CC BY
257
М.В.Лескинен (Москва)
Национальный идеал поляка в истории: образ шляхтича-сармата
Процесс формирования национального самосознания в Польше в XVI— первой половине ХУН в. получил отражение в идеологии так называемого сарматизма. Происхождение термина связано с этногенетическим мифом, который сложился в первой половине XV в. и обосновывал особое происхождение польского дворянства — шляхты от племени сарматов. В историографии существует несколько определений «сарматизма», которые сводятся к двум основным трактовкам. Первая рассматривает его как комплекс взглядов, представлений польской шляхты, возникших в результате специфики политической, экономической и социальной жизни польского общества (Т. Маньковский, Я. Тазбир, Ст. Цынарский, Я. Мачишевский, Т. Улевич). В этом случае основным предметом исследования является сословная или национальная идеология. Вторая видит в сарматизме прежде всего культурный феномен и рассматривает его как польский «стиль жизни» периода раннего Нового времени (М. Богуцка, 3. Кухович, Т. Хжановский), как национальную специфику внешнего проявления этнокультурного своеобразия, часто отождествляя сарматизм с культурой эпохи Барокко (Э. Андьял, Я. Пельц). Часто встречающиеся в польской научной литературе формулировки «эпоха сарматизма» или «культура сарматизма» отражают эту историко-культурную периодизацию и относятся к отрезку польской истории с конца XVI до 20-х годов XVIII в. — эпохе Барокко в культуре. Мало кто, однако, подвергает сомнению тот факт, что именно сарматизм стал основой национального польского самосознания, а элементы этой идеологии просуществовали в польском менталитете несколько веков. Сформировавшись в XVI-XVII вв. в шляхетской среде, они надолго определили своеобразие польского общества и стереотипы поведения дворянства, а позже и других слоев.
Работа написана при поддержке фонда Research Support Scheme of the Higher Education Support Programme (№ 1312/67/1995).
Идеология сарматизма с первых этапов своего формирования основывалась на идеализации существующего политического строя польского государства. «Польша совершенна во всем»— эти слова одного из первых сарматских идеологов Ст. Оже-ховского стали своего рода лозунгом, отражавшим суть представлений сарматского народа (польской шляхты) о себе.
Сарматская идеология со временем претерпела значительные изменения. Поскольку основным носителем идеологии сарматизма был шляхтич, идеал истинного сармата отождествлялся с образом польского дворянина. Но в течение последующих веков, когда положение шляхты в польском обществе изменилось, сложившийся идеал, потеряв ряд черт, в целом все же сохранился. Более того, стереотипы, оценки, моральные установки вошли в национальное самосознание как традиционные польские ценности.
Обоснование отличности, исключительности закладывало основы национального само-осознания поляков. Одним из элементов этого сознания было складывание идеала истинного поляка, который концентрировал в себе не только представления о самом себе (автообраз), но и о других. Идеал, таким образом, задавал национальные черты, которым должно соответствовать, и те признаки, от которых необходимо было отталкиваться. Эти характеристики определяли различные уровни жизни — занятия, социальные отношения, поведение, нравственность, внешний облик.
Задача настоящей статьи — анализ основных черт этого идеала, исследование элементов сарматского этоса. Под термином «этос» мы понимаем совокупность идеальных представлений, этических норм, выраженных в определенном стиле жизни. Это согласованные правила и образцы житейского поведения, уклада, строя, стиля жизни определенного сообщества людей та иерархия ценностей, которая находит выражение как в непосредственных предписаниях, так и может быть «прочитана» опосредованно. Следует оговориться, что нас будут интересовать только образцы светского этоса.
Сарматский народ
Уже с 60-х годов XVI в. понятие «сарматского народа» было достаточно определенным: «сарматский народ» отождествлялся с «народом польским». А поскольку потомками сарматов-воинов
считались только представители дворянского сословия, то под польским народом подразумевалось исключительно рыцарство, которое продолжало воинские традиции предков. Основной обязанностью рыцарского сословия в обществе была военная служба на благо короля и государства. Представители же иных слоев — мещане и тем более крестьяне —■ являлись потомками местного, автохтонного, покоренного сарматами населения. Такой генетический миф служил обоснованием привилегированного положения польского рыцарства— шляхты в обществе. Не останавливаясь специально на исторических причинах этого, отметим только, что в XVI в. — «золотом веке» для польской шляхты — дворянское сословие доминировало в социально-экономической и политической жизни польского государства, обладало многочисленными сословными привилегиями и, что особенно важно, идеологически обосновывало свое исключительное положение.
Рыцарское сословие, как уже говорилось, являлось основой, фундаментом польского государства. Давая определение различным видам государственного правления, Ст. Ожеховский в «Политике» рассматривает в качестве идеала демократическое (республиканское) государственное устройство, тремя важнейшими элементами которого являются священник, король и рыцарство Короны 2. Ни одно из других сословий не может выполнить священный долг управления государством, поскольку не только не обладает необходимыми для этого качествами, присущими только шляхте, но и «потому, что Бог говорит... что не можешь одновременно служить и Богу, и Маммоне». Т. е. исполнение политических обязанностей сарматским народом воспринимается как служба Господу. В этой программной работе, написанной «...на,манер Аристотелевой „Политики"», Ст.Ожеховский уподобляет устройство «правильного» государства хозяйству, состоящему из трех элементов— хозяина (короля), хозяйки (рады) и челяди — общества (роврб^^го). Но в обществе этом «кмет, ремесленник, купец, состоящие на королевской службе и будучи подневольными (несвободными) людьми, не могут иметь той же ценности в польской Короне, какая присуща священнику (каплану), королю и рыцарству»3, так как «...по чести жить не могут». Потому «польское право и возбраняет шляхте городские занятия под угрозой утраты шляхетства, что шляхтич всегда по правде живет, которая не имеет ничего общего с торговлей и... все шляхетское сословие стоит на правде и на вере, — на двух добродетелях» 4.
Идеальное государство держится, согласно этим принципам, на власти свободного народа (шляхты) и Богом данной религии — католической вере. Единственная привилегия, которую дает демократия— свобода (вольность): «... ни один человек на свете (из всех) живущих в христианском мире, не является свободным. Потому что он не истинный шляхтич и не имеет на это никакого права»5. Эти слова означают следующее: «...поляки ...произвола ...никому не дозволяют, чтобы каждый в здоровье и достатке своем оставался в безопасности: чтобы все мы были между собой равны и никто бы ...не предводительствовал и не боялся бы» 6.
