CC BY
44
УДК 325.3
Виктор АПРЫШЕНКО
НАЦИОНАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВО И СОВРЕМЕННЫЕ МИГРАЦИОННЫЕ ПРОЦЕССЫ В ЕВРОПЕ: МИФЫ И РЕАЛИИ
Аннотация. Статья посвящена кризису европейского государства-нации в связи с массовыми миграциями в Европу и формирования негативного образа иммигрантов. Автор считает, что кризис государства-нации, сопровождаемый массовыми миграциями в Европу, способствовал формированию образа мигрантов как того "другого", который несёт угрозу и способен разрушить европейское общество. Мифы и символы, санкционируемые элитами, основываются на страхах, а питательной почвой для социального дискомфорта становится эпоха перемен, кризиса или крушения устоявшихся представлений. Глобализация и интеграция вкупе с многотысячными потоками инокультурных иммигрантов создают впечатление потери, разрушения прежних системы взаимоотношений, в рамках которых национальное государство было ответственно за экономическое и социальное положение граждан. В свою очередь эти мифы формируют пропасть между политическими декларациями, вынужденными соответствовать сохраняющейся мифологии, и повседневной реальностью, определяющейся новыми задачами глобализирующегося мира.
Ключевые слова: Европа, интеграция, миграция, государство-нация, мета-миф, миграционные страхи, идентичность, конфликт.
Предмет исследования и теоретическая основа
Идея нации традиционно являлась объектом мифологизации, воплощая представления народов о своём прошлом и настоящем, о друзьях и недругах, о должном и запрещенном. При этом мифы нации, будучи выражены в разных воплощениях -формальных, физических, культурных и религиозных, социальных и политических - не могли становится основой для столь же различных человеческих практик -войн, актов агрессии, политических мероприятий, идеологии, а также повседневного поведения, основанного на представлении о собственной культуре. В наибольшей степени эти идеи отражаются в представлении о нации как о дискурсивном феномене, получившем распространение во второй половине XX в. и на рубеже
© Апрыщенко Виктор Юрьевич - директор Института истории и международных отношений, Южный федеральный университет. Адрес: Россия, Ростов-на-Дону, ул. Б. Садовая, 105. E-mail: victorapr@sfedu.ru
Данная статья публикуется при поддержке Европейского Союза в рамках деятельности Сети Жана Монне NEMESIS "Память и безопасность в Европе и за ее пределами" (проект №565149-EPP-1-2015-1-EPPJMO-NETWORK). Содержание публикации является выражением мнения её автора и не отражает официальную позицию Европейского Союза.
XX-XXI вв., что было связано с усиливающейся европейской интеграцией и массовым наплывом инокультурных иммигрантов. Это предполагало постоянное обращение к идее нации и ежедневное её конструирование. Одновременно такой "ежедневный плебисцит", о котором писал ещё Эрнест Ренан, неизбежно вёл к формированию многочисленных мифов о нации. Они, как и любые другие мифы, объясняют сложившуюся ситуацию, а также компенсируют видимую утрату национального единства в комплексе мифологизированных представлений, составляющих основу мета-мифа о том, что нация интегрирована и консолидирована, а любые чуждые элементы разрушают это единство и грозят национальной катастрофой. Именно поэтому миф о нации являлся на протяжении последнего столетия и продолжает оставаться столь могущественной силой.
Наиболее важными компонентами, легитимирующими существующий порядок и поддерживавшими жизнестойкость национального мифа, являлись представления об общем историческом прошлом и этнический миф. Одновременно именно эти два компонента мифа о нации являются наиболее политизированными, что делает их, с одной стороны, довольно гибкими и зависящими от политической и геополитической конъюнктуры, а с другой, превращает в средство манипуляции общественным мнением.
Именно этнический миф, как никакой другой наполненный национальными символами, чаще других становится основанием для противостояния между этническими группами. При этом важным для понимания идеологической роли этнического мифа в формирования стратегии противостояния является понимание этнич-ности не как "биологической" категории, а как культурно-идеологического концепта, подвергаемого трансформации в зависимости от определенных обстоятельств. Этническое родство является основным принципом конструкции мифа о нации, а культурно-идеологическое представление об этничности создает благоприятную основу для манипуляций этой идеей.
