своей сфере. Если представители РСХА и делали при своей фактической враждебности очень редкие и малозначительные уступки в пользу Русской Церкви, то только в случае крайней необходимости, под давлением международного, пропагандистского или военного факторов. Именно в РСХА созревали планы ликвидации православия после окончания войны.
Особая нетерпимость по отношению к Церкви была характерна для высшего руководства НСДАП. А важнейшие директивы относительно религиозной политики на Востоке, хотя и готовились представителями различных органов власти, исходили, в конечном счете, именно от него и в частности лично от А. Гитлера. Кроме того, и руководитель Партийной канцелярии М. Борман постоянно стремился самым активным образом участвовать в подготовке и принятии этих директив.
Самый ранний циркуляр, касающийся религиозной политики на Востоке после начала агрессии, относится к 2 июля 1941 г. Он исходит от шефа РСХА Р. Гейдриха, предназначен для оперативных групп и команд полиции безопасности СД, и еще не содержит личных директив Гитлера. Указ был принят в первые дни войны с СССР, когда ход ее дальнейшего развития оставался в значительной степени неясен, и РСХА представлялось необходимым, используя различные методы, закрепиться на первых занятых территориях. Поэтому он вполне лоялен по отношению к Русскому Православию, хотя уже в этом документе говорится о необходимости содействия раздроблению Церкви: «Против стремления Православной Церкви утвердить свое влияние в массах ничего предпринимать не следует. Напротив, его необходимо, насколько возможно, поощрять, при этом с самого начала следует настаивать на принципе отделения Церкви от государства и препятствовать возникновению единой Церкви. Также ничего не следует предпринимать против образования религиозных сект» [5].
Вскоре - в конце июля - и фюрер лично издал свои директивы о церковной политике на Востоке. Четыре таких указания, касающихся вермахта, были дословно воспроизведены в
приказе ОКВ от 6 августа 1941 г. за подписью Кейтеля. Они отличаются значительно большей жесткостью: «1) Религиозную или церковную деятельность гражданского населения не следует ни поощрять, ни препятствовать ей. Военнослужащие вермахта должны, безусловно, держаться в стороне от таких мероприятий; 2) Духовная опека по линии вермахта предназначена исключительно для германских военнослужащих вермахта. Священникам вермахта следует строго запрещать любые культовые действия или религиозную пропаганду в отношении гражданского населения; 3) Также запрещено допускать или привлекать в занятые восточные области гражданских священнослужителей с территории рейха или из-за границы; 4) Эти распоряжения не касаются занятой румынскими частями территории Бессарабии и финского фронта» [6].
Самый обширный и детальный «оперативный приказ № 10» об отношении к церковному вопросу на занятых территориях Советского Союза на основе июльских директив Гитлера издал 16 августа 1941 г. шеф РСХА Гейдрих. В нем тоже категорически запрещалось какое-либо содействие религиозной жизни: «О поощрении Православной Церкви также не может быть и речи. Там, где население занятых областей советской России желает религиозной опеки, и там, где без содействия местных германских властей имеется в распоряжении священник, можно допускать возобновление церковной деятельности. Ни в коем случае, однако, с германской стороны не должно явным образом оказываться содействие церковной жизни, устраиваться богослужения или проводиться массовые крещения. О воссоздании прежней Патриаршей Русской Церкви не может быть и речи. Особо следует следить за тем, чтобы не состоялось, прежде всего, никакого оформленного организационного слияния находящихся в стадии формирования церковных православных кругов. Расщепление на отдельные церковные группы, напротив, желательно. Равным образом не надо препятствовать развитию сектантства на советско-русском пространстве... При всех различиях конкретных местных условий в любых распоряжениях должно, однако, оставаться основополагающим, что поощрение любых конфессий вообще не должно иметь место, и что деятельность Католической или Уни -атской Церквей в дальнейшем будет прекраще-
на. При всех обстоятельствах любое церковное влияние, идущее с территорий рейха... или из других государств, граничащих с Россией, должно выявляться и пресекаться» [7].
В последнем предложении имелись в виду священники Зарубежной Русской Церкви и католические миссионеры, вплоть до конца войны их фактически так и не допустили в оккупированные области СССР. В приказе Гейдриха также говорилось об особо осторожной позиции к Московской Патриархии, которая в документе называлась «Живой Церковью» (и таким образом ошибочно смешивалась с обновленчеством), и указывалось на необходимость ареста «Патриарха» (в тот период еще Патриаршего Местоблюстителя в сане митрополита) Сергия (Страгородского).
Таким образом, уже в августе 1941 г., через два месяца после начала войны с СССР, в соответствии с личными указаниями А. Гитлера была выработана основа направляющей линии в церковном вопросе на Востоке, которая все же продолжала в дальнейшем дорабатываться вплоть до лета 1942 г. Германские органы власти должны были лишь терпеть Русскую Церковь и при этом содействовать ее максимально возможному дроблению на отдельные течения, во избежание возможной консолидации «руководящих элементов» для борьбы против рейха. Но также ставились задачи пропагандистского использования православия как духовной силы, преследуемой советской властью и потенциально враждебной большевизму, и применения церковных организаций для содействия германской администрации на оккупированных территориях.
Директивы Гитлера о запрете военнослужащим вермахта оказывать какое-либо содействие возрождению церковной жизни на Востоке последовали не случайно. Во второй половине 1941 г. отдельные офицеры и представители германской военной администрации помогали открытию храмов и даже порой приказывали это делать [8].
К началу войны подавляющее большинство районов страны (а ведь среди сельского населения две трети являлись верующими) оказалось вообще без функционирующих храмов. Такое неестественное положение могло поддерживаться только репрессивными мерами. Как следствие, на оккупированной терри-
тории произошел бурный всплеск религиозного сознания. Сохранилось много свидетельств очевидцев и участников этого феномена общественной жизни СССР в годы войны. Так, по наблюдению служившего в составе Псковской Миссии протоиерея А. Ионова, «религиозное пробуждение было общим, массовым и стихийным. Народ как в городах, так и в сельской местности. сам шел на открытие храмов, на их временный ремонт и украшение» [9].
