УДК 316.334.56
Шишигин Андрей Владиславович
кандидат социологических наук, доцент кафедры философии и общественных наук
НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ ЖИТЕЛЕЙ СОВРЕМЕННОЙ ПЕРМИ: АКТУАЛИЗАЦИЯ И ДИНАМИКА ИЗМЕНЕНИЙ
ФГБОУ ВО «Пермский государственный гуманитарно-педагогический
университет», г. Пермь, Россия.
614990, г. Пермь, ул. Сибирская, 24, e-mail: [email protected]
Andrey V. Shishigin
Candidate of the Socio-scientific sciences, associate professor of the Department of Philosophy and Social Sciences
Federal State-Financed Educational Institution of Higher Education 'Perm State Humanitarian Pedagogical University' 614990, Perm, Russia, 24, Sibirskaya Str., e-mail: [email protected]
THE NATIONAL IDENTITY OF MODERN INHABITANTS OF PERM:
UPDATING AND CHANGES
Аннотация. Рассматривается динамика изменений национальной идентичности жителей Перми и самоидентификаций пермяков.
Ключевые слова: национальная идентичность, территориальная идентичность, гражданско-политическая идентичность, самоидентификация, город.
Abstract. The paper considers the dynamics of the changes national identity of inhabitants Perm and self-identifications of citizens.
Keywords: national identity, territorial identity, civil-political identity, self-identification, town.
Национальная идентичность, как и любая другая идентичность, представляет собой сложный социальный конструкт. Теоретические основы социального конструирования идентичностей изложены в работах А. Щюца [10],
© Шишигин А.В., 2017
П. Бергера и Т. Лукмана [2], П. Бурдье [4]. В рамках конструктивистской парадигмы, ставшей своеобразным мейнстримом в этносоциологии, процессы национального строительства и конструирования национальной идентичности рассматривались многими исследователями. Здесь прежде всего следует отметить работы Б. Андерсона [1], Э. Хобсбаума [8; 9], Э. Геллнера [5], Р. Брубейкера и Ф. Купера [3]. Вместе с тем многие вопросы, связанные с конструированием национальной идентичности, изучены недостаточно глубоко. В частности, нет полной ясности в вопросе сосуществования разных идентичностей в сознании отдельных авторов.
Многомерность и структурированность социального пространства приводит к формированию у индивидов множества социальных идентичностей (территориальных, национальных, политических и др.), которые порой могут мирно сосуществовать друг с другом, а порой могут остро конкурировать. Особый интерес представляют вопросы, связанные с устойчивостью и актуализацией национальной идентичности в рамках структур повседневности. Процесс конструирования национальной идентичности ребенка может начинаться еще в раннем детстве, в результате чего данная идентичность может восприниматься уже взрослым индивидом как нечто имманентно присущее. Особенностью национальных идентичностей является то, что они, будучи социальными конструктами, многими людьми воспринимаются в примордиалистком ключе. Национальная общность и сам процесс нациестроительства мифологизируются. С другой стороны, в условиях глобализации у определенной части общества развивается конструктивистский взгляд на природу любых социальных идентичностей, включая национальные.
Ответы на многие вопросы, связанные с конструированием и поддержанием национальной идентичности, можно получить только в ходе конкретных эмпирических исследований, позволяющих проверить разные гипотезы и фактологически обосновать теоретические построения. Результаты опроса взрослого населения Перми, проведенного в декабре 2012 г. (К = 960; q = 3,5 %) группой исследователей из ПГГПУ в рамках проекта «Пермь как стиль», позволили получить представление о восприятии пермяками ряда территориальных идентичностей. В ходе исследования респондентам было предложено оценить пять отдельно взятых территориальных идентичностей, отметив цифрами от 1 (наиболее значимая) до 5 (наименее значимая) важность каждой из них для себя лично. Предложенный респондентам набор включал идентичность региональную (житель Пермского края), городскую (житель Перми), национальную, территориально-географическую (житель Урала) и гражданско-политическую (гражданин России). Включение в число территориальных идентичностей национальной идентичности требует пояснения. Мы уже отмечали, что данная идентичность имеет право находиться
здесь в силу многочисленных связей между этнической/национальной историей и территорией. Топоним «Пермь» имеет и этническую окраску («коми-пермяки»). Кроме того, Пермский край соседствует с Татарстаном, Башкортостаном и Удмуртией - субъектами Федерации, сформированными по национальному признаку [6, с. 49].
По первостепенной значимости в рамках повседневности лидером оказалась локальная, городская, идентичность, которую в качестве таковой отметила почти половина респондентов. Далее по убыванию первостепенной значимости располагались идентичности гражданско-политическая, региональная, национальная и территориально-географическая. Результаты ответов пермяков представлены в табл. 1.
