CC BY
23
НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕЯ РОССИИ И КОНСТИТУЦИОНАЛИЗМ: ОПЫТ ФИЛОСОФИИ ВЛАСТИ
Бог настолько ослепил русских на дороге к процветанию, что они не видят никакого перехода между абсолютной свободой и полным порабощением.
Ф.А. Майерберг
В данной статье автор анализирует три известные попытки сконструировать национальную русскую идею. Первая, разработанная еще в XVI веке, обосновывает роль России как всемирного центра православия. Согласно второй концепции, сформулированной в XIX веке, онтологическими принципами русского бытия являются православие, самодержавие и народность. В третьей теории обосновывалась ведущая роль России в мире как первой страны, где был построен социализм. Как известно, эти три концепции обладали одним сходством: интересы личности приносились в жертву интересам властвующей элиты. По мнению автора, только на основе конституционализма с его признанием за каждым гражданином человеческого достоинства и права на частную и публичную автономию возможна выработка новой национальной идеи в России, которая освободит творческий потенциал русского народа.
Ключевые слова: национальная русская идея, конституционализм, авторитаризм, частная и публичная автономия, человеческое достоинство, права человека.
Наблюдая современную дискуссию о национальной русской идее, невольно приходит на ум известная мысль Г.В. Гегеля о том, что всякое явление случается в истории дважды: сначала в виде трагедии, потом в виде фарса. В тысячелетней российской истории было три серьезных попытки сконструировать концепцию «русской идеи»*. Первая известна своим лозунгом «Москва - Третий Рим» и была выдвинута в XVI веке. Вторая концепция - доктрина «официальной народности», сформулированная в XIX веке. Третья - Россия как первая социалистическая держава - реализовывалась уже в XX веке. Все они, как известно, в итоге приводили к соответствующим геополитическим и социальным катастрофам.
На первый взгляд представляется, что это происходило по двум важным причинам. Во-первых, эти концепции, прежде всего, решали задачи международной легитимации вла-стьпридержащих, а внутри страны ставка делалась не на выработку консенсуса в обществе, а на подавление всякой человеческой и гражданской спонтанности. Во-вторых, они не создавали ценностных предпосылок для солидаризации элиты и многонационального российского народа, что приводило к нестабильности общественных и политических институтов. В силу этих причин процесс нациестроительства в России до сих пор не закончен и угроза дальнейшего распада страны является реальной. Учитывая эти обстоятельства, современные попытки осмыслить или воскресить некую российскую национальную идею, действительно, похожи на фарс, который может привести к новым трагедиям.
В данной работе мы попытаемся, во-первых, выявить некоторые архетипические черты концепций русской национальной идеи и, во-вторых, показать, что конституционализм как определенная философско-юридическая доктрина является необходимым основанием для стабильного развития России в XXI веке, которая должна рассматриваться как эквивалент русской национальной идеи.
Исторически первая концепция национальной русской идеи аккомпанировала становлению Русского государства еще до начала эпохи Модерна. Начиная с середины XV века
московские князья все более настойчиво стали именоваться самодержцами (от греч. autokrates - суверен) и царями (от лат. адаптация - саезат), что и получило формальное закрепление в 1547 году. До этого периода данные титулы использовались исключительно в отношении хана Золотой Орды и императора Священной Римской империи. Их принятие уже предполагало всемирную миссию русского правителя. В течение последующего века правители стали претендовать на имперские полномочия на том основании, что они являлись единственными православными суверенами и, по существу, единственными подлинными христианскими правителями в мире. И духовенство решительно поддерживало эти притязания, т. к. согласно православной доктрине церковь не могла существовать без императора. Поэтому не случайно первая национальная идея России была сформулирована в среде православного духовенства в ходе полемики между «нестяжателями» (яркие представители этого направления мысли - Нил Сорский и Максим Грек) и Иосифом Волоцким и его последователями. Среди последних и появился лозунг «Святая Русь», который находится в опасности и может быть развращен под любым иностранным, в том числе и греческим, влиянием. Показательно, что иосифляне отвергали всякую логику и аргументацию. Так, монах Филофей, автор знаменитого тезиса «Москва есть Третий Рим», прямо предостерегал русских людей от излишнего «мудрствования» [1, с. 175].