В этих условиях естественным было появление чувства благодарности верующих германской армии за «возвращение» религиозной свободы. И первоначально часть населения активно выражала это чувство [10]. Но такое происходило лишь в первые дни или недели после занятия германскими войсками населенных пунктов. Вскоре их жители понимали, что получили не «освобождение» и «религиозную свободу», а жестокое угнетение. В этой связи можно упомянуть интересный случай, произошедший в одном из русских городков, после прихода частей вермахта. По свидетельству очевидца, в ответ на приветствия части населения германский офицер честно сказал: «Погодите радоваться. За нами идут части СС, и тогда вы поймете, что мы никакие не освободители» [11].
Также и священнослужители вермахта, несмотря на августовский запрет, еще некоторое время совершали богослужения для местного населения. Кроме того, в первые недели оккупации военные власти еще разрешали одиночные миссионерские поездки русских священников-эмигрантов на Восток [12]. Чтобы полностью прекратить подобные факты, одного указа оказалось недостаточно, и проявлявший по этому поводу заметное беспокойство Гитлер в сентябре выпустил новые дополнительные директивы. Они были изданы вместе с прежними 4 директивами 2 октября в виде приказов командующих тыловыми областями групп армий: «Данные определения о поведении войск в религиозном вопросе по отношению к гражданскому населению на занятых восточных территориях касаются итальянских, словацких, венгерских войск или прочих добровольческих соединений только в тех местах, где имеются германские комендатуры. Германским местным комендатурам следить за тем, чтобы эти определения соблюдались иностранными
войсками и добровольческими соединениями. Военное богослужение в оккупированных восточных областях разрешается проводить только как полевое богослужение, ни в коем случае не в бывших русских церквах. Участие гражданского населения (также и фольксдойче) в полевых богослужениях вермахта запрещено. Церкви, разрушенные при советском режиме или во время военных действий, не должны ни восстанавливаться, ни приводиться в соответствие с их назначением органами немецких вооруженных сил. Это следует предоставить русскому гражданскому населению» [13]. Постепенно, хотя и не сразу, эти приказы оказали свое действие, и всякая помощь Православной Церкви со стороны германских войск была прекращена.
В первые месяцы войны с СССР, воспользовавшись тем, что на оккупированной территории еще окончательно не сформировалась гражданская администрация, органы полиции безопасности и СД попытались получить преобладающее влияние на религиозные организации. В своей деятельности они руководствовались, прежде всего, приказами шефа полиции безопасности и СД, в частности оперативным приказом № 13 от 15 октября 1941 г.: «По распоряжению фюрера оживление религиозной жизни в занятых русских областях необходимо предотвращать. Поскольку в качестве важного фактора оживления христианских церквей следует рассматривать деятельность теологических факультетов или пастырских семинаров, просьба следить за тем, чтобы при открытии вновь университетов в занятых областях теологические факультеты в любом случае пока оставались закрытыми. В дальнейшем следует заботиться о том, чтобы подобным образом было предотвращено открытие пастырских семинаров и похожих учреждений, а недавно открывшиеся или продолжившие свою деятельность учреждения такого рода с подходящим обоснованием в ближайшее время были, соответственно, закрыты» [14].
Этот документ является первым и очень редким примером официального приказа, в котором говорится не просто о нейтральном отношении к оживлению религиозной жизни, а о необходимости препятствовать ему. Массовое стихийное возрождение Русской Церкви на оккупированных территориях СССР
начало вызывать тревогу у части германского руководства. Правда, полностью запретить деятельность православных богословских учебных заведений не удалось. Так, в конце 1942 г. открылись богословско-пастырские курсы в Вильно, а позднее еще в нескольких городах.
На оккупированной территории Ленинградской области действовала оперативная группа полиции безопасности и СД «А», штаб которой находился в Красногвардейске (Гатчине). Ее руководство также уделяло значительное внимание религиозной ситуации. В указаниях штурмбанфюрера СС этой группы Редера от 30 декабря 1941 г. предписывалось в регулярных двухнедельных донесениях в числе других важнейших проблем помещать следующую информацию о Церкви: «... возрождение религиозной жизни, богослужение - место, ко -личество участников, состав, священник, церковные организации». В другой, более поздней, схеме донесений о настроениях и положении на оккупированной территории Ленинградской области (май 1943 г.) Православная Церковь была отнесена к разделу «противник», наряду с Коммунистической партией, партизанами, евреями и т.п. [15].
Следует отметить, что взгляды полиции безопасности и РМО совпадали далеко не во всем. Так, в РСХА начали разрабатываться более долгосрочные послевоенные планы религиозной политики на Востоке. Уже 31 октября 1941 г. была издана секретная директива за подписью Гейдриха: «Среди части населения бывшего Советского Союза, освобожденной от большевистского ига, замечается сильное стремление к возврату под власть Церкви или Церквей, что особенно относится к старшему поколению <...> я вижу большую политическую опасность, равно как и опасность в области мировоззрения, в том, что в настоящее время в восточные области необдуманно допускают священнослужителей всех вероисповеданий. Несомненно то, что стремящимся к религии массам оккупированных бывших советских областей надлежит снова дать какую-то форму религии. Возникает только вопрос: какую? <...> То, что теперь уже во многих местах церкви с попами, связанными вероисповеданиями, открываются вновь и что этому даже способствуют германские органы власти, вызовет лишь религиозную реакцию, которая когда-нибудь
<...> может оказаться таковой в политическом отношении и будет противостоять необходимому освобождению восточных областей. Поэтому крайне необходимо воспретить всем попам вносить в свою проповедь оттенок вероисповедания и одновременно позаботиться о том, чтобы возможно скорее создать новый класс проповедников, который будет в состоянии после соответствующего, хотя и короткого обучения, толковать народу свободную от еврейского влияния религию. Ясно, что заключение «избранного богом народа» в гетто и искоренение этого народа <... > не должно нарушаться духовенством, которое, исходя из установки Православной Церкви, проповедует, будто исцеление мира ведет свое начало от еврейства. Из вышесказанного явствует, что разрешение церковного вопроса в оккупированных восточных областях является чрезвычайно важной... задачей, которая при некотором умении может быть великолепно разрешена в пользу религии, свободной от еврейского влияния, эта задача имеет, однако, своей предпосылкой закрытие находящихся в восточных областях Церквей, зараженных еврейскими догматами» [16]. То -тальный расизм директивы не оставляет сомнения в судьбе православия в случае победы гитлеровской Германии. Его стали бы уничтожать, насаждая «новую религию», лишенную многих основных христианских догматов.