Спустя два года в рамках проекта «Последствия пермского культурного проекта» пермяка был задан тот же самый вопрос (N=1002; q = 3,5 %). Результаты (табл. 2) несколько отличаются от тех, которые были в 2012 г.
Из табл. 1 и 2 видно, что респондентов, указавших национальную идентичность в качестве первостепенной по значимости, относительно немного.
Таблица 1.
Оценки значимости территориальных идентичностей для жителей Перми (100 % по строке). Декабрь 2012 г. [6, с. 50]
Идентичность Степень значимости, %
1 2 3 4 5
Региональная 13,2 38,8 23,1 15,6 9,2
Городская 46,3 28,7 14,1 7,1 3,8
Национальная 7 11,7 19,3 23,5 38,5
Территориально-географическая 6,1 12,5 33,5 34,1 13,8
Гражданско-политическая 29,1 10,5 12,7 16,6 31,2
Таблица 2.
Оценки значимости территориальных идентичностей для жителей Перми (100 % по строке). Декабрь 2014 г.
Идентичность Степень значимости, %
1 2 3 4 5
Региональная 8,6 26,4 26,2 19,7 19,1
Городская 42,5 29,7 17,3 8,1 2,5
Национальная 11,1 12,6 25,4 22,5 28,4
Территориально-географическая 5,9 12,1 20,1 36,8 25,1
Гражданско-политическая 39,1 22,2 13,9 6,7 18,1
В коллективной монографии «Пермь как стиль. Презентации пермской городской идентичности» нами уже объяснялось, почему национальная идентичность в своей первостепенной значимости оказалась на одном из последних мест [7, с. 51]. Причины этого мы усматривали в следующем:
1) преобладании (88 %) русского населения, абсолютное большинство которого не чувствует себя ущемленным и дискриминируемым по национальному признаку;
2) достаточно низком уровне межэтнической напряженности в городе;
3) пребывании большинства респондентов в моноэтническом культурном пространстве, в результате чего национальная идентичность отходит на второй план;
4) нежелании ряда респондентов открыто заявлять о первостепенной значимости национальной идентичности из-за боязни быть заподозренными в радикальном национализме, расизме, ксенофобии и т. п. [Там же].
Последний вывод сделан на основании ответов почти 40 % респондентов, отметивших, что часто испытывают чувство единства с представителями своей национальности. По этому показателю национальная идентичность опережала все остальные (городская идентичность отстала не намного, в рамках статистической погрешности). Результаты ответов на вопросы о том, как часто респонденты испытывают чувство единства и близости с представителями разных территориальных общностей, представлены в табл. 3 и 4.
Таблица 3.
Результаты ответов на вопрос: как часто вы испытываете чувство единства и близости с представителями различных территориальных общностей? (100 % по строке). Декабрь 2012 г. [7, с. 59]
Территориальная общность Часто Иногда Никогда Затрудняюсь ответить
Жители Пермского
края 27,2 50,8 10 12
Жители города
Перми 37,9 44,8 7,2 10,1
Представители
своей
национальности 39,8 39,7 7,8 12,8
Жители Урала 26,1 48,9 10,6 14,4
Граждане России 33,2 45,6 8,7 12,5
Таблица 4.
Результаты ответов на вопрос: как часто вы испытываете чувство единства и близости с представителями различных территориальных общностей? (100 % по строке). Декабрь 2014 г.
Территориальная общность Часто Иногда Никогда Затрудняюсь ответить
Жители Пермского края 31,8 42,4 8 17,7
Жители города Перми 50,8 29,7 6,5 13
Представители
своей
национальности 37,4 38,2 6,9 17,5
Жители Урала 27,7 45 9,4 17,9
Граждане России 40,7 39 6,6 13,8
Результаты исследования, проведенного в 2014 г., показали, что за сравнительно небольшой промежуток времени (два года) позитивную динамику изменений первостепенной значимости продемонстрировали только две идентичности: гражданско-политическая и национальная. В качестве причин, вызвавших существенную позитивную динамику изменений первостепенной значимости гражданско-политической идентичности, можно назвать следующие. Во-первых, это вполне успешная для россиян Олимпиада 2014 г. в Сочи. Важно отметить, что Олимпиада в Сочи порадовала не только спортивными результатами, отраженными в медальном зачете, но и высоким организационным уровнем. В преддверии самого главного спортивного события четырехлетия в западных СМИ высказывалось много сомнений относительно способности России провести зимнюю Олимпиаду на высоком уровне. Итогом сочинской Олимпиады стал рост гордости не только за спортсменов и тренеров, но и за страну в целом. Во-вторых, присоединение Крыма и первое за 30 лет острое противостояние с Западом, результатом которого стали обоюдные экономические санкции. Можно сказать, что в 2014 г. шел процесс мобилизации данной гражданско-политической идентичности как со стороны государства, так и со стороны части граждан, ностальгирующих по былому величию СССР.