Суть этой концепции заключается в том, что русский царь является прямым наследником византийских императоров и римских цезарей*. Будучи единственным подлинным христианским императором в мире, он наделялся неограниченной властью. Его подданные в буквальном смысле были его рабами, с которыми он мог обращаться по своему усмотрению. У них не было прав, только обязанности. Церковь же, второй по значимости институт в стране, полностью подчинялась государству. Церковные круги не вмешивались в политику страны, требуя, чтобы русские люди смиренно сносили любые проявления несправедливости, выпадавшие на их долю. Иначе говоря, в России даже церковь не предлагала никакого интеллектуального и институционального убежища тем, кто искал альтернативы сложившемуся порядку. При этом всякое независимое мышление она клеймила как «мудрствование».
Как известно, последовательная реализация этой первой русской национальной идеи привела к испытаниям опричнины, затем Смутного времени, когда под вопросом стояла судьба русского этноса, как такового, к полной экономической и технической отсталости России к концу XVII века, и в результате к Петровским реформам, проводимым автократическим способом. В ходе последних самодержавие создало себе новую институциональную и социальную базу в виде чиновничества (как правило, рекрутируемого из служилых дворян) и купцов-«предпринимателей», которые полностью зависели от потребностей казны и произвола первого слоя. При этом надо понимать, что для большинства русских дворян политика как некий институциональный способ реализации группового интереса не имела никакого значения, т.к. их материальные интересы защищались властью, поэтому они были согласны не принимать участие в политической деятельности. Особенно это стало очевидным после выхода Манифеста о вольности дворянства (1762), который гарантировал крепостное право дворян на землю и крестьян, а также освободил их от обязательной государственной службы. С этого момента русское дворянство как социальная сила стало утрачивать свои позиции и авторитет, а на первый план вышли бюрократы-государственники.
Поэтому не случайно вторая русская национальная идея была сформулирована в среде чиновников. «В правительственных сферах этого времени преобладали воспитанные в духе старых порядков люди, которые никак не могли привыкнуть к тому, чтобы в обществе совершалось какое бы ни было умственное движение, самостоятельное, независимое и не имеющее ни малейшего официального характера. Они привыкли к тому, что... все производилось... с разрешения начальства, но и самим начальством, и даже предприниматель, если он до того времени нигде не служил, делался чиновником на поприще самого исполнения своего предприятия.» [2, с. 41]. Другим важным фактором появления новой рус-
ской национальной идеи было то, что она появилась как ответ на иностранные деструктивные идеи, которые, по мнению императора Николая I, лежали в основе мятежа декабристов. С. С. Уваров, министр просвещения и главный идеолог николаевского правления, выдвинул доктрину «официальной народности», суть которой резюмировалась в триаде «православие - самодержавие - народность»»*. Он писал: «Посреди быстрого падения религиозных и гражданских учреждений в Европе... надлежало укрепить отечество на твердых основаниях, на коих зиждется благоденствие, сила и жизнь народная. Без любви к вере предков народ, как и частный человек, должен погибнуть. Русский, преданный отечеству, не согласится на утрату православия. Самодержавие составляет главное условие политического существования России. Русский колосс упирается на нем, как на краеугольном камне своего величия. Наряду с сими двумя национальными началами находится и третье, не менее важное, не менее сильное: народность»» [3, с. 2-4].
Как и в случае идеи «Москва - Третий Рим»», никаких глубоких обоснований «официальной народности»» в работах идеологов того времени мы не найдем. Есть и другое сходство: понятия «русскость»» и «народность» тесно связываются на онтологическом уровне с православной конфессиональностью и самодержавием (авторитаризмом власти)**. Таким образом, обе концепции предполагают, что конкретные явления русской жизни оказываются вполне в гегелевском духе определенными инвариантными идеями русского бытия, которые эксплицируются исключительно правительственными чиновниками ex officio. Данные идеи стали не только идеологическим фасадом русской власти и обоснованием внешней политики, но и критерием патриотизма для русского общества.