РМО подобными планами не занималось. Оно решало более конкретные задачи: «замирение» оккупированных территорий, эксплуатация их хозяйственного потенциала в интересах III Рейха, обеспечение поддержки местным населением германской администрации и т.п. Как говорилось в сводке полиции безопасности и СД от 24 июня 1942 г., Министерство занятых восточных территорий стремилось во время войны политически обезопасить области «за спиной» вермахта и воспрепятствовать распространению саботажа, партизанской деятельности. Поэтому министерство выступало за предоставление местному населению возможностей определенного культурного развития и даже участия в управлении, хотя бы только и на срок войны [17]. Особенно явно эта линия проявилась в прибалтийской части рейхскомисса-риата Остланд.
Большое значение придавалось пропагандистской деятельности и в этой связи очень за-
манчивым казалось использовать религиозные чувства населения. Но и чиновники РМО, как и их шеф - А. Розенберг, писавший: «Христианский крест должен быть изгнан из всех церквей, соборов и часовен и заменен единственным символом - свастикой» [18], были в принципе враждебны всякой форме христианства. Они желали, чтобы большая часть населения оккупированных территорий (как и в Германии) была безрелигиозной, хорошо понимая глубинную противоположность национал-социализма и христианства.
Начальник группы религиозной политики К. Розенфельдер писал в меморандуме от 31 января 1943 г.: «Определяющая точка зрения для германского политического руководства заключается в том, что всякое христианское церковное направление по своей глубинной сути находится в непреодолимой мировоззренческой противоположности к национал-социализму. Это подходит для Церкви на Востоке, хотя указанная основополагающая вражда находится здесь в тени тотальной борьбы между Советским Союзом и руководимой рейхом Европой. Я повторно указываю на то, что со стороны германской администрации неверно придавать слишком большое значение Православной Церкви как средству управления людьми. По-советски воспитанные поколения видят в Церкви средство оглупления и порабощения. Негативное отношение (особенно молодежи) к Церкви может измениться лишь, если она разовьется в силу народной и национальной защиты. И эта опасность. ввиду возникающих дружеских связей между государством и Церковью в Советском Союзе является очень острой. Техника и естественные науки заняли в СССР место Церквей и святых. Использование этого прямо-таки культового увлечения естественными науками и техническими аппаратами в занятых бывших советских областях может намного благоприятнее воздействовать в смысле германских целей, чем особый расчет на Церковь» [19].
В вопросе атеизации советского населения К. Розенфельдер скорее выдавал желаемое за действительное. Все опросы, проводимые в различных оккупированных городах СССР, давали цифру верующих более 90%. Население и предположить не могло, что нацисты хотели бы иметь обратный результат. Об этом
ярко написал в своих воспоминаниях участник Псковской Православной Миссии протоиерей Георгий Бенигсен: «Немцы враждебны Церкви <. > им страшно не хочется отдавать нам души сотен тысяч военнопленных и пропускать наше влияние к миллионам русских душ на оккупированной ими территории России. Они верят в то, что большевистская политика изгладила все следы христианства из души русского человека, и всячески оберегают эту душу от нового влияния Церкви». Относительно же самого факта разрешения создания Псковской Миссии Бенигсен подчеркивал следующее: «Собственно, эта победа была нашей только в очень незначительной степени. Ее одержали сотни тысяч русских людей, истосковавшихся по Богу, по Церкви, по благовестию, тех, к кому мы отправляли наших священнослужителей. Эти люди вдребезги разбили надежды немцев на успех советской антирелигиозной пропаганды и воспитания. Они требовали Церкви, священников, богослужения. Немцам, нехотя, пришлось уступить» [20].
Нацистская церковная политика на Востоке в целом соответствовала лозунгу «разделяй и властвуй», при этом некоторые чиновники доходили до идеи максимально возможно более мелкого раздробления Православной Церкви. Писал об этом и представитель РМО при группе армий «Север» в докладе от 9 декабря 1941 г.: «По моему мнению, нам не может быть все равно, что путем создания охватывающих обширные территории церковных организаций в дальнейшем возникнет фронт против немцев. И эта опасность существует, если допустим или может быть даже поддержим церковные организации, превышающие рамки приходов» [21].
Именно РМО и ее отличавшиеся значительной самостоятельностью рейхскомиссары с конца 1941 г. в наибольшей степени определяли практическую церковную политику германских органов власти в Прибалтике (а также на Украине и в Белоруссии), правда, руководствуясь в принципиальных вопросах директивами партийных вождей. Сразу же после выхода августовских и сентябрьских директив Гитлера работники РМО занялись с их учетом дальнейшей выработкой детальной директивной линии в церковном вопросе. Возглавлявший группу религиозной политики К. Розенфель-
дер съездил в Ригу и Ковно, чтобы на месте познакомиться с ситуацией и 7 октября 1941 г. представил свои «Предложения о церковной политике в Остланде»: «1. Осторожность по отношению к эмигрантской Церкви. 2. По возможности препятствовать Православной Церкви в России превратить Московский патриархат в общецерковный центр на Востоке <.> 4. Пресечение на восточных территориях любой католической акции, преследующей цель ка-толизации России. 5. Православной Церкви также может касаться точка зрения о необходимости органам власти рейха по возможности менее активно участвовать в церковной жизни. Следует по мере сил незаметно обеспечивать курс, доставляющий меньше трудностей рейху. 6. Необходимо как можно скорее создать ясную направляющую линию обращения с Православной Церковью.» [22]. Здесь очевиден осторожный подход, без грубого силового вмешательства в церковную жизнь, которое было так характерно для органов полиции безопасности и СД. Предложения Розенфельдера легли в основу нескольких документов, разработанных в РМО.