Обуславливая этнонациональные процессы, миф о нации и сам является очень подвижной системой в одно и то же время и детерминируя эволюцию представлений о нации на уровне этнокультурной группы, и попадая в зависимость от социокультурных обстоятельств и геополитической ситуации, процессов секьюритизации и экономики рисков (Karnaukhova, 2017). Национальный миф, способствуя эволюции культуры, "перемалывает" и адаптирует те представления, которые не соответствуют идее этнической солидарности. Создатели национальной мифологии воспроизводят национальную идентичность, используя этнические символы и идеи, в том числе и представления о родстве, общей укоренённости этнической группы в прошлом, что предполагает конструирование общей истории и актуализацию общей памяти.
Особенно важен статус национальных символов в условиях глубоких общественных перемен. Выбирая между увеличением собственных материальных благ и максимализацией различия между уровнем обеспеченности собственной группой и другой в свою пользу, люди, как правило, выбирают второе. Иначе говоря, фактор различения становится решающим в процессе построения национальной идентичности. Языком этого соперничества является дилемма легитимности, заключающаяся в вопросе о том, статус какой из групп является более законным и освященным традицией, какая группа имеет больше прав на осуществления власти и реализацию права. Именно относительный статус, а не экономика, язык или нечто другое порождает этнический конфликт.
Предубеждения, стереотипы, выражающиеся в негативном отношении и чувствах к чужим, и мифы, являющиеся составными частями мифа о нации, очевидно являются средством лишения противоположной группы легитимного статуса. Эмоциональная составляющая этих настроений очень важна, отрицательные чувства по отношению к другой группе играют большую роль, чем стереотипы в объяснении собственных претензий. В этнических конфликтах часто более важным оказывается не то, что приобретёт твоя национальная группа, а то, что потеряет враждебная. Важным в формировании отношения к другой группе оказывается и чувство опасности, как правило, преувеличенное, связанное с потенциальной возможностью исчезновения собственного социального организма.
2. Национальное государство и европейская интеграция
Политическим воплощением идеи о нации стал миф о государстве-нации, наибольшее развитие получивший в XIX - первой половине XX вв. На этом этапе жизнестойкость мифа о нации поддерживалась целым рядом фактов, ставших результатом исторических изменений, а сам миф, поддерживаемый не только национальными правительствами, но и международными организациями, обретал статус реальности. Национализм в этих условиях играл роль связующего звена между государством и обществом, а государство, поставляющее ресурсы для нацие-строительства, и нация взаимно дополняли друг друга. Иными словами, миф о нации в значительной степени совпадал с реальностью государства-нации, что ещё более способствовало его укоренению в сознании европейцев.
Если и в середине XX в. миф о нации был далёк от того, чтобы стать фактом прошлого, то спустя несколько десятилетий он превратился в один из определяющих факторов мирового развития, детерминируя все уровни культуры и политики, начиная от глобального и заканчивая региональным и локальным. При этом в последние годы всё более серьёзное влияние приобретает этнонациональный миф, согласно которому нации определяются не общим историческим наследием, включая язык и религию, а лишь этническими корнями. Недооценка возрастающей роли именно такого, более общего, понимания нации, по мнению профессора истории Католического университета Америки (Вашингтон) Джерри Мюллера, грозит опасностью [Ми11ег, 2008].
Идея европейского единстве не нова, и попытки создать единую Европу предпринимались издавна (Борко, 2003). Идея Европы как некой целостности лежала, вероятно, наряду с экономическими, внешнеполитическими и другими предпосылками, в основе европейской интеграции Основы европейского единого прошлого хотя и мифологичны, но вместе с тем целостны и метафоричны, что даёт возможность каждый раз по-новому переосмысливать пространственно-временное содержание понятия "Европа".