Идею избранничества, исключительного положения польского рыцарства, связанную с католическим вероисповеданием идеального воина, обосновывал, в частности, Ш. Староволь-ский. Он полагал, что в мире существует два вида воинов: христиане и язычники. Язычники, в свою очередь, разделяются на идолопоклонников, поклоняющихся болванам, и неверных — магометан. Воины-христиане — это католики, еретики и схизматики. Рыцарями могут называться только воины-католики, ибо их вера истинна 7. Принадлежность к католической церкви обязательна для настоящего сармата.
Важнейшей чертой шляхтича является следование обычаям предков, постоянная связь с прошлым, выражающаяся в необходимости сохранять и приумножать славу и доблесть Рода. Продолжение традиций рассматривается как обязательство шляхтича перед предками и потомками. Сохранение наследия отцов во всех его проявлениях — не только долг чести, но и религиозная обязанность. Ш. Старовольский в предисловии к книге «Истинный рыцарь» подчеркивает, что необходимые для истинного шляхтича (рыцаря) качества — это не абстрактные предписания, а конкретные, черты польских шляхетских предков. Он видит цель своей книги не в «исправлении отступивших от благородства истинного рыцаря отщепенцев», а в том, чтобы «вдуматься в то, что предки наши были таковыми настоящими рыцарями» 8.
Под рыцарской службой понимается обязательная для шляхты военная служба, а защита веры подразумевает как сохранение «\viary starozytnej, ojczystej», так и непосредственную защиту ее — участие в войнах с неверными. При этом очевидным было, что этими качествами обладали славные предки, сарматы-воины, чьи деяния необходимо было изучать с особой
тщательностью: «С отцов наших... пример берем, чтобы нас настоящим потомством считали»9, ибо, вторит В. Куницкому Ш. Старовольский: «...несчастлив потомок, который тем, что предок достиг, изойдя потом кровавым, либо пренебрег, оставил по себе, либо истратил понапрасну, либо изблевал» 10. И, напротив:
«Если дел предков своих держаться будете, А себя праведным мужеством прославите, Когда то драгоценное (благородное) государство Отчизну свою милую
От трудностей избавите совместными силами Общей мощью и справедливостью
Советом, мужеством, разумом, единодушием и любовью... Слава о вас дойдет и до других народов» 11.
Знание истории своих дальних и более близких предков было обязательным: оно создавало основу добродетелей шляхтича, присущих ему по рождению. Причем не имело значения, действительными или легендарными были деяния и образы предков. Многие роды возводили свое происхождение к античным героям, закрепляя это в гербах 12.
Метафорическое описание идеального сармата принадлежит Ст. Ожеховскому: «Одежды носит Поляк великолепные — это равная королю свобода, еще носит поляк золотой перстень — это шляхетство, в котором высший низшему в Польше равен, имеет общего с королем вола — право посполитое, которое как ему, так и королю его в Польше вол одинаково служит. Таковым будучи, Поляк в своем королевстве всегда весел, поет, танцует свободно, не имея ...никаких обременяющих его обязательств, не будучи ничего своему королю должен...» 13.
Как видим, идеальный поляк описан через внешние признаки: великолепие одежды, золотой перстень, вол. Но всем этим признакам придано, в соответствии с языком культуры эпохи, символическое значение. Великолепные одежды символизируют равное положение с королем, и, следовательно, свободу. Золотой перстень — знак благородного происхождения и внутри-сословного равенства. Вол, который всем служит одинаково, — это право посполитое. Будучи наделенным такими правами, поляк весел, поет, танцует, т. е. он счастлив своим положением — потому, что, по мнению автора, оно так хорошо, как только можно себе вообразить. Для идеализации существую-
щего положения вещей, и прежде всего свободы шляхтича, не случайно употребляется определение «золотой» (заставляющее вспомнить «Золотой век» польской шляхты, вошедший в память последующих поколений как максимально полно реализовавший особые права и привилегии сарматского народа).
В вышеприведенном отрывке скрыто присутствует тема противостояния шляхты и короля, т. е. реальная историческая проблема столкновения королевской власти со свободной шляхтой задана, но проходит подспудно. На первый план выходит право шляхты на свободу, на право посполитое и равенство с королем.
Собственно сармат изначально отождествлялся только с рыцарем, так как польское шляхетское сословие, так же, как и в Западной Европе, единственное выполняло военные обязанности. Однако к концу XV — началу XVI в. в положении польского рыцарства произошли существенные изменения, связанные с военной реформой, с одной стороны, и с особым правовым статусом шляхты — с другой. Самым существенным фактором было наделение воина-рыцаря землей на условии военной обязанности не пожизненно, как в Западной Европе, а по наследству 14. Это было началом процесса оседания шляхты на земле и нового периода в истории польской шляхты. Эти изменения привели, в частности, к появлению нового— помещичьего — образа жизни сармата-рыцаря.
Идеал шляхтича-сармата в Польше XVI и XVII вв. существовал поэтому в двух ипостасях — рыцаря-воина и помещика (земянина). Или, другими словами, сарматский этос выражал себя в двух образцах.
Образ сармата-рыцаря
Рыцарский идеал, существовавший в средневековой культуре, воплотил представления об особом призвании аристократии, элиты иерархического средневекового общества, в котором каждое сословие выполняет свою, освященную и заданную свыше функцию. Основной обязанностью рыцарского сословия являлась защита народа и отечества, главными чертами — доблесть и благородство. Цель, стоящая перед ним, — это стремление ко всеобщему миру, основанному на согласии между монархами, завоевание Иерусалима и изгнание турок 15.
Этические ценности рыцаря — это благочестие, добродетели (честь и слава). Одной из типичных черт рыцарского идеала
является абсолютная неприложимость благородных принципов к представителям иных, нерыцарских сословий16. В период расцвета этот идеал сближался с аскетическим. Так, например, настоящий рыцарь не дорожил имуществом, иногда даже не имел его. Он — солдат и готов пожертвовать своей жизнью во имя свободы. Рыцарские и монашеские ордена были близки по форме и духу. Важнейшее занятие рыцаря — защита христианской веры, обращение неверных и язычников в католицизм; именно в сфере богоугодных деяний такого рода максимально проявляется христианская сущность рыцарского идеала.