В своих показаниях 16 октября 1946 г. на Нюрнбергском процессе А. Розенберг заявил: «После вступления немецких войск на восточные территории армия по собственной инициативе даровала свободу богослужений; и когда я был сделан министром восточных областей, я легально санкционировал эту практику, издав специальный указ о «свободе церкви» в конце декабря 1941 г.» [23]. Такой указ действительно был составлен А. Розенбергом, но из-за противодействия влиятельных противников, прежде всего М. Бормана и лично А. Гитлера, он никогда не издавался. Один из руководящих работников Министерства восточных территорий 25 октября 1943 г. в секретной записке указывал: «После переговоров, длившихся в течение месяцев, все же было решено не провозглашать свободу религии торжественным образом, но сделать это как можно тише» [24].
Правда, это свидетельство также не совсем точное. Разработка в РМО основополагающего закона о религиозной свободе на занятых восточных территориях началась в октябре 1941 г. Новый закон был рассчитан на большой пропагандистский эффект. Поэтому в первой же его статье намечалось торже-
ственно провозгласить полную свободу религиозной веры для всех жителей, в противовес советской власти, которая до начала войны преследовала Церковь [25].
Пик переговоров о законе пришелся на весну 1942 г. К этому времени религиозный подъем заставил особенно серьезно заняться церковным вопросом в России. Следует отметить, что религиозными проблемами вплотную занимался и считал их одними из важнейших в деле «управления покоренными народами» А. Гитлер. 11 апреля 1942 г. в кругу приближенных он изложил свое видение религиозной политики: насильственное дробление Церквей, принудительное изменение характера верований населения оккупированных районов, запрещение «устройства единых Церквей для сколько-нибудь значительных русских территорий». «Нашим интересам, - говорил Гитлер, - соответствовало бы такое положение, при котором каждая деревня имела бы собственную секту, где развивались бы свои особые представления о боге. Даже если в этом случае в отдельных деревнях возникнут шаманские культы, подобно негритянским или американо-индейским, то мы могли бы это только приветствовать, ибо это лишь увеличило бы количество факторов, дробящих русское пространство на мелкие единицы» [26].
Точка зрения А. Гитлера о поощрении в России всякой формы разъединения и раскола получила законченную форму во время посещения 8 мая 1942 г. А. Розенбергом ставки фюрера. Историки В.И. Алексеев и Ф.Г. Ставру даже считают этот день главной вехой в определении официальной политики оккупационных властей в отношении Русской Церкви. Сохранилось свидетельство самого А. Розен-берга о его переговорах 8 мая с А. Гитлером и М. Борманом. На них отмечалось, что на занятых территориях России уже возникают «сами собой» большие религиозные объединения, которые необходимо использовать и контролировать. Было решено не издавать закон о религиозной свободе в восточных областях из-за возможности его нежелательного влияния на Церковь в самой Германии, а лишь поручить рейхскомиссарам «Остланда» и «Украины» выпустить от своего имени указы о правовых отношениях религиозных организаций. Вероятно, свою роль сыграло и то, что на май
- лето 1942 г. приходился период наибольших успехов вермахта на Восточном фронте. Нацистскому руководству казалось, что крушение советского государства и окончательная победа близки, и поэтому можно особенно не считаться с настроением населения на оккупированных территориях, тем более связывать себя какими-либо законами. Ведь еще в октябре 1941 г. начала замышляться полная ликвидация Православной Церкви в России и замена ее новой псевдорелигией, очищенной от «еврейских догматов». На переговорах 8 мая Гитлер прямо указал, «что после войны он предпримет соответствующие меры против Церкви. Он верит, что своим авторитетом сможет сделать то, что другим позже трудно будет осуществить» [27]. В итоге последний восемнадцатый проект закона о религиозной свободе был отвергнут.
Текст будущих указов вместе с разъяснением направляющей линии германской политики по отношению к религиозным обществам на занятых восточных территориях А. Розен-берг выслал рейхскомиссарам 13 мая - через 5 дней после совещания в ставке Гитлера. Основные положения этого разъяснения сводились к 4 пунктам: 1. Религиозным группам категорически воспрещалось заниматься политикой.
2. Религиозные группы должны быть разделены по признакам национальным и территориальным. При этом национальный признак должен был особо строго соблюдаться при подборе возглавления религиозных групп. Территориально же религиозные объединения не должны были выходить за границы генералберцирка.
3. Религиозные общества не должны мешать деятельности оккупационных властей. 4. Особая предосторожность рекомендовалась в отношении Русской Церкви, воплощавшей враждебную Германии национальную идею. Специально подчеркивалось: «Указ с одной стороны обеспечивает требуемую религиозную свободу совести, но также имеет цель препятствовать политически ориентированным религиозным обществам и, прежде всего, сделать невозможным влияние на занятых территориях Русской Православной Церкви как носительницы великорусской имперской идеи» [28].
Последний пункт пересекался с точкой зрения Г. Гиммлера, указавшего в одном из пи-сем на опасность, исходящую от Право-
славной Церкви, которая сплачивает русских «национально». Он полагал, что поэтому ее необходимо дезорганизовать, а возможно и вообще ликвидировать [29]. Хорошо известно также другое письмо рейхсфюрера СС Каль-тенбруннеру и другим работникам РСХА от 24 октября 1944 г.: «Собственный опыт и познание последнего времени привели меня к соображениям и намерениям, с которыми я хочу вас познакомить <...> как мы хотим в России господствовать и замирить ее, если мы снова завоюем большие территории русской земли? <... > Люди там должны иметь религию или мировоззрение. Поддерживать и снова оживлять Православную Церковь было бы неверным, так как она всегда являлась организацией национального сплочения... Нам нужно поддерживать каждую религиозную форму и секту, которая будет пацифиствующей» [30].