Соседствуя с Азией, оспаривавшей время от времени идею Европы как центра мировой цивилизации, европейцы постоянно вынуждены были защищать собственную идентичность. Для греков и наследовавших им римлян отношения между ними и остальным миром основывались на теории климата и географического окружения. Северная часть мира, согласно этим концепциям, была заселена народами, чьё негостеприимное климатическое окружение воспитало в них такие качества как храбрость и воинственность, но наряду с этим - невежество, а используя латинизированный термин, ставший центральным для европейской идентичности -"нецивилизованность". Те же, кто проживал на юге, в Азии, были наоборот смыш-
лены и умны, но медлительны, почти летаргичны, и категорически склонны к злоупотреблениям - свойства, ставшие для европейцев нарицательными при определении характера Востока. Европейцы же, тогда - жители Средиземноморья, находились между этими крайностями. Такое представление о Европе как о срединном пространстве между севером и югом, конечно же, будучи модифицированным на протяжении столетий, оказывало влияние на европейскую идентичность вплоть до современности. И Гегель в 1830-е гг., писавший о Средиземноморье как о "трех четвертых мира" и "центре мировой истории", и Фернан Бродель, в 1960-е гг. характеризовавший регион Средиземного моря в качестве "радианного центра" мира, откуда "исходит свет", - всё это идеи, уходящие корнями в европейскую идентичность периода древности.
На протяжении последних нескольких десятилетий целый ряд исследователей занимаются исследованием геофилософии европейской идеи, определяя ее часто как "цивилизацию будущего", территория которой оказалась во власти непреодолимого противоречия между стремлением к единству, с одной стороны, и множественностью национальных государств - с другой. Если первое находит своё воплощение в идее единой Европы и реализуется в политике европейской интеграции, то второе всё чаще напоминает о себе в идее суверенного государства и становится основой для национальных мифов и националистических политических программ.
Пространственные противоречия в осознании Европы дополняются темпоральными. Прошлое и будущее являются теми осями координат, в которых Европа постоянно стремится себя переопределить. Идея Европы как 'civitas futura' принадлежит, в частности, итальянскому философу и теоретику политики Массимо Как-кари. Рейнхарт Козеллек также описывает Европу в категориях "пограничности", где континент постоянно полагает себя, основываясь на былом опыте (Erfahrung) и ожиданиях будущего (Erwartung) (Koselleck, 1979: 355). В своих "Размышлениях о Европе" Эдгар Морен высказывает идею о том, что Старый Свет определяет себя не посредством оппозиции ко внешним врагам, "а скорее как постоянную борьбу с собой", особенно со своим прошлым и "грядущим будущим" (Morin, 1990: 56). Цитируя чешского философа Яна Паточку, Э. Морен считает, что чувство Европы лежит в осознании того факта, что "проблемы истории не могут быть решены. Они должны остаться навсегда". Наконец, само название книги Зигмунда Баумана "Европа. Неоконченное приключение", где в центр анализа положено стремление европейцев преодолеть "Европу, существующую в реальности", свидетельствует о понимании континента как чего-то находящегося в будущем, в то время как вся современность является подготовкой к этому грядущему (Bauman, 2004: 7-8).
Именно в силу этого представления - пространственные и темпоральные - играют в современной европейской идентичности столь существенную роль, определяя политические воззрения и решения. Все, что противоречит этим устоявшимся идеям, полагается, как опасное для Европы. Чем более динамичны общественные изменения, тем крепче миф, разрушить который способны либо революционные катаклизмы, грозящие, правда, исчезновением вместе с мифом и его субъекта -общества, являющегося носителем мифологической идеи, либо целенаправленные усилия интеллектуальной и политической элиты, которая должна запустить и реализовать соответствующий проект. Как бы то ни было, в эпоху глубоких структурных изменений миф способен приобретать статус реальности, и этим объясняется, что несоответствие действительности одному или нескольким из его компонентов воспринимается как угроза самой реальности, требующая устранения. Процесс
ликвидации этой опасности часто становится причиной этнических конфликтов, в том числе в миграционной сфере.