Однако рыцарю присущи были и сугубо мирские черты — такие, как честолюбие, жажда славы, стремление обогатиться в войне. Облик рыцаря выражал эти светские устремления, его одежды отличались особой пышностью и богатством, манеры и жесты регламентированы. Для него обязательно поклонение прекрасной даме, которое не всегда обусловлено какой-либо религиозной мотивировкой 17.
Такова краткая характеристика идеала рыцаря, предложенная Хейзингой, который неоднократно подчеркивал несоответствие этого образца для подражания действительности, причем оно было вполне осознаваемым; более того, «расхождение между мечтой и действительностью не вызывает... напряжения» 18. Разница, а может быть, и пропасть, между действительностью и идеалом не воспринимается трагически — она заложена изначально.
Сословный норматив, модель поведения не ставили целью буквальное следование правилам и нормам, но подражание им. Причем это подражание с условием, что точная копия невозможна. Однако идеалы могут влиять на реальную жизнь19. Даже при изменении действительности они умирают не сразу, а долго существуют как культурная форма, с течением времени наполняясь новым содержанием.
При жесткой иерархии общества (как, например, в средневековой Европе), идеалы были незыблемы и, так сказать, закреплены за каждым сословием. Героический идеал соответствовал рыцарскому сословию, королевская власть отождествлялась с сакрализированной властью— Порядком, преобразующим и организующим жизнь общества.
Польская исследовательница М. Оссовская, анализируя достойные подражания образцы личности Средневековья, выделяет два основных типа идеалов — рыцарский и мещанский.
Определяя основную иерархию ценностей европейского рыцаря эпохи Средневековья, автор добавляет к уже названным выше следующие черты: 1) благородство происхождения и в связи с этим хорошая осведомленность о своем генеалогическом древе, а также ответственность за честь рода; 2) мужество, храбрость не самоценны — они необходимы для исполнения долга верности рыцаря по отношению к Отечеству, возлюбленной и королю (сюзерену)', 3) безусловная верность своим обязательствам по отношению к равным себе. (Именно эта черта лежит в основе солидарности элиты (в частности, рыцарей). Характерно, что сословная солидарность зачастую проявляется в отношении к врагам.); 4) Расточительность и щедрость в сочетании с презрением к физическому труду подчеркивают исключительные функции рыцарства. Рыцарский идеал не был интеллектуальным, он скорее предполагал богатую эмоциональную жизнь20. Основой рыцарского образца поведения является убежденность в неоспоримой ценности чести и достоинства отдельной личности. В сочетании с жесткой социальной дисциплиной стремление к реализации этого идеала и составляло специфику рыцарского индивидуалистического этоса.
Рассмотрим теперь черты образцового рыцаря в сарматском идеале.
Характерным примером является характеристика польского шляхтича, предложенная Ш. Старовольским. Описывая сословное деление в польском государстве, автор, как и Ст. Ожеховский в «Политике», выделяет рыцарство (шляхту), плебс и духовенство. «Шляхтичами считаться только те могут, предки которых за доблесть к этому сословию причислены были, родовым знаком были награждены или которые сами за свое мужество заслужили родовой герб... Более знатным, однако, считается шляхетство по рождению, нежели полученное за заслуги... Утратить шляхетство можно лишь в двух случаях: на основании королевского декрета... или за занятия, не свойственные шляхетскому сословию ... — корчмарство, торговлю...»21. Автор подчеркивает равенство всех представителей шляхты вне зависимости от титулов: все обладают равными правами и вольностью, все до одного выбирают короля, все осуществляют свои права через представительство послов на сейме, все решают вопросы о военных действиях государства и установлении мира22.
Четкое разделение сословных функций, превосходство шляэгты над другими сословиями, наделение ее особыми
свойствами, присущими ей по рождению, в частности, внутри-сословное равенство в правах (вольности), равноправие всех в независимости от богатства и знатности, равенство королю («Король же— брат, не господин своим подданным»23)— вот основные сарматские ценности, которые необходимо беречь и защищать. Ясно прослеживаются в этом перечне две особенности: 1) исключительность польского сармата закрепляется, с одной стороны, традицией (генеалогией), а с другой— законодательно (правом); 2) настойчиво повторяется сравнение шляхтича (иногда путем противопоставления) с другими сословиями, причем последние не могут претендовать на особое положение в обществе по этическим критериям.
Можно говорить о том, что средневековое представление о жестком разделении сословных функций, о невозможности нарушить перегородки в социуме не подверглось на польской почве изменениям даже в XVII в., а консервативность мировоззрения, закрепленная убеждением в совершенстве польского существующего порядка, привела к стагнации и долговремен-ности функционирования идеала в сфере культуры.
Один из типичных примеров описания идеального воина-сармата представляет все тот же Ш. Старовольский. Он определяет обязанности хорошего воина так: «1) ...пользоваться собственным денежным довольствием, а от грабежа и мародерства отказаться... и не вмешиваться ни в торговлю, ни в какие денежные предприятия, так как это способствует жадности и не обходится без лжи и обмана, чего порядочный шляхтич должен избегать.... 2) Вторая обязанность хорошего воина— мужество, чтобы, не имея никакой личной корысти, защищать Родину, оборонять костел и святую католическую веру, хранить достоинства государства и целостность Речи Посполитой, потому что в Отчизне родился, в церкви крещен, а Господу Богу и Речи Посполитой на верность присягал. 3) И третье — чтобы постоянно ротмистру и гетману своему до окончания войны служил, а с поля боя от страха не сбегал. Потому что все его счастье и заслуга и на небе, и в Речи Посполитой — это умереть за веру святую христианскую, за честь короля своего, и за единство любимой отчизны 24».
В этом отрывке помимо конкретных предписаний, почти полностью соответствующих идеалу средневекового европейского рыцаря, присутствует настойчивый мотив отрицания — описание антиобразца, которому следовать не должно. Анти-поведением
наделен в представлении автора мещанин (горожанин) — именно он занимается торговлей, руководствуется личной корыстью, склонен к обману и трусости. Ст. Ожеховский прямо противопоставляет добродетель выгоде, а людей «низких, не-дворянских занятий» — купцов, ремесленников и других — наделяет и низкими мыслями . Уже цитированный выше Ш. Старовольский называет торговлю «бесстыдной», а ремесло «смрадным» 26.
Таким образом, налицо оппозиция героя-рыцаря-шляхтича и антигероя-мещанина-неблагородного. Именно мещанство было тем сословием, от которого шляхта желала отделить себя во что бы то ни стало. Столь резкое отношение к мещанским ценностям и образу жизни стало одной из обязательных черт рыцарско-шляхетского этоса.
