CC BY
61
С. Н. Амельченко
НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕЯ РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА КАК ПРОЕКТ ДОЛЖНОГО СОЦИОКУЛЬТУРНОГО БЫТИЯ
Национальная идея российского общества является выражением самосознания и основой идентификации его представителей. Традиционно данное понятие в нашей стране ассоциировалось с «русской идеей», так как государственным языком и титульным народом является русский. Однако в силу того, что большое значение в обществе имеют не только этнические, но и более широкие социокультурные формы интеграции, правильнее было бы назвать идею, объединяющую широкие слои населения России, именно национальной, так как она призвана выразить интересы не только русского народа, но и всей российской нации. Следует заметить, что понятие «русская идея» все еще достаточно активно применяется в философских кругах, но чаще используется в полемических целях.
В кризисные периоды отечественной истории осмысление национальной идеи приобретало особую актуальность, а в последнее десятилетие вылилось в дискуссию, получившую широкий общественный резонанс и отразившую различные позиции по данному вопросу.
Одна из них выражает мнение о том, что поиск «русской идеи» стал своеобразным признаком уязвленного национального достоинства. Некогда Россия, вышедшая победительницей из войны с Наполеоном, обнаружила огромный разрыв между своим развитием и достижениями Западной Европы. Это обстоятельство послужило причиной выступления декабристов, определило горький пафос «Философических писем»
71
П. Я. Чаадаева, стало импульсом к пробуждению российского самосознания. Пытаясь понять национальную идею своего Отечества, мыслящие люди стремились определить роль и значение России в истории человечества.
И в тот период, и затем - после неудачной Крымской войны, славянофилы, полемизируя по данному вопросу с западниками, доказывая духовное величие России, противопоставляли ее Европе, сделав эту тенденцию достаточно устойчивой.
Так, уже в 1994 г. А. Валицкий, представлявший позицию США на Международной конференции по проблемам русской философии, заметил, что «... российские реформаторы говорят об “общем европейском доме” и о “возвращении России в Европу”, а поддерживающие их российские философы. подчеркивают несовместимость русской философской традиции с философскими традициями Западной Европы. Условием разумного и эффективного освоения культурного наследия является умение видеть не только то, что отличает русскую культуру от культур Запада, но и то, что является у них общим, что включает русскую культуру в культуру Европы и делает ее своеобразной разновидностью общеевропейской культурной системы» [4, с. 68, 72]. Таким образом, некоторые современные, в том числе зарубежные, мыслители усматривают в попытке определения российским обществом своей национальной идеи его стремление противопоставить себя остальному цивилизованному миру и даже
прогрессу. Как заявляет Дж. П. Скэнлан, «большую часть так называемой “русской идеи”, начиная с доктрин славянофилов, можно воспринимать как романтический протест против рационализма,
.против модернизации» [15, с. 62].
Несколько иначе, но в этом же направлении в свое время высказывался К. С. Аксаков, считавший, что «русская идея» может рассматриваться как оскорбленное народное чувство, существовавшее начиная с бритья бород. И это чувство далеко не безобидно, поскольку вероятно его использование для выражения имперских амбиций и культивирования национализма и шовинизма. По замечанию А. А. Лебедева, «.механической связи между “русской идеей” и войной нет. Но от идеи исключительности, державности, “богоносности”, . от всего этого веет кровавым ветерком»
[11, с. 124].
По мнению Б. Н. Кашникова, архаичный по своей сути поиск национальной идеи был всегда свойственен элитарным кругам российского общества, которые в мессианском призвании своего Отечества, служении ему усматривали моральное оправдание и всеобщее предназначение: «Всякое здоровое аристократическое общество это мобилизационное общество. Всеобщее служение великой идее служит его высшим обоснованием и смыслом. Напротив, утрата этого смысла смерти подобна. Иерархия теряет моральное оправдание, приобретает паразитарные черты. Судорожные попытки нахождения Русской Идеи следует рассматривать как диагноз кризиса статусного общества в России. Идея могла бы вдохнуть новую жизнь в иерархические структуры, которые сами интуитивно осознают близость своей гибели в случае отсутствия морального оправдания. Наиболее вероятным сцена-
72
рием мобилизационного развития следует считать антиамериканизм, который уже сейчас начинают раздувать некоторые силы. Наиболее вероятным последствием этого пути можно считать лишь новый надлом и новое поражение России» [10, с. 41-42].