Выполняя указания А. Розенберга, рейхско-миссар «Украины» Э. Кох 1 июня, а рейхскомис-сар «Остланда» Х. Лозе 19 июня издали одинаковые указы, которые ставили все религиозные организации под постоянный контроль германской администрации. Какие-либо упоминания о свободе веры или церковной деятельности полностью отсутствовали, главное внимание уделялось порядку регистрации объединений верующих, им разрешалось заниматься лишь выполнением чисто религиозных задач [31]. Интересно, что содержание и стиль этого документа очень напоминал порядок регистрации религиозных организаций в «безбожном» Советском Союзе.
РМО пыталось за отсутствием закона о религиозной свободе использовать в пропагандистских целях хотя бы указы рейхскомисса-ров. Эту кампанию начал сам А. Розенберг в своей речи в Риге 15 мая 1942 г. Правда. и он вынужден был признать, что «из-за этого подчеркнуто административного характера указов они не пригодны для подробного публицистического использования» [32].
Действительно, указы рейхскомиссаров очень мало подходили для пропагандистского использования. Хвалиться было особо нечем. И пропагандистские органы различных германских ведомств на занятой восточной территории, видя отсутствие сколько-нибудь существенного эффекта, вскоре практически перестали их использовать.
Все многомесячные усилия РМО закончились безрезультатно. Закон о религиозной свободе так и не был принят, хотя в пропагандистском плане это было бы очень выгодно для рейха. Следует отметить, что наличие такого, пусть и декларативного закона, вероятно, несколько улучшило бы положение верующих на оккупированной территории СССР. Помешала принятию его, прежде всего, жесткая антицерковная позиция высшего нацистского руководства.
Таким образом, к лету 1942 г. направляющая линия германской церковной политики на Востоке была окончательно выработана, причем на основе мнения Партийной канцелярии, РСХА и личных указаний А. Гитлера. Всем несогласным с их подходом пришлось уступить. В дальнейшем эта линия существенно не менялась, хотя РМО и командование вермахта периодически пытались различными способами добиться ее некоторого смягчения.
Первые такие попытки относятся к осени 1942 г. - времени, когда германская армия еще добивалась крупных успехов на Восточном фронте. В то же время на оккупированных территориях во всю мощь развернулось религиозное возрождение, разгоралось и партизанское движение, авторитет германской администрации падал, советское же правительство активно пропагандировало изменение своей церковной политики. Все эти факторы повлияли на позицию РМО. Оно с самого начало было склонно поддерживать и использовать в своих целях религиозные организации национальных меньшинств СССР, а теперь посчитало необходимым пойти в этом плане на дальнейшие уступки.
В верховном командовании армии тоже считали необходимым несколько смягчить религиозную политику и не только по отношению к религиозным объединениям национальных меньшинств, но, прежде всего к Русской Церкви. В частности, 25 ноября 1942 г. один из отделов ОКХ подготовил докладную записку «Актуальные вопросы бандитской войны и учета добровольцев». В ней шла речь главным образом о недостатках и ошибках германской политики на Востоке. Среди прочего указывалось: «Поддержка Церкви. Только сиюминутным эффектом пользы оценивают также церковную проблему. Хорошо сознавая боль-
шое значение для русской массы церковного руководства в Москве, красная сторона теперь уже оказывает ему полное покровительство и использует для большевистских целей. Германское же руководство, напротив. только очень сдержанно допускает существование Русской Церкви на занятых территориях, вместо того, чтобы с помощью активной поддержки включить все церковные организации в освободительную борьбу против атеистического большевизма» [33]. Но никакой заметной реакции эта докладная записка не вызвала.
Характерный случай произошел в 1942 г. на оккупированной территории Ленинградской области. Отдельные службы или представители вермахта порой, не зная существующих инструкций, арестовывали священников, использовали церкви в качестве казарм и т.п. В связи с этим шеф военной администрации группы армий «Север» решил издать информационную брошюру, в которой вкратце освятить историю Русской Православной Церкви, сущность православия и «русской набожности», а также привести выдержки из приказов и распоряжений об отношении вермахта к религиозным организациям. Эту брошюру планировалось раздать служащим комендатур. Однако вскоре командование группы армий, в соответствии с директивами из Берлина, указало шефу администрации, что представителям вермахта запрещено заниматься церковными делами, и отказалось дать санкцию на издание уже подготовленной к печати брошюры [34].
Чтобы не допустить возрождения сильной и единой Русской Церкви, РМО уже с осени 1941 г. поддерживало некоторых православных иерархов на Украине, в Прибалтике и Белоруссии, которые выступили против Московской Патриархии и объявили о своем намерении образовать автокефальные (независимые) церковные организации. Правда, рейхскомиссары, хотя и в разной степени, не полностью разделяли эту установку министерства. В «Остлан-де» подобная политика с самого начала осуществлялась не везде последовательно. Х. Лозе относился в Прибалтике терпимо к хорошо организованной Русской Церкви и ее миссионерской деятельности на Северо-Западе России, но не разрешал церковно-административ-ного объединения Прибалтийского экзархата с Белоруссией, где всеми мерами, хотя и без осо-
бого успеха, содействовал развитию церковного сепаратизма. Но, в принципе, в «Остланде» в основном следовали курсом, который разрабатывало РМО (в отличие от Украины, где рейхскомиссар Э. Кох проводил гораздо более жесткую политику).
Большое внимание со стороны всех представителей оккупационных властей, вне зависимости от степени жесткости их церковной политики, уделялось использованию религиозной темы в идеологической работе. В прессе всячески подчеркивалось, что новый режим несет религиозную свободу. Настойчиво «рекомендовалось» в проповедях и во время церковных церемоний выражать верноподданнические чувства к А. Гитлеру и рейху. Духовенство заставляли участвовать в «праздновании» годовщины начала войны и тому подобных дат. Активно распространялась соответствующая литература, к примеру, такая листовка-молитва: «Адольф Гитлер, ты наш вождь. Имя твое наводит трепет на врагов. Да прейдет третья империя твоя. И да осуществится воля твоя на земле...» [35].