Тотальное отрицание всего, что связано с мещанским стилем жизни, приводило к некоторым забавным проявлениям негативного пафоса. Так, III. Старовольский, громя ненавистное сословие, подверг разоблачению даже образованность (именно мещанство было не только самым грамотным, но и самым образованным сословием в Речи Посполитой даже к концу XVI в. 27), заявив: «Мы, грубые сарматы, не ведаем дорогих перлов наук... философию баловством почитаем...» 28.
Кроме того, пафос скрытого противопоставления рыцарско-шляхетского этоса идеалам обогащения, наживы, сдержанности содержит и антипротестантский мотив, так как, даже формально не принадлежа к протестантам, городское население, безусловно, в гораздо большей степени, нежели шляхта, по своему мировоззрению было близко к протестантскому этосу.
Мир польского сармата-рыцаря, таким образом, сводится к исполнению функции сохранения существующей целостности своего сословия, государства, веры. «Речь Посполитая без рыцарского сословия обойтись не может, так [рыцарство защищает] вольность, златорожденный мир и счастливую жизнь всего света» 29. Потому визуальный символ идеального сармата-воина — рыцарь с саблей, чью наделенность привилегиями по рождению выражает герб.
Неотъемлемая черта сарматского рыцаря — защита не только веры своих предков, но и всего христианского мира от неверных. Обязанность защищать веру — и это очень важный элемент сарматской идеологии — возложена исключительно на поляков. С особой силой идея мессианизма выражена в многочисленных произведениях В. Демболецкого. В одной из книг, посвященной подвигам Лисовских, автор убеждает читателя в
том, что рыцарский^ польский народ (шляхта) защищает сам Господь Бог, который и заботится о них, своих заступниках. Автор убежден, что Бог сам вел войска Лисовского, так как именно польский народ избран для обороны истинной веры в Европе. Эта мысль — основная в сочинении В. Демболецкого — «Pan Bog sam im getmani3 30». «Польский народ воевал под опекой Бога» 31. Польские Элеары (что значит «избранные») были призваны самим Богом. Благодать Божья видится автору и в том, что он призвал польских рыцарей на защиту истинной веры, чтобы они искупили грехи свои, хотя «мог бы наказать их, наслав на них дьявола, утопив, осыпав молниями» 32. Так спасительная миссия отождествляется с покаянием, но и в форме этого покаяния проявляется исключительность, особое отношение Бога к полякам.
Даже краткий перечень идеальных черт польского рыцаря дает право сделать вывод о том, что они почти полностью совпадают с тем, который предписывался европейскому рыцарю Средневековья. Главное отличие, пожалуй, состоит в том, что акцент переносится на службу не столько королю лично, сколько Отечеству. Исчезает аскетический элемент идеала, однако религиозное содержание углубляется и приобретает акцентированное значение. Если у средневекового рыцаря на первом месте стоят экспансионистские задачи христианского воинства, то здесь защита католической церкви от неверных приобретает еще и охранительный оттенок в связи с конкретной османской угрозой. Особое положение польского рыцарства— его мессианская роль в защите Европы от этой опасности — объясняется не только геополитическим положением Польши, но и особым покровительством Бога как по отношению к Польше, так и к польским сарматам.
Заметим, что особенности рыцарского польского идеала находят едва ли не полную аналогию в испанской культуре той же эпохи. Так, В. А. Ведюшкин отмечает, что такое представление об идеальной действительности, подгоняемой под эталон (речь идет об идеале знати), обращено в прошлое и отличается консервативностью, что определяется характером общества, ориентированного на следование традиции33.
Типичные черты идеального польского рыцаря нашли выражение в широко распространенных в эпоху польского Барокко произведениях паренетической литературы. Весьма популярные надгробные речи также в некоторой степени можно отнести к нормативным сочинениям, поскольку создавались они по
неизменному риторическому образцу. Они не ставили своей задачей доказательство соответствия реальной биографии и канонического образца. Образ умершего, таким образом, стилизован и в каком-то смысле абстрактен. Поскольку канон задан, то особое значение приобретают те черты, которые перечисляются в надгробном слове, ибо они должны свидетельствовать об истинной доблести и добродетелях умершего, а потому максимально отражают идеальный образец. В качестве примера упомянем написанную Ст. Ожеховским погребальную речь на смерть «славного гетмана Яна Тарновского» (1567г.). Это не означает, что гетман Ян Тарновский — безусловно, выдающийся деятель своей эпохи — не соответствовал описанию Ст. Ожехо-вского, который хорошо его знал. Но одной из важных целей такого рода посмертных речей была и мораль-назидание. Поэтому очень важно, какие именно черты выбирает автор, чтобы подчеркнуть «истинное шляхетство» известного польского гетмана и крупного политического деятеля. Во-первых, это происхождение Тарновского. Во-вторых, это служба королю, которую Тарновские несли из поколения в поколение. Никто из королей, правивших в Польше, не мог бы пожаловаться на плохую службу представителей рода Тарновских 34. Кроме того, Тарновский всем положительным качествам и достойному поведению учился, перенимая у других только самое хорошее. Именно так он познал разницу «меж королем и тираном, меж свободой и неволей, узнал, на чем основывается хорошее государство, а из-за чего оно приходит в упадок, и каких людей необходимо воспитывать в государстве, создавая верную опору» 35. Можно, разумеется, и дома научиться достойному и честному образу жизни, «повторяя, что я— шляхтич, свободный, а не видя, кто ты есть на самом деле. Потому что главное — не только гербы и происхождение, так как гербы — знак шляхетства, а не само шляхетство» 36.
Также Тарновский в качестве гетмана выполнял священный долг шляхтича-рыцаря. У него было четыре достоинства, которым должен обладать хороший гетман: трезвость, бдительность, суровость, порядочность. Грозным он был не потому, что это присуще ему как человеку — по природе своей был он милосердным, мягким и добрым. Он должен был быть суровым37, ибо гетман не имеет права на мягкосердечность. Весьма важным, по мнению Ст. Ожеховского, является поведение человека в домашней обстановке, потому гетман у него — заботливый и
требовательный отец, добрый, рачительный хозяин, хороший пастырь для своих слуг и подданных 38.
Конечно, благочестие Тарновского описывается особо: он регулярно посещал Костел, высмеивал протестантов. Оставил после смерти добрую о себе память39.