Таким образом, Б. Н. Кашников увязывает поиск национальной идеи с желанием российской элиты оправдать свой статус, закрепить привилегированное положение в иерархической социальной структуре и использовать для этого образ внешнего врага. Заметим, что в постсоветской России очевидный всплеск интереса к национальной идее в СМИ и на страницах научно-теоретических изданий наблюдался в начале 90-х гг., в преддверии и затем во время первой чеченской кампании, что свидетельствовало о нарастании кризисных явлений, побуждающих российское общество определить перспективу своего дальнейшего развития, но также могло означать отработку поступившего сверху социально-политического заказа.
Среди российских мыслителей встречается мнение о том, что национальная идея обществу вовсе не нужна и благополучные народы живут без нее. «Стоит вспомнить, - пишет А. С. Кармин, - во что обошлась Германии и всему человечеству “немецкая идея”, которой Гитлеру удалось соблазнить свой народ. Сейчас Германия, как и другие народы, живет без всякой национальной идеи, и не видно, чтобы это причиняло немцам страдания и как-то задевало их национальные чувства. В конце концов, “идея” у всех государств одна и та же: создавать условия для благополучной и счастливой жизни своих граждан (причем для всех граждан - независимо от их этнического происхождения)» [9, с. 197].
Таким образом, обращение к теме национальной идеи вызвало неоднозначную, зачастую отрицательную реакцию со стороны современных мыслителей. Однако периодические высказывания как рядовых россиян, так и известных общественных и государственных деятелей о причинах неудовлетворительного состояния российской действительности вновь сводятся к констатации отсутствия национальной идеи, позволяющей очертить приоритеты и принципы преодоления деструкции социокультурного бытия.
В периоды стабилизации, устанавливающиеся в развитии той или иной страны, необходимости в национальной идее вроде бы нет. Явная потребность в ней возникает в момент наступления кризисных явлений, когда общество вынуждено активизировать все силы и возможности в поиске новых перспектив своего существования. Масштаб встающих перед обществом задач, угрозы его безопасности, необходимость сохранить свою жизнеспособность и укрепить достойный статус в окружающем мире заставляют его формулировать идею, отвечающую общим представлениям о наиболее приемлемом и близком к совершенству способе жизнедеятельности. Национальная идея в данном процессе выполняет важную роль, способствуя интеграции широких слоев населения и их целенаправленной мобилизации на успешное преодоление проблем.
Национальную идею не могут заменить программы решения практических задач, например, меры по борьбе с преступностью, бедностью, подъему экономики, позволяющему вывести на достойный уровень жизни широкие слои населения и т. д. Сама возможность выявления этих проблем и определения способов их решения зависит от ценно-
73
стных приоритетов, выбираемых обществом, и, следовательно, от смысла принимаемой им национальной идеи. При условии ее соответствия гуманным идеалам и принципам толерантного сосуществования она может предстать как проект должной организации и самоопределения общества в истории мировой культуры, способствующий укреплению социокультурного статуса бытия всего человечества.
Как уже отмечалось, возникшая в России в первой половине Х1Х в. атмосфера поиска основ национальной идентичности и общественная полемика по поводу соответствующей идеи побудила министра народного просвещения, президента Петербургской академии наук С. С. Уварова сформулировать в 1833 г. знаменитую триаду «православие, самодержавие, народность». В данной концепции «православие» указывало на глубокую преданность русского народа богатейшим духовным традициям предков. Понятие «самодержавие» в толковании С. С. Уварова олицетворяло сильную, человеколюбивую, просвещенную государственность. Третье начало - «народность» - в понимании известного деятеля и мыслителя означало не простонародность государства, а его единородный, общенациональный характер, возмужалость России, достойной идти рядом с другими европейскими странами. Таким образом, высшими ценностями, определившими смысл национальной идеи императорской России, становились Бог, царь и Отечество.
Обозначенные С. С. Уваровым понятия оказались феноменально жизнеспособны и устойчивы, так как в данной смысловой структуре проявляются определяющие парадигму сознания архетипы, возникшие в результате реакции на
определенные условия жизни и закрепившиеся в психике людей.