Причем нацисты порой пытались изменить не только характер проповедей, но и сам процесс богослужения. Знаменателен неоднократно повторявшийся случай, когда бурный протест верующих вызывали незначительные, на взгляд немецких администраторов, перемены церковного порядка - введение нового (григорианского) стиля [36]. Об этом свидетельствует, например, бюллетень полиции безопасности и СД от 21 сентября 1942 г. [37].
Помимо пропагандистских ведомств органы германской контрразведки также активно пытались использовать священнослужителей в своих целях. Зная, что те подвергались перед войной жестоким гонениям, СД и абвер рассчитывали, что они окажут им посильную помощь. На практике лишь относительно небольшая часть духовенства пошла на такое сотрудничество. После того, как в Ленинградской области ряд священнослужителей отказался давать какую-либо информацию о своей общине абверу, контрразведка там, по данным историка Н.А. Ломагина, «вскоре сочла более целесообразным вербовать агентуру в духовной среде из числа церковных старост, которые могли одновременно наблюдать как за священниками, так и за верующими. Певчие,
дьяки также использовались в качестве агентов абвера». Таким образом, оккупанты пытались контролировать религиозную жизнь того или иного района [38].
На оккупированной территории СССР во многом были оставлены в силе советские антирелигиозные законы. Например, церковные венчания нередко допускались лишь после регистрации бракосочетания в государственных учреждениях. Различные ограничения касались церковных праздников, их разрешалось отмечать, только если это не вызывало «простоя в работе». В приказе рейхскомиссара «Остланда» от 8 декабря 1941 г. говорилось, что изъятые «при большевизме» церковные участки и здания не могут быть возвращены общинам до принципиального решения вопроса о приватизации, которое так и не последовало. В апреле 1943 г. Псковское районное управление предписало Православной Миссии прекратить колокольный звон в храмах Псковского района, что пришлось выполнить.
Почти повсеместно из обязательных школьных программ было изъято преподавание Закона Божия. Исключения существовали или в отдельных местностях, управлявшихся военной администрацией, в том числе в ряде районов Ленинградской области, или в Прибалтике. Но и там это преподавание чаще всего было запрещено священникам [39].
Некоторые храмы, в которых «самовольно» были возобновлены богослужения, вновь закрывались германской администрацией. Так, под Брянском церковь, открытая местными жителями без согласования с немцами, была закрыта [40]. Согласно упоминавшимся сентябрьским 1941 г. директивам Гитлера, все материальные затраты на содержание культовых зданий ложились на плечи местного населения. Оккупанты чаще всего ограничивались демонстративной передачей верующим некоторых церковных ценностей, как например, Тихвинской иконы Божией Матери.
С 1943 г. уже во многих германских официальных документах ясно чувствовалось сомнение в правильности ряда аспектов выбранного курса церковной политики. Поэтому идеологи рейха неоднократно выражали удивление, какое значительное место заняла Русская Церковь в патриотическом движении в Советском Союзе. В бюллетене полиции безопасности и
СД от 7 мая 1943 г. указывалось: «Советская пропаганда сумела ловко использовать религиозные чувства населения в своих целях. Церкви и массы все в большей степени получают поощрения. Как стало известно из Москвы, наплыв жителей в церкви в пасхальные дни был значительным. Этот факт пропагандистски весьма сильно используется и находит распространение, прежде всего у союзников» [41].
Германские властные структуры внимательно следили за изменением религиозной ситуации на советской территории. Так, в одном из архивных дел фонда ОКХ содержатся подробнейшие материалы о церковной жизни в СССР за июнь 1944 - март 1945 гг. [42]. Встреча И. Сталина с руководителями Русской Церкви в сентябре 1943 г. и последовавшее за ней резкое улучшение положения религиозных организаций в СССР заставляли германские власти предпринимать какие-то контрмеры. Конечно, влиял и военный фактор - страшные поражения на Восточном фронте вынуждали искать дополнительные средства борьбы, в том числе активное использование Церкви.
Некоторые изменения произошли в конце 1943-1944 гг. Желая противодействовать советской пропаганде, РСХА с согласия Партийной канцелярии само выступило инициатором проведения серии конференций православных архиереев, таким образом, заметно активизируя церковную жизнь. Первоначально оказалась допущена 8-13 октября 1943 г. в Вене конференция иерархов Зарубежной Русской Православной Церкви, отношение к которой с 1941 г. было очень настороженным и недоброжелательным. А затем в марте-апреле 1944 г. состоялась целая серия подобных конференций: две в Варшаве - епископов автокефальной и автономной Украинской Церкви, в Минске - иерархов Белорусской Церкви и в Риге - духовенства Прибалтийского экзархата Московской Патриархии. Возглавлял их организацию и проведение руководитель группы 1УА РСХА штурмбанфюрер СС Нейгауз. Работники РМО несколько скептически относились к пропагандистской эффективности таких конференций, но включились в их подготовку. Так, во время переговоров 7 марта 1944 г. руководителя политического отдела рейхскомиссариата «Ост-ланд» Трампедаха с Нейгаузом и берейхслей-тером Партийной канцелярии Шмидт-Рёмером
последние убеждали его, «что религиозно-политическая пропаганда православной церкви СССР на Балканах, особенно в Болгарии, приводит к очень заметному росту доброжелательного восприятия Советского Союза и что необходимо предотвратить это антибольшевистскими заявлениями русских православных церквей» [43]. На практике эффективность этих архиерейских конференций оказалась очень небольшой.