Анализируя набор доблестей славного сына Польши, обратим особое внимание на то, что некоторые черты Тарновского явно не вписываются в образ рыцаря,- о котором говорилось выше. К таким относятся: хорошее образование, воспитание, знание политического устройства и образа жизни других государств, умение руководить войском, хозяйством, семьей. Сама роль Тарновского в качестве государственного и военного деятеля крупного масштаба в каком-то смысле не соответствует узкому пониманию обязанностей рыцаря. Особо выделяемое не просто следование религиозной традиции предков, но соблюдение правил и норм приходской жизни— также отлично от описанного выше образа рыцаря-католика. Любопытно, что конкретно Ян Тарновский находился в гораздо более сложных отношениях с протестантами, чем описывает Ст. Ожеховский: он был знаком и переписывался с Ф. Меланхтоном, Кальвином и даже был подозреваем в отступничестве от католицизма40. Реальная биография Тарновского доказывает и то, что это был человек эпохи Возрождения. Не случайно Ст. Ожеховский, будучи сторонником гуманистического идеала человека и государственного деятеля, в частности, наделяет гетмана, с одной стороны, добродетелями человека Возрождения, а с другой— настойчиво подчеркивает средневековую приверженность католицизму.
Идеал, к которому приближает автор образ Тарновского, можно охарактеризовать как сочетающий в себе черты двух ипостасей польского сармата — рыцаря и дворянина-помещика (земянина).
Образ сармата-помещика
На протяжении всего XVI столетия — века экономической стабильности шляхетского сословия, складывания и правового закрепления шляхетского статуса в государстве с выборным королем и, что также важно, века мирного, когда не было ни крупных войн, ни значительной угрозы польской независимости — образ помещика-земянина был чрезвычайно популярен в парене-тической литературе.
Особый образ жизни помещика — пребывание в деревне, тесная связь с природой, вдали от королевского двора, близость к крестьянскому миру — все это, безусловно, отличало образ земянина от рыцарского идеала. Жизнь в кругу семьи, соседей, участие в организации крестьянских работ — все это создавало тот отличительный фон, на котором и формировался идеал земянской жизни.
Лукаш Опалинский так описывает обычный для шляхтича образ жизни: «Во-первых, шляхта польская... живет в деревне в отцовских усадьбах, что является охраной добродетели и благочестия ...занимается делами Речи Посполитой или домашними работами. Первая деятельность благородна, даже великолепна, вторая — важна, невинна и мила. Если говорить о делах общественных, то ездим на сеймы с правом голоса, и даже протеста. Это широкое поле для великодушия, приобретения славы, доказательства любви к Отчизне и работы для всякого добродеяния... Если же возникает угроза какой-либо войны, то с великим пылом беремся за солдатскую службу. И не только себя (свою службу. — М.Л.) охотно предлагаем, но и по состоятельности своей на собственный кошт (обеспечение. — М. Л.) пеше и конно спешим Отчизне с помощью в нужде... Проводя время в хозяйственных занятиях, когда каждый старательно управляет своей вотчиной... не стыдимся никаких занятий сельских... И с равным удовольствием занимаемся охотой... некоторое время посвящаем обязанностям дружеским и взаимным посещениям... ценим стародавние добродетели, умеренность, и (держимся. — М.Л) того, что стоим далеко от ошибок, которым предаются жители городов... И потому нет у нас внутренних войн, драк, борьбы сторон в государстве, что каждый из нас— король в своем доме...и считаем, что никаким другим способом нельзя более прославить благородность рода (происхождения.— М-Л.), как наукой. Поэтому наипервейшим занятием знатной молодежи являются развлечения литературные и штудии школьные. Наука занимает время не только в период взросления, а и позже, для жажды знаний...» 41.
Таким образом, главные добродетели шляхтича-земянина определены его жизнью: основными занятиями являются выполнение общественного долга (заседание в сеймах и сеймиках) и хозяйственная деятельность. В случае войны он собирает свое ополчение и готов к бою.
Основой сохранения отцовских обычаев является умеренность, которой противопоставляется беспорядочная жизнь го-
рожан. При этом поощряется стремление к образованию. Важны также и внешняя приятность, умение доставлять эстетическое и душевное удовольствие себе и своим собеседникам и друзьям. В этом нет, однако, никакой формализации общения, или четко определенного ритуала этого общения, идеал его: домашность, спокойствие, родственность отношений.
Писатели, прославляющие сельский образ жизни, отнюдь не противопоставляют себя шляхте рыцарской. Наоборот, их также занимают вопросы признаков истинного шляхетства: «...Если кто не обладает добродетелями, тот не может быть шляхтичем, потому что шляхетство красоту добродетелей в себе содержит... Дворянство гордость добрых обычаев в себе заключает, и того привыкли мы считать дворянином, который опрятно одет, и себя уважает, и по отношению к пану, у которого гостит, учтивость проявляет, который в беседе и делах каждодневных изящен, который не скупится и щедр» 42.
Если в образе рыцаря акцент ставится на осознании им своего предназначения по рождению, на моральных качествах, на его готовности без колебаний выполнять свой долг, то здесь большую роль играют внешние проявления самоуважения и осознание исключительности своего статуса, что выражается в этикетных формах и жестах.
Одним из главных источников, описывающих земянский идеал, была земянская поэзия, прославлявшая радости тихой сельской жизни, семьи и соседского общения. Авторы этих произведений пользовались распространенной риторической фигурой отрицания. Благодаря этому мы можем судить о том, каким не может быть истинный шляхтич:
Не тот пан,'Кто родится в гнезде благородном,
Не тот, кто в шелках и золоте ходит,
Не тот, кто обширные земли, скарбы, владенья имеет,
Осел там и живет на доходы от них,
Не тот, кто в сенате сидит подле трона,
Иль признан знатнейшим в отчизне,
Не тот, кого окружает толпа челядинов,
И не тот, кто дни свои в счастьи проводит.
Не тот, в дворцовых покоях из мрамора
...Не тот, кто шпалерами стены обил,
Половицы из кедра имеет,
Не тот, кто любезную пани в покое встречает, Не тот, у кого жемчугов и доспехов не счесть, И не тот, под которым конь турецкий играет, А возы полны серебром, и из шелка веревки и шлеи...» 43.
Интересно, что в другом своем произведении— «Колядах» эти же антитезы И. Морштын использует при описании счастливого человека44.