Согласно К. Юнгу, в архетипах -первичных познавательных моделях, посредством которых человечество адаптируется к среде и осваивает устойчивые связи жизненного пространства, высвечивается проблема самой возможности существования людей. Поэтому древнейшими праформами у всех народов были образы Отца-Солнца и Матери-Земли, отражающие устройство и порядок окружающего мира и выраженные через язык символов - слов, изображений, обычаев и т. д.
Бинарность, свойственная, как показали исследования К. Леви-Строса, структурам человеческого мышления и окружающего мира, в сознании и культуре древних славян проявилась в ощущении кровной близости к природе -матери сырой земле, находящейся в нерасторжимом единстве с многоликим небесным божеством, по-отечески изливающим благо, несущим свет и тепло.
С образованием русской государственности, принятием христианства и, соответственно, изменением мировоззрения славян, прежние архетипические образы трансформировались, не утратив при этом своего фундаментального значения. Архетипическая бинарность мировосприятия преломилась в триаду абсолютных ценностей бытия, определивших систему жизненных ориентаций представителей раннехристианского периода русской культуры, в которой языческие традиции переплелись с православными и в дальнейшем порой просвечивали даже через самую фанатичную набожность.
Освященная сила и высшая власть стали в это время ассоциироваться с государственной княжеской властью. Не случайно, утвердивший на Руси христи-
74
анство князь Владимир назывался Красным Солнышком. За сакральным образом женщины-матери закрепилась роль посредницы между небесным миром и земным. Самый ранний сохранившийся до наших дней извод Богоматери-Оранты в киевском соборе Св. Софии повторяет древнейшую позу и жест обращенной к небесам матери-природы. Символично и то, что на Руси Марию называли Богородицей. В этом имени два корня: бог и род. Бог как присутствие в изменившейся модели бытия высшего идеала, открывающего перед людьми перспективу бесконечного нравственного совершенствования; род как основа жизни, соотносимая с такими понятиями, как природа, родина, народ. Следует также заметить, что именно во времена Киевской Руси произошло зарождение национального самосознания, отразившееся в знаменитом произведении «Повесть временных лет», открывающемся словами «откуда пошла. и как образовалась Русская земля» (курсив - С. А.). Территория ранее разрозненных племен стала осознаваться как пространство единого народа. В дальнейшем именно эти факторы - образовавшаяся государственность, выполнявшая роль отеческого начала, утвердившееся христианство с его идеалами нравственного отношения к людям и всему окружающему миру, укорененность в определенном географическом пространстве, воспринимаемом как материнское лоно жизни, стали ключевыми составляющими самосознания российского общества, обеспечили жизнеспособность и определили основные положения его национальной идеи.
Устойчивость и востребованность сформулированной С. С. Уваровым триады объясняется и ее соответствием российскому менталитету. Согласно утверждению И. К. Пантина, менталитет - это
«своеобразная память народа о прошлом, психологическая детерминанта поведения миллионов людей, верных своему исторически сложившемуся “коду” в любых обстоятельствах» [14, с. 30].
Исторический код, определенный как основанная на архетипах и ментальных ценностях национальная идея, может содержать различные смысловые аспекты и складываться посредством комбинации тех или иных понятий.
Многие выдающиеся мыслители
XIX - начала XX вв., стремившиеся понять смысл русской идеи и соответственно обозначить принципы должного самоопределения российского общества в окружающем мире, опирались на такие понятия, как «софийность», «собор-
ность», «всеединство».
В концепции В. С. Соловьева всеединство означало способность русских людей строить свою жизнь на принципах согласия, сокровенного взаимопонимания и «любить все народности как свою собственную» [16, с. 274]. Это определение соответствовало высказываниям Н. Я. Данилевского, Ф. М. Достоевского и других русских мыслителей о национальном характере своих соотечественников. Так, автор работы «Россия и Европа» Н. Я. Данилевский утверждал, что славянские народы и среди них русские люди как носители истинной религии «избавлены от той насильственности характера, которую народам романогерманским, при вековой работе цивилизации, удается только перемещать из одной формы деятельности в другую. Самый характер русских, и вообще славян, чуждый насильственности, исполненный мягкости, покорности, почтительности, имеет наибольшую соответственность с христианским идеалом» [6, с. 189, 480]. О способности к «всемирной отзывчивости», «всепримирению»
75
русских людей говорил Достоевский: «русская душа, . гений народа русского, может быть, наиболее способны из всех народов вместить в себя идею всечеловеческого единения, братской любви, трезвого взгляда, прощающего враждебное, различающего и извиняющего несходное, снимающего противоречия» [7, с. 131].