3. Европа мигрантов
На протяжении второй половины XX в. Европа пережила целый ряд волн миграций. Начало этому положила реализация Плана Маршалла, по мнению ряда исследователей, являвшегося одним из истоков евроинтеграционных процессов (Ayriyan, 2013). Однако если первая послевоенная волна способствовала восстановлению разрушенного континента и приветствовалась и элитами, и массами, то уже в период кризиса начала 1970-х гг. отношение к приезжим стало меняться. Практически повсюду в развитых европейских странах стали приниматься законы, направленные на ограничение количества мигрантов. Наиболее же драматические изменения в отношении к приезжим произошли в 1990-е гг., когда Европу накрыла новая волна этнической миграции. К концу XX в. национальное государство столкнулось, по крайней мере, с двумя серьёзными вызовами - вызовом иммиграции и вызовом интеграции, что обусловило насущную потребность в преодолении кризиса. В этот период миграционная политика преследовала цели национальных государств - общественные деятели и исследователи рассматривали иммиграционный контроль как внутреннюю часть развития национальных государств.
Этому вопросу посвящено множество исследований, касающихся как общих теоретических вопросов, так и ситуации в отдельных странах [Cornelius, Tsuda, 2004; Тардис, 2016; Федоров, 2016]. Среди дилемм, порожденных наплывом инокультур-ных мигрантов в развитые страны Европы, проблема их восприятия принимающим сообществом является одной из наиболее значимых и сложных. Однако концепции мультикультурализма разбиваются вдребезги, столкнувшись со стереотипами массового сознания, уходящими корнями глубоко в почву национального мышления.
Европейские правительства столкнулись с проблемой интеграции вновь прибывших, которая по-разному происходила в разных европейских странах с разными традициями существования государств-наций. Проблема интеграции, первоначально рассматриваемая лишь в плоскости экономических или социально-политических категорий, уже в 1990-е годы превратилась в более комплексный и многомерный вопрос, в котором задача предоставления социальных пособий была отодвинута на второй план проблемой поиска ментального компромисса и преодоления множества национальных мифов, обуславливающих восприятие иммигрантов как разрушителей фундамента национального государства, а потому несущих реальную угрозу европейскому обществу.
Мигранты рассматриваются как внешняя сила, которая должна быть интегрирована в уже устоявшееся сообщество, в сформированную культуру. Поскольку национальная идентичность строится на возможности сконструировать и осознать собственное отличие от других, то своеобразная "инструментальная страсть" национализма заключается именно в том, чтобы представлять чужаков "другими", ради того, чтобы укрепить или сконструировать собственную идентичность. Концепт различия здесь означает, что суверенитет может быть переустановлен как могущественная национальная идея, обособленная от реальной официальной европейской политики [Brochmann. 1996: 15]. Уничтожением границы между "нами" и "ними" в сфере реальной политики, общество компенсирует эту интеграцию противостоянием на уровне сознания. Всё чаще подтверждаемая реальностью идея о том, что
нация исторически и культурно не совпадает с территориальными и политическими границами государства, способствует распространению мифа об этнической гомогенности коренного населения, которому угрожает приток "чужих". В результате членство в национальном сообществе, воплощаемое в гражданских и политических правах, ставится в зависимость от культурной лояльности. Миф и реальность начинают процесс взаимопроникновения.
Европейская интеграция, породившая проблему замещения национальной идентичности общеевропейской, еще более усилила этот процесс. Интеграция просто столкнулась со множеством локальных, родовых и культурных идентичностей, но в условиях массового притока инокультурных мигрантов продемонстрировала, что ценности, характерные для сообществ иммигрантов, идут вразрез с европейской культурой индивидуализма и потребления [Барон, 2007: 254]. В результате процесс выстраивания социального согласия соотносим с динамикой идентичности в современной Европе и принимает новые формы, будучи обусловлен политической и экономической интеграцией, в условиях которой государственный суверенитет переходит в руки наднациональных органов.