Таким образом, антиидеал для шляхтича-земянина— это магнат. При декларируемом равенстве всей шляхты внутрисо-словные противоречия, особенно с начала XVIIв., становятся не просто заметными, но бросающимися в глаза. В этот период происходит активный процесс расслоения шляхты, он связан не только с упадком экономической системы барщинного хозяйства, который привел в предыдущем столетии к обогащению и процветанию шляхты, но и с началом нового периода войн и бедствий. Ему сопутствует обострение отношений в общественной жизни, борьба за сохранение прежнего статуса в правовой и политической системе45. Несмотря на то, что сами магнаты пытались всячески сгладить внутрисословные противоречия, апеллируя к всеобщему равенству между шляхтичами независимо от разницы в экономическом положении, тенденция расслоения шляхетского сословия стала уже слишком явственной.
В этом отношении весьма важными представляются жесткие имущественные рамки, которые предполагает для идеальной помещичьей жизни еще один автор — Я. Понентовский: «Достаточно, чтобы земянин жил по своим средствам... В жизни желал бы того, что не зависит ни от воли человеческой, ни от руки Фортуны, чтобы в верности Богу, в согласии с королем... и с людьми жил. Имел бы чистую совесть, крепкое здоровье, учтивую жену, точно мыслил, к этому еще потомство радующее, друга верного, слугу доброго, соседа покладистого... Должен он быть не жадным, не жестоким, тем более не изменником... в этом мире не гостем, в Отчизне не чужеземцем, среди приятелей не ослом, в гостях не пьяницей, челяди не судья. Не дерется, за каждую копейку не грызется, не строит, не покупает, не продает, не шатается (без дела. — М.Л.), не охотится..., а Отчизне своей по мере возможности служит46.
Перед нами — идеал, далекий от рыцарского. Образ земяни-на— это, по сути, образ мирного, доброго, незлобивого человека, ценящего уют, природу, семейные радости, не чуждого и интеллектуальным удовольствиям.
Мирная, спокойная, богоугодная жизнь без потрясений, но с исполнением своего долга по рождению, который осмысливается в первую очередь как выполнение обязанностей по отношению к окружающим, близким людям. Идеальный шляхтич
должен быть рачительным, добрым хозяином, спокойным и верным другом и соседом. Здесь не фигурируют ни король, ни гетманы, ни солдатские доблести. Характерно, что противопоставлений рыцарскому образу жизни нет. При необходимости мирный помещик берет в руки оружие; и потому долгом благочестивого шляхтича-земянина является постоянное поддержание себя в должной физической и военной форме. Этому же способствует умеренный, в каком-то смысле спартанский образ жизни и суровое воспитание — чтобы в случае войны быть готовым к невзгодам и лишениям воинской жизни47. Однако и здесь явно присутствует скрытый пафос отрицания— все те идеалы мещанства, от которых так настойчиво отделяла себя рыцарская шляхта, здесь также не приветствуются — шляхтич не продает, не покупает, он живет по средствам, и богатство и пышность внешней жизни ему чужды; все это также подвергается осуждению.
Апология земянской жизни содержится в книге М. Рея «Жизнь человека благочестивого», где подробно, шаг за шагом, описываются все периоды жизни человека идеального. Таким человеком и является шляхтич-помещик. Помимо жестких предписаний относительно хозяйственных, семейных, общественных обязанностей, конкретных рецептов и советов на все случаи жизни, М. Рей прославляет идиллию тихой, спокойной, размеренной жизни в деревне — в меру уютной, далекой от страстей и бурных событий («должно стремиться к спокойной и умеренной жизни» 48). Большое значение придает он способности получать радость от жизни, удовольствие от осознания выполненного долга и от умения доставлять радости другим. Так, в частности, для благочестивого человека необходимо овладеть искусством приятного общения, ибо это и Богу угодно49.
Искусство приятного общения связано также с идеалами гостеприимства, хлебосольства, благопристойности. Огромное значение придается соблюдению родственных и добрососедских отношений.
Мир земянина, таким образом, ограничивается его усадьбой, соседскими поместьями. Он, в общем-то, далек от страстей политической и общественной жизни. Выполняя свои общественные обязанности (регулярные поездки на заседания сеймиков), осознавая себя представителем господствующего сословия и проводником государственной политики, земянин все же далек от ее реалий. Его государство — это его поместье, где он — сам король над своими подданными, где он отвечает за
их жизнь, благополучие, моральный облик. Не случайно столь часты наставления по организации жизни в поместье, определяющие земянский идеал по аналогии с устройством государства 50. «Два есть условия достоинства Доброго и Набожного Земянина. Первое — если земли его по порядку небесному устроены. Второе— если... (он.— М.Л.) Господу Богу верен, и... как его хороший слуга заботится о помещичьем добре» б1. Земянский образ жизни, таким образом, есть богоугодное и благородное занятие.
Чтобы лучше управлять этим помещичьим «государством», необходимы знания в области хозяйственной и образование, развивающее ораторские способности (позволяющее выступать на шляхетских собраниях в сеймиках), а с другой стороны, делающее общение — столь существенную часть быта — особенно приятным и полезным. Поэтому владение словом, начальное образование становится обязательным элементом идеала польского помещика.
«А поскольку обязанности наши по рождению обязаны носить... читать благочестивому человеку, если он умеет, — необходимо. Потому если любишь читать, разве это не роскошь и над книгами сидеть, чтобы права и обязанности свои узнать, и еще общаться с разными философами и теми мудрыми, преуспевшими людьми, равно как и с рыцарями?» б2. То есть критерий полезности той или иной деятельности часто определяет добродетельность тех или иных занятий.
Для земянского идеала важнейшей чертой является личная независимость, высокая степень самоуважения, обосновываемая не только привилегиями и особыми правами, но и хозяйственной автономией. Ценность «золотой вольности шляхетской» высока и на поле брани, и в помещичьей усадьбе.
Показательно общее отношение к труду. Неуважение к не-шляхтеским занятиям,, восприятие труда ремесленников, занятий горожан, торговой деятельности как недостойных и неблагородных приводило к тому, что военная служба, участие в управлении страной и помещичий быт были главными занятиями шляхты при условии выбора шляхтичем нецерковной стези.