Не меньшее значение в российском самосознании имело понятие «соборность». В понимании Н. А. Бердяева, истинная соборность - это свободный духовный союз личностей с целью реализации благородного совместного жизненного проекта. Е. Н. Трубецкой высказывался о соборности как безупречной иерархии, мудром упорядочении земного и небесного миров, превращении вселенной в храм, устремленности человечества к высшему идеалу, который в сознании ряда отечественных мыслителей ассоциировался с софийностью. Это понятие, восходящее к греческому слову sophia (мудрость), издревле почиталось на Руси. Опуская анализ его противоречивых богословских и еретических (уходящих в глубины язычества) толкований, заметим, что в философском наследии В. С. Соловьева, С. Н. Булгакова, П. А. Флоренского, Е. Н. Трубецкого и других мыслителей софийность являлась выражением мудрости Творца всего сущего, олицетворением абсолютного совершенства, идеальной гармонии мироздания и человечества, претворяющего в своей жизнедеятельности высшие духовные ценности и постигающего смысл истины, добра и красоты не только рациональными, но и интуитивными, а также невербальными средствами через возможности зодчества, живописи, музыки и т. д.
Триада «софийность - соборность
- всеединство» включалась в смысл на-
циональной идеи, обсуждавшейся в философских кругах России XIX - начала
XX вв. В ней постулировалась возможность духовной динамики народов России, их потребность в объединении по горизонтали (всеединство), по вертикали (соборность), в восхождении к идеалу (софийность). Следует заметить, что в данном построении сохранилась преемственность с прежними суждениями о должном социокультурном бытии нашего Отечества: в софийности раскрывалась ценность духовных традиций православия; смысл соборности сочетался с представлениями о справедливой гуманной государственной организации; всеединство в своем содержании соединялось с понятием «народность», утверждающем взаимопонимание между людьми всех национальностей. Следование этим принципам могло бы приблизить российское общество к общечеловеческим ценностям и идеалам, сохранив при этом национальную уникальность его социокультурного бытия. Согласно утверждению Н. А. Бердяева, «чувствовать себя гражданином вселенной совсем не означает потери национального чувства и национального гражданства»
[3, с. 95].
Моделирующие сознание и проектирующие должное социокультурное бытие формулы «православие - самодержавие - народность» и «софийность
- соборность - всеединство» в советский период отечественной истории трансформировались в триаду «идейность -партийность - коллективизм». Искренняя вера уже не в царя, а в олицетворявшего собой мощь государства вождя -«отца народов» (например, в Сталина), не в Бога, а в идеологию партии («ум, честь и совесть эпохи» - по определению В. И. Ленина), стремление послужить не крепостному Отечеству, а со-
76
циалистической Родине, называемой матерью, определили смысл национальной идеи того времени и стали тем могучим стимулом, благодаря которому Советский Союз вышел на передовые рубежи всемирной истории.
Тем не менее, как показали события последнего десятилетия, уязвимость теории и практики коммунистического строительства, сомнительность принципов авторитарного правления избранных лидеров государства побудили российское общество пересмотреть основы своего должного самоопределения в современном социокультурном пространстве с учетом исторически сформировавшихся национальных ценностей и приоритетов.
Известно, что дальнейшие перспективы своего развития, наступление нового времени после тяжелого периода деструктивных процессов, происходивших в нашей стране во всех сферах ее жизнедеятельности в конце ХХ в., российское общество связывало с выборами главы государства. Социальным ожиданиям в наибольшей степени отвечал образ человека, который воспринимался как энергичный лидер, готовый укрепить основы государственности и правопорядка; как гражданин, близкий всем слоям общества; как личность, понимающая высочайшую ценность отечественного культурного, в том числе религиозно-исторического достояния. Именно этим факторам россияне отдали свое предпочтение и связывали с ними свои надежды на будущее.