С национальной идентичностью дело обстоит сложнее. Позитивная динамика изменений в данном случае выражена хотя и скромно, но все же достаточно для того, чтобы не быть списанной на издержки статистических погрешностей. И если рост числа респондентов, отметивших первостепенную значимость национальной идентичности для себя лично, составил порядка 3 %,
123
то количество тех, кто считал ее наименее значимой, сократилось почти на 10 %. Данная динамика, на наш взгляд, также по большей части является реакцией на внешнеполитические события и их освещение в СМИ. В данном случае речь идет о событиях на Украине (положение русских и русскоязычных на Украине, «русская весна» и т. п.). Кроме того, не следует забывать, что для политиков Запада и западных СМИ россияне - это прежде всего русские. В политической риторике западных политиков, которых часто цитировали и отечественные СМИ, этноним «русские» встречается чаще, чем «россияне». Таким образом, в СМИ взаимоотношения «Россия - Запад» принимали образ конфликта Запада не только с политическим руководством России, но и с «русскими» вообще. В наших опросах почти 87 % респондентов относили себя к русским, что в целом очень точно отражает реальный процент русского населения среди жителей Перми (88 %).
Если в 2012 г. на первостепенную значимость для себя национальной идентичности указывали 5,8 % мужчин и 8 % женщин, то в 2014 г. это соотношение было 10,5 и 11,6 % соответственно. Следовательно, можно говорить, что за период между проведением опросов актуализация национальной идентичности у мужчин проявилась сильнее, чем у женщин. Причины этого, по-видимому, следует искать в том, что в нашем обществе именно на мужчин возлагается ответственность за защиту и безопасность. Ухудшающиеся отношения с Украиной и Западом, создававшие ощущение если не приближающейся полноценной войны, то возможных вооруженных столкновений, объективно должны были благоприятствовать актуализации национальной идентичности, прежде всего в мужской части общества.
Актуализация значимости национальной идентичности по-разному проявлялась в разных возрастных группах (табл. 5 и 6).
Таблица 5.
Значимость национальной идентичности в 2012 г. среди разных возрастных групп жителей Перми (100 % по столбцу)
Степень значимости национальной идентичности Возраст
18-30 31-45 46-60 Старше 60
1 11,5 4,5 7,1 3,9
2 10,7 9,5 12,0 15,0
3 19,0 16,0 20,3 22,5
4 22,9 25,5 22,4 23,5
5 35,9 44,4 38,2 35,0
Таблица 6.
Значимость национальной идентичности в 2014 г. среди разных возрастных групп жителей Перми (100 % по столбцу)
Степень значимости национальной идентичности Возраст
18-30 31-45 46-60 Старше 60
1 9,6 11,2 11,0 13,2
2 14,6 13,9 11,4 9,8
3 23,0 23,8 25,6 29,9
4 23,8 21,1 25,6 19,1
5 29,0 30,0 26,4 27,9
Наиболее заметные позитивные изменения произошли среди людей в возрасте от 31 года до 45 лет и среди тех, кому больше 60 лет. Среди молодежи (18-30 лет) динамика изменений носила двойственный характер. С одной стороны, незначительно (в рамках статистической погрешности) уменьшилось число тех, для кого национальная идентичность имеет первостепенное значение, а с другой - на 7 % сократилось число тех, для кого данная идентичность является наименее значимой.
В следующей возрастной группе (31-45 лет) почти на 7 % увеличилось число тех, для кого национальная идентичность имеет первостепенное значение и, одновременно, почти на 15 % сократилось число тех, для кого она наименее значима. Точно такая же, но менее ярко выраженная динамика наблюдается в группе респондентов от 46 до 60 лет. Пенсионеры старше 60 лет продемонстрировали самый существенный (почти на 10 %) рост первостепенной значимости национальной идентичности.
Парадоксально, но если в группе респондентов от 31 года до 45 лет за два года число тех, кто часто испытывает чувство духовной близости с представителями своей национальности, возросло с 34 до 41 %, то среди пожилых людей (старше 60 лет) их количество, наоборот, уменьшилось - с 46 до 34 %.
За период между проведением опросов актуализация национальной идентичности сильнее всего проявлялась среди респондентов с высшим образованием. Если в 2012 г. лишь 6,5 % лиц с высшим образованием отметили национальную идентичность как наиболее значимую, то в 2014 г. таковых было уже 12,2 %.