Вопрос о национальной интеграции и адаптации инокультурных элементов представляет собой существенную составляющую проблемы нациестроительства и содержит ту же двойственность, что и сама идея государства-нации, служащая одновременно и политической интеграции, и политическому интересу. Продолжающийся процесс нациестроительства сегодня обусловлен необходимостью сохранения идентичности в условиях инокультурной миграции. Это находит выражение в акцентировании идеи значимости собственной территории, эффективности гражданской администрации, расширения гражданских прав, а также противостояния угрозе исламского фундаментализма. Как считает Роджерс Брубейкер, государственный интерес не может быть очерчен лишь в терминах экономических, демографических или военных. Его непременной составляющей является культурное сознание, реализующее себя посредством самосознания и "осмысливания и обсуждения природы национальности" [ВгцЬакег, 1992: 16].
Европейский кризис идентичности обусловлен необходимостью преодоления противостояния между местным и иммигрантским населением, прежде всего на уровне идентичности, а не в сфере экономики и социальных отношений. Во многих странах, импортирующих рабочую силу, потребность в ней укоренена в структуре самой экономики, в тех бизнес-циклах, которые характерны для этих государств. Многие современные страны до сих пор проводят политику набора иностранных граждан на самые низкоквалифицированные специальности. Это вызвано ростом образовательного уровня населения и, соответственно, негативного отношения к ручному труду. К тому же развитие системы социального обеспечения в Европе позволяет не работать, по крайней мере в рамках формальной занятости, и при этом сносно существовать, либо раньше выходить на пенсию, создавая этим ситуацию потребности в рабочих руках, которая одновременно сопровождается официальной структурной безработицей. Заинтересованность в дополнительном труде лишает последовательности политику европейских держав в области регулирования иммиграции. В результате с конца 1990-х гг. в Западной Европе количество нелегальных иммигрантов стало быстро расти, что не могло не вызвать недовольства среди коренного населения.
4. Национальное государство: от реальности к мифу
Необходимость преодоления кризиса европейской идентичности потребовала создания такого нарратива, который мог бы объяснить происходящие процессы с точки зрения коренного европейского населения, и средством этого преодоления вновь стал миф. Баланс между суверенным государством и мифом о суверенном государстве изменяется в пользу последнего. Кризис национального государства привел к укреплению мифа о национальном государстве. Это был естественный процесс, с помощью которого европейцы должны были сохранить свою идентичность в условиях передачи целого ряда национально-государственных функций наднациональным институтам.
Одновременно формируется образ иммигранта, противостоящего и несущего угрозу именно национальному суверенному государству. Дискурс опасности и противостояния является основным в процессе формирования и развития мифов об иммигрантах. Как правило, дискурсивная природа адаптации мигрантов проявляется в том языке, в категориях которого об иммиграции говорят и пишут. Однако язык не только отражает реальность, но и воспроизводит её.
При этом даже внешний облик приезжих становится основанием для настороженного к ним отношения, внешность приезжего, превращенная в символ в сознании европейца, должна подчеркнуть его инородные качества, которыми может обладать только иммигрант, чернорабочий, житель окраин. Этот символ "иного" является основой собирательного отрицательного образа, зачастую навязываемого СМИ [Деминцева, 2008: 42]. Исследователи, проводя множество интервью, а также изучая язык политиков и СМИ, рисуют вполне убедительную картину эмоционально-негативного образа иммигранта, существующего в европейском массовом сознании. Такие категории как "ложь", "недоверие", "опасение", "чужой", "симулянт" являются наиболее показательными в том языке, на котором европейцы говорят о приезжих.
Вне зависимости от конкретных форм реализации мифа о "чужих" он призван противопоставить иммигрантов коренному населению. Основой мифа об априорной опасности массового притока иммигрантов лежит конфликт идентичностей. При этом опасность, порождаемая иммиграцией, ассоциируется не только с терроризмом, но также с криминалом, наркотрафиком, организованной преступностью, торговлей людьми [Witt, 2006] - со всем тем, что, по мнению европейцев, несовместимо с ценностями, культивируемыми европейскими нациями.