Таким образом, анализ современных ценностных установок отечественного национального сознания, которые можно обозначить цепочкой понятий «духовность - правовая государственность - единство нации», позволяет выявить их моделирующую функцию в
важнейших социокультурных процессах современной России. Претерпев в новых условиях необходимые изменения, они на проективном уровне определили признаки должного социокультурного бытия постсоветской России.
Исходя из всего сказанного, схематически основы самосознания россий-
ского общества, на фундаменте которых формировалась его национальная идея в различные периоды отечественной истории (языческий, раннехристианский, императорский, советский и постсоветский), можно представить так, как это изображено на рис. 1:
Рис. 1. Схема формирования самосознания российского общества
Необходимо отметить, что в современной России понятие «духовность» уже не сводится только к идеологии, православию и религиозности в целом, хотя свобода совести и толерантные отношения между людьми различных убеждений определяют вектор развития современной мировой и отечественной культуры. В стране, открывшей в истории человечества космическую эру, об-
ращение к духовности означает также и кропотливый труд в области науки и образования, бережное отношение к разнообразным культурным традициям, включающим не только религиозное, но и светское содержание, что гарантирует всестороннее развитие культурного потенциала нашего Отечества. Развитие духовности ведет к формированию нравственного сознания общества, уважению
77
достоинства свободной личности, которая должна реализовать себя в обществе и которую обязано защитить государство.
Понятие «государственность» некогда отражало имперские амбиции россиян. Мысль об исключительности российской государственности выражалась в доктринах «Москва - Третий Рим», «Москва - столица III Интернационала», соответствующих державным основам российского менталитета. Во многом имперскому самосознанию россиян способствовала обширная территория страны. Распад Советского Союза обозначил не только переход в рамки иного государства, но и необходимость выработки другого мышления.
Рассматривая эту проблему,
М. Н. Громов писал, что «идея имперского величия и связанных с ней ответственности, самопожертвования и долга глубоко укоренилась в менталитете россиян.., дожила до нашего времени, и это нельзя не учитывать .когда пытаются разыгрывать ее как политическую карту, потрясая на площадях атрибутами царской России и СССР. Россияне заплатили слишком дорогую цену за имперскую идею, чтобы легко с ней расстаться, не путая при этом концепцию сильного государства, без которого стране нельзя обойтись, с концепцией империи, которую нужно преодолеть в сознании и на практике. Имперская идея не угасла, но не с ней связано будущее России» [5, с. 55, 58].
В ХХ в. в сознании россиян произошли серьезные изменения, и сильное государство уже не вызывает ассоциации с самодержавием. Пережив крушение коммунистического проекта, большая часть населения страны холодно отнеслась к рассуждениям о реставрации монархии. Ее место в соответствии с но-
78
выми тенденциями заняла концепция сильного демократического государства и гражданского общества, национальная идея которого сегодня могла бы быть выражена в цепочке понятий «свобода -справедливость - солидарность»».
Первое место в этой триаде отведено свободе не случайно, так как она является условием остальных обозначенных ценностных факторов, хотя сама возможность формирования в российском обществе свободного индивидуального инициативного начала многими отечественными и западными мыслителями всегда воспринималась со значительной долей сомнения и скептицизма.
По мнению Г. П. Федотова, «русский славянин и в XIX веке еще не ото-р в ался вполне от матери-земли. Его сращенность с природой делает трудным. личное существование» [17,
с. 181-182]. Дж. Скэнлан утверждает: «Идея единого (органического) целого, только внутри которого индивидуум может найти свое истинное “Я”. характеризует большую часть русских философских доктрин. Различные специфические определения этой идеи - такие, как соборность, социальная солидарность. тотальное единство. и др. - все они характеризуются возвышением общинного начала над правами и интересами индивидуума. Влечение к социализму было усилено этим органистиче-ским менталитетом. он, бесспорно, препятствовал развитию в России гражданского общества» [15, с. 64].
