УДК 008
МЯГЧЕНКО Г.Ю., НИКУЛИН В.
НАЦИОНАЛЬНОЕ СВОЕОБРАЗИЕ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ
Мягченко Г.Ю. - канд. филос.н., Никулин Виктор ТГУ им. Г.Р. Державина
Аннотация: в статье раскрыты особенности национального становления русской культуры, наличие у которой своей собственной периодизации и типологизации, не покрываемой общезападной периодизацией и типолологизацией, связано с национальной самобытностью и уникальностью Руси.
Ключевые слова: русская культура, национальное своеобразие, историческа периодизация, Евразийство, Азиопство.
Для изучения, понимания и измерения своеобразия русской культуры необходима демифологизация. А для этого требуется отделить друг от друга два разнопорядковых, но тесно переплетенных явления, совместный силуэт которых выглядит так странно.
Как правило, основные объяснения сводятся к пограничному положению России между Востоком и Западом, Европой и Азией - от «Евразийства» до «Азиопства» (последний термин -отнюдь не выдумка автора)1. При этом забывают, что подобной евро-восточной бинарностью обладают едва ли не все культуры, формировавшиеся в зоне контакта цивилизаций, - испанская, португальская, греческая, болгарская, сербская, турецкая и другие, принадлежащие Средиземноморью, не говоря уже о латиноамериканских или о христианских культурах Кавказа. Выходит, бинарность русской культуры - явление типичное, поэтому мало, что дающее для объяснения уникальности «русского кентавра» и для выяснения его реального происхождения.
При характеристике России и русского народа быстро стало общим местом указание на их молодость. Молодая Россия и состарившийся, это и одряхлевший Запад сопрягались и противопоставлялись самыми разными течениями в культуре и общественной мысли. Перечень только громких имен авторов, отдавших должное русской молодости и старости Запада, был бы очень длинен. Ясно, что ощущение русским человеком своей принадлежности к молодому народу не случайно. Но точно так же очевидно другое: наш народ своим возрастом существенно не отличается от других западных народов. Если же отличия есть всегда они в пользу нашей молодости2. Ощущение русским человеком значимости своего народа нельзя понимать буквально хронологически. За таким понятием стоит что-то другое помимо возраста этнической общности.
Противоречива не только диалектика русского/российского, но и полярная - от нигилизма до апологии - интерпретация русского народа с точки зрения понимания его как культурноисторического субъекта, творца духовных ценностей. «Россия, - писал Бердяев, - менее всего страна средних состояний, средней культурности... В низах своих Россия полна дикости и варварства. На вершинах своих Россия сверхкультурна историческая задача русского самосознания - различить и разделить русскую сверхкультурность и русскую докультурность, логос культуры в русских вершинах и дикий хаос в русских низинах»3. Такова элитная (не путать с элитарной) версия русской культуры -- её отождествление с логосом сверхкультуры в
1 Гузевич Д.Ю. Кентавр, или к вопросу о бинарности русской культуры: Становление культуры в России // Звезда. - 2001. - № 5
2 Сапронов П.А. Культурология: Курс лекций по теории и истории культуры. - СПб.: СОЮЗ, 1998.
3 Культурология. Под ред.Г.В.Драча. - Ростов н/Д: Феникс, 1995
противоположность докультурном хаосу, в сущности, не народа, а человека-массы. Вместе с тем необходимо различать древнерусскую народность и народ России Нового времени - эпохи формирования российской нации - государства.
Наличие у русской культуры своей собственной периодизации и типологизации, не покрываемой общезападной периодизацией и типолологизацией, связано вовсе не с какой-то нашей национальной самобытностью и уникальностью Руси. В свое время Русь успешно вошла в одну из таких общностей и успешно развивалась в ее составе. Таким вхождением стало крещение Руси в 989г. Хорошо известно, что христианство Русь восприняла от Византии. В результате крещения в церковном отношении она стала одной из многочисленных, хотя и наиболее крупной по населению, не говоря уж о территории, метрополией Константинопольского патриархата. Русь оказалась в положении, не испытанном ни одной западной национальной культурой. Это положение можно назвать культурным одиночеством. Конечно, оно не было таким же полным, как у Робинзона Крузо на необитаемом острове. Но одиночество в данном случае - это не метафора и не преувеличение. Остальные православные культуры после завоевания православных стран не исчезли с лица земли. Однако и развиваться в нормальном ритме они не могли. Лазарев отмечает, что Древняя Русь «сразу усвоила византийскую технику каменного строительства со сложной системой купольных и крестовых сводов, а также новую для нее христианскую иконографию, воплощенную средствами мозаики, фрески и иконописи. Это отличает ее развитие от романского Запада, где становление каменного зодчества протекало по иному пути - пути постепенной внутренней эволюции.
Ренессанс представляет собой, бесспорно, чисто городской феномен. Говоря о русском предвозрождении, Лихачев также связывает его с городом: «Лучшие токи предвозрожденческого движения захватили собою всю Западную Европу, Византию, но также Псков, Новгород, Москву, Тверь, весь Кавказ и часть Малой Азии. На всем пространстве этой колоссальной территории мы встречаемся с однородными явлениями, вызванными развитием демократической жизни в городах и усиленным культурным общением стран. Многие черты этого предвозрожденческого движения сказались на Руси с большей силой, чем где бы то ни было». «Во времена независимости российских славян гражданское правосудие имело основанием совесть и древние обычаи каждого племени в особенности; но варяги принесли с собою общие гражданские законы в Россию, известные нам по договорам великих князей с греками и во всем согласные с древними законами скандинавскими».