В современной науке широко распространена модель "дилеммы безопасности" ("иммиграционная дилемма безопасности"), которая рассматривает враждебность в целом как функцию человеческой склонности к упреждающей самозащите в условиях, когда государственная или центральная власть представляется людям слабой или малоэффективной. Эвристический потенциал этой модели заключается в том, что она делает упор на эффектах отбрасываемой назад "тени будущего", что способно объяснить агрессивность коренного населения по отношению к иммигрантам ещё до того, как возникла реальная опасность со стороны последних [Алексеев, Алексе-енко, Апрыщенко и др., 2008: 280]. Несомненно, что в условиях кризиса государства-нации, ассоциирующегося в сознании европейцев с массовым наплывом мигрантов, возвращение стабильности национального государства связывается с ограничением притока инокультурного населения, что и порождает множественные мифы.
Средством распространения мифа о паразитарном характере системы социальной защиты иммигрантов, предоставляющей приезжим слишком большие льготы и
пособия стали таблойды. В 1998 г. пресса начала кампанию преследования "зловещих иностранцев, которые претендуют называться беженцами". Британская Daily Mail пообещала, что 200 тысяч этих беженцев вскоре переправятся через Ла-Манш, чтобы осесть в Великобритании. Guardian 12 апреля 1999 г. высказалась еще более жестко, описав всю угрозу, исходящую от "тысяч иммигрантов". При этом среди местного населения существовало устойчивое мнение, что приезжие отнимают у них работу и живут в лучших условиях, чем они сами [Observer, 2002]. К этим изданиям присоединились другие газеты, пугавшие тем, что беженцы из Восточной Европы "угрожают нашей стране, эксплуатируют то, что мы создали, паразитируют, наживаются на нашей системе социальной защиты, комфортно устроившись у нас на шее", "все эти беженцы - это те, кто за изнасилование получил тюремный срок и, сбежав, скрывается здесь" [Harris, 2002: 137].
В данном случае мифу о государстве-нации как экономически интегрированной общности противостоит миф об иммигрантах как внешней силе, разрушающей эту экономическую гармонию, создававшуюся на протяжении столетий и призванную обеспечивать благосостояние коренных жителей. Не являясь частью "нас", иммигранты не должны полностью пользоваться преимуществами системы социального обеспечения [Новикова, 2008: 20-21].
Ещё одному мифу о нации как духовно, интеллектуально и культурно интегрированной общности противостоит миф о том, что иммигранты не способны интегрироваться в это сообщество. Увеличение количества мигрантов очень заметно визуально, поскольку мусульмане, которые являются наиболее приметной группой среди иммигрантского населения, строят мечети и носят национальную одежду, что порождает массовые дискуссии по поводу адаптации иммигрантов и в целом о соотношении христианских и исламских ценностей. Зачастую именно эти бросающиеся в глаза внешние отличия ускоряют формирование мифа о несовместимости европейской и исламской культуры.
Этому мифу противостоит убеждение о гомогенности европейских наций, корнями уходящих в эпоху Просвещения, которая впервые выдвинула идею о народном суверенитете, лежащем в основе нации, в противовес власти монархов, а также провозгласила равенство мужчины и женщины, отделение церкви от государства -всё то, что составляет основу европейских наций. Традиции и идеалы Просвещения представляются не только ученым и политикам, но и очень многим рядовым европейцам той крепостью, которую нужно защищать от исламского экстремизма, ввезенного в Европу тысячами иммигрантов с Востока. Для них это не просто универсальные ценности, но, что более важно, западные ценности, лежащие в основе идентичности европейских наций.