В. И. Мильтон пишет: «Мыслители прошлого. только и делали, что говорили об империи,.. о сообщности, которую вернее именовать природной, а не человеческой. Да, речь шла о народе, но что это такое, как не все народившееся, без каких-либо индивидуальных и неповторимых различий? Случайно разве,
что народ - любимое понятие тиранов, демагогов, вообще тех, кто ни в грош не ставит человека» [12, с. 52]. Заметив, что в России человек - все еще народ, тогда как на Западе распространилась иная формула - «народ - человек», Мильтон доказывает: «Представление о том, что русская идея предполагает развитие индивидуальности, и есть главная новинка, которую можно завещать грядущему столетию. И разве не ради личности живет человечество - так можно сформулировать основную черту в традиционном понятии русской идеи, сближающую ее с наследием западной культуры»
[12, с. 52].
Мильтон верно замечает, что в традиционном содержании русской философии не всегда явно, но все же просматривается мысль о том, что безусловной ценностью бытия является свободная индивидуальность. К примеру,
А. С. Хомяков был уверен в том, что «там только сила, где любовь, а любовь только там, где личная свобода» [18, с. 62]. Раскрывая различие между истинной соборностью и соборностью, обезличивающей человека и общество,
Н. А. Бердяев призывал признать свободную личность высшей ценностью, оправдывающей существование народов и государств, считая осмысление данной проблемы своим главным занятием: «В сущности, я всю жизнь пишу философию свободы» [2, с. 56]. Свобода оценивалась им как условие и причина должной самореализации человека, данная ему Богом привилегия безграничных творческих дерзаний.
Однако, как известно, смысл свободы к этому не сводится и в противоречиях человеческого бытия открывает новые грани своего сложного содержания. Еще в глубокой древности жизнеспособность общества и его культуры увязыва-
79
лись со способностью людей к свободному и сознательному самоограничению, что было зафиксировано в различных дошедших до наших дней заповедях, изречениях, пословицах, смысл которых сводится к тому, чтобы (не) делать другому то, что (не) желаешь по отношению к себе: «Во всем как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними» [Мф. 7:12]. Основной закон поведения, который выводится из этого постулата, названного золотым правилом нравственности, гласит: «Я поступаю так потому, что ты на моем месте поступил бы так же».
Согласно такой установке,
субъект деятельности свободно и самостоятельно руководствуется своим пониманием объективно значимого, должного, осознавая при этом личную ответственность за такую его реализацию, которая утвердила бы достоинство каждого человека в его праве на самоосущест-вление.
Таким образом, свобода является атрибутом должного социокультурного бытия. Учитывая это, Н. А. Бердяев в работе «Экзистенциальная диалектика божественного и человеческого» указывал на то, что свободный человек должен принять ответственность не только за свою судьбу и судьбу своих ближних, но и за судьбу своего народа, человечества и мира.
Таким образом, в отечественном философском мышлении складывалось понимание того, что свобода является условием взаимопонимания и равновесия между «Я» и «Мы», достижение которых помогло бы избежать как пресловутой тирании большинства, так и безответственности эгоцентризма, пренебрегающего интересами общества. Именно в этом смысле свобода является условием социальной справедливости и со-
лидарности, признаком правового государства, подлинной духовности общества и его единства, важнейшим принципом его должной самоорганизации на пути дальнейшего развития.
Обретение свободы достигается лишь в результате духовной динамики и самостоятельной рефлексии, связанной с поиском правильного решения бесконечного чередования жизненных проблем. Эта способность является признаком гражданской зрелости, состоятельности человека, осознающего ответственность за свои действия. Однако, как доказывал Н. А. Бердяев в своих размышлениях о сущности человека, «путь свободы трудный, страдальческий, трагический путь. Он требует героизма.. , но. это испытание его сил было выражением великого уважения к человеку, признанием его высшей духовной природы. От человека многое требуется, потому что он к чему-то великому призван» [1, с. 125]. Именно поэтому в обществе, где на повседневном, обыденном уровне отсутствует традиция формирования и защиты свободного социальноответственного сознания каждым человеком, происходит, по выражению Э. Фромма, массовое «бегство от свободы» с передачей всей ответственности властным структурам. Как показала российская действительность, неспособность представителей общества к самоанализу, самоконтролю, а также последовательной защите своих гражданских свобод является причиной атомизации социокультурного пространства в меняющихся условиях существования.