В свете новых обстоятельств у некоторых представителей гражданской администрации на оккупированных территориях СССР даже появилась идея создания из представителей различных течений Русского православия единой влиятельной Церкви в качестве сильного врага Московской Патриархии. В частности, упоминавшийся ландесдиректор Трампедах 10 мая 1944 г. писал в РМО: «После смерти экзарха существует возможность отделения от Московского Патриархата и соединения всех Русских Православных Церквей в областях германского господства» [44]. Но работники РМО остались неизменны в своей враждебности и страхе перед сильной Русской Церковью. 19 мая К. Розенфельдер в ответной телеграмме Трампедаху сообщил: «Объединение Православных Церквей Остланда и Украины было бы возможно только под русским знаком и поэтому неисполнимо» [45].
В начале 1945 г. - последние месяцы войны РМО церковными делами занималось мало. В то же время они продолжали привлекать внимание Партийной канцелярии. Так, 29 января М. Борман написал министру пропаганды Геббельсу о том, что по поводу выборов нового Московского Патриарха (Алексия I) ни в прессе, ни в радиопередачах не должна высказываться никакая точка зрения [46]. Выборы пытались замолчать, так как для контрпропаганды просто не было аргументов.
Действия нацистов перед отступлением из оккупированных областей - массовое сжигание и разграбление храмов, вплоть до снятия колоколов, депортация и убийства священнослужителей говорили об их враждебности православию. Свидетельств намеренного разрушения и осквернения ими церквей очень много. Например, в рапорте благочинного Ленинградской епархии протоиерея Н. Ломакина митрополиту Алексию (Симанскому) от 24 февраля 1944 г.
говорилось о положении в Новгороде в период оккупации: «Чего только не устраивали немцы и испанцы в этих домах Божиих, освященных вековыми молитвами! Во что только не превращали наши святыни! Казармы, уборные общего пользования, склады овощей, кабаре, в немногих случаях грязные лазареты, наблюдательные пункты, конюшни, гаражи, дзоты, штабы военчастей - все что угодно, только не дома молитвы» [47]. Только в Ленинградской области нацисты уничтожили 44 храма.
Всего же, согласно отчету Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских оккупантов от 30 декабря 1945 г., они разрушили и повредили 1670 православных церквей, 69 часовен и 1127 зданий других религиозных культов [48]. Правда, надо отметить, что некоторые из занесенных в отчет Чрезвычайной комиссии церквей были разрушены еще в 1930-е гг., а ряд храмов пострадал от действий советских войск. Например, Пско-во-Печерский монастырь весной 1944 г. активно бомбила авиация Ленинградского фронта.
Бурное развитие церковной жизни на оккупированной территории СССР началось стихийно и сразу приняло массовый характер. Германское руководство рассчитывало использовать религиозный фактор и к началу войны уже, в основном, разработало политику по отношению к Русской Православной Церкви, принявшую окончательные формы в 1941-1942 гг. Эта политика сводилась к раздроблению Церкви, использованию ее для помощи немецкой администрации, ликвидации православия после окончания войны и созданию новой религии, призванной воспитывать послушных подданных рейха. Стремление к «атомизации» религиозной жизни проявлялось в поддержке иерархов, выступавших против Московской Патриархии. Однако фактически на всей оккупированной территории была восстановлена Русская Церковь, хотя в определенной степени и разделенная на три части. Сепаратистских национальных Церквей нигде, кроме Украины, создать не удалось, да и там за ней пошло меньшинство духовенства и верующих. Не только религиозность россиян, но и Русская Церковь как организация оказалась гораздо более сильной и живучей, чем полагали немецкие власти.
Открывшиеся храмы превратились в центры русского национального самосознания, проявления патриотических чувств. Вокруг них сплотилась значительная часть населения. Всего за три года оккупации в условиях голода, разрухи, отсутствия материальных возможностей было восстановлено более 40% от дореволюционного количества церквей. Существуют разные данные об открытых на оккупированной территории СССР православных храмах. Современные историки, как правило, говорят о 7547, ссылаясь на отчет Совета по делам Русской Православной Церкви о состоянии Церкви на 1 января 1948 г. Но к тому времени было уже закрыто в связи с нехваткой духовенства, изъятием у религиозных общин занятых ими общественных зданий, не менее 850 храмов в РСФСР, 600 на Украине, 300 в Белоруссии и 100 в Восточной Молдавии (Приднестровье). Так, в другом отчете Совета указывалось, что на 1 января 1947 г. в РСФСР осталось действующими только 1300 церквей, открытых в период оккупации (из примерно 2150) [49]. Таким образом, общее количество равнялось, как минимум, 9400. Эта цифра примерно соответствует встречавшемуся в советской литературе упоминанию о 10 тыс. храмах [50]. Кроме того, было воссоздано около 60 монастырей - 45 на Украине, 6 в Белоруссии и 8-9 в РСФСР.
Последствия «религиозного возрождения» на оккупированной территории СССР были довольно велики. Эмигрантские историки В. Алексеев и Ф. Ставру склонны даже, несколько преувеличивая, придавать ему определяющее значение: «Германский фашизм был не менее враждебен христианству и особенно Русской Православной Церкви, чем советский коммунизм. Тем не менее их столкновение, приведшее к оккупации германской армией значительной части территории СССР, приблизительно с одной третью населения страны, создало особые условия, сыгравшие решающую роль в судьбе Русской Православной Церкви... В целом по размаху и интенсивности это религиозное возрождение может быть названо вторым крещением Руси» [51]. В любом случае несомненно, что оно оказало заметное влияние на изменение религиозной политики советского руководства в годы войны. Религиозный подъем показал, что преследования и гонения 1920-1930-х гг. не смогли уничтожить
веры людей и основ приходской жизни. Без сомнения, при отсутствии государственного давления подобное возрождение произошло бы и на остальной территории России.