Одной из особенностей развития русской средневековой культуры являлось то, что Византия служила для Руси одновременно и античностью, и современной моделью. Лихачев отмечает, что ««своя античность» - период домонгольского расцвета древнерусской культуры -при всей ее притягательности для Руси конца ХГУ-ХУ веков не могла заменить собой настоящей античности - античности Греции и Рима с их высокой культурой рабовладельческой формации». Если Западная Европа должна была пройти тысячелетний путь средних веков через такие вехи, как Великое переселение народов, формирование варварских государств, становление феодализма и освобождение городов, и если западная культура должна была «пережить» «каролингский ренессанс», романский стиль, готику и завершить ее эпохой Возрождения, то Россия, являясь более молодым государством, избежала столь длительного пути «постепенной внутренней эволюции» и культурно-исторического «созревания», воспользовавшись готовой византийской моделью, служившей и античностью, и современностью. «Обаяние византийской культуры, византийского искусства было столь велико, что трудно было ему не поддаться. Этим объясняется широкое проникновение византийской культуры в русское феодальное общество». О том, что византинизм предопределил «восточные» приоритеты в историческом выборе пути развития России и ее имманентную оппозицию Западу, говорил и Н. Бердяев в статье, посвященной Леонтьеву: «Россия во всем своем своеобразии и величии держится не национальной скрепой, не русским национальным самоопределением, а византийским православием и самодержавием, объективными церковными и государственными идеями. Эти начала организовали Россию в великий и своеобразный мир - мир Востока, противоположный Западу»4.
Византинизм выступал против любых форм демократических изменений в российском обществе. Западные понятия свободной личности, индивидуализма и демократии оставались для подавляющего большинства российского общества чуждыми и неприемлемыми - «западной
4 Бердяев Н.А, О культуре; Судьба России // Антология культурологической мысли 1996.
заразой», - следовательно, вредными, опасными. Об опасностях, грозящих России введением западных ценностей, говорил Леонтьев: «Я осмелюсь даже, не колеблясь, сказать, что никакое польское восстание и никакая пугачевщина не могут повредить России так, как могла бы ей повредить очень мирная, очень законная демократическая конституция». И это потому, что «русские люди не созданы для свободы. Без страха и насилия у них все прахом пойдет». Он, очевидно, не питал иллюзий в отношении мифа об «особой исторической миссии» России, широко пропагандируемого определенной частью русской интеллигенции XIX века. Говоря о Леонтьеве, Бердяев утверждал, что «он верил не в Россию и не в русский народ, а в византийские начала, церковные и государственные. Если он верил в какую-нибудь миссию, то в миссию византизма, а не России»5.
Существует много концепций, рассматривающих развитие культуры и истории под углом зрения одного фундаментального фактора, с позиции единого субстанциального основания. И тогда, взятая в своих основах, история культуры предстает как монолог одного единственного начала, будь то мировой дух или материя. И очень немногие мыслители раскрывают диалогический характер жизни духа и культуры. Среди этих мыслителей следует прежде всего назвать Н. А. Бердяева, М. Бубера. Заслуга Тойнби состоит в том, что, он раскрыл диалогическую сущность развития культуры в своей концепции «Вызова и Ответа»6.
Если отвлечься от образного стиля изложения, то концепция Тойнби дает ключ к пониманию творческой природы и возможной альтернативности культурно-исторического процесса. Развитие культуры осуществляется как серия Ответов, даваемых творческим человеческим духом на те Вызовы, которые бросает ему природа, общество и внутренняя бесконечность самого человека. При этом всегда возможны различные варианты развития, ибо возможны разные Ответы на один и тот же Вызов. В осознании этого фундаментального обстоятельства и состоит непреходящее значение концепции Тойнби. Своеобразную концепцию культуры развивал крупнейший русский социолог и культуролог, проживший большую часть своей жизни в эмиграции в США, Питирим Александрович Сорокин (1899-1968). В методологическом плане концепция П. А. Сорокина перекликается с учением о культурноисторических типах О. Шпенглера и А. Тойнби. Однако теория культурно-исторических типов П. А. Сорокина принципиально отличается от теории О. Шпенглера и А. Тойнби тем, что Сорокин допускал наличие прогресса в общественном развитии. Признавая наличие глубокого кризиса, который в настоящее время переживает западная культура, он оценивал этот кризис не как «Закат Европы», а как необходимую фазу в становлении новой формирующейся цивилизации, объединяющей все человечество.
В соответствии со своими методологическими установками П. Сорокин представлял исторический процесс как процесс развития культуры. По Сорокину, культура в самом широком смысле это-го слова, есть совокупность всего сотворенного или признанного Данным обществом на той или иной стадии его развития. В ходе этого развития общество создает различные культурные системы: познавательные, религиозные, этические, эстетические, правовые и т.д. Главным свойством всех этих культурных систем является тенденция их объединения в систему высших рангов. В результате раз-вития этой тенденции образуются культурные сверхсистемы. Каждая из таких культурных сверхсистем, по словам Сорокина, «обладает свойственной ей ментальностью, собственной системой истины и знания, собственной философией и мировоззрением, своей религией и образцом «святости», собственными представлениями право-го и должного, собственными формами изящной словесности и искусства, своими правами, законами, кодексом поведения.
5 Бердяев Н.А. О культуре; Судьба России // Антология культурологической мысли. - 1996.
6 Тойнби А. Дж. Постижение истории: Сборник. М., 1991.