В. Е. Кантор по этому поводу замечает: «Получается, что всеми хваленый коллективизм и соборность русского народа мгновенно рассыпается в прах, если нет внешней принудительной силы» [18,
с. 113-114].
80
Обратной стороной этого процесса является культивирование свободы как произвола, ограниченного лишь еще большим произволом, как неподконтрольного своеволия, использующего любые факторы лишь в своих частных интересах, стяжании материальных благ или властных полномочий.
Данное эгоцентрическое анти-гражданское понимание свободы еще в меньшей степени связано с какой-либо ответственностью и при условии малейшего ослабления внешнего контроля способно распространиться цепной реакцией на всех уровнях социальной организации, разрушая все жизнеспособные связи и отношения. Золотое правило нравственности в этом случае приобретает негативный смысл и извращенную трактовку: «Я поступаю так (незаконно присваиваю чужую собственность, беру взятки и т. д.), потому что на моем месте ты поступил бы так же». Это обусловливает распространение не всеобщей, а узкой корпоративной солидарности и патримониальной справедливости, что ведет к утверждению псевдо-должного образа жизни «по понятиям», тотальному р аспространению коррупции, корыстного протекционизма, «крышеванию»,
блокированию любой инициативы, исходящей не от «своих», умению укрыться от налогов, обойти возможных соперников, пустив для этого в дело весь арсенал рекомендованных Н. Макиавелли средств, и т. п.
Вставшие у руля перестройки страны глашатаи либеральных ценностей абсолютизировали в качестве таковых лишь собственность, понимая под ней совокупность материальных благ, и пренебрегли духовной интеллигибельной ценностью свободы как осознанной ответственности. Потребительская жизненная позиция позволила ни от чего не
зависящей социальной группе путем сговора, не имеющего ничего общего с подлинно демократическим завоеванием либеральной справедливости, присвоить созданные трудом многих поколений и сохраненные природные, культурные, промышленные богатства страны и использовать ее потенциал как средство реализации личных целей, сделать его пространством своих жизненных интересов, не имеющих ничего общего с перспективами укрепления и развития России.
В конечном итоге это привело общество к состоянию «войны всех против всех», гиперболизации прав и возможностей незначительного меньшинства и беспрецедентному понижению жизненного уровня большинства населения. «Нормой» жизни при этом стал культ насилия, стремление к обогащению любой ценой, наркомания, проституция, алкоголизм, деморализация широких слоев населения, что вызвало в конце ХХ в. тяжелую депрессию, глубокий духовный и экономический кризис в обществе, само существование которого оказалось под угрозой. Это «сползание» из бытия в небытие вновь с особенной остротой обозначило необходимость возрождения истинного понимания свободы, занимающей ключевое положение в содержании национальной идеи, выступающей как проект формирования парадигмы должного в сознании людей и во всем социокультурном пространстве страны.
Социально-историческая практика показывает, что, создавая действительно должное бытие, т. е. такое, которое отвечает социально значимым и разнообразно развивающимся потребностям каждого, человеческое сообщество укрепляет свои позиции в мире, и наоборот. Императивы должного призывают человека выйти за пределы своих эгоистических потребностей и обратиться к сво-
81
бодному самоопределению в соответствии с объективными целями, выполнять свой долг перед собой и окружающими, следовать истинному велению души и реализовывать свое призвание в деятельности, выражающей смысл индивидуального существования и соответствующей разнообразным потребностям социума. Такая установка развивает сотрудничество и взаимопонимание между людьми, укрепляя позиции личности и общества в целостной системе социокультурного бытия.