Отличия же состояли в том, что доктрина «официальной народности» внедрялась с помощью множества бюрократических (через систему образования) и полицейских (цензура, преследование инакомыслия) мер. На первый взгляд власти как будто преуспели в этом: Россия избежала революционных потрясений, поразивших Европу в 1830-1840-х годах. Это убедило сторонников данной концепции в вере в особый русский путь: жесткость власти, подавившей гражданское общество, была принята за стабильное развитие нации, основанное на доверии народа к элите и солидарности гражданского общества.
Не будет преувеличением сказать, что доктрина «официальной народности» определяла деятельность русской власти вплоть до ее краха в 1917 году, который ознаменовался распадом Российской империи. Далее судьба России и ее многонационального народа на долгих семьдесят лет оказалась в руках сторонников разрушения старых общественных и политических институтов и построения нового справедливого общества согласно канонам коммунистической идеологии.
Что же получилось в этом случае? До середины 50-х годов XX века над умами советской элиты господствовала идея всемирной революции, и российский народ в связи с этим рассматривался одновременно и как кочегар, и как горючий материал этого глобального пожара. Однако с появлением оружия массового поражения стало очевидно, что в огне мировой революции могут погибнуть и идеологи данного процесса. Именно в этот период был сформулирован тезис о «возможности мирного существования социализма и капитализма» и назрела необходимость обосновать те лишения в виде бытовой, материальной неустроенности, политических репрессий и т. п., которые вынуждены были претерпевать советские граждане в ожидании всемирной революции.
Для этой цели из интеллектуальных запасников вновь была поднята, однако уже в обрамлении коммунистической идеологии, идея об особой роли России (Советского Союза) в мире. Только теперь судьба нашей страны состояла в том, чтобы быть оплотом мировой социалистической системы, построить впервые в истории развитой социализм и коммунизм, а значит, стать маяком для остального «незрелого» человечества под руководством коммунистической партии. И за возможность быть первым в космосе, в строительстве коммунизма, в балете и других сферах советский человек должен был заплатить высокую цену - отказаться от права на какую-либо частную и публичную автономию.
Распад Советского Союза и коммунистической партии в 1991 году подвел черту и под этой очередной национальной идеей.
Таким образом, отвечая на наш первый вопрос, поставленный в начале данной работы, можно сказать, что три наиболее известные попытки конструирования национальной русской идеи, закончившиеся катастрофическими социальными и геополитическими последствиями, имели следующие архетипические черты. Во-первых, все они пытались осуществить предикацию достоинства личности через служение внешним для нее интересам. Во-вторых, право на частную и публичную автономию приносилось в жертву интересам тотальности в виде якобы народа, оформленного в государство. В-третьих, интересы тотальности (народа) и государства отождествлялись на онтологическом уровне с интересами элиты и способом ее властвования. В-четвертых, все конструкции национальной русской идеи отличались догматизмом и, как правило, на гносеологическом уровне вступали в противоречие с развитием гуманитарных и естественных наук. И в-пятых, все они служили, прежде всего, задачам легитимизации господства конкретных личностей в глазах мирового сообщества, а внутри страны, с учетом вышеуказанных архетипических черт, ставка делалась на насилие, осуществляемое в той или иной форме.
Почему мы делаем такой акцент на категории достоинства человеческой личности? Человек эпохи Модерна, а тем более Постмодерна, не мыслит себя состоявшейся личностью вне права, защищенного государством и признанного другими личностями - членами данного социума, на частную и публичную автономию. Как писал великий немецкий философ И. Кант в «Критике практического разума» (1788): «Автономия есть основание достоинства человека и всякого разумного естества» [4, с. 278]. Без признания этого принципа мы не можем говорить о человеке как о свободном и моральном существе, несущим полную ответственность за свой выбор. «Автономия воли есть единственный принцип всех моральных законов и соответствующих им обязанностей; всякая же гетерономия произвольного выбора не создает обязательности, а, скорее, противостоит ее принципу и нравственности воли» [4, с. 350].