В приведенных нами выше примерах интересно отметить ту особенность, что идеал человека и образа его жизни в большей степени носит светский характер. Конечно, этот человек верен религиозной традиции своих отцов, он сохраняет их веру, сражается за нее, видит в божественном устройстве мира гармонию. Он рассматривает удачу и благополучие как награду свы-
ше53, а неудачи и поражения— как наказание за грехи: «А то, что в Речи Посполитой наступает упадок — не наказание Бога, а вина самих поляков, которые не хотят каяться в своих грехах, не хотят по-настоящему бороться с многочисленными ересями, не соблюдают обычаи и веру отцов своих» 54.
Отношение польской шляхты к другим народам базировалось также на отличении сармата от представителей других этносов и государств. Отметим один важный аспект: отношение собственно польской шляхты к шляхте инонациональной. В Речи Посполитой со второй половины XVI в. существовали шляхта литовская и «руськая». Осложнялись внутрисословные отношения и конфессиональной принадлежностью: в государстве проживали протестанты, ариане, православные. Обратимся к показательному примеру — полемике между Ст. Ожехов-ским и Августином Ротундусом о месте и роли литовской шляхты в Речи Посполитой.
По мнению Ст. Ожеховского, настоящий поляк обладает чертами, благодаря которым является самым высокомерным (строптивым) на свете: древним шляхетством, единой истинной католической верой, равенством внутри шляхетского сословия. Весь народ называется «шляхтой». Может ли Литва быть равной Польше? Нет, не может 55, так как, каким бы знатным и известным ни был литвин-шляхтич, он не обладает этими чертами, присущими полякам по рождению. Польская государственность древнее литовской, когда поляки-сарматы обладали вольностью, литовцы были несвободными людьми.
Литовцы привыкли подчиняться; нет у них врожденного чувства свободы и шляхетского благородства. Литовцы по рождению невольники. Ни один представитель другой нации не может «научиться» вольности и добродетели 56.
Ротундус опровергает тезисы Ст. Ожеховского, доказывая, во-первых, древность литовской земли и происхождения государственности57, и, что очень важно, апеллируя к общему католическому вероисповеданию58. Любопытна позиция Ротун-дуса, защищающего литовский народ (понимаемый как литовская шляхта): «Что есть шляхетство? Не то, что человек родился в старожитном доме (роде), в котором добрые люди всегда Речи Посполитой издавна служили..., и пусть не самого знатного рода, но от предков своих отрекаться не будем» 5Э.
Другими словами, единство шляхты в Речи Посполитой к XVI в. определяется двумя важнейшими факторами —
знатностью происхождения (шляхетством рождения) и вероисповеданием .
Я. Тазбир отмечает, что к чужим («obey») отношение было гораздо более терпимым. Это были свои чужие— т. е. представители других народов, населявших Речь Посполитую60. Незнание польского языка, как считает Тазбир, не могло быть критерием отрицательного отношения, ибо и в польском государстве мало кто владел польским в достаточной мере. Отношение же к чужеземцам было крайне негативным. Во-первых, потому, что от других государств исходила опасность реформа-ционных движений. Во-вторых, из-за того, что политическое устройство, отличное от польского, не могло быть идеальным. Перенесение же отношения к чуждости на религиозную почву стало основой ксенофобии и мегаломании, что было закономерным явлением, двумя сторонами одной медали61. Таким образом, даже «чужая» шляхта все же воспринималась как сарматская при условии ее католического вероисповедания и знатности происхождения (равно как и особого правового статуса).
Важным фактором, не всегда принимавшимся во внимание исследователями, следует считать реальное исполнение частью шляхты воинских обязанностей, несколько видоизменившихся' после военной реформы; однако такая карьера никогда не те: ряла своей привлекательности. В первую очередь потому, что' шляхетские семьи были многочисленны, а наследовать поместье мог только лишь старший сын, а, во-вторых, потому, что в Речь Посполитую влились значительные восточные территории, а получить шляхетство можно было только в качестве награды за военную службу. Именно этим можно объяснить и своеобразную терпимость польского шляхтича к инородцам, причислявшим себя к сарматскому народу — так как, по всей вероятности, большей частью шляхты конца XVI — начала XVII в. были неофиты.
Этому же способствовало и то обстоятельство, что со второй половины XVI в. идеологами сарматизма все чаще становятся представители мещанства. Особенность польского мещанства состояла, в частности, в том, что оно не создало своей идеологии, а всегда стремилось соответствовать идеалам шляхетства, сарматские ценности которого пользовались большой популярностью 62.
Двойной идеал — рыцарственность и земянство, таким образом, не сменяли друг друга. Они существовали параллельно,
ибо в обществе всегда была потребность в этих двух формах деятельности, поскольку всегда существовало два образа жизни одного социального слоя. Сама бифункциональность шляхетского сословия в обществе требовала этих идеалов. Серьезный политический деятель крупного масштаба (тот же Тарновский) не мог бы быть хорошим гетманом, если бы руководствовался точкой зрения Старовольского о презрении к наукам. Проведший юность и зрелые годы в войнах, шляхтич возвращался в родовое гнездо и начинал вести жизнь сельскую, вспоминая былое и записывая его в «Silva rerum» — при условии, что не разучился писать в походах.
Значимым для столь широкого распространения идеала сармата являлся, в частности, и тот факт, что главные критерии истинного шляхетства не были связаны с этническим происхождением. А точнее, при высоком значении и сакрализации идеального государственного устройства фактор государственной принадлежности доминировал над национальной.
Итак, образ идеального рыцаря в системе ценностей не превышал по значимости эталон помещика. Главная функция воина— защита. Рыцарский образец поведения как бы устанавливал отношения сармата с внешним миром, основной направленностью этих отношений являлась оборона. Он определял круг обязанностей по отношению к государству, сферу гражданских обязанностей и сословных нормативов. Следование идеалу происходило через подражание.
Образ земянина также включал обязанность военной службы в случае опасности. Этот идеал определял моральный облик, круг занятий — устанавливая рамки внутреннего мира и регламентируЯ!"ёго. Основной интенцией образа идеального земянина становится стабильность, четкое определение хозяйственных функций и автономность существования. Сама специфика хозяйственной деятельности, зависимой от природного цикла, с одной стороны, и близкой к крестьянскому восприятию мира, с другой — определяет особенность следования этому идеалу — циклическое повторение, воспроизведение. Образ рыцаря, таким образом, выполняет роль образца действия, идеал земянина — нравственного эталона.