Возвращаясь к проблеме соотношения отечественной национальной идеи и мирового социокультурного процесса, следует заметить, что неоднозначность западной системы ценностей стала причиной избирательного к ней отношения в современной России. Как утверждает И. К. Пантин, «выбор у нас заключается не столько в “возращении в Европу”, сколько в поиске и прорыве в новую ситуацию постмодерна» [13,
с. 21]. Под ней многие мыслители понимают такое формирующееся с середины
XX в. положение в мировой культуре, при котором с критических позиций рассматривается возникшая в Европе на заре Нового времени модернистская парадигма, разросшаяся в ХХ - начале
XXI вв. в диктат западного атлантизма. В лоне модернистской культуры, навязывающей западный образ жизни в качестве единственно приемлемого эталона и реализующей репрессивное отношение к образцам иного социокультурного бытия, «нелегитимным» формам жизни (по выражению Ж. Ф. Лиотара), происходили колониальные экспансии, мировые войны, репрессии тоталитарных режимов, а сегодня наблюдается ультра-империалистический возврат к неоколониализму, проводимый под лозунгом защиты демократии и свободы. Проти-
востоящий же этим тенденциям постмодернизм стимулирует диалог между народами, утверждает ценность различных форм культуры, обогащающих опыт всего человечества.
Анализ содержащихся в национальной идее российского общества смысловых аспектов показывает, что в ней содержатся следующие положения, сближающие ее именно с постмодернистской культурой:
- в утверждении солидарности и национального единства (в другой терминологии - «всеединства») преодолевается идея имперского превосходства и формируется установка на достижение толерантных отношений между разными людьми, народами и культурами;
- развитие личной инициативы, ответственной свободы и духовности (или софийности) позволяет различными
- логическими и интуитивными, рациональными и эмоционально-образными
способами постижения бытия избежать униформности однообразно-утилитар-
ных цивилизационных форм и сохранить богатое разнообразие мировой культуры в целом;
- достижение социальной справедливости и укрепление гуманной государственности (соответствующей соборности) свидетельствует о готовности России защитить общечеловеческие идеалы и ценности вместе с международным сообществом и государственными институтами других стран.
Являясь выражением самосознания российского общества, национальная идея утверждает те ценности, которые позволяют ему выработать принципы должного самоопределения в окружающем мире, адекватные вызовам современной действительности и укрепляющие социокультурный статус человеческого бытия.
1. Бердяев, Н. А. Мировоззрение Достоевского / Н. А. Бердяев // Философия творчества, культуры и искусства. - М., 1994. - Т. 2.
2. Бердяев, Н. А. Самопознание / Н. А. Бердяев. - М., 1991.
3. Бердяев, Н. А. Судьба России. [Репринт изд. 1918] / Н. А. Бердяев. - М., 1990.
4. Валицкий, А. По поводу «русской идеи» в русской философии / А. Валицкий // Вопр. философии. -1994. - № 1.
5. Громов, М. Н. Вечные ценности русской культуры: к интерпретации отечественной философии / М. Н. Громов // Вопр. философии. - 1994. - № 1.
6. Данилевский, Н. Я. Россия и Европа / Н. Я. Данилевский. - М., 1991.
7. Достоевский, Ф. М. Объяснительное слово по поводу печатаемой ниже речи о Пушкине / Ф. М. Достоевский //Полн. собр. соч.: в 30 т. - Л., 1984. - Т. 26.
8. Кантор, В. К. «.Есть европейская держава». Россия: трудный путь к цивилизации. Историософские очерки / В. К. Кантор. - М., 1997.
9. Кармин, А. С. Основы культурологии / А. С. Кармин. - СПб., 1997.
10. Кашников, Б. Н. Исторический дискурс российской справедливости / Б. Н. Кашников // Вопр. философии. - 2004. - № 2.
11. Лебедев, А. А. «Русская идея». В окрестностях войны: заметки к теме / А. А. Лебедев // Полис. - 1995. - № 2.
12. Мильтон, В. И. Русская идея в конце ХХ века / В. И. Мильтон // Вопр. философии. - 1996. - № 3.
13. Риск исторического выбора в России: круглый стол // Вопр. философии. - 1994. - № 3.
14. Российская ментальность: круглый стол // Вопр. философии. - 1994. - № 1.
15. Скэнлан, Дж. Нужна ли России русская философия? / Дж. Скэнлан // Вопр. философии. - 1994. -№ 1.
16. Соловьев, В. С. Оправдание добра / В. С. Соловьев. - М., 1996.
17. Федотов, Г. П. Судьба и грехи России / Г. П. Федотов. - СПб., 1992. - Т. 2.
18. Хомяков, А. С. О старом и новом / А. С. Хомяков // Русская идея. - М., 1992.
82