Подводя итоги, следует отметить, несмотря на всю яростную враждебность к христианству нацистских руководителей, «промежуточная стадия» в их антицерковной политике в самой Германии и на оккупированной территории продолжалась до конца войны. В обстановке затянувшихся военных действий и последовавших затем неудач они не решились перейти к следующим этапам своих планов - ликвидации христианских конфессий и созданию «новой религии». Сами поражения на фронте воспринимались вождями III Рейха в мистическом, псевдорелигиозном свете. В начале 1943 г. после разгрома под Сталинградом Геббельс писал: «Поймите! Сама идея, само понимание Вселенной терпит поражение. Духовные силы будут побеждены, и близится час Страшного Суда» [52]. Ни целостного религиозного учения, ни единого набора ритуалов нацисты создать не успели. Вероятно, новая религия Гитлера была бы эклектичной смесью германского язычества, различных оккультных учений, каких-то внешних элементов христианства и даже буддизма. Но в мае 1945 г. «тысячелетний рейх» рухнул, похоронив под своими обломками и нацистский мистицизм.
Примечания:
1. Российский государственный военный архив (РГВА), ф. 500, оп. 5, д. 3, л. 62-65.
2. Bundesarchiv-Berlin (ВА), 62Di1 84/2, Bl. 1, 6.
3. Там же, R58/218, Bl. 2, 31, 32.
4. См.: Baumgärtner, R. Weltanschauungs Kampf im Dritten Reich. Die Auseinandersetzung der Kirchen mit Alfred Rosenberg. Mainz, 1977.
5. РГВА, ф. 500, оп. 5, д. 3, л. 38.
6. Там же, ф. 1470, оп. 2, д. 5, л. 387.
7. Там же, ф. 500, оп. 5, д. 3, л. 62-65.
8. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф. 17, оп. 125, д. 92, л. 63.
9. Записки миссионера о жизни в советской России // Вестник русского христианского движения. - 1956. - № 40. - С. 35.
10. BA, R 58/699, Bl. 195-196.
11. Устное свидетельство автору монографии.
12. Dallin, A. German Rule in Russia 1941-1945. London, 1957. - Р. 476-478.
13. Bundesarchiv-Militärarchiv Freiburg (BA-MA), RH 22/7, Bl. 266.
14. РГВА, ф. 500, оп. 5, д. 3, л. 66.
15. Ломагин, Н.А. Неизвестная блокада. В 2 кн. - СПб; М., 2002. - Кн. 1. - С. 354, Кн. 2. - С. 437-439.
16. РГАСПИ, ф. 17, оп. 125, д. 92, л. 23-25
17. BA, R 58/225, Bl. 38.
18. Россия перед вторым пришествием. Материалы к очерку русской эсхатологии. - М., 1993. - С. 237.
19. BA, R 6/178, Bl. 57-58.
20. Бенигсен, Г. прот. Христос - победитель // Вестник русского христианского движения. - 1993. - № 168. - С. 132-134.
21. Institut für Zeitgeschichte - München (IfZ), MA 546, Bl. 531-532; BA, R 58/217, Bl. 226.
22. BA, R 6/178, Bl. 109-110.
23. Регельсон, Л. Трагедия Русской Церкви 1917-1945. -Париж, 1977. - С. 508.
24. Алексеев, В.И., Ставру, Ф.Г. Русская Православная Церковь на оккупированной немцами территории // Русское Возрождение. - № 13. - 1981. - С. 93.
25. BA, R6/177, Bl. 15.
26. H. Picker. Hitlers Tischgespräche im Führerhauptquartier 1941/42. Stuttgart-Degerloch, 1963. - S. 271.
27. Алексеев, В.И., Ставру, Ф.Г. Указ. соч. - С. 94.
28. BA, R6/22, Bl. 103-106.
29. Великую победу предопределила победа духовная // Вятский епархиальный вестник. - 1992. - №. 5. - С. 5.
30. Herwarth, H. v. Zwischen Hitler und Stalin. - 1982. -S. 332; Zippel, H. Kirchenkampf in Deutschland 19331945. - 1965. - S. 200.
31. BA, R6/178, Bl. 2-2v.
32. Там же, Bl. 6.
33. BA-MA, RH2/2089, Bl. 21.
34. Treulieb, E. Metropolit Sergij von Riga und die «Orthodoxe Mission» in Pleskau // Kirche im Osten. Band 8. - 1965. - S. 57-58.
35. Сергий (Ларин), епископ. Православие и гитлеризм. Одесса, 1946-1947. Рукопись. - C. 23.
36. Осуществить эту акцию в 1920-е гг. активно пытались и советские власти, объявляя старый (юлианский) стиль контрреволюционным. Однако все эти попытки потерпели полную неудачу. Даже обновленцы в конце 1920-х гг. отказались от григорианского календаря.
37. Третий Рейх и православная церковь. Документы из одного архива / Публ. Н. С. Яковлевой // Наука и религия. - № 5. - 1995. - С. 23-24.
38. Ломагин, Н.А. Указ. соч. Кн. 1. - С. 355-356.
39. BA, R 6/307, Bl. 68, R 5101/22183, Bl. 125.
40. Ковалев, Б.Н. Нацистский оккупационный режим и коллаборационизм в России (1941-1944 гг.). - Новгород, 2001. - С. 436.
41. Третий Рейх и православная церковь. - С. 24-25.
42. BA-MA, RH2/2336, Bl. 63-115.
43. BA, R6/178, Bl. 119v.
44. Там же, R 6/179, Bl. 42; Глава Прибалтийского экзархата митрополит Сергий (Воскресенский) был убит 28 апреля 1944 г. предположительно по указанию РСХА.
45. BA, R6/179, Bl. 95.
46. Там же, R5101/22183, Bl. 155.
47. Центральный государственный архив Санкт-Петербурга (ЦГА СПб), ф. 9324, оп. 1, д. 7, л. 13-15.
48. РГАСПИ, ф. 17, оп. 125, д. 329, л. 71-73.
49. Там же, ф. 17, оп. 125, д. 407, л. 5, оп. 132, д. 7, л. 2.
50. Титов, В.Н. Православие. - М., 1977. - С. 118.
51. Алексеев, В.И., Ставру, Ф.Г. Указ. соч. № 11. - С. 94.
52. Повель, Л. Бержье, Ж. Утро магов. - М., 1991. - С. 49.
116