Мигранты, прибывавшие из исламских стран, воспринимаются не только как потенциальные террористы или близкие и сочувствующие им, но и как те, кто принадлежит к племенному сообществу, диаметрально противоположному в культурном смысле индивидуалистическому секулярному западноевропейскому обществу. В основе этого мифа лежит культура как система линз, которая, окрашивая всё, что человек видит вокруг, формирует его представление о мире и оценку окружающих процессов, предлагая при этом, определённые модели поведения. Массовое представление о несовместимости культур, хотя и использует отнюдь не новые символы, тем не менее в каждом поколении воспроизводится и обновляется с помощью мифологии, содержащей особые "послания", тексты, понятные тем, на кого они рассчитаны.
Антииммигрантские мифы, как и любые другие, по своей природе эмоциональны и полны символов. Однако могущество этих мифов именно тем объясняется,
что они имеют когнитивную и экспрессивную окраску, используют многочисленные метафоры. Стереотипы, а также ассоциации, вызываемые символами, определяют выбор и поведение людей, а эмоции придают этому поведению форму. Именно поэтому, согласно статистике, люди гораздо чаще возражают (пишут политикам или выступают) не против того, что нарушает их материальные интересы, а против того, что их злит, вызывает раздражение [2а)опс, 1980]. В результате эмоции часто способны менять сами цели, которые преследуют люди, иначе расставлять акценты и приоритеты, самостоятельно определять решения. К тому же люди лучше запоминают эмоционально окрашенную информацию, которая затем становится поводом к действию.
Страх, возникающий как реакция на чувство опасности, представляет собой эмоцию, воплощенную в мифе. Страх инструментален не только потому, что он вызывает действия, направленные против того, что его вызывает, но и оттого, что вызывает другие эмоции - ненависть и обиду, которые хотя и не столь инструмен-тальны, но обладают определёнными функциями. Страхи побуждают индивида к обеспечению собственной безопасности, ненависть призывает его к компенсации исторических потерь, обида акцентирует внимание на различиях статусов. Эти же эмоции формируют миф о чужеродности мигрантских общин.
5. Столкновение мифов
Современная Европа представляет собой поле столкновения двух мифов: мифу о нации противостоит столь же сложный и влиятельный миф об иммигрантах. Вместе они формируют единый мета-миф, объясняющий столь бурные дискуссии о роли этнокультурных мигрантов в современной Европе: национальное государство представляет собой единственно возможную форму организации политической жизни, и все, кто угрожает ему, должны быть исключены из жизни общества. И первый и второй мифы выполняют очень сложные функции, соотносимые в целом с функциями любого мифа. И первый, и второй являются результатом транслирования идей, основанных на представлениях об определяющей роли государства-нации в структуре современного общества. И первый, и второй включают множество идей, призванных легитимировать соответствующее поведение политиков, рядовых европейцев, а также их отношение к иммигрантам. Как бы то ни было миф, став продуктом деятельности отдельных лидеров или политических слоев, и будучи транслированным в широкие массы, которые готовы воплощать его в зависимости от их интересов и места в структуре общества, сам превращается в реальную силу и способен определять выбор и поступки людей, а также политику властей.
Могущество этого мета-мифа может, вероятно, объяснить то, что в условиях, когда в странах Запада довольно велика потребность в дешёвой рабочей силе приезжих, власти, следуя общественному мнению, вынуждены закрывать границы. Именно этот мета-миф, воспроизводимый в языке политиков и академиков, транслируемый в СМИ и массовом сознании, формирует "пропасть" между политическими декларациями, вынужденными соответствовать сохраняющейся мифологии, и повседневной реальностью, определяющейся новыми задачами глобализирующегося мира.
Список литературы
Алексеев М., Алексеенко А., Апрыщенко В., Дятлов В., Голунов С. и др. (2008) Региональное измерение трансграничной миграции в Россию. Москва.
Барон М. (2007) Трансформация межкультурных конфликтов в наше сложное время. // Этнополи-тический конфликт: пути трансформации. Настольная книга Бергхофского центра. Москва.
Борко Ю. (2003) От Европейской идеи - к единой Европе. Москва.
Деминцева Е. (2008) Быть арабом во Франции. Москва.
Новикова О.Н. (2008) Иммиграция в Европе и новые подходы к проблеме безопасности. (Обзор) // Иммиграция и безопасность Европы. Москва.