Важным элементом идеала сармата является (еще на начальном этапе складывания) мотив противопоставления, неприятия, настойчивое стремление определить антиидеал, образ жизни, недостойный подражания. Такими отрицательными героя-
ми становятся мещане для рыцарства и магнаты для земянст-ва — т. е. основные политические и экономические противники шляхты в XVI в. Этот мотив тем более важен, что напряжение оппозиционности становится доминирующим в сарматском идеале.
Враждебное отношение ко всему нешляхетскому значительно сужает мир «своих», которые, вполне закономерно, становятся исключительными по достоинствам. Только сарматы наделены честью, славой, вольностью и свободой. Они не только исполняют особый долг по управлению собственным в полном смысле этого слова государством, но и избраны самим Господом защищать католическую веру — истинно христианскую от неверных и схизматиков в Европе.
Иными словами, польский народ сарматский стремится к идеалу, которого, по сути, никто, кроме него, достичь, по определению, не может.
Примечания
1 Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма / Вебер М.
Избранные произведения. М., 1990. С. 76-79; ОссовскаяМ. Рыцарь и буржуа. Исследования по истории морали. М., 1987. С. 26.
2 Orzechowski St. Policyja Królestwa Polskiego na ksztalt Arysto-
telesowych Polityk wypisana i na swiat dla dobra pospolitego trzema knihami wydana. Przemysl, 1984. S. 28.
3 Ibid. S. 28.
4 Ibid. S. 29.
5 Orzechowski St. Polskie dialogi polityczne (Rozmowa okolo egzekucyjej
i Quincunx) Ц Biblioteka pisarzy Polskich. Kraków, 1919. S. 232.
6 Staroivolski Sz. Reformacja obyczaiow Polskich wszystkim stanom ojc-
zyzny naszej. [B.m., 1650]. S. 27.
^ Staroivolski Sz. Prawy rycerz. Krakow, 1858. S. 5.
8 Ibid. S. 4.
9 Kunicki W. Obraz szlachcica polskiego. Kraków, 1615. D4. Ю Staroivolski Sz. Reformacja obyczaiow Polskich... S. 75.
11 Цит. по: Freylichówna J. Ideal wychowawcy szlachty polskiej w XVI i poczqtku XVII w. W., 1938. S. 27.
1 9
Lewandowski I. Rzymska i rzymsko-sarmacka genealogía rodów szla-checkich w niektórych Herbarzach staropolskich / Wiadomosc histo-ryczna Polaków. Problemy i metody badawcze. Lodz, 1981. S. 227-249.
I® Orzechowski St. Polskie dialogi polityczne..., S. 231.
Бардах Ю., Леснодерский Б., Пистрчак М. История государства и права Польши. М., 1984. С. 46.
1® Хёйзинга Й. Осень средневековья / Хёйзинга Й. Соч.: В 3 т. М., 1995. Т. 1. С. 73.
16 Там же. С. 76-78.
17 Там же. С. 111.
18 Там же. С. 47. Там же.
Оссовская М. Рыцарь и буржуа. С. 82-90.
Starowolski Sz. Polska albo opisanie polozenia Królestwa Polskiego. Kr., 1976. S. 126.
22 Ibid. S. 127.
Orzechowski St. Polskie dialogi polityczne. S. 255.
24 Starowolski Sz. Reformacja obyczaiow Polskich. S. 109-110.
25 Orzechowski St. Policyja Królestwa Polskiego... S. 28.
2® Starowolski Sz. Reformacja obyczaiow Polskich. S. 104, 108.
27 Bogucka M. Staropolskie obyczaje w XVI i XVII w. W., 1994. S. 32-33.
2® Starowolski Sz. Reformacja obyczaiow polskich. S. 33-34. Starowolski Sz. Prawy rycerz. S. 8.
Dembolqeki W. Pami^tniki o Lissowczykach, czyli przewagi Elearów Polskich. Kraków, 1859. S. 3, 7.
31 Ibid. S. 12.
32 Ibid. S. 13.
оо
Ведюшкин ВЛ. Представления о знатности в испанских трактатах конца XV — начала XVII в. Ц Господствующий класс феодальной Европы. М., 1989. С. 181-195.
34 Zywot у smierc Jana Tarnowskiego, kasztelana Krakowskiego, Het-mana Wielkiego Koronnego pisany przez Stanislawa Orzechowskiego. W„ 1773. S. 14.
35 Ibid. S. 30.
36 Ibid. S. 31-32.
37 Ibid. S. 65-67.
38 Ibid. S. 94-95.
39 Ibidem.
4® Podhorodecki L. Siawni hetmani Rzeczypospolitej. W., 1994. S. 66.
Opalinski L.Obrona Polski Ц Opalinski L. Wybor pism. Wr., 1959. S. 264-266.
42 Petrycy S. Pisma Ц Pisma Wybrane. T. 1-2. W., 1956. T. 2. S. 77.
43 Morsztyn Hier. Pan / Staropolska poezja ziemianska. W., 1988. S. 240-241.
44 Morsztyn Hier. Kol^da / Staropolska poezja ziemianska. S. 281-282.
Бардах Ю., Леснодерский Б., Пистрчак М. Указ. соч. С. 156.
4® Ponftowski J. Ziemianin..., napisany na prosbej... Ц Staropolska poezja ziemianska. S. 128-130.
47 Rej M. Zywot czlowieka poczciwego. Krakow, 1567-68. S. 108.
48 Ibid. S. 106.
49 Ibidem.
Уподобление идеального государства доброму хозяйству нашло отражение, в частности, в «Политике» С.Ожеховского и в «Земяни-не» Я.Понентковского.
Kuncewicz М. Dobry а pobozny ziemianin. W., 1640. D 3. 52 Ibidem.
Orzechowski St. Policyja krölestwa Polskiego... S. 72; Starowolski Sz. Reformacja obyczaiöw Polskich... S. 116-118.
Orzechowski St. Policyja krölestwa Polskiego... S. 238.
55 Ibid. S. 236.
56 Ibidem.
^7 Rotundus A. Rozmowa Polaka z Litwinem. Krakow, 1890. S. 67.
58 Ibid. S. 14-16.
59 Ibid. S. 61-62.
Tazbir J. Stosunek do obcych w dobie baroku / Swojskosc i cudzozi-emczyzna w dziejach kultury polskiej. W., 1971. S. 80-81.
Wyczanski A. Uwagi o ksenofobii w Polsce XVI w. / Swojskosc i cudzoziemczyzna w dziejach... S. 69.
62 Bogucka M. Op. cit. S. 25.