Очевидно, что право на частную автономию предполагает наличие реальных возможностей для осуществления личного жизненного проекта. А право на публичную автономию есть ни что иное, как возможность реально влиять на содержание законов, а также на формы политики по их претворению в жизнь, т. к. именно от этого и зависит реализация своей концепции благой жизни. Мировой опыт показывает, что наиболее целесообразное соединение в теории и на практике права на частную автономию с правом на публичную автономию достигается только в странах, где реализуются принципы конституционализма.
В широком смысле под конституционализмом понимается философско-юридическая доктрина, а также реальная практика государственного строительства, которая считает возможным и необходимым создавать на рациональной основе систему государственного управления, взаимоотношений между гражданином и властью, между гражданами, между суверенными государствами. Эта доктрина исходит из признания равного достоинства за каждым свободно определяющимся (суверенным) субъектом социума (индивид, группа граждан, нация) или международного сообщества (государство). Данное признание достоинства реализуется через предикацию естественных и неотчуждаемых (гарантия свободы разума и воли в рамках правил поведения данного общества) прав (свободы делать/не делать что-либо) гражданина, объединений граждан, наций, государств при условии признания последним (последними) и честного следования всей совокупности рациональных правил общественной, государственной и межгосударственной жизни.
В связи с этим необходимо подчеркнуть, что конституция как политико-философский документ высшей юридической силы без конституционализма как определенной формы общественного сознания (картины мира) превращается в фиговый листок правящего меньшинства, доминирующего над большинством. Эта властвующая элита через принятие конституции просто легитимирует свое господство перед мировым сообществом, подобно
тому, как на заре становления современных европейских государств каждый племенной вождь мечтал получить королевскую корону из рук Папы Римского. Появлялись короли, но народы солидаризировались, конституируясь в нации, не через регалии правящего меньшинства, а на основе чувства собственного достоинства. В современном мире наличие конституции есть также признак суверенности правителя и, следовательно, признания его другими правителями как легитимного и равного. Но наличие данного документа не свидетельствует о суверенности народа, о признании достоинства каждого человека через реальное гарантирование прав и свобод. Это также не подтверждает наличие в этой стране конституционализма как картины мира.
Ранее конституционализм являлся теоретическим решением проблемы «естественного состояния» человечества, которое прагматик Т. Гоббс описывал как состояние «войны всех против всех», а романтик Ж.-Ж. Руссо - как идиллию первобытных дикарей, которых испортили хитрецы, придумавшие собственность, что в конечном счете ведет к войне. Но для обоих вариантов «естественного состояния» было характерно отсутствие как рационально организованной жизни, как и вследствие этого свободы, т.к. не было гарантий личной безопасности. Эта ситуация и обусловливает борьбу за утверждение своего достоинства и безопасность.
Всякая борьба приводит к иерархии и порождает власть. Власть победителя беспощадна и не ограничена, что очень хорошо описал Г.В. Гегель в диалектике господина и раба [5, с. 99-106]. Именно поэтому проблема свободы, понятой как пространство, образующееся в результате ограничения сферы дискреции власти, является одной из основных тем в конституционализме. Причем власть в конституционализме трактуется широко: это и государственный аппарат*, и церковь, и произвол судьи, и власть над жизненными условиями человека через частную собственность, и господство одной идеологии. Очевидно, что свобода может описываться только как негация власти, но не негация общества (социальных правил поведения), которое есть, по сути, предпосылка личности человека и его свободы.
Чтобы признание достоинства человеческой личности, ее права на частную и публичную автономию стало реальностью, а не оставалось только теоретически выраженной ценностью, в рамках парадигмы конституционализма были разработаны определенные принципы. Конечно, конституционализм как международное политико-правовое и культурное явление гораздо шире своей нормативной основы и конституционного права. Но у всех народов, избравших конституционализм в качестве доктрины государственного строительства, политические институты отвечают следующим требованиям:
- обеспечение защиты основных прав человека и гражданина, особенно права частной собственности;
- верховенство права и ограничение сферы дискреции государственной власти правосудием;
- формальное равенство всех перед законом;
- разделение государственной власти;
- осуществление законодательной власти органом народного представительства;
- ответственность исполнительной власти перед высшим законодательным органом народного представительства.