Если говорить о таком факторе, как материальный достаток, то стоит заметить, что наибольшую позитивную динамику изменения в первостепенной
значимости национальной идентичности продемонстрировали люди с низким достатком. Так, среди респондентов, в вопросе о материальном достатке выбравших позицию «на продукты денег хватает, но покупка одежды вызывает затруднения», число тех, кто отметил национальную идентичность как наиболее значимую, увеличилось с 5 до 23,7 %. В группах с большим достатком рост был гораздо более скромным. Среди наименее состоятельных пермяков, испытывающих затруднения даже с покупкой продуктов питания, произошло даже заметное снижение значимости национальной идентичности. Однако следует учесть, что в выборке доля респондентов со столь низким уровнем достатка была невелика и надежность выводов в данном случае заметно ниже. Если же брать наиболее состоятельных пермяков, которые без особых затруднений могут позволить себе покупку квартиры или машины, то среди них доля респондентов, отметивших первостепенную значимость национальной идентичности, выросла с 7,4 до 16,7 %.
Вместе с тем при более внимательном рассмотрении результатов ответов оказывается, что в группе наиболее состоятельных пермяков имели место не столько усиление позиции национальной идентичности, сколько радикализация взглядов. Одновременно с ростом числа тех, кто отметил данную идентичность как наиболее значимую, почти на 6 % увеличилось число тех, для кого она практически не имеет значения.
Таким образом, можно говорить о весьма высоком потенциале актуализации национальной идентичности жителей Перми даже при условии стабильной ситуации межэтнической напряженности в городе. Вместе с тем нельзя утверждать, что одних внешних факторов достаточно для существенного усиления позиции национальной идентичности. Известные внешнеполитические события способствовали резкому усилению прежде всего гражданско-политической идентичности пермяков. Позитивная динамика национальной идентичности была выражена гораздо слабее. Весьма интересным представляется тот факт, что процесс актуализации национальной идентичности в наибольшей степени затронул людей среднего возраста (от 31 до 45 лет) и в меньшей степени - молодежь. Сейчас без проведения дополнительных исследований затруднительно сказать, было ли это вызвано большей аполитичностью молодежи или же имело место влияние каких-то иных факторов.
Результаты исследования, проведенного в декабре 2014 г., опровергают стереотипное представление о падении интереса индивидов к национальной идентичности по мере повышения их уровня образования. Наше исследование
показало, что, наоборот, наиболее заметные позитивные изменения наблюдались среди респондентов с высшим образованием. Исследование 2014 г. подтвердило выдвинутое ранее предположение о «спящем» характере национальной идентичности у значительной части пермяков. Относительно низкий процент пермяков, указавших национальную идентичность как первостепенно значимую, не должен вводить в заблуждение относительно значимости последней, равно как роли и места национальной идентичности в структуре территориальной идентичности жителей столицы Пермского края.
Список литературы
1. Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма / пер. с англ. В. Николаева; вступ. статья С. Баньковской. -М.: КАНОН-ПРЕСС-Ц, Кучково поле, 2001. - 288 с.
2. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания / пер. Е. Руткевич. - М.: Медиум, 1995. - 323 с.
3. Брубейкер Р., Купер Ф. За пределами идентичности // Мифы и заблуждения в изучении империи и национализма. - М.: Новое изд-во, 2010. - С. 131-192.
4. Бурдьё П. Социология социального пространства / пер. с фр. - СПб.: Алетейя; М.: Ин-т эксперим.социологии, 2005. - 288 с.
5. Геллнер Э. Нации и национализм / пер. с англ.; ред. и послесл. И.И. Крупника. - М.: Прогресс, 1991. - 794 с.
6. Лысенко О.В., Шишигин А.В. Кто такой «пермяк»? Как формируется идентичность пермяка в пространстве, времени и в культуре // Стилистические особенности пермской городской идентичности / ред. О.В. Игнатьева, О.В. Лысенко. - СПб.: Маматов, 2014. -С. 45-95.
7. Лысенко О.В., Шишигин А.В. Пермская городская идентичность в зеркале социологических опросов // Пермь как стиль. Презентации пермской городской идентичности / под ред. О.В. Лысенко, Е.Г. Трегубовой. - Пермь: ПГГПУ, 2013. - С. 40-80.
8. Хобсбаум Э. Изобретение традиций // Вестник Евразии. - 2000. - № 1. - С. 47-62.
9. Хобсбаум Э. Нации и национализм после 1780 года / пер. с англ. А.А. Васильева. -СПб.: Алетейя, 1998. - 306 с.
10. Щюц А. Смысловая структура повседневного мира: очерки по феноменологической социологии / сост. А.Я. Алхасов; пер. с англ. - М.: Ин-т фонда «Общественное мнение», 2003. - 336 с.