Тардис М. (2016) Роль Франции в урегулировании миграционного кризиса // Современная Европа, № 4, с. 83-93.
Фёдоров В. (2016) Колонизация Европы: вероятный сценарий // Современная Европа, № 2, с. 11-22.
References
Ayriyan R. (2013) Forming of the New System of International Relations: The Marshall Plan and Republican Party of the USA (1947-1948) // Middle-East Journal of Scientific Research 17 (12): 1709-1713.
Alekseev M., Alekseenko A., Apryischenko V., Dyatlov V., Golunov S. i dr. (2008) Regionalnoe izme-renie transgranichnoy migratsii v Rossiyu. Moskva.
Bauman Z. (2004) Europe, An Unfinished Adventure. Cambridge.
Baron M. (2007) Transformatsiya mezhkulturnyih konfliktov v nashe slozhnoe vremya. // Etnopolitich-eskiy konflikt: puti transformatsii. Nastolnaya kniga Berghofskogo tsentra. Moskva.
Borko Yu. (2003) Ot Evropejskoj idei - k edinoj Evrope. Moskva.
Brochmann G. (1996) European Integration and Immigration from Third Countries. Oslo.
Brubaker R. (1992) Citizenship and Nationhood in France and Germany. Camb.-Mass.
Demintseva E. (2008) Byit arabom vo Frantsii. Moskva.
Cacciari M. (1994) Geofilosofi a dell' Europa. Milan: Adelphi.
Fyedorov V. (2016) Kolonizatsiya Evropyi: veroyatnyiy stsenariy // Sovremennaya Evropa, № 2, s. 11-22.
Karnaukhova O. (2017) Securitization and the Economy of Risks: Decision-making in the Eurasian Union In: Bryan Christiansen (PryMarke, LLC, USA) and Fatmanur Kasarci (PryMarke Business Academy, Turkey) (Eds.) Corporate Espionage, Geopolitics, and Diplomacy in International Business. Hershey, PA: IGI Global.
Koselleck R. (1979) Vergangene Zukunft: Zur Semantik geschichtlicher Zeiten. Frankfurt am Main: Suhrkamp Verlag.
Harris N. (2002) Thinking the Unthinkable. The Immigration Myth Exposed. London.
Morin E. (1990) Penser l'Europe. Paris.
Muller J. Z. (2008) The Enduring Power of Ethnic Nationalism // Foreign Affairs, March/April.
Novikova O.N. (2008) Immigratsiya v Evrope i novyie podhodyi k probleme bezopasnosti. (Obzor) // Immigratsiya i bezopasnost Evropyi. Moskva.
Observer (2002) July 7.
Tardis M. (2016) Rol Frantsii v uregulirovanii migratsionnogo krizisa // Sovremennaya Evropa, № 4, s. 83-93.
Witt A. (2006) Challenges in the Area of Immigration, Integration and Security. // Immigration Policies and Security. Ed. by K. Iglicka. Warszawa.
Zajonc R. (1980) Feeling and Thinking: Preferences Need No Inferences // American Psychologist, 35 № 2.
State-nation and contemporary migration processes in Europe
Author. Apryshchenko V., Director of Institute of History and International Relations, Southern Federal University. Address: 105 Bolshaya Sadovaya St., Rostov na Donu, Russia. E-mail: victorapr@sfedu.ru
Abstract. The article deals with the crisis of the European state-nation in the context of mass inflow of migrants and the process of shaping of negative image of immigrants. The author argues that the crisis of the European state-nation is accompanied by immigration and creates an image of immigrant as an 'alien' who threats European society. Myths and symbols, supported by some elites, are based on fears. Political and social changes have been a feeding ground for social discomfort. Globalization and integration together with immigration produce effect of deconstruction and social collapse. State-nation, which has been considered as a responsible actor for social prosperity, is considered now the main victim of this process. Moreover, myths produce a growing gap between political declarations and reality.
Key words: Europe, migration, state-nation, myth-symbol complex, migrant fears, identity, conflict.