Обобщая, можно сказать, что вышеперечисленные признаки составляют глубинную суть конституционализма и, следовательно, говоря юридическим языком, они должны определять дух конституции. Но эти принципы не могут быть реализованы без одного существенного культурного условия. Моральной предпосылкой любого конституционного (демократического) государства являются требования справедливости и честности. Иначе говоря, конституционализм невозможен без готовности всех граждан, прежде всего элиты, к игре по определенным правилам и даже к принятию собственного проигрыша. Именно поэтому необходимо, чтобы конституционализм стал своеобразной картиной мира для данного социума.
Представляется, что в современной России есть Конституция, но нет конституционализма как определенной картины мира. Рассматривая современный российский конституционализм, нельзя не заметить, что он носит, по меткому замечанию академика О. Е. Ку-тафина, «характер мнимого конституционализма, поскольку отличается неустойчивостью, возможностью обращения вспять, очевидной вероятностью перехода конституционных по происхождению и политической терминологии феноменов в свою противоположность - авторитаризм» [6, с. 7]**. Другой особенностью российского конституционализма, по мнению этого известного ученого, является его связь с решением задач модернизации и европеизации страны. При этом необходимо понимать, что даже в Новейшее время отсутствует широкая социальная основа этого процесса. Так сложилось, что в России социальным носителем конституционной идеологии постоянно являются представители правящих классов - различных элитных групп, по тем или иным причинам выступающих за конституционные ограничения власти и, как правило, забывающих о своих конституционных идеалах сразу после получения власти.
Итак, хотя конституционализму как своеобразной политико-юридической доктрине присуще рациональное волеизъявление в государственном строительстве на основе определенных принципов, для российского политического процесса же характерно превращение конституционных ценностей в средство реализации интересов и целей элиты. В результате конституционализм из средства самоограничения власти трансформировался в способ «цивилизованной» легитимации власти, закрепления ее независимости от общества. Как правило, осуществляется эта подмена через отождествление судьбы государства в виде определенного политического режима и судьбы граждан России, что в законченном виде получает свое выражение в идеологеме национальной русской идеи.
Представляется, что развернувшаяся вокруг русской национальной идеи полемика на страницах российской прессы под видом обсуждения концепций «суверенной демократии» или «великой энергетической державы», или «модернизации», или «просвещенного консерватизма» преследует только одну цель - обосновать и тем самым законсервировать «мнимый конституционализм». Очевидно, что последствия этой нечестной игры современной российской элиты будут аналогичны тому, что уже не раз случалось в нашей истории при реализации других национальных идей.
Таким образом, во избежание исторических трагедий и фарсов конституционализм должен стать национальной российской идеей, что позволит утвердить подлинное достоинство каждого гражданина и народа в целом. Только в этом случае вековая мечта русского народа о воле будет реализована в виде права на частную и публичную автономию для каждого не в ущерб другим, а не в виде «беспощадного русского бунта».
Литература
1. Будовниц И.У. Русская публицистика XVI века. М., 1947.
2. Скабичевский А.М. Очерки истории русской цензуры (1700-1863). СПб., 1892.
3. Десятилетие Министерства народного просвещения. 1833-1843. СПб., 1864.
4. Кант И. Сочинения: В 6 т. М.: Мысль, 1965. Т. 4. Ч. 1.
5. Гегель Г.В. Феноменология духа. СПб.: Наука, 1992.
6. Кутафин О.Е. Российский конституционализм. М.: Норма, 2008.
* В данной статье мы рассмотрим не рафинированные и оторванные от действительно-
сти концепции некоторых русских мыслителей, а те теории, которые сплачивали российские элиты на определенном историческом этапе.
